Beauty, the Beast

Они любят её? Не удивительно. Девушка красива, проста, улыбчива, неприхотлива. Одарит очередного прохожего теплым взглядом, пожелает доброго дня каждому торговцу. Ни один из жителей деревушки за все восемнадцать лет не услышал от нее ни одного грубого слова, не увидел ни одного косого взгляда. Бель сама добродетель и ангел, спустившийся с небес. Они считают её странной? Не мудрено. Девушка умна не по годам, читает книги, помогает старику-отцу в его изобретениях. И, если увальни из деревни считают, что подать гаечный ключ – это максимальная польза от Бель в научных начинаниях Мориса, то они сильно удивятся, узнав кто именно является автором большинства заумных чертежей. Прекрасна. Кротка. Молчалива. Умна. Дотошна. Горделива. - Bonjour! (Доброе утро!) - Comment ça va ? (Как дела?) - Il fait beau! (Прекрасная погода!) Бель лишь дружелюбно улыбается шуму деревенской площади и старательно лавирует среди неорганизованной толпы, стараясь как можно быстрее добраться до своего дома. Тонкий стан девушки юрко избегает малейших прикосновений к себе, в ее руках видавшая лучшие времена корзинка с любовно уложенными на ее дно новыми книгами. Она старается никого не касаться. Она не хочет касаться кого-либо. Ей противны даже случайные прикосновения к подолу ее платья или манжету рукава в этой утренней давке. - Эй, Бель! И она точно не хочет сталкиваться с ним. Шаги девушки ускоряются, она уже не так аккуратно пробирается к ветхой калитке своего дома. Она старательно делает вид, что просто не слышит Гастона в этом оживленном гомоне. Она уже почти добралась. - Почти ускользнула! – голос мужчины так и сочится самодовольством, а от грубой хватки на плече Бель болезненно жмурится, не в силах скрыть эмоции. Гастон не церемонится. Сильные пальцы буквально сжимают белоснежную кожу под тонкой тканью платья, практически до хруста хрупких костей. Его фигура Титаном возвышается над окружающими их тучными торговцами и округлившимися от мирной жизни соседями, но никто, черт возьми, никто не обращает внимание на вопиющее поведение мужчины. Еще бы. Ведь это Гастон. Величайший охотник. Любимец судьбы. Завидный жених. Аполлон во плоти. Бель судорожно стискивает зубы, сдерживая желание высказать этому самовлюбленному болвану все, что она о нем думает. - А ну, отойдем. Приказ. Чертов приказ. В пору с размаху влепить Гастону пощечину и сбежать за спасительную длань родительского дома, только вот от «спасительным» там будет только слово. Потрепавшаяся дверь вряд ли сдержит напор мужчины, а отец и слово не отважится молвить. Даже ради спокойствия единственной дочери. Тем более, Морис уже неделю как отсутствовал дома, презентуя в Париже очередное устройство, созданное его дочерью. Поэтому Бель, гордо расправив плечи в попытке стряхнуть с себя тошнотворную ладонь охотника, послушно заворачивает с Гастоном в ближайший переулок, стараясь занять как можно более безопасную позицию. - Что ты хотел? – голос обычно мягкой, дружелюбной красавицы сейчас звучит совершенно иначе. Холодно, четко, с толикой раздражения. Незнакомо для окружающих. И так искренне для самой Бель. Янтарные глаза в полумраке улочки сверкают злым, пробирающим до костей нутром, но находят лишь усмешку в сияющем синевой взгляде напротив. - Ах, Бель. Я ведь ждал тебя. Опять ждал, как последний дурак, до самой полуночи. За что ты так со мной? Ни капли печали или обиды в голосе. Лишь неприкрытая насмешка, густо обмазанная похотливым естеством мужчины. Узкая улочка и так не могла похвастаться достаточным для двоих пространством, а Гастон делает все возможное для того, чтобы Бель была вынуждена вжиматься спиной в склизкую, холодную стену, либо в горячий, пышущий жаром торс охотника. Конечно, она выбирает первое. - Ты и есть дурак, Гастон, - Бель не сдерживает злорадный смешок и скрещивает руки на груди, хоть как-то отгораживаясь от знакомого, - Мне казалось у тебя достаточно пассий в деревне, готовых скрасить твой ночной досуг. Не понимаю, с чего ты вдруг прицепился ко мне. Пространство. Нужно больше пространства. Стены и так давят на Бель со всех сторон, Гастон же делает только хуже. Мужчина склоняется всем своим ростом над совсем крохотной рядом с ним девушкой и, похабно улыбается, упираясь одной рукой в стену возле ее головы, второй властным, широким движением накрывая тонкую талию, прижимая тут же напрягшийся девичий стан к себе. - Бель. Маленькая, наивная Бель. Какое может быть удовольствие от смакования давно приевшихся блюд? Ни вкуса, ни остроты ощущений, ни наслаждения. Другое дело – ты. Неизведанный, так и манящий меня десерт, которой уже столько времени ускользает от меня. Не будь Гастон ей так противен – Бель, может быть, даже купилась на его слова. Мужчина красив. Высок, строен. Рельеф каменных мышц так и переливается под одеждой, а плотоядная улыбка на волевом лице и вовсе была причиной бессонницы доброй половины деревенский девушек и юношей. Но Бель прекрасно видела Гастона насквозь. Самовлюбленный, не знающий отказов, зажравшийся болван. И сейчас, чувствуя как руки охотника уже задрали подол ее простого платья, лаская чувственными поглаживаниями чувствительную кожу на бедрах, а тело Гастона практически вжало свою жертву в сырую стену ее же дома – как в голове Бель формируется только один план: девушка резко набирает полную грудь воздуха и, что есть силы, свистит, следом громко вскрикивая: - Филипп! Лошадиное ржание и разгневанный топот копыт не заставляют долго ждать. Верный и единственный друг примчался на дыбах с заднего двора, с разбега сшибая Гастона на землю и закрывая собой напуганную Бель. Пока Гастон не приходит в себя, пока лишь просто отплевываясь от грязи и остервенело оттирая лицо, Бель практически вслепую нашаривает рукой повод на шее Филиппа. Она сама не помнит как взобралась на друга, не помнит, куда его направляла, не помнит, сколько времени мчалась в неизвестном направлении, зарывшись мокрым от слез лицом в гриву коня. Это несправедливо. Это просто несправедливо. Гадко. Паршиво. Грязно. Больно. Смешно. От слез уже щиплет глаза. Бель не плачет, она скулит, выла, кричит раненым зверем, пока верный Филипп скрывает боль подруги в порывах яростного встречного ветра. Вернулись они уже затемно. Гомон деревушки сменился сонным бормотанием окон, светящихся тусклым светом свечей. Гастон, конечно, уже ушел. Бель оставалось забрать из переулка запачканную, забытую ею корзинку, отблагодарить Филиппа спелыми яблоками и, достав из почтового ящика доставленное с утра письмо, надежно закрыться в доме. Разбита. Пуста. Выпотрошена Даже тепло и уют родных стен действуют угнетающе. Девушка практически на автомате опускается в любимое кресло и вскрывает упакованное в дорогую бумагу письмо, от витиеватых строк которого по спине разбегается колкий, собирающий в груди паникующие волны страха, холодок: «Мсье Морис! В виду Вашего отсутствия на открытии выставки научных изобретений, мы вынуждены удалить Вас из списка участников. Надеемся, что Вы в добром здравии. До встречи в следующем году.»