Новый вид скорби

† Гарри выглядит таким умиротворённым. Кажется, стоит забыться на секунду, закрыть глаза и представить, будто он сейчас похрапывает в соседней комнате, как в любую другую обычную ночь, покрывало натянуто до подбородка, а влажные ладони сжаты в кулаки, готовые отразить кошмары. Ты можешь выскользнуть из своей кровати, минуя холл и дверь (тихонечко, чтобы не разбудить Рона), и забраться на матрас к Гарри, слыша, как кровать слегка поскрипывает под твоим весом, а простыни комкаются под коленями. Ты можешь склониться над ним и пробудить своим поцелуем. Он устало улыбнётся, совсем, как всегда, и посоветует вернуться обратно к себе. Но ты не послушаешься. Ты никогда не слушалась. Ты не уйдёшь до самого рассвета, улизнув обратно в свою комнату ещё до того, как кто-либо проснётся и твоя мать поднимется по лестнице, чтобы позвать вас всех на завтрак. Но сейчас ты не можешь закрыть глаза. Ты не можешь даже отвести взгляда. Он такой бледный, такой измождённый и молчаливый. Ты осознаёшь происходящее слишком хорошо, чтобы обмануть себя обрывистыми воспоминаниями о тех липких и жарких летних ночах, проведённых вместе. Он лежит на спине, молчаливый и мёртвый, в красивой зелёной мантии, что Гермиона подобрала под цвет его глаз, которые больше никогда не откроются, чтобы взглянуть на тебя. Он мёртв и это твоя вина. Если бы ты просто была осторожнее и осмотрительнее и не делала глупостей, Гарри Поттер мог бы остаться в живых. Все вокруг твердят, что ты не должна винить себя, что ты не могла ничего изменить, но именно из-за тебя Волдеморт снова нашёл его. Из-за тебя и твоих неуместных чувств и тупой, детской любви. Ты привела Пожирателей Смерти прямо к нему. У Гарри не было ни единого шанса. У него даже не было палочки. Как бы хотелось теперь, чтобы он не пошёл выручать тебя той ночью. Тебе следовало быть умнее. А той ночью было темно и туманно. Ты едва ли могла разобрать хоть что-то из окна своей темницы. Гарри обязательно придёт, думала ты, и спасёт тебя. И он пришёл. Ты провела в клетке не больше часа, когда он появился, потому что он – Гарри, импульсивный, безрассудный и решительный даже если последствия его действий ведут к катастрофе. Он обезвредил двух Пожирателей Ступефаем и хитрыми чарами, но поверженных сменили новые. Они знали, что Гарри захочет спасти тебя и хорошо подготовились. Ты отчётливо помнишь, с каким звуком его палочка переломилась надвое в руках глумящегося Пожирателя. Тогда-то ты поняла, что это конец. Спустя секунды ты услышала слова, те самые два простых, ненавистных слова, погрузивших мир вокруг во вспышку зелёного света. Ты больше не видела Гарри до сегодняшнего дня. Дня, когда всё уже слишком поздно. Отступив от гроба, ты ощущаешь руку Рона на своём плече. Его ладонь влажная, а губы дрожат. Его глаза блестят, выдавая слёзы, которые он не хочет показывать. Одетая в выходную мантию Гермиона рыдает неподалёку на церковной деревянной скамье, но Рон держится стоически. Когда он смотрит на Гарри, ты осознаёшь, как много слов навсегда останутся невысказанными. - Гниль, - шепчет он. – Какая же это чёртова гниль, приятель. Слова «я любил тебя» так и не срываются с его губ. Всего одно предложение и Рон возобновляет молчание. Это на него похоже. Он не признавался другу в своих чувствах, даже теми ночами, когда не ты приходила к Гарри. Однажды ты застала их вместе, голыми, в объятьях друг друга на пёстром одеяле Рона. Они спали, довольные и пресыщенные, и Рон выглядел счастливым впервые за долгие месяцы. Но это счастье длилось не долго, потому что вы оба знали, что Гарри вовсе не влюблён. (Однако, правда заключалась в том, что Гарри был влюблён. Но не в тебя.) Твоё прощание длится дольше, чем у брата. - Я обещаю, - начинаешь ты и понимаешь, что твой голос дрожит. – Обещаю, что никогда не забуду тебя, Гарри. Ты думаешь коснуться его, но мысль о том, какой он холодный, останавливает тебя. Ты боишься сломаться прямо здесь и сейчас у всех на глазах. Просто положить свою ладонь на его руку слишком тяжело. - Мне так жаль, - продолжаешь ты. – Мне так ужасно жаль. Я должна была быть на твоём месте. Ты нужен им. «Ты нужен Рону», хочется добавить тебе. Ты знаешь, что это правда. Ты любишь Гарри, но Рон любит его сильнее и теперь словно тает на глазах. Ты не видела, чтобы он ел с тех самых пор, как Гарри не стало, и едва ли спал нормально. Ты слышишь, как он бродит в своей комнате по ночам и доски скрипят под его ногами (слышишь, потому что тоже не спишь). Прошло всего пару дней, но ты уже отчётливо представляешь себе картину: Рон лежит в простеньком кедровом гробу совсем так же, как Гарри сейчас. «Ты нужен Рону», молча повторяешь ты, прикрывая глаза, словно в бесплодной молитве. Ты не сможешь вернуть Гарри назад. Никакая жалкая магия, известная тебе, ничего не изменит. Не существует таких чар, что смогли бы воскресить мёртвого. Прощание простое и скромное. Ремус Люпин берёт слово первым. Он говорит про «настоящего Гриффиндорца», про то, что Гарри «совсем, как его отец» и про «доброе сердце матери». Луна Лавгуд зачаровывает свечи, превращая цвет их пламени в красный и золотой, формируя из язычков огня покачивающихся фениксов и львов. Она говорит, что Гарри был настоящим другом, и ты слышишь, как Рон шумно сглатывает, сидя рядом на скамье. Гермиона встаёт со своего места, чтобы тоже произнести речь, но начинает плакать, прежде чем успевает произнести хоть слово. Вы с Роном остаётесь сидеть. Те слова, что в сердце, не должны быть публичными. Они написаны на лицах присутствующих. Всё так прекрасно и спокойно на один долгий миг, пока волшебные огни не гаснут и эхо рыданий не заполняет церковь. Складывается чувство, будто весь мир горюет и, в какой-то степени, так оно и есть. После службы ты находишь Рона в тёмном алькове на задворках церкви. Он стоит, облокотившись о витраж с изображением распятия и слепо смотрит на кладбище сквозь золотистое стекло. Гарри здесь не похоронят, но надгробия многозначительно отражаются в голубых глазах твоего брата. «Мёртв, мёртв, мёртв» твердит его взгляд. Гермиона проходит мимо и запечатлевает поцелуй на его щеке. Они не смотрят друг на друга, и ты думаешь, сколько времени ещё пройдёт, прежде чем они снова смогут говорить, улыбаться и смеяться. Ты всегда завидовала им, этой дружбе «золотого трио», которую они делили с Гарри. Они втроём были так близки, что тебе никогда не находилось места рядом. Теперь Гарри нет и всё разбилось на части. Рон обхватывает тебя руками, и ты даёшь ему себя обнять слыша, как он тихо всхлипывает, уткнувшись в изгиб твоего плеча. На тебе новая блузка, но тебе всё равно. Ты знаешь, что больше никогда не наденешь её снова, просто не сможешь перестать ассоциировать её с Гарри, ведь она пропиталась запахами зелий, что сохраняли его тело от тлена, запахами его деревянного гроба и крышки, косо стоящей рядом. Стекло за плечом Рона зелёное, как глаза Гарри и яркое, словно заклинание, убившее его. Рон встаёт напротив и перекрывает собой цвет. - Я не плачу, - произносит он тихо, будто споря со словами, что ты не сказала. - Я знаю, - отвечаешь ты, прижимаясь к нему плотнее и поглаживая спину кончиками пальцев. - Не надо, - говорит он, но не отстраняется. А ты не отпускаешь. - Заткнись, Рон, - шепчешь ты. И он повинуется. Вы стоите так, в объятьях друг друга, пока ваше дыхание не начинает совпадать. Вдох, выдох, вдох, выдох, (Гарри). Ты отмечаешь, что плечи Рона шире, чем у Гарри, а руки крупнее. Его нос твёрдый и упирается тебе в ключицу. Губы мягкие и влажные от слюны и дыхания. Рон был всем тем, чем не был Гарри. В нём так же не было ничего от тебя самой и это осознание поражало. Ты стояла рядом с ним, дышала с ним одним воздухом, заполняла его объятья своим телом и твердила себе: «Брат», но всё, о чём ты могла думать, это о комфортном, успокаивающем тепле его груди. Ты не уловила момент, когда всё изменилось; может, когда он мотнул головой и его щека коснулась твоей, а может, когда его губы разомкнулись и ты услышала исходящий из его горла звук, напоминающий слова, или когда его пальцы вцепились в ткань брюк, желая достичь кожи под ними, словно она вдруг стала чужой. Ты не уверена, потому что перемена была стремительна, будто быстрый и тихий вдох. Всё кажется таким правильным и естественным поначалу, когда его губы находят твои, а его язык, мокрый и мягкий, проникает в рот, касается твоего собственного. Рон отстраняется и его глаза широко раскрыты. Звук прерванного поцелуя неуклюжий и нелепый, и ты почти смеёшься над абсурдностью ситуации. «Что ты наделал?» хочешь спросить ты, но вместо этого целуешь его снова, чтобы отсрочить момент. Это всё, что ты можешь предложить в сложившейся ситуации. Ты не в силах остановить себя и не можешь понять почему и думаешь о том, как неправильно всё это, ведь ты сама продолжила начатое и теперь будет крайне глупо просто взять и уйти. Ты нужна ему. Его язык отчаянно ищет следы Гарри в твоём рту. Он нуждается в тебе, потому что ты сейчас не его сестра. Вы вовсе не слепы и оба прекрасно понимаете, что это неправильно. Но вы можете притвориться, что не видите истинного смысла происходящего хотя бы на пару минут, которых вполне хватит. Это всего лишь новый, совершенно естественный вид скорби. Поцелуй Рона кислый на вкус. Когда вы отстраняетесь снова, то пристально смотрите в глаза друг друга, его голубые фокусируются на твоих. Ты видишь, как затуманен его взгляд в попытке стереть границы между живым и мёртвым, между тобой и ним. Ты видишь это отчётливо, потому что стремишься к тому же. - Нет, - шепчешь ты, когда его руки касаются твоего подбородка. Ты не хочешь всего этого и он тоже не хочет. И Гарри мёртв. - Нет, – повторяешь ты, смутно думая о том, что пытаешься убедить себя в обратном. Рон просто опять тебя целует, зубами, языком, дразня тенью той дружбы, которая тебе никогда не принадлежала. Его глаза закрыты, а веснушки на переносице словно смазанное оранжевое пятно. Он целует тебя в шею, и ты встаёшь на мысочки, чтобы разглядеть плачущую витражную Мадонну на бутылочно-коричневой земле. Ты представляешь, как она говорит: «Мальчик, Который Выжил», и возносит свои глаза из голубого стекла высоко к небу. Гарри. Движения Рона становятся порывистыми и быстрыми, но в тебе не осталось душевных сил, чтобы прервать его. Мир раскололся на части и в нём больше нет места понятию «неправильно». Есть только пара ищущих, мечущихся по коже рук, которым ты позволяешь всё. Дальнейшее происходит без единого слова; ты просто не можешь думать о том, чтобы помнить про слова «брат» и «Рон» и «семья» и «Гарри» и «умер». Пальцы Рона стягивают с тебя чёрную мантию, и она кажется особенно тяжёлой сейчас. Разве можешь ты утешить Рона вот так, пока слои ткани разделяют вас? Но разве это правильно, ведь он же твой брат? Его руки холодные несмотря на твою тёплую одежду, и тебе просто хочется помочь ему почувствовать себя снова живым, горячим, словно кончик языка. Подушечки его пальцев скользят по тебе, как кусочки льда. Он сосредоточен, избавляя тебя от мантии и стягивая трусики до самых лодыжек. Он осторожен, когда разворачивает тебя спиной и смазывает себя слюной, прежде чем толкнуться внутрь. Ты не закрываешь глаз, пока он трахает тебя у спинки самой дальней церковной лавки. Ты чувствуешь его дыхание на своём плече, вдохи и выдохи, сочетающиеся с ритмом его толчков. Ты чувствуешь, как он дрожит, удерживая себя от слёз. Твои карие глаза широко распахнуты, а рот накрепко закрыт. Ты прикусываешь себя за язык, чтобы не стонать, потому что происходящее едва ли приятно. Такое просто не должно быть приятно. Не позволено. Ты наблюдаешь за гробом в передней части церкви и это всё, о чём ты можешь думать. Твои мысли полны отчаяния. Ты представляешь, что Гарри может в любой момент вдруг сесть и увидеть происходящее. И подбежать к вам с Роном, чтобы немедленно стащить его с твоей спины. Стащить его с твоей спины, взять тебя за руку и увести из этого места, и снова быть счастливыми. Вместе. «Где же носильщики?» задаёшься вопросом ты, памятуя о том, как организуют всё магглы исходя из рассказов Гермионы. Почему никто не забирает Гарри отсюда? Почему его гроб до сих пор не покрывает мерзкая, коричневая земля какого-нибудь тихого склона на кладбище рядом с его родителями? Ты думаешь о Роне за спиной, о его толстом и горячем члене, скользящем внутри, и ты пытаешься не видеть веснушчатых рук, вцепившихся в спинку деревянной лавки. Ты накрываешь его руки своими и сосредотачиваешься. Ты думаешь о Гарри, наклоняясь вперёд, словно в попытке приблизиться к нему. Рон противится твоим действиям, возвращая в прежнее положение, отрицает тебя, толкается в тебя снова, заполняет тебя, выходит, опустошая. Ты дёргаешься ему навстречу, обволакивая его член собой, своей кожей, вдыхая и надеясь. Ты задерживаешь дыхание. Ты жаждешь, чтобы он сказал что-нибудь, выкрикнул твоё имя, назвал тебя шлюхой, сказал, как всё это неправильно, чтобы ты смогла поверить ему. Ты хочешь ненавидеть происходящее, но зацепиться не за что, ведь Рон молчит. Он просто пыхтит у тебя за спиной, ритмично двигаясь туда-обратно. Ты делаешь вдох и чувствуешь в нём выдох Рона и он так не похож на Гарри. Рон совсем не похож на Гарри. Все его движения быстры и поспешны, тогда как движения Гарри были медленными и расчётливыми, словно шаги в квесте, словно бы ты - ещё одно задание на пути в поисках Крестража, приближающего вас к падению Волдеморта. Происходящее сейчас наполнено страстью. Запыхавшийся Рон толкается в тебя, прижимается к твоей спине так плотно, что между вами едва ли получится просунуть кусочек пергамента. Ты чувствуешь, как его бёдра соприкасаются с твоими снова и снова, какое худое и костлявое у него тело. Полностью абстрагировавшись от реальности, он трахает тебя, словно ты мальчик и, возможно, в моменте так оно и есть. Ты задаёшься вопросом, почему не возразила, когда он повернул тебя спиной. Может, потому что он знает, о ком ты думаешь прямо сейчас, и будет честно тоже позволить ему забыться в своих фантазиях и воспоминаниях. Ты чувствуешь, что он закрывает глаза. «Гарри» думаете вы в унисон. Когда вы кончаете, вы оба думаете о Гарри. Вы знаете это наверняка, ведь Гарри был тем единственным, что имело значение. Мальчик-герой, спаситель всего магического мира, твой золотой приз. Которого больше нет. И ни один из вас не может сделать с этим ничего, не может ничего изменить. Вы цепляетесь друг за друга, плавая в тумане эмоций и содрогаясь от экстаза. Всё, что вы видите, это рыжие волосы, веснушки и самих себя, дважды отражённых друг в друге. Происходящее ужасно и Рон выпаливает хрипло: - Ты моя сестра. Ты киваешь ему в ответ, откидывая голову на изгиб его плеча и сухие рыдания разрывают твою грудь. Чёрные волосы и зелёные глаза растаяли в небытие и золотой, мозаичный свет из витражного окна заливает вас обоих. Рон пытается отстраниться, но ты не позволяешь ему этого, хватая его за руку и наблюдая за тем, как красные и голубые треугольники света расчерчивают его кожу. Ты ощущаешь, как быстро бьётся пульс на его запястье под подушечкой твоего пальца и позволяешь себе признать тот факт, что Гарри нет здесь больше. Остались лишь Рон и Джинни и безнадёжная пародия на слово «вместе». Ничего такого, что имело бы значение.

Перевод выполнен 23 декабря 2023 г.