* * *
Морис сразу понял, что они на месте, когда увидел его: огромный плоский камень лежал посреди поляны, и в глубине его гладкой чёрной поверхности проступали неведомые знаки, неподвластные времени. И сам он был словно вне времени и пространства, оставленный здесь рукой божества то ли мгновение, то ли вечность назад. Ни птицы, ни звери не смели коснуться его, и не было на нём обычного лесного мусора: ни сломанных веточек, ни палой листвы. Лишь каплям дождя было позволено оросить гладкую поверхность, превратив её в чёрное зеркало. Шанки замер на краю поляны, тогда как лунный эльф подошёл, протянул руку, коснулся находки кончиками пальцев. И лишь когда ничего не произошло, и Морис облегчённо перевёл дыхание, он понял, что не дышал. Чёрный Ветер обернулся, на его лице явственно читалось благоговение. – Получилось. – И что теперь? – полукровка вовсе не рвался приблизиться к потустороннему камню. – Теперь будем готовиться к ритуалу. – Что я должен делать? – спросил Морис вместо всего того, что крутилось у него на языке. – Ты сам всё поймёшь, когда придёт время. А сейчас помоги мне развести костёр.* * *
Сырые ветки разгорались неохотно. Капюшон походного плаща сползал на глаза, а снять его было невозможно без того, чтобы тут же получить мириад холодных капель за шиворот. Но учитель, казалось, мерзкой погоды вообще не замечал: тихонько напевал, помешивая в котелке какое-то зелье. Почему-то сегодня он не стал объяснять ученику нюансы его приготовления, однако не мешал Морису наблюдать и запоминать. И он наблюдал, но в душе поселилась смутная тревога. И не отпускала его всё то время, что заняли приготовления. Зелье было сварено, по углам алтаря расставлены чёрные свечи, а мир, и так не блещущий радужными красками, начал стремительно погружаться во мрак. — Для чего оно? – спросил, всё же не сдержав любопытства, юный полуэльф, когда Т'айр отпил половину содержимого деревянной кружки и протянул ему остальное. — Поможет расслабиться и понять желания богини. Пей, – приказал Т'айр. Не попросил, не предложил – именно приказал: в его голосе звучало нетерпение и такая непреклонность, что шанки не нашел в себе сил и желания на дальнейшие расспросы. Зелье было странным на вкус. Терпкая горечь с привкусом мёда. Странным, но не неприятным. Оно разлилось изнутри горячей волной, рождая то же нетерпение, которое он почувствовал минуту назад в своём друге и учителе. Оно достигло каждой клеточки кожи, заставляя почувствовать собственное тело так, как никогда ранее. Морис облизал губы и потянулся к застёжкам ставшей вдруг жутко неудобной и абсолютно лишней одежды. Холода больше не существовало. Капли дождя ласкали обнаженную кожу и тут же испарялись. Хотелось... большего. Он сам пока не знал, чего именно, но понял вдруг, что стоит посреди осеннего леса обнаженный и возбуждённый до предела, а перед ним, внимательно вглядываясь в его лицо и улыбаясь чему-то уголками губ, стоит Т'айр. Тоже без одежды. Взгляд невольно скользнул вниз, и шанки, которого вообще-то не так просто было смутить, залился краской. Происходящее было... неправильным. Вот только додумать эту мысль ему не дали. Улыбка эльфа стала хищной и многообещающей, он шагнул вперёд, коснулся кончиками пальцев груди парня... У него перехватило дыхание. Он не понял, использовал ли Т'айр магию или то было действие эликсира, но мир вокруг (или внутри него?) взорвался, разлетелся осколками. Никогда в жизни ему не было так мучительно-хорошо, как от этого простого прикосновения. В глазах потемнело, ноги подкашивались, но эльф уже тянул его куда-то за собой, и Морис шел, оглушенный и ослеплённый новыми ощущениями. Камень алтаря оказался именно таким, каким выглядел: гладким, мокрым и ужасающе холодным. И одно лишь его присутствие под спиной заставляло выгибаться в экстазе, а с другой стороны были горячие и настойчивые руки эльфийского менестреля, скользившие по коже, даря невыразимое блаженство. Парень попытался потянуться к нему, но эту попытку безжалостно пресекли, перехватив его руки за запястья и заставив закинуть их за голову. Сопротивляться у него не было ни сил, ни желания. — Вот так, – дыхание щекотало шею. – Будешь держать руки здесь, иначе всё закончится. Понимаешь? Морис понимал. Он не хотел, чтобы всё закончилось. И он попытался дотянуться до Т'айра губами. Не достал: эльф благосклонно улыбнулся, отстраняясь. Лишь для того, чтобы секунду спустя влить в своего ученика (или всё же жертву?) очередную порцию наслаждения. Мучительно хотелось, чтобы его пальцы коснулись там, где переполненная кровью плоть, казалось, готова была взорваться от возбуждения, или хотя бы самому это сделать, но... Слова эльфа сковывали надёжнее любых цепей, а сам он не спешил переходить к главному, оставалось лишь тянуться за его руками всем телом, безмолвно умоляя не останавливаться. Но в какой-то момент он всё же остановился. Морис открыл глаза. Эльф стоял над ним, чуть склонив голову на бок, словно ждал чего-то. И взгляд на то, что он держал в руках, ясно дал понять, чего именно он ждёт. "Всё закончится..." Морис мог остановить его в любой момент. Ведь мог? Пальцы сжались в кулаки, внизу живота сжался тугой ком из страха и предвкушения, руки словно приросли к гладкому камню над головой. Ничто его не держало. Лишь собственное тело, которое было несогласно с тем, что всё закончится. Оно требовало больше. Свистнул в воздухе прут, покрывающие его кривые твёрдые шипы впились в кожу в верхней части живота. Шанки запрокинул голову и застонал от новой волны накрывших его ощущений. Замешанная на алхимии и неудовлетворённости, боль оказалась не менее желанной, чем ласка. В голове был сплошной туман. Так сложно было выплыть из него на поверхность реальности... Морис не знал, сколько прошло времени, но Т'айр теперь сидел рядом с ним и водил кончиками пальцев по его груди, явно преднамеренно касаясь оставленных шипами ран. Заметив, что шанки смотрит на него, он подобрал с алтаря прут, задумчиво отломил один из немногих уцелевших на нём шипов. А потом без предупреждения безжалостно загнал шип в сосок парня, проткнув его насквозь. Боль оказалась просто чудовищной. Морис выгнулся и заорал, распугивая спящих лесных обитателей. Он уже не помнил, почему нужно держать руки за головой, но убрать их оттуда было выше его сил, и он не сделал этого, даже когда эльф отломил второй шип. И всё повторилось. А потом шанки вдруг понял, что сейчас произойдёт. — Не надо, – взмолился он шепотом. – Пожалуйста, не надо. Его била крупная дрожь, то ли от холода, то ли от страха. Он знал, что есть какой-то способ это остановить, но почему-то никак не мог вспомнить, какой. Или что-то внутри него по-прежнему не желало останавливаться. И тогда боль вгрызлась туда, где он совсем недавно так жаждал ощутить чужие прикосновения. По бёдрам потекло что-то горячее, но он уже снова падал куда-то, сознание просто отказывалось воспринимать происходящее. Когда Морис очнулся в следующий раз, в руках Т'айра был нож, которым он сосредоточенно выводил на коже своей жертвы какие-то руны. Теперь уже совершенно точно – жертвы. Шанки больше не мог его остановить, хотя и вспомнил, как это можно было сделать: тело ему не подчинялось. Что не мешало чувствовать боль. И хотя она не шла ни в какое сравнение с испытанным ранее, теперь страшна была не она, а полная беспомощность. — Потерпи немного, скоро всё закончится, – попытался утешить заметивший его пробуждение лунный. И ласково провёл ладонью по щеке. И не было в его прикосновении никакой магии, но почему-то оно всё равно оказалось приятным и... ему по-прежнему хотелось верить. Всё закончится. Всё будет хорошо... Ничего уже не будет хорошо, понял шанки, когда эльф убрал руки и начал читать заклинание. Когда всё закончится, для него ничего уже не будет. Ритуальный нож вошел в живот, распарывая от паха до грудины. Т'айр погрузил руки внутрь, расширяя разрез, и полукровка не мог ничего с этим сделать. Даже закричать не мог. А потом он увидел собственное сердце в руках учителя. Т'айр склонился над ним и... поцеловал в губы. — Прощай, моё лето, – услышал полукровка прежде, чем его окончательно поглотила тьма.* * *
Свечи погасли все разом, словно их задула неведомая сила. Сила. Она лилась в него со всех сторон из окружающей Тьмы. Не было в языках смертных слов, чтобы описать, на что она была способна. На что теперь был способен он. Какие желания он мог бы осуществить... Останься у него хоть одно желание. В груди было холодно и пусто, будто он вырвал своё собственное сердце, а не того, кто мог бы стать его возлюбленным. Эльф растянулся поверх окровавленного, растерзанного тела на алтаре... Утром никакого алтаря на поляне не было. И не было никого и ничего, что намекнуло бы о недавнем присутствии здесь разумных существ. Лишь лениво кружился первый снег, укрывая палую листву.