* * *
Как и было обещано прогнозом, Оломоуц, как и всю Моравию, к вечеру накрыло дождём. Высокий мужчина в тёмной куртке бегом пересёк улицу, чудом не поскользнувшись на мокрой старинной брусчатке и, остановившись под кроной растущей на площади липы, огляделся. Заметив тяжёлую деревянную дверь — наверняка центральный вход —мужчина удовлетворённо кивнул сам себе, провёл ладонью по волосам, как бы смахивая капли воды, успевшие подпортить причёску за пятиминутный марш-бросок от отеля, и сверил время по наручным часам. Отлично. Вытащив из внутреннего кармана куртки зажигалку и полупустую пачку Marlboro, он закурил. Желающих прогуляться в такую погоду почти не оказалось, что было, пожалуй, даже ему на руку, если не брать в расчёт неплохие шансы подхватить простуду или, чего доброго, опять пневмонию — под таким-то ливнем. Местные жители и немногочисленные туристы, решившие посетить город в середине февраля, попрятались по домам, гостиницам или ресторанчикам. Ему — подумалось вдруг — тоже стоит пропустить пару кружек чешского пива — но только попозже. Мужчина привычным движением достал телефон, сперва позабыв, что от гаджета сейчас практически никакого толка — свою сим-карту, предназначенную для поездок по континентальной Европе, он благополучно забыл в чемодане в номере. Впрочем, кое-что всё же привлекло его внимание — входящее сообщение в мессенджере, полученное семь минут назад. Видимо, тогда смартфон ещё ловил wi-fi — а его владелец слишком спешил, чтобы обратить на это внимание. Контакт: Лиза «Звонил Майк G. Хочет встретиться. Сказала, что ты пока занят. Удачи». Мужчина сделал последнюю, самую глубокую затяжку, затушил окурок о мусорный бак у каменной оградки и, преодолев последние метры под дождём, зашёл в костёл Святого Маврикия. Первое, что он почувствовал, войдя внутрь — поток тёплого воздуха. Второе — чуть заметную дрожь в коленях — следствие — нет, не только солидного возраста или многих часов, проведённых в автомобилях или под ними — скорее просто ненастной погоды и приятного волнения. Освещение в церкви уже притушили. Было слышно, как немногочисленные посетители ещё ёрзали на скамьях, отряхивая верхнюю одежду и зонтики. Справа скрипнула дверь — женщина, на вид его ровесница, в чёрных брюках, нарядной синей блузке и в туфлях на небольшом каблуке — проскользнула на лестницу, ведущую наверх, к оргáну. «Сейчас начнётся». Он пошёл по боковому нёфу, осторожно оглядываясь по сторонам и, заприметив правильное место, неспеша двинулся к нему. На этом ряду, незаметный на первый взгляд в тени колонны, уже сидел единственный слушатель. Его и без того вьющиеся седые волосы от влаги закурчавились сильнее и теперь топорщились неряшливой копной из-под капюшона ярко-жёлтой куртки. «Могу я здесь присесть?» Сидевший мужчина вздрогнул от неожиданности и уже повернулся в пол-оборота на обращённый к нему голос, но в последний миг, словно передумав, снова сел прямо и коротко кивнул. Тот, что только вошёл, без лишних слов сел рядом, вытянув ноги, как вдруг воздух в костёле задрожал, разнося эхом под сводами звуки двухсотсемидесятилетнего органа. На несколько минут всё замерло, словно поражённое величественной музыкой, остановившей течение времени. Эти звуки, одновременно возвышенные и утробно-глубокие, будто звучали из другого мира, расширяя пространство и проникая в самые потаённые уголки строения и сердец сидевших внутри людей. Отзвучала первая композиция, и из-за алтаря к гостям вышел служитель церкви, поприветствовавший их на вечере органной музыки — сперва на чешском, затем на английском языке с сильным акцентом — кратко пересказал историю построенного в середине восемнадцатого века инструмента и под конец представил органистку. «То, с чего мы начали наш сегодняшний концерт — произведение выдающегося немецкого композитора…» «Генриха Шютца». — одними губами прошептал мужчина в жёлтой куртке. «А теперь послушаем, пожалуй, одного из самых известных композиторов, внёсшего неоценимый вклад в библиотеку органной музыки. Иоганн Себастьян…» — и голос ведущего утонул в первых аккордах токкаты в ре миноре. Знаток классической музыки, стараясь поменьше шуметь, покопался в своей кожаной сумке и, вытащив оттуда маленькую фляжку, молча передал соседу. «Спасибо, Джеймс. – поблагодарил тот, сделал солидный глоток, облизал губы и передал фляжку обратно. — Коньяк сейчас как нельзя кстати». «Рад, что ты всё-таки добрался… Джезза». — Джеймс отхлебнул согревающего напитка, убрал фляжку и снова замер, глядя куда-то вдаль, полностью погружённый в музыку. Когда после токатты зазвучала фуга, он медленно, словно действуя под гипнозом, потянулся правой рукой в сторону: провёл ею по шероховатой поверхности деревянной церковной скамьи, прогладил подмокшую ткань чужих джинсов и, нащупав озябшие пальцы, накрыл их своими, нежно потерев большим пальцем костяшку мизинца, и Джереми чуть приподнял свою ладонь, сцепляя их руки в замóк.* * *
Когда пару часов спустя концерт завершился, а на улице рассеялись тучи, они вышли из церкви и неспеша побрели в сторону пивного ресторана, который Джеймс приметил накануне. Выкурили по сигарете: Джереми — Marlboro, сетуя на опустевшую пачку, Джеймс — свой излюбленный Camel Blue, которого он явно прихватил с запасом. Наконец добравшись до места, они заняли столик в углу зала, прямо под массивными трофейными рогами оленя. Получивший заказ официант исчез на кухне, и Джереми, выдержав паузу, аккуратно задал вопрос, явно занимавший его ум уже некоторое время. «Что было бы, если бы я не успел на этот самолёт из Лондона? Если бы… не смог попасть сюда сегодня?» Джеймс задумался на мгновенье, теребя в руках фирменный картонный бирдекель, и пожал плечами. «Полагаю, я бы всё также отправился бы в костёл, чтобы послушать прекрасную музыку». Такой ответ, в свою очередь, заставил замолчать Джереми. При взгляде на него казалось, что можно расслышать шум вращающихся шестерёнок в голове, обрабатывающих неожиданную информацию. «Но… это было бы — как сказать — не совсем то?» – чуть неуверенно, с нескрываемой надеждой в голосе уточнил он. «Совершенно не то». — серьёзно кивнул Джеймс. Принесли две кружки светлого пива и большую тарелку с разнообразными колбасками. «Почему мы продолжаем делать это, Джеймс? Мы ведь уже… в общем, не в самом молодом возрасте, и с каждым годом срываться куда-то становится всё труднее». «Именно поэтому у нас обычно есть достаточно времени на подготовку. – Джеймс пошарил во внешнем кармане своей сумки, достал маленький холщовый мешочек, вытряс из него три деревянных игральных кубика с чёрными точками на гранях и, демонстрируя их на раскрытой ладони, протянул руку к Джереми, глядя в глаза. — Хочешь сделать это снова?» «Да». — без раздумий ответил тот и накрыл своей ладонью кубики. Сомкнув ладони «лодочкой», мужчины встряхнули кости и в нужный момент выкинули их на стол. «Три, четыре, да плюс ещё шесть — итого тринадцать. – подсчитал Джереми и усмехнулся. — Несчастливое?» «Не думаю. – покачал головой Джеймс и отложил в сторону один кубик. — Теперь месяц». Манипуляция повторилась. «Два и снова шесть — восемь. Август! С этим можно работать». – удовлетворённо пробормотал Джереми. «Что же, не сомневаюсь, ты придумаешь что-то сногсшибательное». Это была их ежегодная традиция. Бросали кости. Выпавшие цифры складывались в дату встречи. По очереди придумывали место или какое-то определённое занятие, намёки на которое поэтапно направлялись партнёру. Буклеты, карты, вырезки из журналов, посты в твиттере. В «день икс» они встречались — пока ни разу не случалось так, чтобы традиция оказалась нарушена, и они не нашли друг друга — проводили вместе пару незабываемых дней — и снова бросали кости. Джереми взял смартфон, открыл заметки и записал дату. «Боишься забыть?» — полушутя уточнил Джеймс. Ответом ему были неопределённый хмыкающий звук и ласковая улыбка, что можно было расшифровать как самое беспечное «Нет» и самое безнадёжное «Да» одновременно. «За этот отличный вечер и за грядущие приключения». — вслух сказал Джереми, поднимая кружку с ещё не опустившейся густой белой пенкой, и Джеймс повторил его жест.