***
И чем я это всё заслужил? Казалось, каких-то десять лет назад у меня было всё, что только душе угодно. Во-первых, семья, без неё никуда. Что мать, что отец, трудились на благо нашего народа, как проклятые. Не покладая рук, они могли по несколько суток проводить в ‘рабочей зоне’, чтобы в конце недели просто прийти обратно в жилое крыло и, как следует, выспаться. Будучи ребенком, я, как и все остальные дети, не понимал этой всей излишней суматохи, этих, на мой взгляд, бесполезных хлопот. В то же время они души во мне не чаяли, всячески поощряли меня и заботились обо мне. Избалованный маленький мальчик, понятия не имевший о том, как же сложно устроен этот мир, и сколько всего мне еще предстояло для себя открыть нового. Вечно улыбавшийся, буквально, светившийся от счастья, я беззаботно себе проживал детство, не забивая себе голову всеми этими вещами. Во-вторых, у меня были друзья. По какой именно причине они стали таковыми – я до сих пор понять не могу. Чего-то подозрительного или же необычного в их поведении я никогда не замечал. Обычные, с виду, ребята, что постоянно приглашали меня поиграть вместе с ними – исчезли в один миг. Однако, причиной тому послужило событие, что я по сей день кличу для себя чуть ли не лучшим и худшим – одновременно. В-третьих, судьба успела одарить меня той, кому я был готов целиком и полностью отдать свою душу. Той, кому я вверил в руки свою собственную жизнь, совершив, однако, при этом, самую свою грубую ошибку. Впрочем, эта любовь уничтожила нас обоих...***
Это мерзкое животное в очередной раз решило противостоять мне. Подумал, что ему хватит сил совладать со мной. Он не изменяет своим традициям и постоянно начинает одинаково: сначала в голову, а затем – в сердце. Но откуда же этому ублюдку знать, что сердца то у меня как раз-таки и нет. Вновь ныряя под землю, я начинаю ощущать его присутствие где-то рядом: на сей раз ему не сбежать. Слишком долго он от меня скрывался. Каменные своды Подземелья не выдерживают того накала страстей, что разразился на поле битвы. Атаки ‘с повышенным содержанием кальция’ – в порядке вещей; впрочем, ему иные и неизвестны. Такому бездарю вряд ли под силу освоить хоть что-то выше ранга В. И ему отец доверил звание судьи... Существу, что печется лишь о собственной заднице и при любом удобном случае линяет на все четыре стороны, закрывая глаза на абсолютно любой беспредел, который его не касается. Мерзопакостная костлявая тварь, которой в этой жизни неинтересно абсолютно ничего. Он выжидает момента, чтобы покончить с его историей раз и навсегда. Но я не дам ему этого сделать. Да! Мне наконец удается застать эту флегму врасплох. Удар, затем еще и еще... Урон попросту колоссальный – ему конец. Но он не последний, кто сегодня умрет. Мои собственные раны также не совместимы с жизнью. А впрочем – плевать. Сейчас, когда весь мир погаснет – я вновь очнусь в том самом саду, ощущая жгучее болезненное ощущение в своей голове. Как же я устал... Этот раз оказался самым длинным на моей памяти. Я провел в этой временной линии более десяти лет, и за все эти годы мне так и не удалось приблизиться к заветной цели хоть сколько-то ближе. Я так устал. Было бы у меня сердце – оно бы давно окаменело или распалось на мельчайшие кусочки. Невыносимая агония не самое худшее, что мне приходилось испытывать, но и её одной достаточно, чтобы перед тем как в очередной раз умереть – я заорал во всё горло, своим ненавистным писклявым голосом. — Так дальше нельзя...***
Веки мои все тяжелели, а глаза стали понемногу закрываться. Полученные ‘травмы’, увы, были несовместимы с жизнью, если таковой можно назвать моё жалкое существование в этом мире, полном отчаянья и однотипности. Сейчас был черед генерации эфирного кода. Моё первое и самое сильное воспоминание, что из раза в раз позволяло мне возвращаться к исходной точке – именно оно не давало мне сгинуть во тьме безвременья. Холод и безразличие: я не ощущаю ни тепла, ни любви. У меня отобрали возможность чувствовать какие-либо положительные эмоции, вместе с тем полностью убив во мне так любимую мной эмпатию. Она обожала те моменты, когда я делился ею вместе с ней. Тепло моего сердца будто пробуждало в ней нечто совершенно новое, в моих объятьях она становилась совершенно другим человеком. С первого взгляда неспособная на какую-либо привязанность, со мной она себя чувствовала иначе. Мои приятные воспоминания – единственное, что связывает остатки моей сущности с этим бренным миром. Разорванные в клочья чувства, превращенные в одно большое месиво, не дают мне сосредоточиться. Я не чувствую усталости, мне не нужно спать, а соответственно и видеть сны. Пожалуй, последние стали бы тем единственным, что могло бы уберечь меня от очередной ошибки. Моя... Циалена. Моя Чара – лучший друг, сводная сестра и... Это не имеет более никакого смысла. На данный момент – всё моё прошлое безвозвратно кануло в небытие, и нет более ничего в этом мире, что помогло бы мне обрести это всё снова.***
‘Возрождение’ произошло с небольшой задержкой. Неожиданно для себя, я очнулся в совершенно ином месте. Холодное и пропитанное скорбью и сыростью помещение, единственным источником света в котором была старая добрая лампа. Маленький торшер стоял в самом углу этой маленькой коморки, и казалось, что его пламя вот-вот да потухнет. Потрепанный временем, он источал тусклый свет, расширяя мой затуманенный кругозор. Набравшись сил, я открываю свой второй глаз. Окружающее меня пространство ощущается как-то иначе. Острое зрение даёт возможность как следует осмотреться вокруг, чтобы оценить ситуацию и сделать выводы. До боли похожая, но совершенно незнакомая мне комната, всем видом выказывала своё негостеприимство и усталость. Находясь во власти времени, она вот уже не первое десятилетие существовала в одиночестве, будто пытаясь отразить суть моего существования. Знакомые с детства образы, что навеки отпечатались в моей памяти, запечатлели старую детскую комнату, однако оставив ту совершенно пустой и запущенной. Да, именно так и выглядит мой внутренний мир: пустой, одинокий, никому не нужный и... потерянный. Но в то же время, тусклое свечение этого злосчастного торшера олицетворяет тот самый клочок уже несуществующей души, чьи образы до сих пор не дают мне погаснуть во тьме. Такой приятный бледно-желтый свет, который никогда не слепит, никогда не будит посреди ночи, если оставить лампу зажженной. Этот самый свет – это и есть настоящий я. И сейчас он является ничем. Я являюсь – ничем. Но тут я задаю себе иной вопрос. Как я вообще попал в это место? Мои размышления тяжелы, формирование каждой мысли дается с превеликим трудом, отчего даже глаза начинают неприятно пульсировать. Моё и без того ослабленное ‘тело’, что не способно чувствовать какую-либо боль – начинает гореть и судорожно изгибаться. Что же это? Неужели мне удалось зайти настолько далеко, что я более неспособен перерождаться? Хотя, быть может, это и к лучшему. Я так устал от этого. Лицезреть одни и те же картины, диалоги... видеть из раза в раз те же лица. Изнуряющая, бессмысленная и неблагородная жизнь. И вот, столько лет спустя, – она наконец-таки прекратится окончательно, и я вновь смогу увидеть её. Надеюсь, что она сумела простить меня за всё.***
— Ты сегодня что-то слишком задумчивый... — окликнул меня женский голос. Слева от меня сидела она, живая и здоровая. Моё неверие в купе с сильнейшим шоком вылилось в испуг, из-за чего я отпрыгнул назад и упал со скамьи. Схватившись за сердце, я закрыл глаза покрепче, пытаясь осознать всю тяжесть своего положения. Мне и раньше приходилось испытывать галлюцинации, однако такое со мной было впервые. — Эй-эй, ты чего! Всё в порядке? — её беспокойство всегда вгоняло меня в краску, и этот раз не стал бы исключением, если бы я мог хоть что-нибудь чувствовать. Всё, что сейчас терзало мою голову, так это вопросы – огромное количество вопросов. Резко раскрыв свои зеленые глаза, я обнаружил кое-что странное: у меня болел хвост, а вместе с ним и зад, на который я так неудачно приземлился. — Нет, как это возможно? — с выкриком произнес я, резко выставив обе руки перед собой. Она сильно испугалась моего крика, и попятилась назад, став с вытаращенными глазами посматривать на мои руки. Шок, что я испытывал – ни шел ни в какое сравнение ни с чем. Моё тело, утерянное и израненное множество веков назад – вернулось ко мне. Как только шок прошел, я захотел проморгаться – мои глаза до ужаса сильно болели, из-за яркого солнечного света. В панике начав ощупывать себя с головы до пят, я наткнулся на два небольших рога, что торчали из моей головы, а также длинные шипы на обоих предплечьях. — Я умер? Что со мной? — пребывая во всё том же стазисе, прошептал я, не веря собственным глазам. Чара, набравшись храбрости, подсела ко мне на траву, начав задумчиво смотреть в мои глаза. Она выглядела такой... необычной. Взрослая девушка с темно-рыжими локонами – в сущности её образ отличался от того, что был так мне знаком. От моего таращанья, на её лицо появился легкий румянец, после чего она, робко улыбнувшись, подсела еще ближе, практически вплотную. — Нет! Прошу, стой... — снова отпрыгнув в сторону, воскликнул я. Полнейшее непонимание сменилось легкой эйфорией. Заглянув глубоко в себя, я оробел. Сердце. Оно билось также сильно, как и тогда, а в голове моей было ничто иное, как чувство – приятное и незабываемое чувство любви. Тепло, платоника, влечение, радость – я мог ощутить каждое из них, полноценно, вздыхая полной грудью. Ситуация оказалась до того невероятна, что на моих глазах появились слезы. Начав истерически смеяться, я распластался по земле. Перекатываясь из стороны в сторону, я то и дело посматривал на неё, заглядывая в её огромные бардовые глаза. Как велико было моё счастье, ведь мне снова выпал шанс ощущать те незабываемые чувства. “Точно... чувства. Чара!” — с этой мыслью я подорвался с земли и чуть ли не всем весом навалился на неё. Не выдержав столь крепких и неожиданных объятий, её руки подкосились, и мы оба завалились на траву. Я ожидал от неё не самой приятной реакции на мои действия: обычно она могла ударить меня по затылку за такое, или же ущипнуть за уши. Но она же – наоборот – стала улыбаться еще сильней, будто знала обо всем, что мне удалось пережить, знала, какой тяжкий груз висит на моём несуществующем сердце. — Ты такой дурашка! — отчеканила она. Схватившись за мои длинные белые уши, Чара притянула меня к себе, после чего поцеловала. Однако тут же, почти сразу, щелкнула по носу и разорвала поцелуй. Моя реакция не заставила себя ждать. Раскрасневшись, я схватился руками за губы и подорвался с земли. Хотев было отойти назад, я развернулся к ней спиной, однако Чара оказалась настойчивой, и практически мгновенно вцепилась в мой хвост. — Ай, отпусти, — широко улыбнувшись, ответил я. — Даже не поможешь девушке встать? — этот вопрос был произнесен так, будто мне отдали самый настоящий приказ. Игривый тон в купе с умопомрачительной улыбкой – опьянял мой разум, не давая тому толком разобраться в происходящем. Мои вопросы никуда не исчезли, однако в ответах я более не нуждался. Всё, о чём я так долго мечтал – было прямо передо мной, буквально, у моих ног. Я помог ей встать с газона. Сидеть на скамье ей не особо хотелось, а потому, она предложила прогуляться вдоль... моря? Отведя взгляд в сторону, я снова впал в ступор, когда передо мной предстало самое настоящее море. Лазурные воды омывали нижние ярусы набережной этого совершенно мне незнакомого города. Мощенная гранитными плитами с различными узорами, она выглядела в точности, как одна из парковых аллей королевского сада. Обочины, усаженные цветущими кустами алых роз и ароматными вечнозелеными хвоями, железные ограды с необычными рисунками и, конечно же, самые настоящие живые изгороди, что шли вдоль всей набережной. Эти и многие другие элементы создавали неповторимый и очаровательный антураж курортного города – такого желанного и такого невозможного. — Быть может, я попал в самый настоящий рай? — А раньше тебе не нравилось это место, — с некой загадкой во взгляде, произнесла Чара. — Да? Такое ощущение, будто бы я здесь впервые, - мои глаза разбегались во все стороны, я не успевал толком налюбоваться всей той красотой, что окружала нас обоих. Мы неспешно шли по верхнему ярусу набережной, одновременно с этим любуясь легким летним штормом. Она никогда не любила ходить, держась за руки, поэтому я, как по привычке, старался не отрывать руку от её талии. Идя бок-о-бок, мы то и дело посматривали друг на друга, будто желая сказать что-то. — Я так рада, что ты сдержал обещание, — прикусив нижнюю губу, начала она. — Обещание? — желая не поддаваться искушению, робко спросил я. Я всё еще не ведал, где нахожусь, однако и не хотел говорить этому миру “Прощай!”. Очевидно, что любой мой вопрос, касательно того, реального, заставил бы этот сон тут же закончиться. — Какое из? Я так много их давал... — Ну как же? Я о нашей поездке сюда, — махнув рукой в сторону города, ответила Чара. Её лицо светилось от счастья, прямо как в тот раз, когда мы целовались у водопада. А может, сейчас она была даже во много крат счастливей. — Ты всё так организовал... подгадал еще к моему совершеннолетию. “Совершеннолетию?” — подумал я. Это могло означать лишь то, что сейчас им было не многим больше восемнадцати. Возраст хоть и прекрасный, но как среагировали родители на наш отъезд? И как спросить её о родителях так, чтобы не вызвать подозрений? Проходя мимо огромного мраморного фонтана, мы ненадолго остановились. Усевшись на самый край, я вновь резко подскочил: раскаленный солнцем мрамор здорово окатил меня жаром в пятой точке. Затея показалась неудачно не мне одному, поэтому было решено сесть в тенях ветвей раскидистой магнолии, что росла тут и там. Такая незабываемая и праздничная атмосфера, совершенно умиротворенного и безлюдного города наталкивала на не самые лучшие мысли. За всю прогулку, нам не встретилось никого, абсолютно. На миг я и вовсе подумал, что во всем городе есть лишь мы одни, однако вскоре и эта теория раскололась. У Чары зазвонил мобильный телефон. — Привет, — радостным тоном начала она. Около минуты её безмолвное лицо сменялось новыми эмоциями. Позитив сошел на нет и вскоре настала легкая и непонятная грусть. Не успел я даже спросить о том, что произошло, как Чара тут же приложила палец к моим губам. — Да. Конечно. Я всё понимаю... Мы, мы тоже вас любим. Тебя и папу, — на её глазах стали медленно наворачиваться слезы. — У меня всё хорошо. Не волнуйся. Пожалуйста... мам. Мам? Мам! По всей видимости, звонок резко оборвался. Сильно разозлившись, Чара сжала телефон и со всей силы швырнула его в фонтан. — Стой! — закричал я, попытавшись перехватить тот в полете. — Зачем ты это сделала? Что случилось? — Это... Это была мама. Она звонила узнать, как у меня дела. Рассказывала о новостях, о жизни. Они с папой так и не помирились. Ей сейчас очень тяжело, но она уже давно со всем смирилась. И снова я оказался на распутье. Спрашивать о чем-либо было бы глупо, так как она сочла бы это подозрительным. Но дальше так продолжаться не могло. Если бы я даже здесь продолжал бы видеть её мучения, то долго бы я так не продержался. — А что произошло у них с отцом? — сделав каменное лицо, спросила я. — Точно, ты же не в курсе... Мама ушла от папы. Оставила корону и сбежала, забрав меня с собой. В моём сердце что-то выстрелило. Я где-то раньше слышал это, даже, быть может, был свидетелем этого всего, однако никак не мог вспомнить. О чём она говорит? Почему от её слов моя грудь так болит, почему голова раскалывается? — Мне так больно, — схватившись за сердце, расплакался я. — Такая нестерпимая боль... я не понимаю, что происходит. Чара не стала что-либо говорить. Сейчас мир ощущался иначе – мне показалось, что мы поменялись ролями, и теперь настал её черед успокаивать меня. Тепло её объятий не шло ни в какое сравнение с моими собственными. Это чувство казалось мне таким необычным, но в то же время первобытным. — Всё хорошо... я рядом с тобой, — приподняв моё ухо, прошептала она. — Мы вместе и это главное. Не задумывайся обо всём остальном. Хорошо? — Угу... — незадачливо кивнул я, обхватив её за плечи. — Спасибо. — Во-о-о-т... молодец, — протерев пальцами мои заплаканные глаза, продолжила Чара. Обхватив руками мою длинную морду, она уставилась своими глазами прямо на меня. Такой приятный и дружелюбный взгляд. Мне так его не хватало. Я готов был отдать что угодно ради того, чтобы увидеть его снова. — Только подумать... столько лет прошло, а ты всё тот же, — придвинув мою морду вплотную к своим губам, закончила она. —Й-.. я не... — начав запинаться, я хотел было что-то сказать, однако Чара меня тут же прервала. — Ты всё еще этого хочешь, ты об этом мечтаешь, да? Я ощущал каждый её вздох, каждый удар её сердца, что доносился сквозь разгоряченные кончики её тонких пальчиков. Мне и в обычной ситуации тяжело давалось находиться с ней в такой близости, а тут еще и эта нескончаемая жара, от которой даже тень не спасает. Я чувствую, как по моему лбу начинают стекать капельки пота, медленно перемещаясь от бровей к переносице, а оттуда к морде. Ощущение её нежных рук вводит в самый настоящий экстаз, опьяняя мой и без того затуманенный разум. — Да, я вижу это по твоим глазам... “Я чувствую каждый её выдох, я с дрожью во всем теле вдыхаю её запах…почему же мне резко стало так плохо?!” Желая отвергнуть очевидное, я зажмуриваю свои глаза, желая снова вернуться к своему бесполезному бытию, в тело безэмоционального цветка, что не ведает любви. Ведь спустя столько времени – в моей голове накопилось слишком много всего, и я попросту не могу вмиг сорваться с цепей и высвободить весь этот поток. — Ты всё так же желаешь плоти, — убрав одну руку с моей морды, она хватает меня за руку и преподносит её к своей мокрой от пота шее. Я ощущаю её сбитое дыхание, её пульс... Сердце, словно проклятое, бьется в конвульсиях, будто его что-то сжимает извне. — Подобно всепожирающему пламени, твоя страсть продолжала полыхать все эти годы. И теперь, когда объект твоего обожания находится прямо перед тобой – ты не решаешься нарушить эту грань, - её надменный тон режет мне уши, будто она намеренно пытается вывести меня из себя. Но что изменится, если я на неё наброшусь, что произойдет, если я вопьюсь своими клыками ей в шею, и начну лихорадочно вдыхать запах её пота и кожи? — Нет! — отдернув свою руку, закричал я. — Уже поздно! Ты мертва! Ты умерла из-за меня. — Но ты ведь сам знаешь, что это не вся правда, — широко улыбнувшись, ответила Циалена. Тут ко мне резко пришло осознание того, что это совсем не другой мир. Отпрянув ото сна, я подорвался со скамейки, став внимательно оглядываться по сторонам. — Да, в тот день я умерла. Остатки моей оболочки внутри твоей собственной — раскололись на миллионы осколков. Но знал ли ты, что произошло после? Продолжая смотреть на неё немым взглядом, я не мог вымолвить ни слова. Её же, по всей видимости, такой расклад устраивал... — Мама забрала моё тело из замка, и ушла далеко на запад. Там, в Руинах, она похоронила меня в пещере вечного света, где ты меня когда-то и нашел. Я не оставлял попыток осознать всей ситуации. Будто бы и не было никакого сна. Но откуда тогда это всё? — Но как же... — Почему мы здесь? Как так вышло, что после смерти мы очутились в Аргоне, городе, что ты никогда не видел, но о котором много слышал? — разведя руками, риторически спросила она. — Ты позабыл обо всем, не так ли? — Позабыл о чем? – с недоумением переспросил я. — Помнишь наш план? Ты помнишь, как мы хотели всех освободить? Азриэль! Ты помнишь, что ты мне пообещал перед тем, как я умерла? — постепенно повышая тон, начала забрасывать меня вопросами Чара. — Нет. Ты уже не помнишь! — констатировала она, не дав мне и пасти раскрыть. — Ты сам пообещал мне, что вернешь меня к жизни! И вместе, ровно через месяц, как раз на мое совершеннолетие, мы бы прибыли сюда. Но к чему это нас привело? К чему привела твоя нерешительность?! — Прости меня! Пожалуйста! — молящим тоном, начал я. — Пожалуйста, прости. Мои попытки обнять её – обернулись крахом. Чара выскользнула из моих объятий — отвесив сильную пощечину. — Не смей! Даже. Не. Смей. — ... — Ты знаешь, какая это каторга, каждый день слышать её?! Она каждый божий день оплакивает утрату, приходит на мою могилу, плачет без остановки. Но при всем при этом, мама никогда не забывает о тебе. — ... — Знаешь, почему я отвечала ей за нас обоих? Ты понимаешь, почему она говорит с нами обоими? — уже находясь в истерике, простонала Чара. — Потому что у тебя даже могилы нет! Ты умер и даже праха практически не осталось. Отец с матерью поссорились до того сильно, что даже не сумели тебя похоронить! У них не осталось никакой памяти о тебе! Мама скорбит по тебе, но даже не знает, куда прийти, чтобы ты услышал её мольбы и её голос. — Уходи, — резко отрезала она. Одно слово, но насколько же сильно оно ранило меня. Будто выстрел, он поразил меня в самое сердце, заставив то замереть навсегда. — Я не хочу тебя больше видеть! — прокричала она, стукнув кулаком меня в грудь. —Проваливай! Уходи отсюда и больше никогда не возвращайся! — Но, Чара... — я упал перед ней на колени, ухватившись за её ногу. — Мне больно, Азриэль! Мне больно видеть тебя! Мне больно находиться здесь, потому что я даже не могу умереть! Моя душа затерялась между небом и землей, и теперь я навеки обречена быть запертой здесь, в небольшом мирке моей собственной могилы. — А ты... это всё из-за тебя! Если бы ты не струсил, если бы не побоялся ответить на их вражду, если бы не испугался последствий, то мы оба были бы сейчас живы! Замахнувшись, она в очередной раз дала мне увесистую пощечину. От удара меня отбросило на землю. — Ты всё испортил! Её последние слова звонким эхом разнеслись по всей набережной, оставив после себя лишь мертвую тишину. Развернувшись ко мне спиной, Чара продолжила плакать, а вместе с ней стал наливаться слезами и мир. Реальность начала трещать по швам, здания и деревья покрылись трещинами, от которых стало исходить ярко-желтое свечение. Медленно, но верно – мир начал угасать, и в конце не осталось ничего, кроме беспроглядной тьмы.***
Открыв глаза, я понял, что нахожусь в тронном зале. Чутье меня не подвело – это был всего лишь сон, иллюзия, галлюцинация, что лишь хотела поиздеваться надо мной. — Кто-то сильно потешается надо мной... — скрипя зубами, пробормотал я. “Это твоя вина…Из-за тебя мы умерли” “Уходи! Я не хочу больше тебя видеть!” Воспоминания об этом сне вызывали у меня грусть, тоску по прошлому. Когда-то давно мне доводилось испытывать нечто похожее, но сейчас все эти чувства обострились. Все эти годы я искал способ снова стать собой... исследовал Подземелье в поисках выхода, однако все попытки оказались тщетны. “— А что, если это и не сон вовсе? Она действительно страдает, находясь в полном одиночестве. Страдает так же, как страдаю я, находясь в теле бесчувственного и блеклого цветка... ” Просидев в одиночестве несколько часов, я всё же созрел, решился. С того самого момента в моей голове родилась новая идея. Ведь все эти годы я желал совершенно не того, и искал ответы на вопросы совершенно не там. — Души... с силой семи человеческих душ я сумею разрушить барьер, а, быть может, и вовсе перезаписать мир. Плевать, каковы будут последствия, плевать, чем это обернется в итоге – я так больше не могу. Жить в вечной каторге, одновременно с этим заставляя страдать её – это двойная мука. И пускай совсем скоро даже эти крупицы эмпатии улетучатся навсегда, с этого самого дня у меня есть цель. Рано или поздно я сумею её достигнуть, и в этом мне поможет моя решимость. Всё, что теперь необходимо, так это подождать, пока упадет седьмой человек.