Royal Weakness

      Как известно, члены королевской семьи всегда в почёте не только в стенах дворца, но и за его пределами. Династия Ким правила уже долгие годы и создала себе весьма неплохую репутацию. При короле Алестере страна процветала, поднималась с колен, и за это Его Величество почитали. Однако людям не дано вечное бытие, и Алестер Ким был уже далеко не молод. Он осознавал близость своей кончины. У него была дочь. Восхитительная, прекрасная, с чарующим взглядом, правильными чертами лица, густыми, тёмными волосами, — словом, красивая до того, что из-за отказов наследницы молодые рыцари не раз заканчивали жизнь самоубийством.       И это неудивительно. Алестер был западных кровей, в молодости он пользовался величайшим спросом, а мать наследницы — восточная женщина необычайной красоты, что так пленила юного короля. У них очень скоро родилась чудесная дочь, имя которой Дженни. И перед тем как испустить дух на собственном ложе, Алестер держал руку дочери, давая множество наставлений, которым девушка беспрекословно внимала.       Так со смерти короля прошло уже шесть лет. Его жена скончалась через год после него, и Дженни осталась одна. И со временем она забыла обо всех уставах, которые давал отец; забыла о том, что их династия всегда славилась великодушием и милосердием. Лишившись близких людей, Ким ожесточилась, она пришла к выводу, что их государство может стать ещё более могущественным, если усилить контроль над народом, ввести больше налогов для продуктивной работы населения, перевернуть законы дворца и всей страны с ног на голову.       И ей никто не смел перечить. За любую оплошность, даже самую незначительную, за любой косой взгляд, за любое бестактное слово с плеч незамедлительно летела голова. Дженни никого не жалела, ей совершенно не было дела до того, что правильно, а что нет. По её скромному мнению, истина всегда за ней. Она считала верным то, что делает, не понимая, что это в чистом виде софизм.       Девушке в войнах не было равных, она беспроигрышно завоёвывала всё новые государства, но когда уже не знала, как заставить своё королевство возвыситься над другими, под руку подвернулась идеальная возможность выйти замуж за короля, имеющего сравнительно такую же территорию, тем самым установив дружественные отношения. Мужчина этот был старше на десять лет, а на момент свадьбы самой Дженни было двадцать четыре.       Сейчас же Её Величеству двадцать шесть и таким образом, оба эти королевства превышали по могуществу любые другие, и Ким была этим вполне довольна. Однако мужа она за два года брака полюбить не смогла. Они спали в разных покоях, и посягать на ложе королевы мужчина не смел, пусть поначалу и пытался. Дженни была всё так же холодна, величественна собой и неприкосновенна во всех аспектах. Она чувствовала свою власть, упивалась ей, как самым дорогим вином в королевском погребе, и хмельной разум не позволял глазам раскрыться на всю ситуацию, которой не был доволен народ.       Но все молчали. Молчали, потому что боялись гнева Её Величества. Упаси Господь увидеть её разъярённой. Она пламенем ярости сожжёт не одно государство. Но несмотря на страх, все относились к ней с большим пиететом.       Так проходили дни, недели, месяцы и даже годы, всё было по-прежнему. Сейчас за стенами дворца стояла осень. Холодная, как и сама королева, сырая, но изумительно золотистая. Алые листья деревьев сплетались под действием ветра с янтарными, падали на промёрзшую землю, создавая неописуемой красоты ковры.       Дженни потягивала вино из массивного бокала, обрамлённого золотом, удобно устроившись на просторном бордовом диване. Она любила сидеть вот так вечерами, наблюдая за погружающимся во мрак королевством. Больше всего Ким ценила тишину и уединение, а при её статусе ощутить это было весьма непросто.       Где-то там, вдали, ещё трудились простые крестьяне, гвардия патрулировала улицы. Близился комендантский час. Слуги уже зажигали свечи в покоях королевы, приготовили одежду для сна и старались делать всё как можно тише, лишь бы не нарушить тот флегматизм, в котором ныне пребывала Дженни. Девушка ощущала вялость, усталость ввиду загруженного дня, но вино расслабляло, позволяло забыться.       Когда слуги покинули помещение, Ким шумно выдохнула и потёрла переносицу. Тело, вроде, и просило отдыха, но спать совершенно не хотелось. Дворец уже постепенно погружался в сон, только Её Величество всё ходила по комнате, не зная, чем себя занять. Мозг кольнула настойчивая идея выйти в сад, и девушка рабски ей покорилась, отставляя уже чёрт знает какой по счёту бокал алкоголя на расписной стол.       Она тихо стучит в деревянную поверхность массивных дверей, и стража в ту же секунду их отворяет, позволяя выйти. Немного пройдя по вытянутому коридору, Дженни оказывается в небольшом холле с приглушённым светом от факелов. Из этого холла проходы вели в разные части дворца: в общую комнату слуг, к кухне, к спуску на основной этаж громадного здания и к двум выходам. Один можно было назвать «чёрным», ибо он позволял оказаться на задней стороне дворца, другой же был основной.       Королева воспользовалась первым. Пара стражников хотели увязаться за ней в качестве безопасности, но Ким чётко дала понять, что хочет побыть одна. В этом же коридоре, ведущем в сад, находилась комната мужа Дженни. Она приказала выделить ему покои на том же этаже, что и она сама, только значительно дальше, дабы он её не беспокоил. И Её Величество была уверена, что мужчина уже беззаботно спал, однако из глубин комнаты доносились голоса. Девушку одолело любопытство, чем занят король в такое время, потому она и решила проверить.       — Ваше Величество, король просил его не беспокоить, — поставленным голосом ответил один из стражи.       — Не забывай, кто перед тобой стоит. Дай пройти, — холодно произнесла Дженни, и под её взглядом стражнику пришлось повиноваться.       Дверь была слегка приоткрыта, королева беспрепятственно заглянула в небольшую щель, вмиг замирая. На перламутрово-фиолетовом ложе вальяжно восседал король, держа в руках плод винограда, который незамедлительно отправился в рот какой-то девушки. Обзор был не так уж хорош, но внешность незнакомки Ким смогла лицезреть в полной красе. На вид она была совсем юная, её шелковистые каштановые волосы спадали на плечи, стан был обличён в чёрную ночную одежду, лицо имело такие правильные черты, а глаза столь пленяли, что королева не могла отвести свой взор от этой особы.       Но осознание быстро пришло на смену восхищению. Она уличила мужа в измене, а это ужасный, жуткий, отвратительный позор. Когда король стал бесцеремонно стягивать с плеча девушки одежду и потянулся за поцелуем, Дженни ворвалась в покои, отчего любовники вздрогнули.       — Дорогая, ты… Это совсем не то, о чём ты могла подумать, — нервно улыбается мужчина.       — Неужели? Чем же ты занимаешься тогда с этой девицей? Потянуло на молоденьких? И как давно ты развлекаешься подобным образом?       Король вздыхает, опуская голову, будто собирается с мыслями. Лучшая защита — это нападение, не так ли?       — А что мне оставалось? Мы женаты два года, но о супружеском долге ты словно никогда и не слышала. Я мужчина, и у меня есть потребности, моя дорогая.       — Ах потребности, — кивает Ким. — Боюсь, после этой ночи никакие потребности ты уже удовлетворить не сможешь.       — Ты о чём?..       Король кажется не на шутку напуганным, а девушка рядом с ним всё так же безмолвно сидела, прикрывшись одеялом, и изучала появившуюся даму.       — Стража! — прикрикнула Дженни, после чего появилось двое мужчин. — Этих двоих запереть в темнице и казнить на глазах у всего народа, как только взойдёт солнце. Пусть знают, чем чревата измена их королеве в любом её проявлении.       — Как прикажете, Ваше Величество, — кивает стража, подхватывая под руки любовников.       — Дженни, ты же шутишь, да? Ты не посмеешь, я твой муж! Да отпустите же меня, я вам приказываю! Я ваш король! — он кричит, смотря то на Ким, то на мужчин.       Незнакомка, как заметила королева, не издала ни единого звука, даже не сопротивлялась, но по щекам её скатились чуть заметные хрустальные слёзы. У Дженни кольнуло сердце. Что это? Жалость? За шесть лет такого не было, с чего бы сейчас? Но Ким отмахнулась от подобной мысли, возвращаясь к себе под истошные крики мужа. Она снова не могла уснуть. И причиной была не измена, хоть это и било по её самолюбию, а та особа с каштановыми волосами. Её образ отпечатался в голове Дженни так ясно, что она будто бы видела сейчас её перед собой. Королеву что-то гложило, и гложило с такой силой, что она по меньшей мере норовила снести этот дворец до основания. Была уже середина ночи, но терзающее чувство внутри не отпускало. Девушка так и не смогла заснуть.       На рассвете глашатай объявлял всему народу на главной площади о неминуемой казни предателей, которая вот-вот свершится. На головы изменников уже были надеты плотные мешки, а Ким наблюдала за происходящим из специальной комнаты, дающей полный обзор на площадь. Она колебалась. Но почему? Это неведомое чувство внутри заставляло злиться, ибо всё, чего Дженни не могла постичь, приводило её в ярость.       Двух людей уже вывели в центр, срывая с них мешки. Среди несметной толпы послышались возгласы, перерастающие в хаотичное нагромождение звуков и сравнимые с канонадой. Глашатаю пришлось прервать бесовскую толпу.       — По указу Её Величества сегодня на рассвете смертельный приговор вынесен королю и его любовнице, с которой нечестивый посмел тешиться в собственных покоях за спиной королевы. Да узрит народ необратимые последствия измены государственной, ибо идти против Её Величества — значит идти против всего государства, — громким, поставленным голосом декларирует глашатай. — Привести приговор в исполнение!       Две плахи стоят неподалёку друг от друга, и рядом с каждой палачи в траурно-чёрном одеянии и масках. У них в руках массивные топоры, а в глазах обоих предателей страх неизбежного. Ким по-прежнему не может усидеть на месте, ей что-то не даёт покоя.       Приговорённых подводят к плахам, ставят на колени и кладут головы на деревянную поверхность. Палачи уже готовы сделать неумолимый взмах, но глашатай устремляет взор куда-то вдаль, находя глазами силуэт в решётчатом окне. Он смотрит на королеву и ждёт один лишь утвердительный кивок. Но Дженни не может этого сделать, всё тело сковало, шея ей не повинуется.       Она в момент подзывает к себе стоящего рядом стражника, что-то шепчет ему на ухо, а вестник королевских приказов в недоумении. Народ продолжает кричать, слышатся оскорбления в адрес короля и той девицы, с которой он развлекался. Вскоре стража подходит к глашатаю, неслышно для других передавая слова их госпожи.       — О народ! Чти, благоволи Её Величество за её милосердие! Адюльтер — страшный грех и преступление, но наша великодушная королева помиловала распутную деву, посмевшую фигурировать в столь грязном деянии! Возносите почести, преданные слуги государства! — объявляет глашатай, и в глазах незнакомки полное недоумение.       Толпа ликует, восхваляя своего правителя, а девушке развязывают руки, заставляют встать на ноги и направить взор на силуэт в тени тёмного окна.       — Преклони голову, изменница, тебя помиловали! — приказывает провозвестник.       Особа склоняется перед королевой, но когда поднимает голову, Дженни в том окне уже не было. Скрылась.       — А я? — подаёт голос король. — Как же я! Я ваш король, мерзкие рабы, развяжите меня, отпус…       Он не успел договорить: палач занёс топор над головой, одним ударом лишая жизни мужчину. Народ не выказывает своей озадаченности, но каждый в толпе переглядывается, не понимая, почему помиловали именно эту никому не известную девушку. Та и сама не понимает. Стража уводит её с площади, отдаёт ей одежду и велит убираться прочь из дворца. В голове этой дамы столько вопросов, но ответы на них она никогда не найдёт.       Ким тем временем была уже в своих покоях, расхаживая из угла в угол. Она ждала своего поверенного с информацией об этой незнакомке. Мужчина появился через пять минут.       — Узнал? — леденящим тоном спросила Дженни.       — Да, Ваше Величество, — склонил голову поверенный. — Лалиса Манобан, двадцать лет, дочь тайского моряка. Её отец скончался полтора года назад, так как потерпел крушение корабля, а мать умерла при родах. Она крестьянка, живёт в доме отца, который тот купил перед своим последним выходом в море. Как я выяснил, ваш уже ныне покойный муж пообещал ей несметные богатства за ночь с ним. Девчонка живёт бедно, и король дал слово, что проведённое с ним время позволит Лалисе больше никогда ни в чём не нуждаться.       — Ах вот оно как, — усмехается Ким. — Так значит, он настолько хотел ублажить себя, что готов был заплатить. Гнусный подонок. Его тело захороните там, где даже сам Господь не найдёт.       — Слушаюсь, Ваше Величество. На этом всё?       Королева будто хочет сказать что-то ещё, но на деле лишь приказывает поверенному идти. Она думала, что, избавив девчонку от позорной казни, разъедающее чувство в душе иссякнет, но оно продолжало теплиться где-то в закромах сердца, которое, как оказалось, у неё есть.       Прошло два дня и две ночи, у Дженни нет аппетита, на советах она не появляется, отправляя вместо себя поверенного, вино уже перестало успокаивать, а живописный осенний сад не вызывает никакого восторга. Образ Манобан не выходит из её головы, она думает об этой девчонке каждую минуту, злясь на саму себя. Ей должно быть плевать на ту, с кем она уличила собственного мужа, она должна её ненавидеть, но внутренний голос то и дело выдаёт, что на красоту юной девушки невозможно не обратить внимание.       Ким не отрицает своего превосходства над другими, её мать была самой красивой женщиной в королевстве, и многие отважные безумцы пытались добиться её, даже при том осознании, что она была женой короля. Сам Алестер славился своими обаянием и харизмой, до свадьбы у него был необъятный гарем, куда девушки стекались по своему же желанию. Смешение западных и восточных кровей сделало из Дженни идеала, эталон совершенства, идола, красоте которого готов был покланяться каждый, кто хотя бы раз её увидит. Но красота Лалисы была иная, совершенно на другом уровне, словно ангельская. И Ким даже не винила девчонку за то, что та согласилась на столь рискованный поступок. Ей нужны были деньги, а возможность их получить делает человека покорным рабом, готовым на всё.       Королева привыкла получать желаемое, даже если приходилось идти по головам, для неё это сущие пустяки, и сейчас сердце истошно кричало о том, что Манобан необходимо вернуть. Для чего? Дженни сама не понимала. Но будто бы только так её душа наконец успокоится и перестанет терзать свою хозяйку. Ким принимает решение дождаться утра и отдать приказ поверенному.       И чуть только первые лучи солнца пробились сквозь окно, королева приказала явиться верному слуге. Тот сиюминутно оказался в покоях госпожи, ожидая приказаний.       — Девчонку ведь выгнали из дворца, не так ли? — сидя в излюбленном бордовом кресле, Ким закинула ногу на ногу и приложила палец к губам, как бы о чём-то раздумывая.       — Верно, Ваше Величество, как вы и приказали, — подтвердил поверенный. — Уже как третий день её здесь нет.       — Ты же у нас на всё способен, Август, ты верно служишь мне уже шесть лет, и лучше приближённого я ещё не сыскала.       — Это честь для меня, моя королева. Ваша воля — моя воля.       — Тогда исполни моё поручение в лучшем виде, Август, да так, чтобы ни один сплетник об этом не узнал.       — Всё, что изволите.       — Эта девчонка, Лалиса, должна к сегодняшнему вечеру оказаться передо мной точно так же, как сейчас стоишь здесь ты.       Поверенный растерялся, но особого вида не подал. У него нередко возникали вопросы к требованиям и решениям госпожи, но не было ни единого случая, когда он осмелился бы их задать. Его задача — беспрекословно исполнять все приказы королевы, и за всю свою службу в этом дворце он справляется с этим как никто лучше.       — Будет сделано, Ваше Величество.       — Но я повторюсь, Август, сделать это нужно тихо, тайно, иначе…       — Я услышал вас, моя королева, всё будет сделано в лучшем виде.       — Надеюсь на это. Коль девчонка будет сопротивляться, увезите насильно, но она должна быть доставлена ко мне без единых увечий. Это понятно? — пронзительно смотря на поверенного, спрашивает Ким, и тот кивает. — Можешь идти.       Август удаляется, а Дженни остаётся лишь ждать. Это самое невыносимое — ждать. Ожидание вызывает болезненную ломку, разрушает даже самое стойкое терпение, оно истязает, заставляет нервничать и метаться. Королева никогда подобного не испытывала, ей это ново и вместе с тем до жути странно. Словно бокал с вином наполнили безумием и заставили испить до дна. Иначе она не может ответить на то, почему так хочет увидеть Лалису ещё хоть раз.       Манобан же в это время открывала ключами свой небольшой домик, который остался после смерти отца. В день его гибели восемнадцатилетняя Лиса ждала его в своей маленькой комнате с беспокойством на душе. Когда корабль должен был отправиться в море, у девушки было плохое предчувствие, она умоляла отца остаться, никуда не плыть, но тот был непреклонен. Старпом не мог бросить судно. И с этим же судном он ушёл на дно Атлантического океана, когда разразился страшный шторм. Тела погибших моряков найти не удалось, вероятно, придавило обломками, да и заниматься этим никто не хотел. В море ежедневно умирают люди, до них никому нет дела. И обидно было оттого, что дочь не могла прийти на могилу своего отца, дабы почтить его память, ибо той попросту не было.       Лалисе приходилось зарабатывать любыми способами, но деньги словно не хотели к ней приходить, она считала каждую копейку, даже не имея представления, каково быть богатым и ни в чём себе не отказывать. Она часто гуляла по вечерам, иногда ей даже перепадало от купцов и те давали ей еды. Лиса подходила к стенам дворца, разглядывая гвардию, охранявшую это внушительных размеров здание.       «Каково там? Наверняка ни один живущий во дворце не нуждается в чём-то. Вот бы хоть раз оказаться там…» — каждый раз думала про себя Манобан. И ведь ей удалось побывать там, однако какой ценой? Её едва не казнили, а всё потому, что в тот вечер король представился лишь приближённым королевы, пообещал ей большие деньги, и ту ослепила эта возможность. Простым людям редко удавалось видеть короля, вот и Лиса не имела представления о его внешности.       Она была уверена, что её жизнь оборвётся на древесной плахе, но её помиловали. Такому решению она до сих пор не находит объяснений. В любом случае девушка была спокойна, что теперь может продолжать жить в своём домике, пусть и сводя концы с концами, но зато живая. Облегчение поселилось на сердце от осознания, что ныне этот дворец в прошлом.       Сейчас она стояла на берегу залива, где и располагался её дом. Манобан распутывала сети, в которые попало немного рыбы. Отец с детства учил её рыбачить, и данный навык был очень кстати. Вечернее небо понемногу усеивалось звёздами, и этой красоте девушка слегка улыбалась. Однако на лице отразился испуг, когда сзади послышался топот по меньшей мере семи лошадей. Она обернулась, сталкиваясь с взглядом уже, кажется, знакомого мужчины. Тот был в королевском одеянии, а позади — шесть королевских гвардейцев.       «Только не это… Неужели королева передумала и прислала за мной очередных палачей?» — со страхом подумала Лиса.       — Лалиса Манобан, от имени Её Величества я обязан доставить вас во дворец, — пробирающим до мурашек голосом произнёс Август.       Девушка смотрит на его вороного коня, постепенно сливающегося с мраком наступающей ночи, затем переводит взгляд на самого поверенного и вздрагивает. Его взор холоден, равнодушен, как и взор самой королевы. В ту ночь, когда Дженни застала их, всё её существо выказывало лишь ледяное безразличие, хотя в душе бушевал самый настоящий пожар.       — З-зачем?.. — заикнулась Лиса.       — Вопросы излишни, миледи, мне отдали приказ, я обязан его исполнить. И либо вы поедете добровольно, либо…       — Я поняла, — обрывает Августа Манобан, осознавая, что сопротивление не приведёт ни к чему хорошему.       Ей помогают взобраться на лошадь одного из гвардейцев, и всю дорогу Лиса пыталась сдержать слёзы, предчувствуя что-то неладное. Неужели её жизнь таки закончится на плахе? Эта мысль заставляла сердце больно сжиматься.       Вскоре дворец оказался в поле зрения девушки, и гвардия миновала ворота, останавливаясь у входа в здание. Лалису сняли с лошади и в сопровождении стражи повели во дворец, но уже через чёрный ход.       Сердце отбивало чечётку, грудная клетка в момент стеснила этот орган, ему было мало того пространства, оно желало вырваться наружу. Пульсация в голове не позволяла отвлекаться на посторонние звуки. Её окольцевали рослые мужчины, будто от кого-то скрывали, и шанса сбежать у неё не было. Почему она сразу не пустилась куда подальше? Да кто же знал, что за ней вернутся…       Вот они уже миновали покои почившего короля. С каждой секундой близилось неизбежное. Двери отворяются, стража расходится, позволяя пройти Манобан, и та делает пару неуверенных шагов.       — Ваше Величество, как вы и приказывали, Лалиса Манобан доставлена в абсолютной тайне и без единого увечья, — склоняется поверенный.       — Благодарю, Август, за проделанную работу ты будешь вознаграждён, — всё тем же холодным голосом произносит Дженни.       Мужчина подходит к королеве, касается её руки и оставляет невесомый поцелуй на тыльной стороне ладони.       — Уверен, что вас никто не видел? — хочет удостовериться Ким, при этом оглядывая испуганную девчонку, опустившую голову.       — Более чем, моя королева. Если я узнаю, что кто-то даже случайно что-то заметил и пустил слух, меры наказания будут применены немедленно, — уверяет поверенный, и Ким кивает.       — Оставьте нас, — требует Её Величество, и гвардейцы тут же повинуются, удаляясь и затворяя за собой дверь.       Безмолвие царило на протяжении нескольких минут. Дженни оглядывает стоящую перед ней девушку, про себя восхищаясь её изгибами. Теперь, полностью разглядев Лалису, она понимает, почему её покойный муж положил взгляд именно на Манобан. Но юная особа не могла поднять головы, боялась столкнуться с взглядом королевы. Сейчас её жизнь полностью в руках Дженни, собственно, как и жизнь каждого в этом государстве. Но она обязана собраться, взглянуть на Её Величество и вымолить прощение.       Поднимая взор, Лалиса вконец деревенеет. Ким в красном шёлковом одеянии, поверх которого такой же халат. И одежда эта явно предназначена для сна. Королева в полулежащем положении наблюдает за Лисой, которая напоминает напуганного кролика. Её распущенные длинные волосы по окрасу сравнимы с драгоценным серендибитом, а кожа на вид словно медовая. Она, возможно от нервов, поглаживает оголённое колено, то и дело гуляя глазами по всему стану Манобан.       Лиса в полной растерянности. Зачем та выгнала гвардейцев? Не будет же она лично убивать её?.. Хотя по слухам, которые удалось услышать, королева способна на многое. На глазах девушки алмазным блеском сияли слёзы, готовые вот-вот скатиться по фарфоровым щекам. И Ким поражалась красоте этой особы. Она выразительна, утончённа, идеальна до кончиков пальцев в объективном понимании. Дженни сглатывает.       Лалиса бегает глазами по комнате, щёки зарделись непонятно отчего, но кажется, если она снова посмотрит в сердоликовые глаза, то вовсе сгорит. Она теряет дар речи, не знает, что сказать, но пересилить себя жизненно необходимо.       — Ваше Величество… — голос предательски дрогнул. — Прошу вас, простите меня… Я правда не знала, что это был король, он обманул меня. Если бы я только знала, что это ваш муж, то никогда не осмелилась бы на такое. Помилуйте, я…       Она хотела договорить, да, искренне хотела, но с усмешкой наблюдавшая за ней Дженни нагло оборвала, произнеся низким голосом одно лишь слово.       — Раздевайся.       — Что?.. — Манобан показалось, что она ослышалась.       — Я не люблю повторять.       — Ваше Величество, я не…       — Сама это сделаешь или мне помочь? — ухмылка появляется на алых губах.       — Как прикажете…       Лиса снимает коричневый жилет, расстёгивает пуговицы льняной, уже повидавшей жизнь рубашки, а взор Дженни невольно цепляется за эстетичные руки. Господь, да она и правда ходячее искусство. Манобан принимается за штаны, всё ещё оставаясь в рубашке, а затем неуверенно, прикрыв глаза, всё же избавляется от неё, представая перед королевой полностью обнажённой.       У Ким дыхание спёрло, лёгкие отказывались повиноваться и втягивать хоть долю кислорода. Сердце отбивало бешеный ритм, вся кровь прилила к голове, окрашивая в багровый уши и щёки. Дженни облизывает пересохшие губы и манит девушку на себя.       — Подойди, — требует она, и Лиса исполняет, приближаясь вплотную лёгкой поступью. — Распусти волосы.       Каштановые локоны шёлком спали на плечи, прикрывая грудь. Королева видит, как дрожит Лалиса, чувствует её страх неизвестности, но думает совсем о другом. О юном теле, которое будто собственноручно вылепливала Афродита, придавая стану безупречный вид.       — Зачем вам это?.. — осмеливается задать вопрос Лиса, и Дженни поднимает глаза.       В её взгляде голодный блеск. За шесть лет, что она у власти, потребность в интимной близости лишь росла, но её никто не цеплял, никто не вызывал жадное желание, в отличие от девушки, что сейчас перед ней. Ким не была набожной недотрогой, как-то раз ей пришлось окунуться в пучину блаженства с одним поверенным ещё при жизни отца. Но это было уже давно, впрочем, практически стёрлось из памяти.       — Не ты ли хотела получить несметное богатство за ночь с королём? — усмехается Ким. — Внесём коррективы. Ты получишь столько денег, сколько захочешь за ночь со мной.

zandros&Limi — obsessed

      Манобан не знает, что ответить, она продолжает стоять истуканом, смотрит на королеву и ожидает действий. Дженни поднимается, ощущая явную разницу в росте — Лалиса выше почти на голову. Она скидывает с себя халат, затем выбирается и из ночного одеяния, отчего взор юной особы загорелся самым страшным пламенем. Королева восхитительна, и это тело так и манит к нему прикоснуться.       Ким осторожно дотрагивается до чужой талии, почувствовав, как вздрогнула Лиса, заставляет её лечь на постель, после чего нависает над жертвой, смотря в глаза. Манобан от этого взора коробит, ей неловко, она смущена до того предела, когда хочется провалиться, но все мысли испаряются, как только Дженни нежно припадает к её устам.       Чувственный, аккуратный поцелуй перерастает в нечто свирепое, ненасытное, хаотичное, мокрое. Королева покусывает чужие губы, жадно проталкивается языком, сплетая его с другим, блуждает руками по идеально гладкой коже, сжимает грудь, пытается восполнить собственный плотский голод.       Лиса пламенеет, каждое касание Её Величества словно иглы, впивающиеся по самую душу. Дженни оставляет на шее ожоги, которые мгновенно алеют, отчего непроизвольно стискиваются зубы. Ким давит коленом меж ног Лалисы, заставляет прогнуться, играется с грудью, зубами оттягивая соски, и всё это кружит Манобан голову, сводит её с ума, пьянит хуже любого алкоголя, а самое ужасное — вынуждает желать большего в троекратном размере.       Лиса цепляется за спину Дженни, оставляя красные полосы, снова сливается с ней в поцелуе, пока королева кончиками пальцев ведёт вдоль живота, переходя на внутреннюю часть бедра. Лалиса вздрагивает, её будто каждый раз током бьют, причём неслабым разрядом. И этот самый разряд заставил искры зажечься в глазах, когда два пальцы проникли в Манобан, начиная с медленного темпа. Ким проблематично двигаться внутри этой девушки, стенки влагалища дают понять одну простую вещь.       — Так ты ещё девственна, — отстраняясь от сладких губ, хрипло проговаривает Дженни, после чего ухмылка появляется на лице. — Боже, за такое мой муж был бы обязан одарить тебя всеми богатствами, которые только имеются в этом королевстве.       Лиса краснеет. Предательски сильно краснеет, сжимая уста в тонкую линию. Ей… стыдно?       — Я не собираюсь делать тебе больно, моя милая, но… — она приближается к ушной раковине, заставляя тело Лалисы в следующую секунду полыхать как чёртов лес во время аномальной жары. — Чем сильнее будут напрягаться твои голосовые связки, тем богаче, роскошнее будет твоя жизнь после этой ночи.       Ким прикусывает мочку уха, заставляя Манобан прикрыть глаза, а затем нежно целует в линию челюсти, начиная медленно двигаться внутри девушки и стимулируя клитор. Лиса издаёт сдавленный стон, сильнее прогибается в пояснице, вжимается руками в чужие сильные плечи. Для Дженни настоящая услада наблюдать за тем, как проявляется каждая жилка на шее, украшенной бордовыми пятнами, как дёргается кадык, как сменяются эмоции на ангельском лице и за тем, как чётко мимика выдаёт желание не останавливаться.       Лалиса от незнания, куда себя деть, хочет прикусить тыльную сторону ладони, но королева перехватывает её руку, сплетая их пальцы. Движения становятся более грубыми, резкими, интенсивными, когда Лиса привыкает и начинает ёрзать в жажде получения разрядки. Ким погружает в неё пальцы на всю длину, останавливается, затем возобновляет быстрый темп и так раз за разом. Юная дева стонет, не стесняясь, что стража за дверьми может услышать, ибо ей нет до этого дела, она сейчас сродни животному, действующему лишь инстинктами. И её инстинкты говорят активнее насаживаться на умелые пальцы Дженни, срывая при этом голос.       Сама же королева знает, что без разрешения никто и не посмеет войти, ибо полетят головы, она наслаждается мелодичными стонами, наполнившими покои, затем терзает губы Манобан, покусывает их, спускается к шее, то целуя, то проводя по ней кончиком языка. Дженни словно путник, который после бесконечных скитаний в пустыне наконец нашёл родник и не имеет возможности напиться. Она пробует Лалису, как самую редкую заморскую сладость, смакует, как самое выдержанное в погребах вино. Она ею упивается и насытиться не может.       Ким выжимает из неё все соки, заставляет её сладко стонать «Госпожа», и это будоражит сознание, туманит разум, искушает душу. Сердце начинает привязываться, оно уже не желает отпускать эту девчонку, но Дженни оставляет эти мысли при себе. Ныне она так грязно и пошло вталкивает девушку в алое ложе, что небольшая испарина проявляется на лбу. Лиса непрерывно издаёт упоительные звуки, отчего вены так красиво проступают на её шее. Стенки начинают сокращаться, Ким вновь погружает пальцы на полную длину, активнее стимулирует клитор, и вот — Манобан издаёт протяжный стон, совмещённый с именем королевы, и со сбитым дыханием вальяжно раскидывается на постели.       — Дженни, значит? — усмехается Её Величество, облизывая обволакиваемые естественной влагой пальцы.       — Простите, оно… само вырвалось, — прежнее смущение одолевает юную особу.       — О, не стоит, мне понравилось. Из твоих уст это звучит слишком пленительно. Но милая, теперь ты обязана сделать так, чтобы я осталась довольна.       Лалиса растерянно смотрит в глаза, полные маленьких чертей, и осознание не заставляет себя долго ждать. Она с трудом поднимает своё ватное тело, одним плавным движением делая так, что теперь Ким оказалась под ней.       — Давай же, девочка, продемонстрируй, что хотела сделать ещё в ту ночь.       Королева раздвигает ноги, и это выглядит так непотребно и развратно, что Лисе даже нравится. Смазка уже обильно стекала по внутренней стороне бедра, и в центре невыносимо пульсировало от нескрываемого желания. Манобан не стала долго думать, она приблизилась, собирая языком влагу и заставляя тело Дженни напрячься. Удобно пристроив руки на бёдрах Ким и плотно их сжимая, Лиса прошлась кончиком языка вдоль промежности, затем начиная играться с клитором: посасывала, слегка прикусывала, стимулировала его круговыми движениями, и королева уже только от этого была готова получить оргазм.       Когда Лалиса наконец проникла языком, задавая средний темп, Её Величество готова была уверовать в кого угодно, хоть в саму Сатану, ибо создание с таким ангельским личиком сейчас доставляло дьявольское удовольствие, и сдерживаться совершенно не получалось. Дженни зарылась в каштановые волосы, не позволяя тем самым отстраняться, откинула голову, прикусила нижнюю губу и прерывисто, шумно дышала.       Длинные, тонкие пальцы добавились к языку, и первые стоны сорвались с уст королевы. Сейчас от холодного тона Ким не осталось и следа, ныне этот голос обжигал ушные раковины, а вместе с тем и сердце Манобан. Он въедался в мозг, впитывался в вены, растворялся в них, оставляя сладкое послевкусие, и Лиса лишь наращивала темп в желании слышать столь мелодичные звуки ещё и ещё.       Пара минут — и королева на пределе. Она в этой неге постепенно теряет себя же, пока Лалиса вслепую водит рукой по идеальному торсу, касается низа живота — эрогенной зоны, и Дженни разливается в блаженном оргазме. Её дыхание сбилось ко всем чертям, лёгкие нещадно поглощали кислород, а грудная клетка то и дело беспрерывно вздымалась. Недолго думая, Ким утягивает Лису в продолжительный, жадный, рьяный поцелуй. И обеим это нравится, никто из них не хочет, чтобы эта ночь стала единственной, но ни одна не озвучивает подобного желания.       Дженни отстраняется первой, заглядывая в выразительные шоколадно-опаловые глаза, в которых видит что-то, жаждущее вырваться наружу в виде слов, но что-то, чего не может прочесть.       — Я задам один лишь вопрос, Лалиса, — полушёпотом произносит Ким. — Я или обещанные богатства?       Лиса выдерживает паузу. Долгую, мучительную, убивающую. Королева привыкла получать всё, чего захочет, как и было сказано ранее, но сейчас прекрасно осознаёт, что желаемое может утечь от неё, словно вода, а насильно удерживать девчонку она хочет менее всего. Дженни мнит себя всевластной, но сердце этого ангела для неё непостижимо. Или..?       — Вы, Ваше Величество, — прерывает тишину Манобан. — Ни одно богатство, ни одна драгоценность несравнима с вами. И я буду полной дурой, ежели упущу такой самородок, — нежно улыбается она, и Ким млеет.       Лалиса хотела здесь побывать, теперь она здесь останется. И кажется, только что холодный, жестокий айсберг растаял под действием улыбки, сжигающей сердце дотла.