***
Нельзя точно сказать, когда появилась Мелиора. Год, два назад? Или прошло вот уже десять лет? Может быть, она родилась вместе с ним. Никто, даже он сам не мог бы дать ответа на этот вопрос. Но в первый день её сотворения из-под земли выросли все до одного здания этого монументального города. Острые шпили пронзали небо, груцификсы на них вспарывали тяжелые тучи, тени небоскребов ложились на пока ещё пустые дороги одна за другой. В городе никого не было, пока он этого не захотел, пока он не стал достаточно готов к тому, чтобы сотворить его обитателей; пока он не смог с уверенностью посягнуть на право стать восьмым Чудом Света. Он и сам не заметил, как со временем всё больше и больше душ вдохновенных его мыслями — сатанисты и оккультисты из его иллюзий — стали бродить по улочкам города. В отличие от святош, они были здесь на своём месте, их уважали и почитали. Тех, кто искал спасения души, преследовали и выдворяли прочь. Особый мировоззренческий надзор осуществлял тщательные проверки и поиски предателей. Массивные чёрные машины, ставшие внегласным символом надзора практически круглосуточно кружили по городу в поисках своей добычи. Никто не смог бы уйти от взора этого ока, прорезающего тьму. Никто не смел тревожить жизнь обывателей Мелиоры. Неизвестно, какому наказанию он предавал кровных врагов, ведь здесь, в Мелиоре, в городе своих мечтаний и снов, он мог делать всё, что считал нужным. Его упырям было известно лишь то, что святош забирают и увозят в неизвестном направлении. Может за пределы города, а может и куда похуже: туда, откуда никогда никто не сможет вернуться, ведь из бесконечной пустоты выхода нет. Но он любил справделивость. И в первую очередь по законам, духоотступнику выносилось предупреждение, а потом, если преступление повторялось, выносилось более суровое наказание — выезд за пределы города. Нет, он не был тираном. Наоборот всегда старался быть человечным со всеми, следуя своему же девизу, давшему имя городу — «стремись к лучшему!». Стремление к лучшей жизни здесь ценилось намного больше, чем стремление к чистоте души. В этом городе ночи кипела и подобающая жизнь — не переставали работать бары, кабаки, казино, бордели, ночные кинотеатры, дорогие рестораны и другие места, в которых можно было в мельчайших деталях разглядеть все прелести самой роскошной жизни. Но было и то, чем он действительно гордился. В его городе развивалась наука, открывались все новые и новые библиотеки, театры и музеи. Ведь ему всегда казалось, что нужно уметь удовлетворять не только плотские утехи, но и страть к познанию обывателей Мелиоры. Все стремились к лучшему, каждый сам по себе и все в общности — во всем, в каждой из сфер своей жизни. И он не мог не стремиться тоже. И именно поэтому, отыграв ритуал, он добирался до своей комнаты и с нетерпением выжидал возможности снова попасть в Мелиору — город его прекрасного будущего.***
Каждый кирпичик в основе фундамента города был одной из его идей. Город-идея жил, питаясь верой и надеждами своего Создателя, и чем увереннее он становился, тем больше зажигалось огней. Городские огни окон, подсветок, фар, фонарей освещали ночь так, что казалось, будто в Мелиоре вот-вот выглянет солнце и наступит утро. Но солнца здесь не было, и день никогда не наступал. Вечная ночь обеспечивала безопасность тёмным душам, жалела и лелеяла их, подобно ласковой матери. В солнечном свете огни города погасли бы навсегда, стали тусклыми и неброскими, затерявшись в ярком свете. Ночь была временем торжества жизни, берегла эти места, баюкала своих верных детей и нашептывала им самые безумные из идей. Он был этой ночью, берег свой город, носил его под сердцем, в самом надежном месте своей души. Мелиора вдохновляла его так, что даже величайшие из художников, поэтов и музыкантов, живших много веков назад, не знали такой щедрости собственных муз. Одухотворенный он просыпался с готовностью быть создателем и в том сером мире, где ему приходилось существоваать. И это были не дела, а подвиги. Он был готов перевернуть вверх дном старые порядки, сместить их и создать новые — не просто победить, а сделать так, чтобы в выигрыше остались все. Он был готов сворачивать горы, биться за свои реформы, совершенствовать, строить, ломать устои и воздвигать на руинах что-то новое. Стоило ему заснуть или задуматься, как он оказывался на мягком сидении лимузина с газетой в руках, все заголовки которой громко и торжественно вещали о его подвигах, великих делах и начинаниях, зажигая внутри пламя внутри его души, заставляя трепетать. Все радиостанции города играли песни его сочинения. Люди на улицах узнавали его и улыбались, махали ему вслед и восхищались, а молоденькие девушки хлопали длинными ресницами и слали воздушные поцелуи, которые он ловил и возвращал обратно. Здесь его ценили и уважали не только потому, что он создал это место. Нет. Здесь его любили по-настоящему, так искренне, как не мог бы полюбить ни один из смертных. И только в этом мире он мог сам хоть немного перестать требовать от себя недостижимого и пытаться полюбить себя самого.***
Иногда он играл на рояле в самом большом зале города. Здесь собирались толпы восторженных слушателей, которые, затаив дыхание, внимали каждому звуку, извлеченному из-под кончиков его пальцев. Эта музыка завораживала каждого, кто её слышал, помогала увидеть чудесные образы далеких и прекрасных мест. Все говорили, что его голос способен исцелять людей. Ходили слухи, что он мог излечить любого, кто согласится стать его слушателем. С каждым годом уважение и любовь горожан росли и крепли, как и подобает. Ведь как еще отблагодарить того, кто был Богом, создателем Всего из великого Ничего? Но, как и всякому человеку, ему хотелось, чтобы кричащие о его славе заголовки газет появились не только в мире грёз.***
Однажды ему приснился кошмар, в котором он падал с башни. Это был тревожный сон, один из тех, после которых он проснулся в холодном поту и не мог успокоиться до самого рассвета. Он падал с самой высокой из башен Мелиоры, с главной башни его Духовенства. Это падение было столь долгим, почти бесконечным. Если бы с ним случилось такое наяву, то он бы точно не выжил. Ещё никогда прежде Мелиора не дарила ему таких подарков. «Чем выше взлетаешь — тем больнее падать», — подумал он. — «Тот, кто носит черное оперение, да будет низвергнут с небес на землю». Мелиора была создана не для того, чтобы причинять ему боль. Ни ему, ни его упырям, ни другим темным душам, обитавшем в городе. По его задумке все здесь должны были быть беззаботны и счастливы. С замиранием сердца он наблюдал, как где-то в городе погас первый огонь.***
Позже он вспомнил, что той же ночью увидел во сне прекрасный девичий силуэт в цветущем саду, но стоило лишь подойти ближе, как все стало пеплом, оседающим на его белоснежных перчатках. Запах вишен всё ещё дурманил своим ароматом, но и он скоро сменился запахом гари. А вокруг стояла весна, пели птицы и всё в Мелиоре благоухало. Он любил подолгу ходить по паркам и аллеям в это время года. Прекрасные цветы и шелест листвы помогали справиться с тревогой, охватывающей его там, на поверхности. Он обращался к птицам и деревьям в зелёных садах Мелиоры так, словно они слышали и внимали его голосу. Только им он мог доверить свою страшную тайну. Ведь они не могли никому расказать, что у всесильного Бога этих мест становилось всё меньше и меньше жизненных сил и власти. Все чаще он приходил в город, чтобы побыть безмолвным наблюдателем, глядя на тех, кто кого он подарил Мелиоре, когда был юн, силён и смел. Город отвечал благодарностью и дарил повод для тёплой улыбки. Он знал, что там, на другой стороне, его не ждёт ничего хорошего. Он не знал, с кем мог бы поделиться своими страхами. Но город всегда слушал его и давал поддержку. Наверное, именно тогда он осознал, что нет больше всемогущего Бога, а есть всего лишь он — человек.***
Однажды он сидел у кромки воды небольшого озера в саду. Мысли его мучил лишь один вопрос: сколько ещё простоит город? Отражение в воде показало ему страшную картину горящих мостов. В тот день в городе началась гроза. Молнии разрывали небо, превращали деревья в горящие факелы, плавили шпили высоток, звуки громовых раскатов заполнили всё вокруг. Улицы вмиг опустели, заведения закрылись, где-то по извилистой дороге на всех скоростях несся угольно-черный лимузин службы надзора, но в мостовую перед ним ударила зеленая молния, автомобиль не справился с управлением и врезался в фонарный столб. В ресторанах, театрах, музеях и библиотеках стало пусто, темно и безжизненно. По улицам стелился туман, а наступающая тьма гасила огни, один за другим. Мосты и правда горели, а уцелевшие превращались в пепел прямо на глазах. Путей отступления не осталось. Этот город был оставлен собственным Богом. Да и не было больше никакого Бога. Его забрала Смерть.***
В Мелиоре ночь была временем счастья и веселья, но когда его унесли со сцены, здесь, в городе, погасла половина огней, погрузив всё в кромешную тьму. Окна зияли пустыми глазницами, дома стояли покинутые и заброшенные. Яркие вывески испустили сноп искр, прежде, чем потухнуть навсегда. Автомобили встали, оставленные посреди городских дорог. Асфальт покрылся трещинами. Штукатурка, богатое убранство домов и небоскрёбов стало осыпаться, а затем они и сами начали просаживаться, складываясь, словно карточные домики. Раны в душе Бога стали ранами на теле города. Рваные и безобразные, они стремительно лишили это место былой красоты. Всё растворялось во мраке. Этот город всегда был олицетворением идей, и, казалось, что он бессмертен, как и его Бог. Ведь что способно убить идею?.. Но Бога обезглавили. Последней мыслью Бога был образ города его мечты. Его творения. Яркая зеленая молния расчертила небо и ударила в шпиль главной башни Духовенства, чудом уцелевшей среди хаоса. Город тут же наполнили грохот и пыль. Первый в этом мире рассвет осветил лишь безликие и безжизненные руины.