Последний виски

      В темнице звонко падали капли вонючей воды, грязными горстями свисавшие с потолка. Мрак обступал Ле`Гарда со всех сторон, пробирался жутким холодом до самых поджилок, заставляя мышцы всё время судорожно сжиматься, как в жестокую стужу Севера. Сил едва ли оставалось на простые думы о скорой смерти, только на невольные реакции растревоженного мозга — капитан слышал, как шкряблись когтями чудища за железной дверью, как тяжёлый тесак оставлял борозды на каменном полу, как рычали предвкушающе стражи, — и на каждый звук он нервно жмурился.       Время рассыпалось на мелкие осколки воспоминаний, бывших в далёком прошлом, целые месяцы назад, ценностью едва ли не большей, чем сама жизнь. Теперь же, запертый в глубине собственной головы, такой же тёмной и мрачной, как эта камера, Ле`Гард утратил важность чего-либо вообще. Не важно: спит он, бодрствует, ест, страдает или думает о страданиях. Всё стало мелочно и жалко. И сам он жалок, среди того, что происходит в высоте недосягаемого неба, они также мало достигли, как он достигает взором лишь стен своей камеры.       В каменном гробу он заживо сгниёт. Хотя быстрее — сойдёт с ума от страха надвигающейся опасности, которая стоит прямо за дверью. Массивная, всепоглощающая и непрощающая туша чистой животной злобы, у которой перекатываются мышцы под толстым слоем трупной кожи, утробно рычит и пускает голодные слюни прямо на решётки мелкого окна. Волки злые только когда голодны, чудище — злое всегда. Ему не нужно быть на грани смерти, чтобы напасть — достаточно присутствия горячей крови, рыхлой плоти на костях. Убежать от него означает просто отсрочить неизбежное, а Ле`Гард уж давно не может бегать.       Спустя долгие часы, минуты, секунды, мгновения — он смиряется. Смиряется, что самое важное для него — человеческое — утеряно в глубинах подземелий. Призрак бывшего сознания навсегда останется в воспоминаниях тех, кому довелось его хотя бы видеть — и уже никогда не вернётся законному владельцу.       Сквозь наплывший в голове туман Ле`Гард слышит отдалённую возню. Сначала звуки тихие, похожие на бег крыс в толстых каменных стенах, затем приглушённые, будто из глубокой бушующей реки, становящиеся похожи на шум грозы, что вот-вот обрушится на тихую деревушку. И вот он слышит разрезающий воздух меч. Ураганом проносятся тени во внезапном свете факела, Ле`Гарда оглушает рёв чудовища, бульканье крови и треск костей. Кто-то победно кричит, смеётся заливисто и надрывно.       Следующие секунды растянулись на долгие годы. Всё вокруг словно замёрзло, отчего двигалось так медленно, что можно рассмотреть бегущих букашек на грязном полу. В замке проворачивают ключом, кажется, тысячу раз, скрипят древними механизмами, открывают двери медленно, с каким-то наслаждением, пуская в комнату ярко-оранжевый свет. Ле`Гарда ослепляет, он закрывает глаза и долго-долго привыкает к чужеродному свету. От внезапности слезятся глаза, и он согласен просидеть так вечность — посетитель избавил его от страшной гибели, но его плеча касаются тёплой рукой и настойчиво тормошат. — Слава Аллл-Меру, ты живой! — восклицает женский голос сверху, — Я так боялась не успеть.       Ле`Гард тяжело поднимает голову. Он видит перед собой божество, подсвеченное скудным факелом, сунутым в крепление в стене. Женщина смотрит на него бледным лицом, окрашенным в алые капли, греет теплом своей мозолистой ладони, мощно сжимающей костлявое плечо. В её взгляде читается нечто. Нечто смотрит на Ле`Гарда так, будто он был ей и отцом, и матерью, и сыном с мужем. Словно он был для неё всем.       Она была для него не больше убийцы монстра, готового его сожрать, и не меньше божества, решившего явить свой лик страдающему народу.       Божество тряхнуло волосами, горевшими своим цветом едва не ярче факела. Она нервно обернулась на прикрытую дверь, прислушивалась долго, будто вдали раздавались чужие голоса. Ле`Гард не слышал ничего, кроме своего сбитого внезапным счастьем дыхания. Женщина, чем-то встревожившись, потянулась к цепям на руках узника. Тяжёлая броня трещала и скрежетала почти жутко, звуки отскакивали от каменных стен и преследовали чуткие уши со всех сторон. Ле`Гард старался не бояться. — Нам нужно уходить, пока сюда не заявились отряды Рондона, — быстро проговорила она, пока нервно перебирала ржавые цепи на чужих запястьях. В ушах противно звенело, и Ле`Гард усердно опускал голову, пялясь на доспехи своего божества — они все в грязи, смешанной со свежей и ещё пахнущей железом кровью чудовищ, бродивших всего несколько минут назад по бесконечным затхлым коридорам. Красные капли растеклись по серому металлу, словно восточные цветы, — не видел ли он таких? — оплетали своими лозами узкий женский торс и широкие плечи. И всё же он чувствовал нечто странное, то ли страх, то ли подобострастие, смешанные с жалким мелочным чувством благодарности, какое бывает у голодной кошки, получившей тонкое блюдце молока. — Зачем? — просто спрашивает Ле`Гард.       Женщина на секунду останавливается. Её руки прекращают суетливо дёргать кольца, натёршие на запястьях мужчины кровавые мозоли. По комнате дует затхлый ветер, просочившийся сквозь решётки в двери — и Ле`Гард ёжится, то ли от исчезнувшего мимолётного тепла рук, то ли от повисшей неясной паузы. Спустя долгие мгновения божество отмирает и наклоняется, заглядывает в глаза напротив, и он видит в отражении чёрных зрачков себя, лохматого и бесконечно измученного, с синяками под скулой, порезами на шее, что тонкими нитями спускались вниз, и потухшими очами. В её глазах он видит яркий блеск огня, отражающегося от стен. — Как зачем? — высоко спрашивает, — Они же хотят тебя казнить! — Кто «они»? Здесь только монстры, — Ле`Гард тяжело ворочает пересохшим языком, — И мы.       Женщина хлопает выцветшими ресницами. Она смотрит на Ле`Гарда нечитаемо, и от мыслительного напряжения на её лбу возникает сетка только прорежающихся морщин. Её ладони снова ложатся на озябшие плечи, и Ле Гард невольно тянется к горячим рукам. — Ле`Гард, — серьёзно начинает божество, — Ты помнишь, кто я?       Он смотрит на неё, прикрывая веки — глаза всё ещё резало от пламенной рыжины волос, что витали вокруг головы, образуя слабое подобие нимба. Ле`Гард чувствует связь с женщиной, но такую далёкую и уже не существующую, будто старый портрет лорда. Ты смотришь на него: все детали тщательно выписаны художником, но был ли этот человек на самом деле? Или это плод фантазии скучающего творца?       Ле`Гард отрицательно мотает головой.       Взгляд божества становится печальным, но ровно настолько, насколько печаль может захватить создателя — самую крохотную малость. Она смотрит в лицо Ле`Гарду разочарованно, коротко дышит через нос, будто забывая выдохнуть скопившуюся неожиданную горечь в легких. Женщина моргает дважды, прежде чем вернуться к кандалам — и со звонким стуком скидывает их прямо в стену.       Ле`Гард облегчённо мычит, цепляется руками за холодный металл наплечников, не в силах держаться на отёкших ногах. Божество подхватывает его под лопатки, не даёт осесть на серый пол. Её пальцы сжимают исхудавшее тело, трогают кости через тонкую кожу, и Ле`Гард благодарно стонет за ту толику тепла, которой с ним делятся. Женщина вся вытягивается от странных звуков, секунду стоит в нерешительности, собираясь с нахлынувшими мыслями, и вдруг отстраняет узника от себя: — Ты же едва на ногах стоишь! — возмущается она, и Ле`Гард видит её покрасневшие уши, — Надо отдохнуть, и тебе, и мне. Пара часов сна не помешает, правда?       Ле`Гард тяжело кивает. Сейчас он был согласен на всё, что бы она ему ни предложила — главное, чтобы больше не было этого ползущего под самые кости страха, пробирающего ледяными иглами. Божество тоже кивает, соглашаясь со своим же решением, и мягко опускает узника на пол — тот присаживается неловко, немного ежась и щурясь на угасающий факел на стене. Женщина отходит от Ле`Гарда всего на шаг, скидывает с плеч грузный тканевый мешок, и присаживается рядом, разворачивая скромные пожитки.       Спустя короткие минуты в камере загорается костёр. Божество суетливо копается в мешке, достаёт из него скромные пожитки — грязные сизые тряпки, длинные чёрные мантии, пару затупленных мечей, несколько кусков хлеба и даже тонкие куски мяса, бережно обёрнутые в мокрые от животного сока платочки. Она раскладывает всё перед собой, долго думает над своим тяжело собранным богатством, и всё же наскоро насаживает мясо на тонкие палочки, прибережённые в карманах для этого случая, и ставит блестящие кусочки над костром. У Ле`Гарда, жадно разглядывавшего еду, едва со рта не капало — он не помнил, когда ел в последний раз. Как будто вкус еды был сном, который навязчиво приходил к нему в короткие моменты забвения среди жадных до плоти монстров.       От созерцания его отрывает уже горячая рука на плече. Ле`Гард поднимает взгляд, и женщина кивком просит его поднять руки. Он подчиняется, его, словно годовалого ребёнка одевают в просторную чёрную рубаху, которую, кажется, не стирали уже больше месяца. Но жаловаться, когда на тебе из одежды лишь повязка, едва опоясывающая бёдра и доживающая последние часы, было бы кощунством. Ле`Гард мычит благодарность, кутается в рукава сильнее, чтобы легло ближе к озябшему телу, и двигается к разгоревшемуся костру.       Божество возвращается к мясу. Узник следит за ней из-под опущенных век — его разморило от тепла костра, разлилось спокойствие от покрытой наготы и кучи оружия рядом — только схвати, и можно уже не бояться до глубины своего сознания. Оранжевые отблески огня красиво очерчивают контуры лица женщины, делают кожу чуть живее, чем есть, и дают глазам что-то настолько особенное, что хочется навсегда оставить эту сцену только в своём сердце и никому никогда не показывать. Это — его, и он будет хранить память о новой надежде на будущее под сердцем.       Костёр добавляет тюремной камере тепла, не только внешнего, но и внутреннего, по которому Ле`Гард скучал уже, казалось, долгие годы. Жёлтые всполохи мазали по тёмно-серым кирпичам, добавляли движения в мёртвые кучи камней, сводивших с ума своей массивностью и непробиваемостью. Узник, глядя в сверкающий костёр, смутно вспоминал образ замка, возвышавшегося на горизонте безжизненной пустыни. Картинка перед глазами дрожала водной рябью, всё время норовила расплыться и утечь с потоком реки из отрывков прошлой жизни. Вокруг замка ни души, несмотря на обилие легенд об этом месте.       Зато внутри — полчища монстров, вооружённых тесаками, когтями, зубами и болезнями. Поджилки сжимаются только от одной мысли о пережитом ужасе, и Ле`Гард трясёт головой. Перед глазами снова костёр, сидящая рядом женщина, тыкающая мечом мясо. Она украдкой переводит взгляд на бывшего узника. — Меня зовут Д`арс, — говорит она, протягивая палку с нанизанным на неё мясом к Ле`Гарду, — Поешь.       У Ле`Гарда текут слюни только от одного вида жареного мяса. Он так давно не ел, что забыл, какая на вкус его любимая еда — свежая, только с наскоро разведённого костра. Даже затхлый запах подземелий не омрачал скудной трапезы. Узник жадно вцепился клыками в первый кусок, и слюни расползлись по пересохшим дёснам, впитались в сочную плоть. И ему уже всё равно, из какого существа жадно срезали пласт мяса, главное, что оно сейчас стремительно заполняло пустой желудок.       Д`арс смотрит на то, как Ле`Гард, почти не жуя, проглатывает мясо укус за укусом. Она следит за его рваными движениями, дрожащими в лихорадочном ритме руками, которые едва не дают упасть еде обратно в костёр. Взгляд её становится задумчивым и глубоким, слово она ушла далеко в синюю бездну бескрайнего неба, которого они не видели незнамо сколько времени. Палка с ужином так и ждёт в руках своей участи. Узник уже успевает облизать свои едва отогревшиеся пальцы, когда Д`арс, наконец, выходит из своего глубокого кокона мыслей и роется уже по карманам подранного исподнего, слегка торчащего из-под доспех. Она выуживает оттуда кучу склянок и раскладывает их перед собой.       Ле`Гард заинтересованно двигается ближе. Маленькие бутылочки сверкали своими цветами так ярко, что почти светились на фоне сизого каменного пола. Узнику на секунду показалось, что он оказался на каком-то восточном базаре, где на прилавках с шёлковыми тканями и пряными специями точно также сияли всевозможные оттенки богатства — красные, жёлтые, синие… Только одна склянка выбивалась из других своим тёмно-изумрудным стеклом. — Держи, — просто говорит она, суя во влажные руки Ле`Гарда зелёную бутыль. — Что это? — спрашивает он, неловко вытаскивая пробку и принюхиваясь, — Спирт? — Это виски. Тебе сейчас нужнее.       Ле`Гард, почти не задумываясь, прикладывается к бутылке. Пряный алкоголь резко обжёг горло, растёкся по желудку приятным огнём. Виски разлился по венам узника, обволакивая уставший мозг в ватное одеяло, что отодвинуло сырые ночи подземелья чуть дальше, чем на расстояние вытянутой руки. Ле`Гарду отчаянно хотелось напиться до беспамятства, но склянки едва бы хватило, чтобы просто захмелеть. Он вытирает чёрным, пропахшим какой-то травой, рукавом губы, и смотрит на Д`арс с такой благодарностью, на которую способен человек, едва ли держащийся в сознании.       И Д`арс всё понимает. Она глубоко выдыхает, прикрывает глаза на секунду, снова прислушивается к гробовой тишине катакомб — из звуков только треск костра и редкий перезвук падающих с потолка капель. Ле`Гард, утоливший в себе всё самое животное, видит в женщине что-то иное. Лицо, страшно бледное на фоне ярко-рыжих волос, больше напоминало ему лик той старухи, что однажды он видел в одной из многочисленных деревень — осунувшееся, с россыпью мелких морщин вокруг глаз, с отёкшей синевой в веках и кровавыми корками на губах. Добротно сложенное тело совсем не подходило столь видавшему жизни и смерти лицу. — Ты был моим капитаном, — начинает Д`арс, не открывая глаз, — И вёл за собой целое войско. Ты хотел власти любой ценой, убивал и шёл по головам, чтобы найти… не знаю, что. Ты не посвящал никого в свои замыслы. Но в моих глазах ты был почти божеством, и теперь…       Д`арс сбивается. Она устало открывает глаза, уныло кусает мясо, долго жуёт. Ле`Гард молчит, чувствуя в груди сосущую пустоту. Он потерял в этой жизни всё, что только мог потерять. — Неважно, — говорит Ле`Гард, спустя один пласт мяса, — Расскажешь, как выйдем. Надо спать.       Д`арс кивает. Они укладывают вещи около костра, наскоро делают подушки из сумки и порванных флагов. Пол, едва прогретый огнём, пах плесенью и тиной. Ле`Гард сквозь прикрытые веки видел, как тьма потолка заглатывает последние всполохи костра, вырезая своими когтями причудливые образы того ужаса, что ему пришлось пережить. Едва ли теперь они его страшат, но поджилки тревожно подтягиваются, заставляя укутаться в мантию плотнее. Беспокойный сон накрывает Ле`Гарда медленно и неотвратимо.       Его сознание возвращается через секунду. Ле`Гард быстро моргает, пытаясь понять, открыты ли его глаза вообще — настолько густая чернь разлилась вокруг, заполняя собой всю камеру. Костёр давно погас, отчего по полу отчётливо заскользил промозглый ветер. Ноги узника успели заледенеть, отчего он жалко съёжился под тонкой тканью рясы. В его голове стало туманно, словно ветер залетал даже в уши и свободно гулял по черепной коробке, не находя себе выхода. Ле`Гард тяжело присел, упираясь руками в камни.       Шёпот дошёл до Ле`Гарда. Он шелестел, отражаясь от стен, множась стократно, как шептала бы целая армия. Сердце узника ненадолго встало, чтобы забиться с утроенной скоростью. Такой стук он слышал только у загнанной лошади, что бежала сквозь леса от волков. К щекам прилило, стало жарко даже в ледяной камере пыток. Ле`Гард почти видел, как из его рта пошёл клубами пар. — Убей его, — инфернальный голос звучал отовсюду и из ниоткуда, — Жертва во славу моего величия! Величия Гро-Горота! Да прольются реки крови, омой же моё лезвие ядами смерти!       Д`арс застонала. Она схватилась за голову, мученически сжав кулаками короткие волосы. Послышался треск, скрежет зубов и бряцанье брони. Ле`Гард испуганно вглядывался в тьму, широко распахнув глаза, тщетно пытаясь привыкнуть к мраку комнаты хоть на миг быстрее. Он спешно зашарил рукой близ себя, цепляя закоченевшими пальцами рукоять. Узник хватает первое оружие, что попадается ему в ладонь, и слишком резко для ослабших мышц встаёт.       Ле`Гард не помнит, как успел пролететь сквозь Д`арс и выбежать в подземелья. Едва ли осматриваясь вокруг, он выбирает самый длинный коридор, бежит, спотыкаясь за неровную укладку каменного пола, давно обточенного подземной росой. Вокруг страшная тишина, ни одного живого звука, кроме россыпи шагов, что чавкающим эхом отражались куда-то вглубь бесконечных тоннелей. Сознание кричит резаной тварью, что хищник проснулся, и жаждет крови.       Босые ноги скользят по мокрым ступеням, что неожиданно возникают под ними, и Ле`Гард падает. Оружие выскакивает из ладони, звонко ударяется об одну из колонн, тянувшихся далеко вверх к потолку залы. Руки увязают в хлюпающей земле, мешают грязь со слизью, стекавшейся с массивных стен тысячелетиями. Почва чавкает под грудью, волосы лезут в лицо, вымазанные в мерзкой влаге, заливают глаза, и без того едва ли видевшие хоть что-то в страшной тьме. Ле`Гард отчаянно цепляется за первое, что ему попадается.       Нечто, холодное и мягкое, прогибается под пальцами. Узник судорожно мажет грязью по неизвестности, натыкается то на провалы, то на резкие границы, будто срезанные острым мечом. Наконец, пальцы нащупывают что-то, похожее на человеческое лицо. Булькающий крик ужаса тонет в глубине глотки, когда сзади слышатся лязгающие шаги.       Ле`Гард оборачивается. Д`арс тяжело поднимает ноги, увядает в трясине из-за тяжёлой брони. В одной руке она держит догорающий факел, в свете которого меч в другой руке казался горящим. Меч вселяет в Ле`Гарда священный ужас — он, сделанный из бордовой, полусгнившей плоти, взирал прямо на него своим ярким голубым глазом с необъятной радостью. Лезвие из костей, отточенное до металлического блеска, подмигивало в неярком свете.       Д`арс замахивается. Последнее, что видит Ле`Гард — как мир разворачивается, и всполохи крови застилают его глаза.