Тени и трещины

Небольшую, скромно убранную келью тускло озаряла единственная керосиновая лампа на столе. Рядом с ней стояли переплетенная лозой бутылка и полупустой стакан. Оливье тихо прикрыл дверь, подождал минуту, потом вздохнул. Роланд не шелохнулся. Он так и продолжал сидеть, сцепив пальцы в замок, и мрачно сверлил взглядом поверхность стола, вытертую рукавами не одного поколения охотников. На его щеке темнели две свежие царапины, на левом плече под рубашкой — Оливье не видел, но знал — прятались бинты. Пауза затягивалась. Молчание было настолько тяжелым и угнетающим, так давило на уши, что Оливье невольно повел плечами, сбрасывая напряжение, сковавшее спину. Постоял еще немного, подошел, пододвинул себе ногой стул и сел напротив. — Он не должен был этого делать, — голос Роланда был тихим и чертовски упрямым. Оливье снова вздохнул. Ну хоть спрашивать на этот раз «Какого дьявола ты натворил?!» не было необходимости: Орден и так гудел от слухов. Ссоры между паладинами, особенно столь громкие, были редкостью. — Он не должен был, — снова повторил Роланд. Покрытые шрамами пальцы хрустнули, сжимаясь сильнее. Оливье видел его в гневе всего несколько раз за все годы их дружбы. Даже вампиры обычно не вызывали у Роланда ярости: несмотря на, казалось бы, предельную эмоциональность, именно в бою его голова оставалась холодной. Сейчас же воздухом вокруг Роланда было тяжело дышать. Оливье снова повел плечами: даже ему находиться рядом было неуютно, что уж говорить о ком-то другом. Охота на окраинах Валанса провалилась: вампиров оказалось чуть ли не втрое больше, чем ожидалось, и битва превратилась в бойню. Пятеро охотников — четверо из двенадцатого и один из шестого отряда — погибли, каждый второй оказался раненым. Досталось даже капитанам: Астольфо — потому, что лез в самую гущу, Роланду — потому, что бросился заслонять собой какого-то новичка. Оливье закрыл глаза и устало потер переносицу. Картина того, как Роланд, не раздумывая, бросается вперед, отталкивает другого охотника, и длинные когти протыкают ему плечо, рисовалась перед внутренним взором слишком ясно. Роланд дал команду отступать. Астольфо во что бы то ни стало хотел продолжать погоню. Слухи, словно круги по воде, расходились по Ордену, и последняя догнавшая Оливье версия утверждала, что за это решение они там на месте чуть не подрались насмерть. В последнее Оливье не сильно верил, однако, судя по виду Роланда, ссора получилась и правда серьезной. Оливье побарабанил пальцами по столу. В голове крутилось раздражающее и совершенно бессмысленное: «А я говорил, что брать его в Орден — плохая идея». — Астольфо теперь паладин, на нем ответственность не только за собственную жизнь, — в расширенных зрачках Роланда стояла такая чужеродная тьма. — Он должен думать и о своих подчиненных. Он не имел права… Оливье снова вздохнул. Роланд мало привязывался к людям. Он любил всех ровно, словно солнце, почти никого и никогда не выделяя, но сейчас выглядел… Преданным? Наверное, это было самое правильное слово. Он гневался — и гневался страшно, настолько, что даже у Оливье по спине ползли неприятные мурашки, а волосы на затылке вставали дыбом. Гневался на Астольфо, на его поступок, на то, что погибли пятеро, что раненых пришлось класть в коридоре лазарета, настолько много их было. Не понимал, как все до такого дошло, искал ответ и не находил его. Так не похож на привычного солнечного себя, сейчас он словно притягивал мрак, клубящийся по углам кельи — и Оливье вдруг с болезненной ясностью осознал: в глубине души Роланд гневался и на себя. Тишина тяжело висела в воздухе и давила на уши. Оливье второй раз побарабанил пальцами по столу. Астольфо он видел только краем глаза, но успел заметить, что тот выглядел едва ли не хуже Роланда сейчас. Бледный, напряженный, словно натянутая до края струна, с болезненным блеском в сухих красных глазах, он вылетел из лазарета и проскочил мимо Оливье, кажется, даже не обратив внимания. За ним, спотыкаясь через шаг, бросился Марко. Оливье никогда не считал, что имеет право лезть хоть в чьи-то отношения. Ни тогда, когда Роланда то и дело бросали девушки. Ни тогда, когда его окончательно возненавидел Гано. Ни после того, как обращенный на Роланда полный восхищения взгляд Астольфо стал где-то в глубине души тревожить. Роланд куда лучше разбирался в эмоциях и чувствах людей, он своими силами дослужился до статуса паладина и стал одним из лучших. Это его искренне любил весь отряд, это у него была дружная семья, это его обожали младшие братья, это он умел общаться с детьми, знал, что им сказать, как наставить и подтолкнуть в правильную сторону… Сейчас Оливье казалось, что Роланд тонет во мраке, и он не мог остаться в стороне. — Как часто вы разговаривали? — спросил он наконец, когда молчание стало совсем невыносимым. Роланд моргнул, затем медленно поднял взгляд: — Что?.. — Я спрашиваю, как часто вы общались. Что-то обсуждали, кроме тренировок — хотя бы и Библию, проповеди на мессе или там наставления святых, не говоря уж о каких-то сугубо жизненных ситуациях. — К чему здесь?.. — начал было Роланд — и умолк. Огонек керосиновой лампы тревожно танцевал в его глазах. Оливье устало откинулся на спинку стульчика. Снова — в который раз сегодня? — повел плечами: напряжение в воздухе и не думало спадать. Невольно подумалось, что тот самый оптимизм, за который так любили Роланда и подчиненные, и другие рядовые охотники, и юные ученики Ордена, иногда делал его поразительно слепым. Солнце, щедро разливавшее свои лучи вокруг, просто не могло увидеть тьмы. — Роланд, ты паладин, — сказал Оливье тихо, и тени, отброшенные светом лампы, словно качнулись в такт его словам. — У тебя есть целая куча обязанностей, и ты не можешь заниматься воспитанием одного-единственного мальчишки, даже если его спас, привел в Орден и лично обучал. Не думаю, что нашелся бы хоть кто-то, кто осудил бы тебя за это — видит Бог, ты и так уделял Астольфо больше внимания, чем другим. Но почему ты удивлен, что он стал не таким, как тебе хотелось? На его глазах перерезали всю семью, его с сестрой пытали больше недели — а дальше он рос почти как трава в поле. Ты сам его видел хорошо если несколько раз в месяц, другим тем более было не до него. Что удивительного в том, что именно ненависть к вампирам, а не желание кого-то спасти или там какая-нибудь любовь к ближнему стала его главным чувством, а уничтожить всех вампиров — целью всей его жизни? И почему тебя так удивляет, что, лишь недавно став капитаном, он отдал именно такой приказ своему отряду, несмотря на все угрозы и риски? Роланд таращился на него широко распахнутыми глазами, и его зрачки сейчас казались двумя бездонными колодцами, полными мрака. — Но ведь это очевидные вещи, — охрипший, его голос ржавым ножом разрезал тишину. — Человеческая жизнь — ценнее всего. Даже Гано следит, чтобы охотники под его руководством были целыми, и старается не жертвовать зря людьми ради того, чтобы добить одного лишнего вампира. — Потому что для Гано гибель рядового — репутационная потеря, а за своей репутацией он следит весьма тщательно, — Оливье пожал плечами. — Ты и сам знаешь: он делает это отнюдь не из заботы о ближнем. Роланд опустил взгляд, его губы сжались в тонкую нить, а пальцы переплелись с такой силой, что побелели косточки. — Рядом с Астольфо все это время был Марко, — сказал он после долгой паузы, и «даже если не было меня» замерло невысказанным в воздухе. Оливье снова вздохнул. — Тот самый, который готов простить ему что угодно, лишь бы последний потомок рода Гранатумов жил? — он скептически выгнул бровь. Уголок рта Роланда на мгновение болезненно дернулся, взгляд стал еще мрачнее. Снова наступила тишина. Какое-то время Оливье сидел, затем поднялся. Достал с полки на стене еще один стакан, поставил рядом с Роландовым и долил в оба вина. — Знаешь, я не говорю, что Астольфо все сделал правильно, — сказал, возвращаясь на место. — Но Орден не занимается воспитанием детей и прививанием им норм морали — для этого их отправляют в сиротский приют. Мы же — военная организация, а не закрытый пансионат, где каждый день начинается с уроков этикета. Здесь учат убивать вампиров — и это Астольфо освоил прекрасно, иначе не стал бы паладином даже с твоей рекомендацией. То, что произошло сегодня… Это было неправильно, но, я бы сказал, закономерно. Роланд снова болезненно дернул уголком рта и склонил голову так низко, что за пушистыми ресницами спрятались глаза. Оливье вздохнул — в который раз сегодня: видеть Роланда таким было непривычно и тяжело. Он помолчал, подсунул ему стакан. — Пей давай, а то чего вину пропадать, — сказал мягко. Роланд скользнул взглядом по столу, потом поднял глаза на Оливье. — Спасибо, — улыбнулся бледно и болезненно, и в сердце неприятно заскреблось. Почти незаметно танцевал огонек в керосиновой лампе. Зыбкие тени колебались на стенах и тянулись к мраку в углах кельи. Роланд допил свое вино, покрутил в руках стакан — тусклые блики заплясали на его гранях. — Думаешь, все уже безнадежно? — тихо спросил Оливье. Перед глазами снова всплыло лицо Астольфо: бледное, напряженное, Оливье его таким, наверное, и не видел никогда. Вдруг подумалось, что и разгневанного Роланда сам Астольфо видел впервые — и этот гнев был обращен отнюдь не на вампиров. Вряд ли мальчишка был хоть немного готов, что ярость его обожаемого наставника выльется на него самого. Роланд порывисто вскинул взгляд. — Что?.. Нет! — на мгновение в его глазах проглянул привычный свет. — Нет, конечно, это не… Он запнулся, снова опустил голову. Оливье невнятно хмыкнул: — И что в таких случаях советуют наши мэтры на своих проповедях? Я не знаю, я всегда пропускаю их мимо ушей. — Помочь заблудшему брату по Ордену найти правильный путь, — Роланд снова бледно улыбнулся, спрятав глаза за пушистыми ресницами. Оливье кивнул, допил свое вино и разлил новое по стаканам. — Надо будет с ним еще раз поговорить, — сказал Роланд, когда Оливье уже не ожидал продолжения разговора. Медленно поднял глаза — ясность в них еще не вернулась, но взгляд стал немного светлее. Оливье ободряюще улыбнулся ему одними уголками губ. Они столкнулись с Астольфо прямо посреди коридора на полпути между казармами и арсеналом, поздно вечером следующего дня. До отбоя оставалось менее получаса, большинство охотников — кроме тех, кто заступал на ночное дежурство — уже успели разойтись по своим кельям и общим спальням. Роланд увидел его первым и остановился, Оливье опоздал всего на один шаг. Наверное, правильно было бы оставить их с Астольфо для этого разговора наедине, но в коридоре, как назло, не было ни ответвлений, ни перекрестков. Астольфо заметил их на несколько секунд позже — и стал как вкопанный. Он смертельно побледнел, широко распахнутые глаза смотрели только на Роланда, плечи напряглись, а кулаки сжались так, что побелели косточки пальцев, не спрятанные обрезанными перчатками. Повисла тишина — настолько звонкая и пронзительная, что можно было услышать, как тихо гудит нагретая астермитовыми котлами вода в трубах под потолком. — Астольфо, нам нужно поговорить… — голос Роланда, мягкий, но уверенный, разбил ее на мелкие осколки. Роланд шагнул вперед — и это словно сорвало с Астольфо оцепенение: тот сделал шаг назад, затем еще один. На мгновение в его расширенных зрачках словно промелькнул страх — или все же Оливье показалось в неясном свете ламп? — затем он круто развернулся и бросился прочь. Роланд так и остался стоять — растерянный, с тревожной морщиной, залегшей между бровями. Оливье казалось, что он попал в дешевый любовный роман, из тех, которые десятками глотала, а затем старательно высмеивала за бутылкой вина Мира. Роланд не оставлял попыток поговорить с Астольфо. Тот сбегал — и это не увидел бы только слепой. Пытался первым ускользнуть из зала, в котором проходили совещания паладинов, держался как можно дальше на мессах, стал опаздывать на трапезу и уже дважды получил выговор за то, что пропустил предобеденную молитву. Оливье видел, как с каждым днем взгляд Роланда становится все более встревоженным, как все чаще он начинает хмуриться. Они возвращались вместе с последней службы — более длинным путем, потому что Роланда понесло прогуляться перед сном. Коридоры и залы, которые они проходили, ровно озарял свет ламп. Они прошли мимо поворота к ангарам дирижаблей, миновали арсеналы и двинулись вдоль тренировочных площадок. Возле одной из них Роланд остановился, окинул каменный портал долгим взглядом — свет внутри уже выключили, и тот щерился непроницаемым мраком. — Слушай, Оливье… — голос Роланда вплелся в тишину так непривычно неуверенно. — Как думаешь, Астольфо еще со мной заговорит? Он умолк, между бровями снова залегла морщина — Оливье поймал себя на мрачной мысли, что в последнее время это стало происходить слишком часто. Лампа справа на мгновение погасла, потом снова вспыхнула, и по лицу Роланда метнулась нервная тень. Ответа у Оливье не было. Ему действительно казалось, что было бы лучше, если бы Роланду с Астольфо удалось поговорить. Для них обоих — в конце концов, как бы то ни было, Роланд все же выделял Астольфо среди других, и Оливье это знал. Но сейчас… — …Сейчас мне кажется, что одно мое присутствие делает Астольфо больно. Оливье вздохнул. Он тоже это видел, хотя и думал, что ему просто кажется: ненормально бледное лицо Астольфо, слишком расширенные зрачки, напряженные плечи. Попытки не встречаться с Роландом взглядом. Не находиться близко. Не оставаться наедине. Такие неправильные детали — только сейчас Оливье понял, как привык видеть Астольфо рядом с Роландом всегда улыбающимся, с неизменным восторженным сиянием в больших глазах. Он все еще готов был списать это на случайности, которые ошибочно решил объединить в какую-то систему — но если это заметил и Роланд… Снова вспомнилось, как грозен и гневен тот был в день проваленного задания в Валансе. Вряд ли хоть кто-нибудь мог быть к такому готов. Особенно мальчишка, который с первых дней в Ордене хвостиком бегал за Роландом и так отчаянно жаждал его признания. И все же идиллия, которая, казалось, царила между Роландом и Астольфо со времени их знакомства, оказалась слишком хрупкой. Так, словно под тонкой коркой озаренного солнцем льда на самом деле скрывалась черная бездна. В том, что ее не заметил Оливье, не было ничего удивительного: он никогда не умел хорошо разбираться в человеческих сердцах. А вот то, что ее не увидел и Роланд… Оливье снова бросил на него встревоженный взгляд. Роланда корил себя за это, а Оливье не знал, как помочь. Лампа на стене снова на мгновение погасла, колышущиеся тени потянулись по каменным стенам причудливым хороводом. — Что мне делать, Оливье? — Роланд, не мигая, смотрел на черный провал входа, и тьма отражалась в его глазах. Оливье хотел сказать, что не знает — Бог свидетель, он действительно не знал. Но Роланд выглядел таким непривычно растерянным и мрачным, что он должен был хоть как-то ему помочь и его успокоить. — Может, лучше пока подождать? — отозвался тихо. — Дать Астольфо время отойти и поговорить позже? Не бросить совсем, но и не пытаться втянуть в разговор насильно, а присматривать издали. Роланд медленно повернулся, затем опустил взгляд. — Да, наверное… Наверное, так будет лучше, — его голос звучал совсем тихо. — Не хочу, чтобы из-за меня Астольфо… Он так и не договорил — только на мгновение с силой сжал кулаки. Оливье поколебался, а потом все же положил ему руку на плечо. — Не волнуйся, вы обязательно помиритесь, — сказал ободряюще. — Просто будь рядом, чтобы помочь Астольфо в тот момент, когда он в этом будет нуждаться. Холодное эхо подхватило его слова и рассеяло вглубине пустых коридоров.

***

Чудовище медленно разлеталось бесконечными белыми лепестками. Оливье шумно набрал в легкие воздух, стараясь выровнять дыхание. Тряхнул головой, откидывая назад непослушные пряди, затем попытался вытереть лоб о рукав сутаны: пот заливал глаза. Черт бы побрал Роланда и его безумные просьбы: Бог свидетель, победить вампира и все завершить было бы куда легче, чем сражаться против бессмертного фамильяра, поддерживаемого чужеродной для мира силой. До ушей доносился полный робкой надежды гомон людей — с каждым мгновением все более громкий. Кажется, что-то радостно кричала Мария: ее звонкий голос прорезался сквозь общий гул. Рядом шумно пытался отдышаться Роланд. Только убедившись, что от чудовища ничего не осталось, Оливье наконец опустил Альтеклер. Окинул взглядом руины, оставшиеся от спрятанного в зарослях замка. Волки исчезли, и, если верить Роланду, вампир, ставший причиной всего, был успешно исцелен. Оливье тоскливым взглядом скользнул по разрушенным стенам: в Ордене постановили убить всех найденных вампиров, но очевидно было, что кто бы ни вызвал недавнее безумие вокруг замка, сейчас он уже не представлял угрозы. Оливье устало выдохнул, пытаясь смириться с тем, что придется нарушить прямой приказ. В конце концов, демонических волков больше не было видно, люди были в безопасности, а мир снова стал на место. Главное задание они с Роландом так или иначе выполнили. Невыносимо хотелось домой. Оливье развернулся и шагнул в сторону дирижабля, но Роланд не сдвинулся с места. Он стоял, оглядывая развалины, и его лицо медленно мрачнело. Оливье тяжело вздохнул. — Ты чего застрял? — пальцы правой руки раздраженно побарабанили по бедру. — Сам же не хотел, чтобы я лез в эпицентр аномалии, а теперь тут торчишь. — Я нигде не вижу Астольфо, — между светлыми бровями Роланда залегла тревожная морщинка. — Да и Гано тоже — а он должен был здесь появиться раньше нас. Дьявол. — Думаешь, что-нибудь случилось? — Оливье снова окинул взглядом руины, но те оставались молчаливыми. Ни движения, ни тени: сейчас казалось, что они лежали здесь сотню лет, и все это время между ними не ступала нога человека. — Не знаю… — Роланд на мгновение запнулся, рука в латной перчатке сильнее сжала рукоять Дюрандаля. — Ванитас с Ноем не причинили бы Астольфо вреда, они не такие люди. Но… На сердце как-то неспокойно. Белые лепестки все еще кружились в воздухе, словно не весили абсолютно ничего, и из-за этого лужайка, лес вокруг и руины казались какими-то фантасмагорическими. Как будто Оливье с Роландом провалились в реальности и выпали в сказку — о Красавице из Зачарованного леса или чем-то подобном, из того, что читала на ночь в детстве няня. Неприятно неправильное чувство. — Ты, наверное, иди вперед, а я все же попробую поискать Астольфо: хочу убедиться, что с ним все хорошо, — сказал Роланд после минуты молчания. Оливье кивнул в ответ. Какое-то мгновение думал, говорить или нет, затем все же поднял взгляд. — Постарайся не вляпаться в очередную проблему, — сказал мрачно. — И возвращайся поскорее: ты паладин и капитан отряда, а не охотник-одиночка прошлого. Ты не должен бросать своих людей. Роланд ответил ему такой невыносимо привычной извиняющейся улыбкой, махнул рукой на прощание и, не говоря больше ни слова, направился в сторону руин. Оливье провожал взглядом его фигуру, пока та не скрылась за полуразвалившейся стеной, затем тоже развернулся и двинулся туда, где собрались оба отряда и спасенные жители Сожа. Сердце медленно подтачивало очень плохое предчувствие.