Истинная концовка. Искупление грехов

“Очнувшись в палате, я долгое время не мог понять, что именно со мной не так: тело с трудом меня слушалось, а восприятие ощущалось искаженным. Еле как повернув голову в сторону, я увидел Ториэль, которая спала сидя на стуле, упершись головой в кровать. Справа от меня стояла подставка с несколькими колбами, от которых отходили трубки к моему катетеру. По вздувшейся вене я понял, что это была далеко не первая моя капельница. Приподняв свободную руку, я, с улыбкой на лице, положил её на голову матери, от чего та сразу проснулась. — Азриэль, слава богу, ты пришел в себя! — прокричала она, обхватив мою голову руками. — Г-.. Где я? — мой голос казался мне невыносимо хриплым и неслышимым. Создавалось такое ощущение, что мои связки просто атрофировались. За моим вопросом последовал сильный кашель, от которого в затылок стало отдавать такой невероятной болью, будто мне кто-то проломил череп. Признаться честно, я тогда не далеко ушел от истины. Из нашего с матерью разговора, пускай и недолгого, я понял, как именно все произошло. Ребята постарше хотели подшутить над малышней по инициативе старшего брата моего одноклассника, и поэтому специально приглашали нас в комплекс. Когда мы провели там достаточно времени, убедившись, что в разрушенных лабораториях нет абсолютно ничего страшного, они привели свой план в действие и воспользовались магией своих душ, чтобы создать безобидных, но очень страшных спектров. Хоть я так ни одного из них не увидел, со слов ребят они мне чем-то отдаленно напоминали амальгаметов из лаборатории Альфис, только более изувеченных, с кишками, болтающимися до пола, и всем вытекающим. Но их план полетел в тартарары, так как Клем не предупредил никого из своих друзей, что пойдет со мной на второй уровень. Спектры не являются управляемыми, а потому, их единственной целью было – медленно волочиться за мной, попутно громко рыча во все горло. Когда один из таких спектров наткнулся на меня, то я убежал прочь, однако совершенно не в ту сторону, которую планировал Клем, и по итогу меня сначала не могли найти около пяти минут, а затем остальные ребята услышали мои мольбы о помощи с первого уровня. Когда они пришли в ту самую комнату, то обнаружили лишь мой разбитый фонарь и вдребезги уничтоженный стеклянный шкаф с колбами. Когда же послышались звуки воды, то старшие бросились к дыре в полу, в которую я провалился, но достать меня оттуда сами не смогли. Без сознания мне довелось пролежать порядка получаса, пока меня не достали стражники, что патрулировали на окраинах. Как только меня достали, то все пришли в ужас, так как у меня были сломаны обе ноги, а затылок был рассечен почти до самого родничка. И пускай свет в помещенье, где я лежал без сознания и был, его я бы все равно увидеть не смог, поскольку из-за глубокой дыры в затылке, мой зрительный нерв был поврежден, и я ослеп на оба глаза. В больнице я почти двенадцать часов пролежал на операционном столе, пока врачи восстанавливали мне раздробленные кости и зрение. И пускай почти все повреждения устранить удалось, до некоторого времени я очень плохо видел на оба глаза. Если не ошибаюсь, то моё зрение наладилось месяца за четыре до того, как упала Чара.” — А твои друзья? — заинтересованным тоном спросил Фриск. — Они чувствовали себя виноватыми, и таковыми и являлись. Но они хотя бы позвали на помощь, а не оставили меня умирать по тьме коридоров третьего уровня. Спасибо им хоть на этом... — Ты так просто об этом говоришь? — невнятно произнес Фриск. В его голосе чувствовались нотки гнева. — Злость – не самый правильный путь к решению проблем, знаешь ли. — парировал я. — Я не держу на них обиды, как и ни на кого иного. От того и не могу принять вашу с Чарой позицию. Везде хватает, как хороших, так и плохих людей. Одни поступают по злому думая, что так они смогут самоутвердиться, другие же делают это совершенно бессознательно. Вопрос в том, как научиться отличать одних от вторых? — Ты рассуждаешь как-то неестественно взросло, для двенадцатилетнего. — улыбнувшись, ответил Фриск. — Ну... тебе ли не известен ответ на этот вопрос? Фриск, смотри на вещи реально: это тело всего лишь оболочка, сохраненная в подкорках моей памяти. Я стал таким не потому что захотел, а потому что помнил себя лишь таким. Сейчас мне почти пятьдесят два. О чем ты?! Я может и инфантильный, но не глупый. За эти годы я успел многому научиться, многое осознать, да вот только... расставить на свои места не мог до сегодняшнего дня. Уж слишком темным и расшатанным оказался мой рассудок. Наш диалог ненадолго прервался. Фриск о чем-то усердно думал несколько минут, после чего лишь одобрительно кивнул. — А что ты мне можешь рассказать интересного? У меня-то воспоминаний о всех твоих похождениях не осталось... — тяжело выдохнув, протянул я. — Это не так просто. Всё – не так просто. Есть вещи, о которых я предпочел бы забыть. — раздосадовано вымолвил Фриск, отстранившись от меня. — Ты мне это так говоришь, будто я не знаю о геноциде, что ты устроил моему народу, или о том, как неведомая сущность захватила твоё сознание и растерзало меня в теле цветка в самом конце. — Но ты же... — Я всегда помню самое сокровенное. Оно, считай, является своеобразным табу в коде перезапуска. Мне до сих пор известны некоторые факты тех ужасных путей, которых придерживался ты... точнее тот, кем ты был одержим. — Это не Чара... — Да. Я знаю, что это не Чара. Она бы никогда не пошла против монстров, уж слишком сильно мы были ей дороги... слишком сильно ей был дорог я. — не знаю до конца, что именно меня вынудило сформулировать это таким образом, однако Фриск отреагировал на мои слова соответствующе. — Мне жаль, что у вас все так сложилось. — грустным тоном произнес он. — Да. Спасибо. — широко улыбнувшись, ответил я. Мы еще некоторое время сидели на поляне, посматривая на могилу Чары, однако так никакой темы для разговора найти не сумели. Фриск не открывал взгляда от меня, и чем дольше это продолжалось, тем тяжелее становилось у меня на душе. Мы прекрасно знали, что точка невозврата была преодолена уже очень давно, и что сейчас ничто не в силах было изменить уже установленный порядок вещей. — Я думаю, что вы бы поладили с ней. У вас много общего, и я не о внешности. — Ты думаешь? — удивленно спросил Фриск, вспомнив об образе моей подруге во время геноцида. — Я знаю, — твердо ответил я, достав из-под свитера свой медальон в форме сердца. — И она это знает. — О чем ты? — Ну как о чем? Я говорю о ней, Фриск. Чара же всегда рядом с тобой. Ваши души связаны. — договорил я, ткнув его пальцем в грудь. Он лишь призадумался в ответ на мои слова. Похоже, Фриск был огорчен тем, что я давно в курсе их с Чарой маленького секрета. Но к моему же сожалению, мне бы не удалось с ней встретиться снова или хотя бы поговорить. Единственный путь лежал через перерождение или перезапуск, но только не до момента падения Фриска, а до того дня, когда в моей жизни появилась она. — Я... — неуверенно начал Фриск. — Я действительно пришел на гору из лучших побуждений. И вообще не рассчитывал на то, что мне удастся пережить это долбаное падение. Но сейчас, спустя столько времени у меня в кой-то веки появилась цель, понимаешь? — Ох, Фриск... ты не-.. — И эта цель – спасти тебя! — уже на повышенных тонах продолжил шатен. — А поэтому, если существует хоть малейший шанс вернуть тебя к жизни, то я не только найду его, но и воспользуюсь им. — Фриск, я не... — Я не хочу оставлять тебя здесь! — уже чуть не плача, кричал Фриск. — Это неправильно, ты понимаешь? Ты хотя бы представляешь, насколько эгоистично ты поступаешь? ТЫ подумал о своих родителях, долбанный ты, сука, эгоист?! Он резко подорвался с пола, после чего стал трясти меня за шиворот. — Ты понимаешь, что своим эго ты мало того, что разрушаешь их дальнейшую жизнь, так еще и убиваешь своего отца! Ты прекрасно знаешь, что им обоим пришлось пройти, и какую сильную боль они испытывали каждый божий день! И сейчас, когда ты просто одним своим видом и парой коротких фраз можешь все вернуть на круги своя, рассказать своей матери обо всем, помирить их с отцом, вернуть их отношения в прежнее состояние – ты предпочитаешь просто отсиживаться у забытой всеми могилы, в надежде на то, что все пройдет само собой?! — У тебя башка совсем варить перестала за долбаных сорок лет, что ты забыл, как пользоваться настоящим мозгом?! Я сидел в полнейшем ступоре и внимал словам Фриска, который глаголал истинную правду, и в прямом смысле открывал мне этот мир по-новому. Мне было трудно не согласиться с его аргументами, и похоже, что я действительно за столько лет уже совсем перестал думать хоть о ком-то, кроме как о самом себе. — Пожалуйста, Азриэль, ради Чары! Она всегда желала лучшего для монстров, а ты и Ториэль с Азгором – были единственными, кем она дорожила в этом проклятом мире. И ты думаешь, что ей приятно осознавать, что имея на руках такой шанс все исправить – ты оставишь все как есть? Будь со своей семьей, покажи, что тебе не все равно на Чарины надежды и мечты. — после это фразы его голос изменился до неузнаваемости. — Докажи мне, что ты не идиот! — Ч-.. Чара?! — закричал я, вцепившись лапами в плечи Фриска. — Чара, я не... — ... — Чара... я не... — почти шепотом произнес я, заглянув в глаза Фриска, которые в тот миг побагровели. — Но как же я буду спокойно жить дальше, зная, что ты единственная осталась ни с чем? — Ты простил меня? — спросила Чара. — П-простил? Но за что? — недоумеваючи переспросил я. — Ты простил меня за то, что мы оба погибли в ту страшную ночь? — уже более грозным тоном проговорила Чара. — Но... Чара. — на выдохе, с какой-то непонятной нежностью отчеканил я. — Но разве не из-за меня мы погибли? Не из-за моих страхов и переживаний. Не из-за моего пацифистского настроя и слабого характера? — Идиот... - беззвучно произнесла она, заключив меня в крепкие объятья. — Ты такой дурачок... Азрик. — Но ты же сама сказала мне это! Ты меня винила в произошедшем... — начав сопеть носом, добавил я. — Я была напугана и мне было очень страшно в тот момент. Знаешь, в порыве ярости можно очень многое наговорить даже тому, кто очень для тебя дорог, и кого ты всем сердцем любишь... — не ослабляя хватки, закончила она. — Л-любишь? — плача, переспросил я. — Ты действительно все еще меня любишь? — Конечно же, глупый. — обхватив руками мою морду, добавила Чара. — Ты же мой брат, моя опора, моя родственная душа. Кого же, как не тебя, мне любить? Ты мой лучший друг, Азриэль. Самый-пресамый. Может это продлилось всего миг, но я так отчетливо чувствовал её присутствие рядом с собой. Её голос и даже запах её волос – всё это было настолько реальным, будто я действительно обнимал её, а не Фриска. Просидев так несколько мгновений, она переспросила меня: — Так ты простишь меня? — Я... прощаю...