гранатовое вино

Много воды утекло с того времени, когда Окетра стала совершеннолетней по меркам общества Мисра. Теперь-то уже никто не удивлялся, когда молодая леди распивала алкогольные напитки высшего качества, в кругу всех знатных чинов Нарфаниса. Хотя, о какой этике и морали можно говорить в подобном мире? Здесь, в палящих песках, никому не было дела друг до друга, если, конечно, мы не говорим про различного рода сплетни, которыми любили делиться женщины по воскресеньям, собиравшиеся в местных банях. И всё же, несмотря на эту небольшую привилегию, дарованную ей судьбой, последовательнице Хэтинтэпа «чудодейственный нектар» не импонировал от слова совсем; она искренне считала, что это – удел несчастных бедняков и глупых толстосумов, желавших утопить свои проблемы на короткий срок в вине. Ну а она – апостолат чистого ума, светлого и острого, как скалистые камни. Столь образованной и чудной леди негоже отравлять свой разум этими соками, которым нередко поэты оды посвящали. В конце концов, она – Окетра бинт Аяз! Будет она ещё по барам таскаться, да позорить себя, даря советникам возможность её как-либо шантажировать. В любом случае, диалог с трезвым человеком вести намного приятнее, нежели с пьяным. И такой идеологии она придерживалась долгое время, даже несмотря на дружбу с Джамилем, брезговала даже думать о том, чтоб напиться до беспамятства. Как бы её там судьба не мучила и не терзала, ни капля медового пива не упала в её глотку, и ничто не могло сломить её воинственный дух, благословенный богинями, что были до неё. Ну, по-крайней мере, она пыталась. Ровно до того момента, как в один из дней, жарких и солнечных, к ней в очередной раз заявилась Дана – острая на язык женщина, хитрая как змея, неукротимая и непослушная. Она не стыдилась того факта, что каждую пятницу заглядывала в Сладкого Утёнка, в самый тихий час, когда лишь восковые свечи тоскливо горели, разделяя с ней её немую горечь. Обжигающий вкус имбиря в глотке помогал не вспоминать о том, как жестоко обошлась с ней судьба, пеплом по ветру развеяв её счастье, оставив одинокую девочку надрываться в слезах, не предприняв никакой попытки сделать из обжигающей пустыни её колыбель. Как бы Окетре не хотелось упрямиться и капризничать, она понимала, что их с Даной судьбы во многом похожи. Миср и его боги своим милосердием изначально не очень-то и славились, погребая каждого слабака под песочной дюной. Но обе пошли разными путями – первая нашла утешение в литературе, вторая – в желании бросить вызов богам и предать их идеалы, сжечь старый, несправедливый мир. В этой девушке таилось слишком много ненависти. Но несмотря на их различия в характере, со временем, Окетра принялась мириться с тем, что Дана заняла важную часть её жизни. Она была их координатором и надзирателем, зелёными глазами внимала каждое их движение, да и неоднократное количество раз показывала, что уши и глаза у неё есть повсюду. «От ядовитой кобры не сбежать,» невольно проносились в мыслях последовательницы Хэтинтэпа всяк раз, когда они взглядом встречались, обмениваясь взаимным презрением. Как бы сильно они не хотели друг-другу перегрызть глотки, надо было работать сообща, во имя иррациональной цели братства подчинить себе всю мультивселенную, заставить Небесный порядок молить о прощении. — Ну так что, будешь? – из глубоких размышлений и преданий тоске вырвал надменный тон дамы в зелёном, что со скучающим видом держала прозрачную бутылку, полную ярко-красного содержимого. Надпись на этикетке поведала о том, что перед ней – гранатовое вино. Пальцы, украшенные хной и золотыми перстнями, обвились вокруг него, застыв в ожидании. Один бокал, вычурный, со вставками из драгоценных камней, был уже полон, и оставался лишь второй. — А..? – глупо сорвалось с губ леди Окетры, поднявшая широко тонкие, тёмно-синие брови. — Я спрашиваю: ты пить будешь? – предварительно цокнув, Дана повторила свой вопрос. Нахмуренный взгляд сулил о том, что она ждала достаточно долго, — Многое теряешь, если отказываешься! И вот тут леди думала уже отказаться, вежливо пояснив, что она не пьёт, но что-то её остановило. А почему бы и нет? Она потеряла сон и аппетит, с безразличием наблюдала за свечением скинтонита, словно пытавшегося её согреть своим жёлтым. Благо подушка успевала высохнуть, прежде чем она пачкала её новыми слезами. Ну а жгучая боль в спине и вовсе порождала в ней больное желание выцарапать ненавистный жучок. Прошло небольшое количество месяцев, а ей казалось, что она страдала эоны лет, вымаливая прощения у богов за свои грехи и пороки, а те отворачивались от неё, не желая даже смотреть ей в глаза. — Да, наливай, – в сей раз, твёрдо произнесла она, не обратив должного внимания на удивление, показавшееся на лице Даны ровно на мгновение, — Нет, больше. Слова Окетры звучали как приказ, нежели просьба, но гостья не стала делать ей никакого замечания; несмотря на её излюбленную наглость, места для колкостей не было, и портить отношения с такой союзницей совершенно не хотелось. Пусть она хоть где-то поимеет фору. Именно с такими мыслями та и опустошила стеклянную бутыль, а затем, осторожно поставила её на пол, протягивая в аккуратном жесте бокал, ранее стоявший на подносе. Кивнув в благодарность, леди поглядела на него некоторое время, как-бы сомневаясь в своём поступке, а затем, поднесла к губам. — Что на тебя нашло? – губы, окрашенные в алый сладким вином, вдруг у неё поинтересовались, — На банкетах тебя заставить выпить было невозможно, — подметила Дана, качнув головой. Прежде чем ответить на вопрос, Окетра отпила чуть из бокала, со всей осторожностью, помня прекрасно о том, что эта милость со стороны акупунктуристки могла быть лишь ловушкой. Но есть вообще смысл ей идти на такое? Братство из неё точно всю дурь выбьет, абы в живых не оставит, и никакие её знания и умения не помогут уже. Её цель – оставить ту в живых. Гранатовый вкус приятно заиграл на языке; терпкость, связанная со сладкими нотками брачными узами заставила её прикрыть глаза и расслабиться. Где-то заплясали нотки имбиря в архаичном танце, где-то – намёки на гвоздику, которую нередко добавляли виноделы в свои детища, для придания особых свойств. Казалось, что она пила сей напиток не в стенах своего дома, а где-то на райском островке, окружённая кустарниками прекрасных ягод, да под кроной высокой яблони. Оказалось, столько смысла можно было вложить в одну лишь бутылку вина. Вдали послышалось едкое хихиканье Даны. — Понравилось? – когда Окетра открыла глаза, та уже опустошила свой бокал наполовину и гордо улыбалась, что смогла сломить трезвую натуру этой девицы. — Вполне, – не пожелав признавать своего поражения, отчеканила ей другая, но румяные щёки говорили совершенно о другом. — Вечно ты от меня всё скрываешь, – поцокала и покачала головой недовольно золотая маска, — Мы с тобой такие близкие подруги, а ты не можешь даже душу открыть мне? Ну что за дела... — Мы всё, но уж точно никакие не подруги, Дана, имей совесть, – отпив ещё чуть-чуть, напомнила ей та, отчаянно пытавшаяся скрыть глупую улыбку на своём лице. Было что-то в этом всём завораживающее. — Да ну? Прямо всё-всё? — Дана! Ответом на сей раз послужил пьяный хохот, гомерический смех, если кому-то так удобнее. Пьяные искры в глазах ярко сверкали, так по-доброму и беззаботно, словно не было между ними жалящей ненависти всё это время. В тот момент, все маски лежали на полу, пока две девицы делились чем-то сокровенным, интимным и особенным. Чужие секреты, рассказанные в ту ночь, они не рассказали никому, поклявшись верностью и жизнями своими, что унесут их с собой в могилы.