Так немного нужно для счастья

      Государственные школы – не так страшно. Вот обходишь туалеты стороной, пропускаешь физру, чтобы не шататься по пропахшим потом раздевалкам, угрожаешь, что отец твой приедет и всех тут разъебёт, – и уже живёшь, как нормальный человек. С минимальным комфортом, так сказать. Одноклассники на тебя зубы точат, но как-то реально вредить не решаются, а девицы с херовым блондом так и вешаются.       Некит, а у тебя же машина есть? Покатаешь?       У тебя оригинал? Да ладно!       Никита, а ты был во Франции?       Хочется отмахнуться от них, но для статуса мажора – идеально. Пусть думают, что я тупой папенькин сынок. Зато у меня квартира, одежда не из убогого масс-маркета и денег хватает на нормальную еду, а не на пиццу из столовки. И связи. Я, правда, не уверен, что серьёзные связи реально есть, и они активизируются, чтобы помочь мне, но в тупом мозгу одноклассников это само собой разумеется.       Девчонок я могу катать на машине, каждый день разных. И они потом в лс между собой выясняют, с кем я реально встречаюсь, а кто так, шлюха. Даже вон, подрались недавно. И мне-то всё равно было бы, но кто-то снял на видео, разлетелось по школе и городу, даже блогер какой-то видео снял о жестоких подростках. Ну и, конечно, всплыло, что девчонки не просто так сцепились, а из-за меня.       Меня приплели в их разборки, а я никому ничего не обещал, я даже не говорил про встречаться. Попросили подвезти – я подвёз, за поцелуем полезли – я и рад немного послизывать вишнёвую гигиеничку. Ну и тому, что дальше, тоже, вроде, рад.       На меня гнать начали, мол, с девочками так нельзя, а отец их и рад поддержать – вот это предательство, конечно!       Училки и завуч во главе них, увидев поддержку страшного бизнесмена, который приехал разъёбывать не их, а меня, вдруг стали вспоминать, что и физкультуру я пропускаю, и домашку не делаю, и пробник написал на минимальные баллы. И в итоге главной проблемой стал я, а не неуравновешенные девицы. Они вообще белые и несчастные. А я монстр и почти насильник.       И отец это поддержал.       – У меня нет времени на всё это. Доучись год нормально, пожалуйста, – говорит так, будто договор со мной заключать собрался.       И я ему в такт:       – Мне нужны более комфортные условия. От этого и будем отталкиваться.       – Никита, – строго так, – мы тебя избаловали. Я ходил в обычную школу, твоя мать...       – Раньше надо было думать об этом, – отмахиваюсь и разворачиваюсь, чтобы уйти.       Последний урок – физкультура. Можно пошататься по этажам, а потом уйти, чтобы с отцом не столкнуться. Не хотелось бы тратить время на бесполезный разговор.       По пути думаю, насколько серьёзно всё это. Воспитание отца ещё терпеть можно – это у него редкие проблески. Воспитание совковых бабок – увольте.       Но одна совковая бабка прям на меня идёт, и так уверенно, что хочется завернуть в какой-нибудь кабинет и сорвать чей-то урок. Я жалею, что не сделал этого, когда женщина хватает меня за запястье. О боже, мои личные границы...       – Лесняк! Ещё раз отца в школу вызвать? – вау, уже и не боится этого страшного бизнесмена. Раньше и язык не поворачивался о родителях заговорить.       – А я что? – искренне так удивляюсь.       – Андрей Фёдорович тебя ни на одном уроке не видел!       Логически складываю, что этот самый Андрей Фёдорович – называемый одноклассниками обычно Федуком – учитель физкультуры. Мужиков в школе всего два. Работает. Физически находится только один, а трудовик наш уже как несколько месяцев в запое, и я искренне ему благодарен за это. Хотя труды я бы тоже проёбывал.       – Так у меня освобождение по здоровью, – когда-нибудь обязательно появится.       Надо папу озадачить или попросить мать выписать справку о том, что я агрессивный и могу в порыве набить кому-то рожу. Хотя это и так часто происходит, но я-то буду от этого подальше.       – Что-то я его не видела, – тётка подозрительная такая, и руку мою сжимает, видимо, хочет, чтобы я скривился.       – Так ещё раз посмотрите, – я аккуратно вынимаю своё запястье из её пальцев и уже хочу продолжить свой путь, как за спиной голос раздаётся:       – Здравствуйте, Вер Пална.       А! Так это же заместитель директора по чему-то там! Интересно, почему она с другими заместителями и учителями меня не отчитывала? Неинтересно?       – Здравствуй, Илюша. Как там подготовка к Празднику осени? – Верпална сразу своё внимание на Илюшу направила, засияла, а мне даже любопытно стало.       Ну, Илюша на вид моего возраста, но среди параллели я его не видел. Может, из кабинетов лишний раз не хочет высовываться? Однако на тихого отличника не похож. Ещё и пропускает уроки. Вот интересная фигура. Настолько интересная, что я сбежать не пытаюсь, а наблюдаю за обменом любезностями и разговорами об осеннем празднике.       – Верпална, – она на меня смотрит недовольно. Видимо, слишком заметно я её имя каверкаю. У Илюши скрытнее получается, – А почему вы его на уроки не отправляете? Или ему можно пропускать?       Я улыбаюсь уголками губ, думаю, что за хвост их поймал. И смотрим мы все друг на друга, как на идиотов. Да так выразительно смотрят именно на меня, что я почти теряюсь.       Переглянувшись с Верпалной, Илья спокойно объясняет:       – Я не учусь в этой школе уже год. Работаю тут педагогом-организатором.       Вот это заняться после выпуска кому-то нечем! Сколько ему? Восемнадцать-девятнадцать? И зачёсанные назад волосы ему вообще возраста не добавили.       Я вот себе постоянно обещаю, что на школу даже не посмотрю после окончания, а этот сам пришёл, работает тут.       А у Верпалны, кажется, что-то в мозгу перемкнуло. Она просияла, снова ко мне подскочила, опять схватила за запястье, и я смиренно остался стоять рядом – лишь бы сильнее не сжимала и своими острыми ногтями не впивалась в кожу.       Только всё равно сжимает и выдвигает вперёд, к Илюше поближе.       – Вот, Илья, – обращается к нему Верпална, как к ещё одному ученику. Да и выглядит этот педагог-организатор, как школьник в стрёмном пиджаке и с красными шнурками на кроссовках, – Говорил, что вам мальчиков не хватает. Пусть работает за пятерых.       Ну охуеть теперь.       Я резко поворачиваю голову к женщине, даже шея хрустит и немного побаливает от моих движений. Верпална довольная, меня игнорирует и ждёт ответа от растерявшегося Ильи.       – А... Вера Павловна, – растерявшегося настолько, что имя теперь произносит полностью правильно, по буковкам почти, – У нас уже поставлен номер. Нам лишний человек...       – Да не лишний совсем, – какого-то чёрта смахивает с моей рубашки невидимую пыль, будто презентует меня.       Мол, вот, Илюша, этот мажор нас достал, наказание придумать не можем, так что действуй ты. Наверное, у него так часто, молодой ведь.       Бедный Илюша.       – Будет за кулисами помогать, а там и ещё где-то поможет, – начинает накидывать, и я лишь жду, когда второй участник договора примет условия.       Вот вам, так сказать, многофункциональный Никита. У Никиты по лору освобождение от физры, но трибуну он отнести может хоть на четвёртый этаж школы и заодно песенку вам придумает. А я вообще-то в зал хожу не для благотворительных акций, и студия моя не для записи «Учат в школе».       Но меня расхвалили, а уставший от всего этого Илья, потерев переносицу и не поверив ни слову, согласился взять меня в свою школьную недотруппу. Я утешал себя мыслью о том, что это хотя бы не разговоры со школьным психологом – такой блаженной леди, которая явно на балконе у себя держит конопляную ферму. Общество своего ровесника выносить проще, потому что наставлять меня на путь истины ему будет неловко.       Я так думал.       И я ошибся, потому что сразу после того, как Илья узнал моё имя, он начал мне рассказывать, что тут не такая плохая школа, учителя неплохие, дети хорошо ЕГЭ сдают и, короче, он вообще не понимает, почему я этого не ценю.       А мне так лениво объяснять, что в частной школе был не минимальный комфорт, а базовый. Теперь всякие душевые кабинки, нормальная еда и хорошее оборудование на уроках химии – это нечто особенное, это почти рай.       – Вот, например... – продолжает Илья на меня давить, и я уже не выдерживаю.       – Ой, Илья, помолчи, – и закатываю глаза в сотый раз за сегодня.       – Илья Владимирович, – поправляет меня он, а мне отчего-то так забавно с этого становится.       – Никита Игоревич, – останавливаюсь и протягиваю ему ладонь для рукопожатия, – У нас выходит какое-то долгое знакомство, – стебусь, а у него на лице спокойствие и немного усталости.       – Ты ко мне на Вы обращаться должен. И по имени-фамилии. Я не твой одноклассник, – объясняет и пропускает меня в актовый зал, такой же убогий, как и вся школа.       – Я и на уроке быть должен, – пожимаю плечами, а потом с издёвкой: – Илья Владимирович.

***

      К моему душевному спокойствию, ничего не поменялось. Для меня – так точно. А вот Илье начало прилетать из-за того, что с некоторых уроков я уходил под предлогом, будто нам надо срочно готовить номер к Празднику. Работало только первое время. Потом Илья объяснился перед недовольным учителями, и сказал, что сам за мной придёт, если что. Какой-то идиот с задней парты пошутил, что мы теперь парочка. Кажется, мстил за то, что я его «бабу» увёл. Или как он называл девчонку, что сидела за мной и однажды попросила её подвезти?       В общем, учителя от меня продолжали страдать и иногда жаловались отцу. А изменилось всё только для Ильи. И он, кажется, смирился с этим, потому что задания мне всегда находил, требовал приходить на каждую репетицию и даже нравоучать почти перестал. Только иногда задумчиво рассуждал, зачем мне кичиться дорогими вещами, если не я на них заработал. Я пытался объяснить, что это не так важно, когда ездишь в школу не на автобусе, а на своей машине.       Но вообще мне нравилось привлекать его внимание. Я ещё не до конца понял, почему, но я привык делать то, что мне нравилось. Поэтому я и продолжал ходить исправно, не пропуская репетиций и выполняя требования Ильи. Конечно, по-особенному, чтобы он там глаза закатил или пустил колкий комментарий. Или чтобы мы вместе угорать стали, на зависть девчонок из его труппы влюблённых девиц.       Девчонки к нему липли. Все они были мелкие, из класса восьмого и девятого, а потому молодой преподаватель их очень интересовал. И он наивный такой: расскажет про свои планы на выходные, если спросят, обсудит с кем-то младших братьев и сестёр и поделится как тяжело, но весело быть старшим ребёнком в многодетной семье. Я слышал, как девочки шушукались, что Илюша будет хорошим мужем и отцом. Я же уверенно заявил, что на его бы месте никогда в жизни семью не завёл.       – Ты эгоист, Некит, – ответила низенькая девочка, которая эту тему и подняла.       – А что в этом плохого, Лер? – искренне удивился я, и не дожидаясь их воодушевлённых ответов, продолжил: – Другим, может, и хорошо, что Илья весь такой хороший и правильный. Он и с детьми посидит, и на работу устроится, чтобы у родителей меньше денег просить, а на этой работе ему лишнюю обязанность навешают, – что-то меня развезло, я хотел ответить короче. Зато девочки сначала удивились, а потом переглянулись, не решаясь меня перебить, – Спорю, у него даже на выходных нет времени на себя. Исполняет роль хорошего старшего брата.       На этом и закончили. Им сказать больше нечего было, а я ещё привёл примеры, почему отношения с таким трудоголиком – не вариант. А сам сделал для себя пометку, что было бы неплохо выкрасть Илью и дать поспать где-то в тихом месте. В своей квартире? Да я же туда иногда родителей не пускаю...       После разговора про бедного Илью, загруженного со всех сторон, девочки к нему стали лезть меньше, зато фокус их внимания перебросился на меня. Хотя, конечно, я преувеличиваю: одни девочки продолжали ходить ради Илюши, но стали навязывать постоянно свою помощь, а другие – их было меньше – являлись из-за меня. В их глазах я плохой мальчик, какой-нибудь Аче из «Три метра над уровнем неба». Только без мотоцикла. Но машина всех тоже устраивала, и теперь в салоне появлялись и девятиклассницы. Правда, я их только подвозил. Малолетки меня ну совсем не интересовали. Одноклассницы тоже, но тем хотя бы всем шестнадцать было. А этих и целовать страшно.       Но я подвозил, и две девчонки определённо решили, что мы встречаемся. Статус себе в вк поставили, будто я их парень. Что за школа идиотов? Не хочу я ни с кем встречаться, никому не предлагаю. Да и девчонок я стал подвозить будто только ради одного.       И это одно недовольный сегодня, всё ищет возможность со мной поговорить наедине.       – Никита, – строгий такой этот Илья иногда. Вот сейчас серьёзно глядит на меня, пока девочки украшениями занимаются, и даёт мне ещё внимания, – Тебя в детстве недолюбили?       Вот так предъява. А, точно, это шутка. Подъёбка. Я, типа, недолюбленный, поэтому девочки на меня вешаются и надумывают себе лишнего. Ну, Илья, не ожидал, что ты, как и другие учителя, меня во всём обвинять будешь.       – У меня мать психолог, так что в своих психологических травмах я разберусь, – нагло отшучиваюсь и подхожу ближе.       – Со стороны виднее, – с такой интонацией, будто со мной уже всё давно понятно.       И мне обидно.       – И что вам понятно, Илья Владимирович? – склоняю голову набок, ещё приближаюсь, чтобы ему неловко стало.       Только ему наоборот от этого весело. Поворачивается, всё внимание на меня и я вдруг чувствую, будто немного подплавился от его спокойного и слегка насмешливого взгляда. Остаётся исподлобья смотреть и слушать.       – Что ты любишь внимание, а вот нести ответственность терпеть не можешь, – ухмыляется и, блять, гладит меня по голове!       Я сначала ничего не понимаю. Потом вдруг чувствую себя пятилеткой, и, наконец, до меня доходит стукнуть его по руке. Правда, когда Илья сам уже собрался убрать её. Бью, отпрыгиваю и поправлю свои волосы, стараясь восстановить спокойное и наглое выражение лица. Только жарко немного, но это потому что сегодня окна в актовом никто не открывал.       – Заканчивай со всеми подряд водиться и определись, кто нравится. Если хочешь этого, конечно, – закончил он свои нравоучения, отправляясь на помощь девочкам.       И я перестал со всеми подряд водиться. Вот просто подумал, что это и правда пустая трата времени. Ещё и сил отнимает много, и бензин нынче не... Стоп! Когда меня, блять, интересовала цена на бензин?       В любом случае девочки как-то интерес ко мне потеряли, статус в вк убрали, у одной вообще кто-то появился не так давно. А вот Илья всё ещё окружён своей влюблённой труппой. И мной. Или я тоже в эту труппу уже вхожу и можно не разделять?       Засматриваюсь на его лицо. Он хмурится, смотрит на выход девочек-ведущих и качает головой. Не нравится ему. Мне тоже не нравится. Как в том меме – некрасиво.       – Слушай, как тебе выход? – вдруг обращается он ко мне, опустив свой микрофон ниже.       Сдерживаю улыбку, стараясь игнорировать факт того, что он меня спросил, а не какую-то девочку. Или не всех. Только меня.       – Не, ну они чё они как могилы вышли, – неопределённо взмахиваю рукой и тут же слышу недовольство девочек.       – А как нам выходить?       – Предложи, – подхватывает вторая.       А я бы с удовольствием, но ещё одного согласия не хватает.       – Стоп, сделаем по-другому, – а вот и оно, – Никита сам покажет.       – Отличная идея, – соглашается одна из девочек. И уходит за подругой со сцены.       У меня улыбка расплывается по лицу, и это тупо до невозможного. Вот надо мне выпендриваться, а потом ответственность за это брать? Я же её не люблю – мне Илья так сказал.       – Залазь, – подначивает Илюша.       Я решительно забираю у него микрофон и прокручиваю его в воздухе – включаю в себе концертного Андрея Пирокинезиса. Откровенно, красуюсь сейчас и когда забираюсь на сцену одним прыжком, потому что лестницы для скучных ботаников. А я плохой мальчик, и меня в детстве недолюбили.       Выпендриваюсь и красуюсь, когда из-за кулис торжественно объявляю:       – И тут на сцену выходит Никита! – маленькая пауза, никакой реакции, поэтому почти приказываю, – Хлопайте!       Но хлопает только Илья, воспринимая всё происходящее, как очередные выебоны мажора, которому надо подыграть, чтобы работал нормально. И подыгрывает хорошо, будто пришёл на концерт к любимому исполнителю. Другие реагируют совершенно не так, но мне всё равно как-то. Я бодро выхожу на сцену. И начинаю нести всякий бред, зато уверенно. Так на сцене и надо.       – Добрый вечер, дорогие господа! Сегодня у нас...       – Праздник осени, – подсказывает одна из ведущих, будто я не сидел здесь несколько недель и не смотрел их скучные выходы.       – Праздник осени, – торжественно повторяю я и продолжаю свой бред.       А Илюша руки поперёк груди складывает и весь такой строгий опять. Руководитель. Педагог-организатор. Мне нравится, кажется. У меня от переходного возраста какие-то кинки, видимо, раскрылись.       Правда, до папочки ему ещё лет пятнадцать. Да и более строгое выражение лица не помешает, потому что Илья улыбается на каждую мою нелепую шутку и сам ввязываться в одну из них. И мне от этого так странно и хорошо. Хочу обязательно быть ведущим на каком-нибудь Новом годе, чтобы так почаще стоять на сцене.       – Ну, вы поняли, девочки? – спрашивает Илья, когда я спускаюсь, а девочки смотреть перестали ещё на моменте, когда я спросил, как у зрителей настроение, – Более живо и легко. С улыбками. Вас же здесь не насильно держат.       – Я бы поспорил, – вклиниваюсь я, нагло задрав подбородок.       – Ой, Никит, ты исключение, – отмахнулся Илья, снова возвращаясь к девочкам.       Ну и правильно, скоро ведь нам это всё сдавать надо будет. Полному залу учителей и детей, которым не успелось свалить после уроков.

***

      Илюшу хвалили. Классно, говорят, подготовил мероприятие, тамада хороший и конкурсы интересные, только без злой иронии. Для училок и песни, и танцы, а для малышей из началки пару игр.       В общем, Илья Владимирович молодец, премию ему, может, но никакого заслуженного отдыха. Уже и День Матери на него повесили, и Новый год, а потом ещё что-то впихнут. Он, конечно, согласится, ведь это его работа.       Только убираться в актовом – ну вообще не его работа. Ему просто «несложно», а я тут с ним трусь, типа помогаю, потому что не решаюсь предложить вместе съездить в пиццерию и отпраздновать сдачу Праздника. Это как предлог.       – Есть идеи насчёт Дня Матери? – спрашиваю я, снимая разноцветные листочки со штор на окнах.       – Думаю, вести будешь ты, – предлагает, и я киваю довольный такой, – А второй будет Полина или Ника – с кем ты лучше общаешься?       – А, так вот как их зовут, – шучу я, опустившись задницей на подоконник.       Смотрю на его лицо, и оно просто не может оставаться строгим. Хотя Илья ну очень старается.       – Никит, я серьёзно, – ближе подходит с мусорным ведром, куда скидывал все ненужные бумажки, мне протягивает. Отправляю туда все листочки, но с подоконника не слезаю.       – А если ты со мной будешь вести? – спрашиваю, совсем не думая, а потом сталкиваюсь с непониманием на чужом лице. Ну молодец, Некит! Продолжай теперь, – Дамы и господа, мой соведущий – Илья Владимирович. И сегодня я попрошу за него заслуженный выходной и мы вместе поедем есть моцареллу.       Илья продолжает охуевать с моего резкого выебона, который был совсем не в тему, но отлагивает быстро, ухмыляется и выдаёт ответ:       – Дамы и господа, мой соведущий – Никита Игоревич, – делает акцент на моём отечестве, мол, запомнил он, молодец, а потом продолжает: – Шутит. И из-за своего ужасного чувство юмора, он лишается возможности вести данное мероприятие.       – Эй, – обиженно вскрикиваю я, подскакивая с подоконника и почти подлетая к нему вплотную.       Улыбается весь такой якобы невинный, обходит меня, чтобы попасть к следующему подоконнику и снять со штор остальные листочки. А я не знаю, что говорить после моего наезда, вот и стою на месте, думаю, как бы подвести к предложению съездить в пиццерию не после гипотетического Дня Матери, а сейчас. Вот бросить эти листочки...       – Ты чего завис? – Илья щёлкает перед моим лицом пальцами, а я как по команде почти бросаюсь на него и зажимаю у подоконника, перекрыв ему пути отхода руками по обеим сторонам.       Хорошо, что он ведро на подоконнике оставил, сейчас бы снесли его, и все листочки – на пол.       Слова в горле Ильи так и застревают. Может лишь таращиться на меня, а я таращусь на него. Интересно, как оправдаться, если кто-то зайдёт или посмотрит сейчас на запись камеры? Хорошо, что Илья сейчас не думает про камеры – иначе бы отправил уже подальше.       – Ты чего, обиделся? – растерянно спрашивает, а я медленно качаю головой, чтобы взгляд не отвести, – Да будешь ты вести праздники, – теперь отшутиться пытается и улыбается немного вымученно, как с ребёнком говорит.       Раздражает. Мы одного возраста с ним.       – Да насрать, – жму плечами, и он весь снова теряется, а потом лицо серьёзное пытается состроить, но я вижу, что смущается. И я смущаюсь. Горим, как при простуде, наверное, – Можно вас домой подвезти? – голову набок наклоняю и почти носом его носа касаюсь.       – Никита, – у него дыхание сбилось – я это губами чувствую, – Мне твои...       – Я определился, Илья Владимирович, – улыбаюсь расслабленно, ресницы опускаю, весь из себя альфач, и наконец-то вижу в его глазах осознание.       Было бы странно тот разговор не запомнить. Я знал, что его помнит и он. Краснеет немного от осознания и снова охуевает. Вот это у меня выебоны! Вот это у нас труппа будет, конечно! Бедный Илья. На его голову ещё одна проблема свалилась. С квартирой, машиной и плохими оценками.       Оставляю губы приоткрытыми, дышу ровно, и всем своим видом показываю, что готов к поцелую. И восприму его, как прямое согласие. Чувствую дыхание, вижу глаза, наполненные сомнением, и почему-то уверен на все сто, что он наклонится и поцелует.       – Никита, – почти шёпотом. Отстраняется как только может и кладёт ладони мне на плечи, заставляя меня отойти, – Едь домой, – и всё.       Поворачивается к окну, продолжая заниматься уборкой, будто ничего не было. И меня здесь тоже больше нет. И мне так стыдно, что я в жизни не хочу больше появляться в этом зале и видеть Илью.       Я хватаю свою сумку и вылетаю из актового прямо в тёмный коридор. Сейчас по пробкам тащиться домой...       Надо же. Он меня отшил. Меня впервые отшили.       И это странно, меня подначивает попробовать снова.