***
На каждое утро уже расписан сценарий. Горькое кофе в ближайшем заведении, быстрый завтрак. Глаза, сносившиеся от вечной работы в полутьме, слипаются от лёгкого недосыпа. В голове пролетают мысли о том, что этот домишко принадлежит не первой леди Фонтейна, а милой молодой девушке. Такой бедноватой, безработной и такой… сломанной… Вот сейчас она стоит в окне, печально смотря на проходящих мимо людей, которые как обычно, не обратят на мисс внимания. И Арлекино тоже хочет сказать, что не обращает внимание на девчушку, но наблюдая картину печальных морских глаз в сердце неприятно скручивается узел серой-серой тоски. И сквозь все отказы, тихие просьбы уйти, мольбы оставить в покое милую леди, Слуга все же пробивается в мирное, застывшее в развитии убежище, а вместе с этим и под кожу хозяйки дома. Обеды вместе, разговоры ни о чем, первые слезы, доверие, пересказы глупых пьес и пятистолетних спектаклев с хорошим финалом для главных героев и затуханием для массовки. Они бы могли глупо тыкать пальцем в небо, как будто царапая темный небосвод ногтями, но обе слишком уставшие и до невозможности тихие, как и яркие, застывшие звёзды в сероватых тучах. — Моя дорогая, как вы относитесь к романтическим отношениям?.. — не в этой жизни, Арль. Простой намек и такой прямой отказ от всего возможного. Такая короткая фраза, но бьёт смертельно, намного больнее чем удар. Когда когтистая рука хочет коснуться аккуратной ладошки, та резко отодвигается под шелест травы. Предвестница бесшумно вздохнула, отводя взгляд на деревья вокруг них. Человек, однажды лишившийся своих настоящих чувств, не сможет полюбить. Фурина была ярким примером. Она могла быть подругой, знакомой, коллегой, сестрой, тетей, крестной и ещё много кем, но никогда партнёршей. Арлекино смирилась с этим очень давно, и сейчас она сделала это же, вставая с левой ноги с прохладной земли холма. — Полагаю, нам пора прощаться, уже поздно, моя дорогая…***
Ступая с аквобуса, у которого под днищем всегда сыро и влажно, статная женщина выходит из транспорта с левой ноги, ласково смотря на ее белую голубку. И возможно, если бы она пошла с правой, то все бы было как в ее коротких, незамысловатых мечтах. Она бы прошла по прямой тропе прямо к сердцу бывшей архонтки, из светлого начала в не менее светлый конец. Но идя вдоль деревьев, таких серых в тумане полуночи, словно промокшие листы из тетрадок ее воспитанников, Слуга думает о том, что ей нужно постараться не выдумать очередной смешной повод для очередной встречи с актрисой. В этот раз они обнимаются, и это не приносит никакого прогресса. Только очередную стрелу обиды на то, что ее любовь не будет разделена так, как этого бы хотела предвестница. Что эта любовь никогда не будет разделена… — Моя дорогая, я не так далеко…