Тайное искушение

— Как много воды утекло, — тихо, развязно поразмыслила Кроули. — Фейерверки джазов. Слепящие фианиты. А где-то там… Подумать только. Девственно непорочный… Так непривычно звать тебя «мистер Фэлл». Время не оставило ей на память фарфорового юношу, державшего в тонких руках веточку вереска. Его кучерявые волосы отражали солнце живым золотом. А сам он беззаботно улыбался, глядя в небо, куда по слухам, бесы не ступали ногой. Ему на замену вышел статный господин, и несмотря на теплоту выбранных в костюме цветов, подобных ванильному кофе, Антония чувствовала в нём мужскую силу, уверенность и холод. Лёгкая полнота лишь подчеркивала его достоинства. Судьба преподнесла им встречу неожиданно. Режиссёр пригласил мистера Фэлла на съёмочную площадку, чтобы тот мог убедиться в схожести изначального сценария с его реализацией в красках материальности. Тония помнила, что его фамилия была далека от использованной в псевдониме. Но для неё самой и имя его представлялось глубоко личным, трепетным секретным словом, шепнув которое она бы получила приглашение наверх. — Ты всё так же носишь тёмные очки, — Фэлл позволил себе улыбнуться. — И на той же тёмной стороне. Среди знакомых ему на момент его юности девушек только Антония Кроули была чертовски красива. И своей неземной притягательности не утратила. Однако, нередко пользовалась врождённым даром в корыстных целях, и чтобы позабавить эксцентричное нутро. Фэлл поддался колдовским чарам рыжеволосой ведьмы, и казалось, Питер Грин сложил сладкоречивую песнь именно о ней. — До сих пор делишь людей по цветам? Сегодня я в красных туфлях, моё торжествующее безумие. Это говорит о том, что я пожар или цвет светофора? Цвета непременно излагали свою мысль. Они рисовали человека с натуры, далёкой от идеала и тем самым удивительно трогательной. — Да, ты определённо та же. Антония. И вдобавок, чертовски пьяна. Но даже он признался себе, что она изменилась. Притягательный взгляд опасных жёлтых глаз стал лишь тяжелее, когда ранее был наполнен тонкой саркастической игрой, явно не усталостью. Вместе с тем её движения с резких сменились на более плавные. И проявлявшаяся, уверенная женственность, обжигала былые пороки. Округлые бёдра подчёркивали элегантные чёрные платья, не ранние короткие, порванные в дань моде шорты. — Давай выпьем ещё? — откровенная беззаботность Тонии брала за душу. — Почему ты до сих пор одинок? Мой дьявольски проницательный друг. Наверное, много кто мечтал познакомиться с таким талантливым поэтом. — Знаешь. Я когда-то крепко любил одну девушку. Было это в юношеские годы. — Ангел, тебе известно, что в присутствии одной женщины не говорят о других? Мне придётся снова… Учить тебя манерам, — хмыкнула Кроули, подползши к нему ближе. Она поставила локоть на его колено и пристально присмотрелась. На мягком диване становилось теснее. — А ты меня перебила, милая Искусительница, — рука Фэлла плавно легла на тонкую змеиную талию. — Ах, прости. Что же было дальше, мой птенчик? —… Она уехала в Чикаго, — Фэлл сделал небольшой глоток из бокала с вином. — Ой, какова печаль, — бокал выскользнул из его рук, Тония вертела его в тонких пальцах, рассматривая со всех сторон. — Чикаго. Такая дыра. Я ведь жила там несколько лет. В Шотландии гораздо лучше. Воздух свежий. — Так это или нет, а родственную душу не так-то просто найти. — Ну… Позволь. Иногда мы их просто не видим в упоооор. Или не хотим замечать. Ну этот декаданс, м? — Кроули величественно отпила вина, затем отставила бокал на круглый столик. Она по-детски наивно наклонила голову вбок. —… У тебя восхитительные волосы, Тония. Пламенны как огонь, — Фэлл бережно пропустил её длинные пряди сквозь пальцы. Антония прикрыла веки. —… Помнишь, как ты мне написал стихотворение? О моих волосах… — хрипло поинтересовалась она, уловив в груди затаившуюся тоску. —… Антония… Прошло двадцать лет. — ангел возвращал её с небес на землю. — Это не значит, что я должна была его потерять. Ох, что я только что сказала… Дорогой, я всё никак не могу припомнить, почему мы прекратили общение. Нам же было… Так хорошо вместе? —… Тония… — ему тяжело было открыто признаться в истинных причинах разлуки. Его душа просила любви. Не утех. —… Ангел… Я невероятно скучала. Меня до трясучки замучил… Этот вопрос. — и в перерывах от бодрствования посланник божий мучил её присутствием, дотрагивался до обнажённых ран. —… Дорогая, неужели тебе было одиноко? —… Честно, я уже и не надеялась тебя встретить. — У меня есть имя. А также псевдоним. И я по-прежнему «Ангел». —… Да, ты мой Ангел. Я помню как ты боялся лукавого. Хочешь, я снова развею твои страхи?.. Дам себя приручить. — Кроули, с годами мне перестало подобное нравиться. Я попробовал один раз. И хватит на том. — тот раз. Печальный, их лучший раз. — Твои вкусы изменились? — Я ищу большего. Сможешь мне это дать? — не осквернить его личных границ, ценностей и блаженств. —… Тогда закрой глаза. Крохотный огонёк костра перенесся на его шею. Он почти что достиг губ. —… Что же ты творишь… Мой апрельский маисовый полоз. — окружавшая действительность избегала её, норовила бросить камнем вслед, и Тония с детства уяснила: чтобы выйти победителем, нужно уметь извиваться. И оставлять глубокие укусы. Но Фэлл держал в ладонях безобидную, пригретую весенними лучами солнца змею. Оберегал в своём широком, давно не для всех открытом сердце. И так любил целовать веснушки на острых плечах и лице, где ангелы рассыпали созвездия, укрытые от света камер. —… Ангел. Мне кажется, я схожу с ума. Я хочу прикоснуться к тебе. Греховно. Безумно. Давай упадём в это чувство. Я прошу. — А если я хочу вознестись? — прошептал он ей на ухо, оценивающе оглаживая спину вдоль позвонков. Кроули напряжённо вытянулась вверх. Его старое увлечение заповедями давало соблазнительные отголоски. Она топтала их. Рвала страницы богохульными комментариями, подчинив себе божественно прекрасного юношу. Того, кто испытал усталость от этого. —… Но ты без того восхитительно чист. Ты так безупречен. —… Ты будто в огне, — он ощутил сквозь лёгкую ткань её чёрной рубашки раскалённую желанием кожу. — Я не могу себе позволить уединиться с женщиной, находящейся в таком состоянии. — Ты верно издеваешься надо мной? — огорченно прошипела она. — Скажи мне то, что ты говорила сейчас. Скажи завтра. И я приму решение. — Ангел, какое к чёрту завтра?.. — та пора, что никогда не наступит для нежных слов. — Я хочу, чтобы ты была со мной искренна, — он мягко огладил её нижнюю губу большим пальцем. — Ты дашь мне то, чего я хочу? Или я очередное твоё желание? — Да как до тебя до сих пор не дошло?! — она нахмурилась в непонимании и капризно стукнула его ладонью по груди. — Что же до меня должно дойти? — ласково шепнул он ей в губы. —… Ангел, я горела от боли, когда ты уехал… Ты так мне был нужен… Неужели поэтому ты меня отвергаешь?.. — нежданное, слëзное признание с губ светской львицы, какого не показали бы на экранах, повергло его в удивление. Он считал, что являлся очередной забавой, и за то не стоит её корить, ведь миновали годы. — Антония… Мне… Не верится.— изумлённо отозвался он. — Я искала твой адрес… С таким адским трудом. Ни одна сволочь не могла подсказать! Какое вселенское блядство — встретить тебя спустя двадцать лет, — её эмоции раскрывались слезами на щеках. Ангел коснулся губами её макушки. И мир замер вокруг неё. Солнце, пылающее в его ладонях, пролилось золотом боли. Фэлл поцеловал её влажную щеку. — Тише, мой ласковый Полоз. Я верю тебе. — Фэлл… Никому… Об этом не рассказывай. Ты слышишь? — Никто не узнает… — о упавшей так небрежно на пол, полупрозрачной рубашке, переливавшейся перламутром, словно в ней заключался бескрайний космос. О молебном вздохе Антонии, когда Фэлл беспардонно скользнул зубами по шее и оставил властный, голодный укус. — Но мы больше не можем осквернять Библию твоим сладким, бранным голоском. Тебя устроит? Хорошая… — Всё, что ты захочешь, Ангел. Она познала, что значит гореть. Когда внутри становилось запредельно тесно и звуки близости перекликались с непристойно, вожделенно вознесёнными именами. Он одержал над ней верховенство и никогда столь сладко не приходилось утопать в подчинении мужчине. И жар не утихал, нутро с новым погружением желало ещё. И терпкая боль разливалась по пальцам, поддавшимся вцепившимся в них острым зубам, чтобы Она не кричала удивительно громко. Ворох кудрявых волос дотрагивался до его плеч. Фэлл держал в руках обворожительно желанную женщину. Пальцем другой ладони очерчивал чувствительную ореолу чаши и наслаждался в ответе тяжёлым дыханием. Ангел кусал её за мочку уха. Шептал невыносимо греховные слова, словно в отместку за то, как выбивала она почву из-под ног своим несносным поведением. И она подписывалась под каждым из них, плотнее прижимаясь к нему спиной. Ей было так невыносимо мало. Как же она ошибалась в попытке забыть его, пригревавшись в руках случайных мужчин. Осушая конечные в бытии бокалы, не приносившие счастья. В темноте сознания рассыпались искры блаженства. А он не отпускал. Целовал с нежностью без того горячую шею. Заставляя ронять слëзы желания и украсив страстный финал. Вновь в его мягких объятиях укрылся маисовый полоз. Развернутый до неприличия. Искавший в нём заботливый мир. Фэлл ласково гладил её по спине. — ... Прошу... Не губи мою душу. Я хочу быть твоей... Всегда. — Ты уже безнадёжно моя. И я крепко люблю тебя, Тония.