Птичьи инстинкты

До 8 августа 1941 года ночи в Берлине не были темными. Не засыпающую столицу Рейха освещали тысячи огней: фонари, фары, витрины, вывески – все сияло, переливалось, манило к себе людей. Но сегодня, в 21:00, 15 самолетов двинулись в сторону вражеского логова нацизма, в брюхах своих они несли смертоносный груз. Совещание на Вильгельмштрассе шло вот уже шесть часов, сам рейхсфюрер СС председательствовал на обсуждении всех полномочий эйнзацгрупп, а это значило, что все главы подразделений и приглашенные военные будут сидеть за столом, пока дело не будет сделано. Препятствовали этому споры. Военное командование не желало иметь ничего общего с позорными зачистками среди мирного населения, ведь это унижало их офицерскую честь. Гиммлер же настоятельно советовал присутствующим не быть такими честолюбивыми и помнить об общем долге. Никто не желал сдаваться. Часы отбили полночь. Вальтер Шелленберг не был военным и никакие окончательные решения чьих-либо вопросов его не касались, молодой офицер СС недавно стал заместителем главы внешней разведки, и теперь спокойно дремал посреди отчаянно спорящих мужчин. Его вдруг сильно толкнули в плечо, он вздрогнул и увидел прямо перед собой недовольное лицо начальника, Гейдрих сверкнул глазами: - Я вижу, Шелленберг, что вас не очень интересует тема совещания! – но тут же смягчился и сдержанно сказал: Отправляйтесь к себе в кабинет и спите там, только не вздумайте уезжать, мы еще, возможно, вызовем вас. Вальтер лишь осторожно взглянул на рейхсфюрера, и, получив его одобрительный кивок, с радостью поспешил уйти. Прошло больше часа, все давно устали, повисающее время от времени молчание тянулось все дольше. Люди терли глаза, зевали в кулак, регулярно предлагаемое секретарями кофе уже не помогало. Гиммлер сидел за своим массивным столом, подперев кулаками лицо, пенсне скрывали его глаза и могло показаться, что он давно уже спит. Гейдрих шумно втянул ноздрями воздух и решил высказаться: - Похоже, что нам следует прерваться. Никакого толка от того, чтобы продолжать переговоры я не вижу. Рейхсфюрер вздохнул из своего угла и с облегчением снял пенсне. Как будто ждал, чтобы кто ни будь предложил расходиться. Сразу стало шумно, из-за затекших ног, люди двигались неуклюже, спотыкались друг о друга. Адъютант распахнул высокую дверь, приглашая господ на выход, как вдруг за окном раздался страшный грохот. Все замерли. - Что это? Будто бы взрыв! – генерал Вольф стал нервно оглядываться. Квартирмейстер Вагнер осторожно подошел к окну: - И верно! Взрыв. Тут грянул второй и здание содрогнулось. - Какого черта?! – Гейдрих перебегал от одного окна к другому: Что взрывается? - Бомбы, группенфюрер. После этих слов все разом обернулись на главу гестапо, который их произнес. Мюллер поднес палец ко рту, чтобы призвать тишину, а затем поднял его к потолку. И тут все смогли расслышать шум самолета. Продлилось это недолго, из всех концов Берлина стал нарастать вой сирены, который заглушил звук моторов в небе. Гейдрих неуклюже распахнул свои длинные руки и тонким голосов воскликнул: - Откуда? Ему не дали ничего сказать, было очевидно, что он растерялся, поэтому Вольф перебил его и заорал: - Сейчас же погасить весь свет!! Всем спуститься в подвал! Адъютантам проверить кабинеты! Живо! Живо! Крича все это, он успел схватить в охапку Гиммлера и стал толкать остальных к выходу. Ничего не было видно. Вокруг включилась светомаскировка. Единственный свет от бьющих ввысь столбов света прожекторов в окнах. В подвале, к счастью, гудели генераторы и можно было включить тусклые светильники, иначе, они бы точно не избежали паники. Когда все расселись по скамейкам и волнение немного улеглось, рейхсфюрер вытянул шею, и подслеповато щурясь стал оглядывать своих сотрудников: - Все спустились? Все на месте? По мощным бетонным стенам пробежала дрожь от разорвавшегося неподалеку снаряда и каждый в подвале съежился от страха. - Что, если здание рухнет на нас? – судорожно обхватив себя руками, еле слышно произнес Олендорф. - Успокойтесь, юноша! – глава военной разведки, адмирал Канарис ласково смотрел на него из-под густых бровей: Снаряды небольшие. Если угодит в крышу, максимум пробьет пару этажей. Гиммлер встал и начал обходить людей приглядываясь к каждому: - Кого-то нет! Господа, посмотрите друг на друга, кого-то нет! Офицеры стали озираться. Молодой гаупштурмбанфюрер вдруг вскочил со своего места: - Мой рейхсфюрер, нет майора Шелленберга! Гейдрих охнул и тоже встал с места: - Почему не проверили кабинет?! - Проверили, господин! – откуда-то из угла заговорил один из адъютантов: Ни в кабинете, ни в личной комнате никого не было! - Конечно, он удрал домой, как только вышел из приемной – хмыкнул Мюллер. - Никак нет! – гаупштурмбанфюрер барон фон Фёлькерзам, возбужденно дышал: Он точно оставался у себя! Он просил меня принести ему бумаги, чтобы утром поработать и точно намеревался лечь спать. Вольф окликнул адъютанта из угла: - Когда вы проверяли, вы были один? - Со мной был еще секретарь господина Олендорфа! Рядом с главой третьего отдела поднялся невысокий, под стать своему начальнику, человек держащий в руках несколько папок: - Мы тщательно осмотрели кабинет с фонарем – он пожал плечами: Никого не было. - Вы меня с ума сведете! – взревел Гейдрих: Он не уезжал, и в кабинете его нет! И куда же он делся, в таком случае?! Никто не мог ничего ответить. Воцарилось молчание. По полу снова пробежала дрожь от взрыва и с потолка кое где посыпалась штукатурка. Нарастало напряжение, все слышали, как злобно дышит у колонны Гейдрих и шмыгает носом Гиммлер. - Ни один вражеский самолет не пролетит над Рейхом – язвительно передразнил недавнюю речь Геринга Канарис и покачал головой: Интересно, эти чьи? - Русские, конечно! – громко ответил Скорцени. - Почему вы так уверенны? – мягко спросил его адмирал. - Да потому что наши диверсионные группы докладывали об аэродромах в Прибалтике! – с легкой издевкой в голосе выпалил австриец. Канарис пристыженно умолк и стал смотреть себе под ноги. Никто не мог произнести что-то подобное вслух, но каждый присутствующий в этот момент подумал: «Отлично мы победили русских, конечно. До Москвы еще сотни километров, а их самолеты уже над нашими головами». - Он в шкафу! – внезапный возглас барона заставил всех вздрогнуть. - Не кричите! – зашипел на него Вольф и недовольно спросил: О чем вы вообще? - Шелленберг, он в шкафу! – фон Фёлькерзам явно паниковал и говорил очень отрывочно: Он привык так! Он сам мне говорил! - Так! – Гейдрих неспешно приблизился к нему и вытянул перед собой ладонь: А ну ка возьмите себя в руки! И говорите внятно! - Господин Шелленберг из Саара, так? – барон изо всех сил старался собраться, но все равно тараторил: А там много раз бомбили во время войны. И наши и французы. Он был ребенком тогда и прятался в шкафу. Ведь те бомбы не пробивали здания насквозь. – он беспомощно смотрел на главу управления безопасности: Понимаете? Гейдрих секунду не шевелился, а потом, словно упорядочивая все сказанное ранее, стал проговаривать: - Он спал, услышал взрывы и спросонья спрятался. Как привык с детства. Хорошо! Я иду за ним! – и сразу бросился к запертой железной двери, жестом отдавая команду солдату, открыть ее. Но его остановил Гиммлер: - Я запрещаю! Немедленно вернитесь! - Но! Рейхсфюрер! – на лице Гейдрих отобразились страх и недоумение: Если упадет снаряд! - То вы оба погибните, Рейнхард! – закончил за него фразу Гиммлер, он поднялся немного неуклюже и внимательно посмотрел на подчиненного: Мне хватило ваших сумасбродных полетов. Вы никуда не пойдете! - Разрешите мне, господин?! – фон Фёлькерзам с готовностью одернул китель. - Я тоже пойду! – со своего места встал Скорцени, и, даже не дожидаясь ответа, направился к двери.   - Да, вот вы двое справитесь куда лучше, я думаю – кивнул рейхсфюрер. В действительности, ему было их просто не жалко, в отличии от своего гениального Гейдриха, вокруг которого теперь вращался почти весь Рейх. Его потеря стала бы для него катастрофой. Шелленберг тоже был чрезвычайно полезен, поэтому бросать его было бы опрометчиво. Кроме того, Гиммлер испытывал к юному разведчику сентиментальные чувства: «Бедняжка, верно, испугался. Надеюсь, он не бродит сейчас по темным коридорам, милое дитя» - он вздохнул и немного приподнял брови. Это была не обычная темнота, а поглощающая в себя, леденящая, жуткая темнота. Лучи фонариков беспомощно шарили по полу, но были похожи на два светящихся шарика, и скорее слепили, чем что-то освещали. Скорцени с бароном едва смогли отыскать лестницу и стал поспешно подниматься. - Что за наивный глупец? – ворчал австриец: Прятаться в шкаф! Кто так делает? - Он так делал в детстве. Ведь никто не ожидал налета – оправдывал своего шефа фон Фёлькерзам: Он инстинктивно спрятался. - У людей нет инстинктов, Адриан! У нас есть разум. Инстинкты вон у страусов, которые без раздумий суют голову в песок. - Страусы так не делают, это выдумки! – парировал барон. - Как бы то ни было! – не сдавался Скорцени: Инстинкты у животных, не у людей. Они нашли нужную дверь и сразу ворвались внутрь. - Господин, где вы? – окрикнул кабинет барон: Господин! - Вальтер! – вторил ему Отто, немного поморщившись от того, что назвал начальника просто по имени, наплевав на субординацию. - Так, шкафы! – барон бросился просматривать огромные стенные полости. Скорцени, в свою очередь, отправился в личную комнату штурмбанфюрера. Распахнув внушительный гардероб, он нахмурился. Ничерта не было видно. Но что-то подсказывало ему, что он на верном пути. Протянув руку, он стал шарить внутри и вдруг наткнулся на что-то теплое. От испуга австриец слегка выругался и снова схватился за свою находку, быстро он понял, что наткнулся на расслабленную лодыжку. - Господин! Вы спите? Нас русские бомбят, поднимайтесь! – он скользил ладонями вверх по ножке намереваясь отыскать все остальное. И отыскал. Так лучший диверсант Рейха, неожиданно для себя, разведал, что Шелленберг спит в длинных сорочках, без нижнего белья. Из глубин шкафа раздался сдавленный, испуганный вскрик, а замешкавшуюся руку Отто сдавили горячие, упругие бедра. Скорцени порадовался, что вокруг слишком темно, что бы кто-то заметил, как его лицо загорелось от стыда, но сам он четко это ощутил. Воистину, в этот момент он мог вообразить любую томную красотку на чью честь он так вероломно покусился. Осознав, что глупо мешкает и теряет время предаваясь постыдным размышлениям, он стал расталкивать висящие в шкафу вещи, чтобы добраться до перепуганного начальника. - Давайте же! Идем! Никто не знает прилетят ли самолёты снова! – Отто выволакивал сонного Шелленберга, попутно отчитывая: Кто же прячется в шкафу во время налета? - Оооо! Какое счастье! Он в порядке! – подбежавший сзади барон тут же пришел на помощь и Вальтера, наконец, вытянули из его уютного местечка. - Что случилось? Что? Это налет? Почему? – Шелленберг едва стоял на ногах и его нужно было придерживать. - Скорее одевайтесь, майор! Вдруг снова начнут бомбить! – фон Фелькерзам схватил со стула вещи шефа и попытался его одевать. Скорцени вежливо оттолкнул его: - Брось, Адриан! Он почти не соображает. Так унесем. – он чуть пригнулся и быстро подхватив стройное тело Шелленберга, забросил его себе на плечо как свернутый ковер: Прихвати одеяло! – скомандовал он товарищу и торопливо пошел к выходу. Теперь, когда их глаза достаточно привыкли к темноте, они без труда находили дорогу в лабиринте коридоров. За окнами были слышны только пожарные машины. Скорцени немного отогнул плотную штору светомаскировки и выглянул на улицу, в паре кварталов от них вздымалось пожарище, летящие искры поднимались очень высоко в небо, а черный дым был даже темнее самой ночи. Раньше на этом месте стояло высокое здание печати, в котором располагалось несколько газет, теперь ничего видно не было, несколько этажей полностью исчезли. - Черт! – изумленно выдохнул австриец: А бомбы совсем не маленькие оказывается! Этот бестолковый Канарис, похоже, сам ничего не понимает.   - Мне холодно! – заныл где-то сверху Шелленберг. - Да, да, идем! – Отто сильнее сжал его в объятиях и поспешил к лестнице. - Как вообще русские вот так просто прилетели сюда? Где же ПВО? – негромко спрашивал барон. - Ты погоди, братец – так же вкрадчиво отзывался диверсант: Вот увидишь, русские нам устроят хорошую головомойку. - Разве существует возможность того, что Германия проиграет? – Адриан осторожно усмехнулся: Ведь нет? Наша победа предопределена, так сказал фюрер! Скорцени не ответил, про себя он подумал: «Фюрер много чего говорил», но вслух ничего не сказал. Барон расценил его молчание как согласие и поспешил подстраховать на лестнице, чтобы успеть поймать шефа, если Отто вдруг оступиться. Теплые, немного подрагивающие бедра было невероятно приятно трогать, Отто делал вид, что старается ухватиться поудобнее, но на деле, осторожно ощупывал сочные, мягкие ляжки и попку начальника. Вообще, он испытывал жгучее желание вцепиться в них зубами - такими аппетитными казались формы молодого, едва созревшего Шелленберга. Наконец они вернулись в подвал. Гейдрих тут же подбежал к ним и стал беспокойно оглядывать полураздетого Вальтера, который все еще не осознавал, что происходит и недовольно хмурился. - Отпустите же его! – настойчитво прошипел группенфюрер своем диверсанту. - Тут везде бетон, как его поставлю на пол голыми ногами? – укоризненно ответил Скорцени. - Тогда отдайте мне! – Гейдрих с жаром выдыхал и кривился от ревности. Оставалось лишь подчиниться, Отто немного подался вперед и передал гибкое тело в жадные руки главы управления Имперской безопасности. Тот нетерпеливо запрокинул голову Вальтера назад и осмотрел его лицо, будто бы ему могли принести не того человека. Потом снова взглянул на Скорцени и несколько небрежно сказал: - Я вам чрезвычайно благодарен, оберштурмбанфюрер! Отто в ответ по-военному кивнул и щелкнул каблуками. Гейдрих отнес Шелленберга к Гиммлеру, Адриан осторожно передал Вольфу одеяло, и вся верхушка СС собралась вокруг хнычущего от холода и неудобства молодого разведчика, стараясь утешить его. - Что это с группенфюрером? – вполголоса спросил барон, прижавшись плечом к своему австрийскому товарищу: Он словно петух. - Почему? – удивился Скорцени. - Ну, петухи, они злятся если кто-то приближается к их курочкам, вот и господин как-то слишком возбужден. У них такой инстинкт – защищать свой курятник. - Поэтому, Шелленберг – курочка? – Отто стал давиться от смеха. - Ну да – неуверенно произнес Адриан, разглядывая странную реакцию друга: А вы что подумали? - Ну! – Скорцени нагнулся к самому уху барона, лишь бы никто больше этого не услышал: Я подумал, что ты назвал Шелленберга курочкой Гейдриха от того, что он иногда сидит у него на яйцах! Фон Фёлькерзам сильно закашлялся, так как подавился воздухом, когда осознал то, о чем ему говорят. Он стал стучать себя в грудь кулаком, стараясь не привлекать к себе много внимания. Скорцени, хитро ухмыльнувшись, похлопал его по спине, и еще раз взглянул в сторону колонны из-за которой выглядывала кругленькая, аккуратная головка Шелленберга, которого держал у себя на коленях Гейдрих.