Love, me normally

Нагито мечтал. Нагито много о чëм мечтал в своей жизни: о том, что бы было, если бы его удача не взяла контроль над его судьбой, о новой собаке, которая уже ни за что не повторит судьбу своей предшественницы, о семье и родственниках, которых у него уже давно не было; со временем ему пришлось отпустить эти мечты, потому что в итоге они лишь расстраивали его ещë сильнее. Но сейчас, когда в его жизни появилось новое светило надежды, — Изуру, — Комаэда снова начал мечтать. Больше всего он хотел стать "нормальным" Абсолютным с "нормальной" судьбой и талантом, который смог бы стоять рядом с Изуру(а ранее даже в самых смелых мечтах Нагито и не воображал, что при каких-либо обстоятельствах он нынешний сможет стоять с ним наравне),понимая,что никогда в жизни этого не заслужит. Однако он совсем не завидовал своим "нормальным Абсолютным"(если так вообще можно сказать) одноклассникам, как и не понимал, почему из раза в раз Камукура выбирает проводить время с ним, когда очевидно есть люди намного лучше и достойнее внимания Абсолютной Надежды. В итоге Нагито просто решил, что это какого-то рода наказание от судьбы, заполучив внимание человека, которого он любит больше всех в мире, будучи совершенно этого недостойным. И так, он мечтал о совершенно другой жизни, которая ему никогда не будет принадлежать, где больше не будет бесконечной вины и стыда за то, что он занимает не своë место как в Академии, так и в жизни любимого человека, где он сможет принять то, что он достоин любви, где не будет болезни, разрушающей его мозг с каждым проходящим днëм. — Комаэда, ты отвлекаешься. На экране высветилось крупными буквами "Поражение". "Эта игра действительно как моя жизнь", — успевает мельком подумать Нагито, прежде чем отставить контроллер в сторону и виновато улыбнуться. — Ха-ха, сегодня я не в форме, Камукура-кун, тебе лучше пойти поискать лучшего оппонента. Когда Изуру не был занят в музыкальном клубе Ибуки после уроков, он играл в видеоигры с Чиаки и иногда к ним присоединялся Нагито. Последние несколько дней Чиаки болела, поэтому Комаэда очень неловко оставался наедине с Камукурой и набором видеоигр, в которые они должны были сыграть по порядку, прежде чем разойтись(почему-то подобная рутинность успокаивала Изуру и давала ему в какой-то мере расслабиться). Удача Комаэды была более непредсказуемой чем "равномерная" удача Изуру, поэтому процент выигрышей против него обычно составлял 30% к 70%, но из-за навязчивых мечтаний Нагито отвлекался и проигрывал в пух и прах. — Что-то случилось? — голос Камукуры оставался таким же безэмоциональным, как и всегда, но он подозрительно сжал свой контроллер, словно отказываясь его отпускать. Поздравляю, Нагито, ты заставил Абсолютную Надежду волноваться о таком ничтожном, бесполезном, никуда не годном человеческом существе, которое никогда не станет достойным его внимания, и не будет теперь ему прощения. — Н-нет, всë хорошо. Просто не выспался. Камукура сильнее сжал свой контроллер, сверля глазами пустоту, но потом спокойно отложил его в сторону и встал. — Тогда отдыхай, Комаэда. До завтра. * * * Иногда Нагито кажется, что было бы проще без надежды и отчаяния,было бы проще, если бы он и Изуру были просто одноклассниками, которые нравились друг другу. Комаэда ненавидел себя за эти мысли, но ничего не мог с этим поделать, когда они проникали даже в его сны. Любил бы он Камукуру, если бы тот был обычным человеком? Любил бы он его, если бы он не воплощал в себе его личную надежду и не был надеждой всего человечества? Раньше любовь к Изуру Нагито воспринимал как данность, как что-то само собой разумеющееся, но теперь он начал задаваться вопросом: где проходит та граница между Изуру-талантом и Изуру-человеком, и какую именно "половину" он любит? Естественно, существование "половинки" Изуру-человека не ставилось под сомнение; на самом деле он был человечнее, чем кто-либо мог себе представить с первого взгляда. Поначалу Комаэда думал, что Абсолютная Надежда должна быть сильной, властной и очень строгой личностью; нельзя было сказать, что Изуру таким не являлся, но человечности было в нëм куда больше, чему Нагито не уставал удивляться, когда Камукура постепенно раскрывался перед ним как человек. Ещë больше Комаэда удивился, когда Изуру начал выстраивать с ним отношения на равных, выслушивая его болтовню о надежде, которую Камукура принесëт этому миру, и проводя с ним больше времени, чем Нагито было бы комфортно. Он не жаловался, но всë равно оставался осадок вины и стыда за то, что он отнимает драгоценное время Камукуры и совсем ничего не может предложить ему взамен. Конечно, ничего не мешало ему сказать Изуру, что он не хочет, чтобы они проводили столько времени вместе, но дело в том, что это было совершенной неправдой, и он уже не может отказаться от этого, как бы того ни хотел. И вот, сейчас он сидел в коридоре и ждал, пока Камукура закончит клубные занятия у Ибуки (никто не запрещал ему находиться в клубной комнате Ибуки вместе с ним, но от сосредоточенного лица Камукуры и его божественного певческого голоса слабому сердцу Нагито становилось ещë хуже, чем обычно), чтобы Изуру проводил его до дома. — Спасибо, что подождал. — Ах, Камукура-кун, мне это не составило никакого труда, поэтому пожалуйста, не благодари меня за такие мелочи, — лицо Нагито слегка покраснело, и он отвëл взгляд в пол. — Как скажешь. По дороге к дому Комаэды они молчали, но молчали не потому, что им двоим было не о чем разговаривать, а из-за того, что даже в тишине им было взаимно комфортно. Изуру нëс сумку Нагито; по какой-то непонятной для последнего причине Камукура настоял на том, чтобы он понëс сумку Комаэды, как до этого настоял на том, чтобы проводить его до дома, ссылаясь на то, что ему нетрудно и лучше занятия для себя он всë равно не придумает. Наконец замелькали знакомые кварталы, и Нагито даже стало немного жаль, что он живет относительно недалеко от Академии. — Увидимся, Комаэда. — Ах- да, увидимся. Комаэда сделал вид, что совсем не смутился, когда их пальцы случайно соприкоснулись, когда Изуру передавал ему его сумку, но румянец всë равно закрался на его щеки, нравилось ему это или нет. Как только он закрыл дверь своей маленькой квартирки, он сполз вниз по стене; лицо его горело, а сердце бешено стучало. Комаэда не привык к физическому контакту от слова совсем до такой степени,что даже от случайного прикосновения Изуру его крыло, и он уже не мог перестать думать о том, что было бы, если бы эти прекрасные холодные руки оказались на его шее- За закрытой дверью послышался ужасно знакомый голос. — Комаэда? — А-ах Камукура-кун! Что-то случилось? Дрожащие пальцы судорожно прокрутили замок, и за дверью показалась фигура Изуру. — Я перепутал наши сумки. Стоп, что? Камукура и перепутал сумки? У Нагито жар и галлюцинации, не иначе. — Ох, я-я понял. Они молча обменялись своими сумками, снова случайно соприкоснувшись пальцами, отчего у Комаэды закружилась голова, но тот мужественно выстоял. — Теперь точно увидимся, Комаэда. — У-увидимся... * * * Засахаренные каштаны в кафе напротив сменились глинтвейном. Зима означала скорые зимние каникулы, и всë в школе приободрилось, даже воздух казался каким-то праздничным. Юкидзомэ-сенсей решила устроить Тайного Санту и конечно(разумеется) ему попался Изуру. Поначалу о Нагито не было ни малейшей идеи, какой подарок можно было бы преподнести Абсолютной Надежде, но недолго думая, он вспомнил, как недавно Изуру разошëлся на полуторачасовую речь про осьминогов(за эти полтора часа Нагито, кажется, узнал всë, что только можно было про них узнать), и поэтому решил заказать огромного плюшевого осьминога. Если попросить кого угодно кратко описать Изуру, то в их словаре даже не найдется такого выражения как словоохотливый, но как Нагито стал ближе к нему, он внезапно обнаружил, что Камукуре есть, о чем сказать. Иногда он разговаривал с Нагито(корректнее это было бы назваь университетскими лекциями по полноте излагаемого материала) о философии, культуре, а иногда мог часами рассуждать о том, насколько осьминоги очаровательные существа, или о том, какая тактика лучше подойдет для победы над определенным боссом из определенной видеоигры. И так, день икс настал слишком быстро, чем Нагито хотелось бы. Последний учебный день в году прошëл без уроков, и стояла всеобщая праздничная атмосфера Рождества. Ибуки устроила мини-концерт, в котором учавствовал Изуру(на этом моменте слабое сердце Нагито чуть не выпрыгнуло из его груди), Юкидзомэ-сенсей устроила кучу новогодних игр и развлечений, и в честь праздника Теру-теру даже не подмешивал ничего в еду. Наконец, настало время дарить подарки. Когда Нагито сбегал вниз за пакетом с до смешного большим плюшевым осьминогом, вернувшись, он обнаружил, что все уже подарили друг другу подарки и разошлись, и лишь Изуру остался одиноко стоять в классе с папкой с какими-то бумагами в руках. — Камукура-кун? — А, это ты. У меня есть для тебя кое-что, но, боюсь, это не сравнится с потрясающим плюшевым осьминогом, которого ты мне собираешься подарить, — монотонно проговорил Изуру, пожирая взглядом осьминога у Нагито в руках. — Ох, пожалуйста не думай так, что бы ты мне ни подарил, я буду счастлив! — Тогда это тебе, — Камукура протянул ему стопку бумаг, — Я всего лишь открыл новую звезду и назвал еë в твою честь, — он сказал это с таким выражением лица, будто дарит покупную шоколадку. Что. Слабое сердце второй раз за день заноровило выскочить из грудной клетки, а конечности начали подводить; ему пришлось опереться на парту, чтобы не упасть. Что. — Я так понял, что ты по какой-то причине не можешь нормально функционировать. Он не может нормально функционировать? Да он не может нормально функционировать каждый раз, когда видит прекрасно выточенные черты лица Камукуры, его прекрасные длинные руки, его прекрасное- — Я донесу тебя до медпункта, — ни секунды не колеблясь, решил Изуру, подхватывая Нагито как мешок с картошкой, и придерживая другой рукой плюшевого осьминога. — Спасибо, Камукура-кун, — единственное, что смог пропищать Нагито на пути к кабинету медсестры, пытаясь не отключиться по дороге; благо, их никто не увидел. * * * Глинтвейн сменился латте с сакурой. Начался новый учебный год; последний их год обучения в Академии. В рутине Нагито практически ничего не изменилось, кроме дополнительных курсов по поступлению в университет — он также вставал по утрам в школу, обедал вместе с Изуру на большой перемене, иногда играл с ним в видеоигры после уроков и давал провожать себя до дома, и, если честно, он был бы не против, если бы так продолжалось вечно. В кои-то веки его удача "отпустила" его(было ли это затишьем перед бурей или удача Камукуры держала это в узде, Комаэда не знал), и так умиротворенно он ещë давно себя не чувствовал. — Нагито, не мог бы ты сегодня после уроков прийти в сквер рядом со школой? Мне есть, что тебе сказать, — как будто невзначай сказал Камукура во время того, как он без особого энтузиазма ковырял свой обед. — Ах, конечно! — Нагито заметно занервничал; он не представлял, что такого ему мог сказать Изуру, что нельзя было сказать просто так в школе. — Тогда буду ждать. По дороге домой Комаэда снова замечтался об их прекрасном совместном будущем, которое никогда не настанет, и так почти дошëл, как вспомнил о том, что его вообще-то ждут и ждëт никто иной, как объект всех его мечтаний. Ему ничего не оставалось, как, задыхаясь, бежать обратно, проклиная свою пустую башку, но все мысли просто испарились, когда он увидел знакомую фигуру(когда он видел Изуру, мысли часто испарялись из его головы, особенно в раздевалке перед физкультурой-). Нагито поспешно присел к нему на скамейку под раскидистым деревом сакуры. — Ты пришëл, — бесцветно констатировал Изуру, в контраст с тем, как осветилось его лицо; мельком взглянув на Нагито, он отвел взгляд и продолжил пялиться в пустоту. — Ах, прости, я не хотел заставлять тебя так долго ждать! Я совсем забылся, хотя с моей стороны наверное не стоило опрадываться, потому что я совсем не заслуживаю твоего проще- — У тебя лепесток сакуры в волосах запутался. С этими словами Изуру невозмутимо достал лепесток из спутанных больше чем обычно волос Нагито. Камукура раньше предлагал ему расчесать его волосы, и Нагито в дрожь бросало от одной только мысли, что любовь всей его жизни будет делать с ним что-то настолько интимное, как расчесывание волос. Некоторое время они сидели в тишине, которая впервые для них стала неловкой; Нагито судорожно перебирал у себя в уме темы для разговоров, но единственное, о чëм он только мог сейчас думать, было то, насколько красивым выглядел Изуру и как он ему нравился. — Я позвал тебя сюда затем, чтобы сказать, — Камукура прокашлялся и зачем-то стал теребить прядь своих волос, которая ниспадала ему на лицо. — Ты мне нравишься. — Ты мне нравишься. Они выпалили это одновременно, отчего щëки Изуру покрылись тонким румянцем, а зрачки слегка расширились от удивления; в контрасте с ним, Комаэда больше напоминал зрелый помидор, который не знал, чему больше удивляться: тому, что он вдруг сказал о своих чувствах, или тому, что они оказались взаимными. Повисла тишина ещë более неловкая, чем была ранее, и лишь был слышен шелест листьев сакуры, которые колыхал ветер. — Знаешь... Я-я пошутил, — слабо пробормотал Комаэда, пытаясь отнекнуться; он был не готов к тому, что его чувства хоть в какой-то итерации этой вселенной могли стать взаимными. Поздравляю, Комаэда, ты всë разрушил! Впервые в твоей жизни тобой кто-то заинтересовался а ты оттолкнул его как отталкивал всех до этого, ты, никчемный- — Если тебе станет от этого легче, я тоже пошутил, — ровным голосом сказал Камукура, — если тебе станет от этого легче, я могу притвориться, что этого разговора не было. — Извини, я не хотел разочаровывать Камукуру-куна. — Ты не разочаровал меня. Я всë понимаю, — на секунду на его лице промелькнула эмоция, которой Нагито ещë не видел, — Я буду ждать, пока ты не сможешь принять мои чувства. Камукура встал со скамейки и подал Нагито руку. — А пока, не хотел бы ты прогуляться со мной?