Гибель

      Всё изменилось, когда я убил человека.       Я никак не мог объяснить себе, почему так поступил. Я сделал это не потому что у меня больше не было другого выбора. Этот человек не был моим заклятым врагом. Я вообще его никогда не знал. Но он подвернулся под руку, и его не стало. Из-за меня. Его кровь отпечаталась именно на моих руках. Ничьих больше. Только на моих.       Потом я долго размышлял, почему это произошло. Что побудило меня поднять руку и пронзить его живое, дышащее тело копьём? Что заставило схватить слабую трепещущую душу и разорвать её в клочья? И почему совесть меня совсем не тревожит?       Я думаю, это началось ещё давно. Лет двести назад. А может быть, и с того самого дня. Я никогда не чувствовал себя в безопасности после того, как выбрался из камня. Может быть, я и выбрался. Но моя душа осталась в камне навсегда. И если поначалу я не ощущал этого, то сегодня догадался. Догадался, что не только Найтмер изменился после того кровавого дня.       Но с чего всё это началось для меня? Когда я начал понимать, что больше не контролирую свои мысли, побуждения, желания? Трудно определить, ведь я никогда даже не подозревал себя в чём-то таком. А другим было некогда замечать. Или они просто боялись сказать. И правда. Как бы я отреагировал, если бы кто-нибудь подошёл ко мне и словно бы невзначай прошептал:       «Дрим, ты сходишь с ума!»       Но ведь я уже сошёл с ума.       Начиналось всё с вины. С вины, которая медленно разрасталась, отравляла моё сознание и пыталось пробудить былые чувства. Но тяжесть на душе препятствовала этому. Тогда вина превратилась в презрение. Я презирал то, что раньше любил. Но сам того не осознавал, ведь уже не помнил, что я раньше любил, а что — презирал. Прошлое и будущее смешалось в единое целое, и я стал отделять бывшего себя от нынешнего. Мне стало так противно от проявлений слабости, что я даже стал подумывать о новом имени.       А то «Дрим» — как-то по-детски. По-старому. По-нормальному.       Меня охватывала паранойя. Мне казалось, что все вокруг только и делают, что наблюдают за мной. За каждым моим неосторожным шагом. За каждым промахом. За каждым ударом. Словно бы прощупывают слабые места, ищут, куда лучше и точнее бить. Бить так, чтобы быстро и легко сломить. Я боялся оборачиваться на их лица. И мне кажется, это их забавляло.       Я боялся не только их внимания. Но и их безразличия. Паранойя не оставляла меня ни в толпе радующихся, ни в полном одиночестве. Но я как-то научился сидеть в четырёх стенах и смотреть в одну точку. Но даже так мне иногда казалось, что на меня кто-то смотрит. Кто-то, кто очень хорошо меня знает. Он смотрит мне в душу, пытаясь понять, почему она не отзывается на голоса из прошлого.       Страх! Это он побудил меня подозревать каждого. Я стал нервным и подозрительным, стал лицемерным. Стремясь скрыть свою слабость, свою боль, я стал притворяться. Говорил им всем, что безумно рад оказаться на свободе. Что рад помогать людям. Рад помогать Вселенным. Но мне до всего этого никогда не было дела. С того самого дня, когда я впервые за пятьсот лет оказался свободен. Уже тогда во мне что-то надломилось. Что-то сломалось, разорвалось. И продолжалось рваться. Словно бы тысячи нитей, пронизывающих моё тело, с каждым днём натягивались всё сильнее. И лопались одна за другой.       Потом начались фантомные боли. У меня болели кости, раскалывался череп. Било током от любого, даже самого лёгкого прикосновения. Постоянное давление в рёбрах напоминало мне, в кого я постепенно превращаюсь. Но я сбрасывал всё это на случайности, на усталость. Сбрасывал на последствия бессонных ночей и неумолимо преследующих меня кошмаров.       Я не хотел сознаваться даже своему отражению. Редко я осмеливался взглянуть на него. Потому что не знал, как реагировать на самого себя. Я мог подолгу смотреть на улыбающегося, счастливого и спокойного Дрима, всегда одетого с иголочки, всегда добродушного и готового помочь первому встречному. Когда я смотрел в зеркало, я терял ощущение собственной реальности. Потому что смотрел не на себя. Я смотрел на Дрима — великого Хранителя позитива. Но где же я? Где я? Я!       Меня запутывали видения. Всё сильнее я отдалялся от реального мира. Я смотрел на окружающих, как через линзу, искажённую призму. Не мог разобраться, где я и что здесь делаю. А иногда случались неприятные ситуации, когда я забывал, как двигаться и говорить. И когда это происходило на людях, когда я был среди других, я впадал в ещё больший ступор. И не мог понять, что со мной не так.       Почему все они такие спокойные? Почему такие нормальные?       Почему я не могу быть таким же?!       Колючие, душащие ощущения поселились в моём сознании. Они стали частью меня. После инцидента что-то во мне сломалось, и я изменился. Но признать это я смог лишь после того, как перешагнул через черту, упал со своего пьедестала. Когда я убил человека, всё изменилось.       Страхи, голоса, тени… Я искажался, преображался, душил свою собственную душу. Пытался избавиться от чувства, которое меня убивало. Я тонул, задыхался, но никто так и не приходил меня спасать. А в отражении зеркала на меня продолжал смотреть он — Дрим. Тот, из-за которого я задыхался.       Это была какая-то молчаливая война. Пока он спасал миры, пока заводил друзей и сражался со врагами, я умирал. Я пытался выбраться и спастись. Я разрывался, пытаясь понять, кто из нас настоящий. Я пытался сражаться с ним, но он сражался против меня теми же методами. Я спорил сам с собой. Сражался сам с собой. Я ненавидел сам себя. Но кто же я? Кто я?!       Кто из нас?       Почему не я?..       На этой тончайшей грани меж добром и злом меня всегда кренило в разные стороны. Я чувствовал, как каждый день метаюсь из стороны в сторону. Мне страстно хотелось, чтобы меня ненавидели! Я хотел увидеть в их глазах страх! Хотел заставить бежать и кричать!       Но я боялся ошибиться. Что, если другой я на самом деле настоящий? И я погибну, если ошибусь. Потому я тонул, боясь, боясь, боясь…       А Дрим и дальше был совершенен. Я был совершенен. Лишь иногда допускал промахи. Мы допускали их.       Когда перебарщивали, сражаясь против врагов. Когда жертвовали Вселенными ради победы. Когда давали злорадству взять вверх над состраданием. Когда понимали, что выхода из этой ловушки нет. Что войне не будет конца. Но когда даже его друзья стали нас бояться, я понял, что не могу оступиться.       Словно бы схватив меня за руки, какие-то силы пытались перетянуть меня на свою сторону. А я упирался, боясь ошибиться. Постоянная боль — вот что послужило продвижению. Я видел во всех врагов. Я чувствовал на себе чужие взгляды. Я видел тени, которые пытались со мной поговорить.       Это всё окружало меня. Это было моей жизнью. И я уже сам путался, где правда, а где — ложь. Я хватался за то, что приносило мне боль. Но если я брался за другое, то вредил другим. Я не мог решить, что мне дороже — я или он. Я или Дрим. Я или голос, каждый день сводящий меня с ума. Кричащий мне странные вещи. Обвиняющий меня в том, что я его душу. Мы оба боялись. Я его боялся. Он меня боялся.       Страх.       А потом я устал сражаться. Пришло время монотонной боли, однотипных дней, размытых воспоминаний. Я всё глубже уходил в себя. Но всё ещё не признавался, что что-то не так. Я не мог удержать в руках нить, которая связывала меня с другим мной. Тем, кто остался далеко позади. Тем, кто остался в прошлом. Эта нить связывала наши души. Но тот Дрим ещё был жив, он был един, он был счастлив. А этот… А мы? Мы? Отражений ведь тоже стало два. Как и голоса. Как и стороны. Две стороны. И тогда нить оборвалась.       И я канул в пустоту.       Пустота поглощала меня. Она гнала воспоминания и мысли на задворки сознания. Она медленно сжирала жалкие остатки, которые назывались моей душой. Но даже тогда зеркало показывало мне однотипную картину. Когда я смотрелся в него, я видел улыбающегося, счастливого, одетого с иголочки Дрима. Он не менялся. Никогда. Всегда был одинаковым. Лишь улыбаться он стал по-другому. Неестественно, натянуто. Так, словно бы улыбка въелась в запомнившийся народу образ. И уже не смогла бы сойти ни при каких обстоятельствах.       Те дни никто из нас не запомнил — ни я, ни он. Они были какими-то бездушными, глухими, пустыми. Я крутился, куда-то бежал, кому-то помогал. Я представлялся народам спасённых Вселенных, я беспечно болтал с друзьями, я сражался с врагами. Я смотрел им в лица, в глаза, пытаясь отыскать подтверждению тому, что происходило со мной. Но в глазах окружающих не было той же пустоты, которая была в моих. Я был совсем один. Один в целой Мультивселенной.       Так ли чувствует себя бездушный? Нет. Нет. Нет. Я не был бездушен, и именно это меня удручало. Я не хотел испытывать эмоции, потому что они меня терзали. Они тоже изменились. Как и я. Как и весь мой внутренний мир. Они тоже перестали быть нормальными. Они искажались вместе со мной. Я путался в них, я считал их чужими, неправильными. Но ведь чувства были, а значит я не был бездушен. Душа у меня была. Но она умирала.       Никто этого не замечал. Или боялся сказать мне об этом. Ведь так глупо было бы внезапно услышать:       «Дрим, ты сходишь с ума!»       Тогда бы я не поверил в это. Я бы рассмеялся или обиделся, я бы отвернулся от самого себя. Не поверил бы. Не смог бы поверить. Ведь я дышу, я ем, я двигаюсь. Я жив. Я нормален. Я говорю с людьми, я размышляю, я сражаюсь. Я не чувствовал себя странно или горько. Была лишь боль и пустота. Пустота и боль. И голоса в моей голове, которые я считал своими собственными мыслями. Мыслями, которые меня пугали.       Насколько всё это поменяло меня? Я не знаю. С каждым днём прошлое отдалялось от меня. Я уже не помнил, каким был настоящий Дрим. Тот Дрим, чьё место я занял. Но ведь я — Дрим! Я всегда им был! У меня есть память, есть мысли! Я — Дрим! Но тогда почему я не верю сам себе? Почему думаю о том, как хорошо было бы всё уничтожить? Почему подолгу сижу в темноте и рассматриваю стены? Почему не доверяю тем, кто доверяет мне?       Куда делся весь мир? Куда исчезают мои воспоминания? Куда исчезаю я?       Мир расплывался, мысли раздваивались, трескались, искажались… Моя внешняя неприступная оболочка стала давать трещины. Обо мне пошли нелестные слухи. Я плохо помнил те дни, и до сих пор не могу их вспомнить. Но тогда мне стало легче дышать. Я дал себе шанс измениться.       Первый шаг за границы собственных убеждений.              Пустота поглотила мои сомнения и страхи. Боль стала со мной единым целым. Я перестал бояться теней, я стал здороваться с ними, стал пожимать им руки. Я стал отвечать голосам. Я смотрелся в зеркало и улыбался, понимая, что именно я вижу. Я наконец понял, кто я такой. Кто я. Я. Я. Я. Я. Я. Не он. Я!       Дрим погиб ещё давно. А я даже этого не заметил! Он погиб, когда погиб его брат. Никто не выбрался из Дримтейл живым. Все погибли. Но смерть Дрима растянулась на столетия, пока он томился в камне. А когда камень сломался, когда вместо тела окаменела душа, он исчез окончательно. Я присвоил себе его личность, память, душу. Но на самом деле я уже не был им. Я украл его жизнь, чтобы стать реальней. Но на это потребовалось время.       Я долго не мог понять, что со мной не так. Почему мне больше нравится ранить, чем лечить. Почему я хочу вызывать слёзы, а не улыбки. Почему я не сразу отзываюсь на имя «Дрим», почему оно мне кажется чужим. Я не мог понять, и это меня убивало. Я варился, сгорал и тонул от собственного бессилия. Я пытался втиснуться в чужой облик, заставить себя поверить в него же.       Но он умер. И я зря страдал все эти столетия, пытаясь переубедить себя. Он умер. Умер. Я пришёл на его место. Не верил, не замечал странностей и противоречий. Злился и сражался против отголосков прошлого и себя самого. Торговался, пытаясь разменять неразменную монету. Терялся в пространстве, опустошал собственную душу. И теперь я смирился. Смирился с тем, что не сошёл с ума. Просто я никогда не был Дримом.       Всё изменилось, когда я убил человека.       Его кровь запачкала мне одежду. Его подрагивающая душа сама легла мне в руку. Пронзённое тело упало мне под ноги и замерло навсегда. Я стоял над ним, над некогда живым человеком, и молчал. Его душа парила рядом с моей — мёртвой. Я молчал, замерев, потому что метался в сомнениях. Одна часть меня кричала, что я сорвался, потерял самообладание, ошибся, допустил промах, перестарался, перетрудился…       А вторая сказала мне ясно и чётко: «Это ты. Ты сделал это. И ты больше не он».       Последняя нить лопнула.       И сразу после этого я проснулся. Я пришёл в себя. Я нашёл себя.       Петля спала с моей шеи.       И они все наконец-то меня возненавидели!       Я понял, чего добивался всё это время. Я должен был погибнуть тогда. Я всегда лишь притворялся, но я не был таким, каким меня хотели видеть. Я никогда не был Дримом. Дрима никогда и не было. Его выдумали те, кто искал себе идеальный образ. Они не знали, что Дрима не существует. Никогда не существовало. Это они сумасшедшие, а не я.       Я должен был встретиться с Тьмой тогда. Но с ней встретился кто-то другой, кто-то недостойный этого. И желание, страстное желание вернуться к истине, тянуло меня на дно. Я умирал, потому что хотел вернуться. Я делал зло, потому что хотел доказать свою достойность. Почему не выбрали меня? Почему выбрали кого-то другого?!       Я убил человека. Я доказал, что настоящий. Что я живу. Что они ошиблись. И они наконец-то стали бояться. Стали ненавидеть. Они стали рыдать и кричать. Они все набросились на меня, перестав шептаться за спинами. Они сбросили свои маски, и я тоже перестал притворяться.       Жаль, что улыбка так и не сошла с лица. Она стала его частью. И осталась даже после того, как я уничтожил последнее, что душило меня. Я вырвался на волю, оттолкнул лживый образ куда-то в Пустоту и ожил. Я наконец вдохнул полной грудью. Я услышал биение собственного сердца. Я был жив!       И плевать, что моя одежда отяжелела от чужой крови. Плевать, что я вызвал у своих прежних друзей ужас, неверие и гнев. Плевать, что я убил человека.       Это была жертва во имя спасения. Всегда приходится чем-то жертвовать. И в этот раз я впервые спас себя. Себя. Себя, а не кого-то. Я смог спасти себя из пучины вины, страха и отчаяния. Я пережил боль и потери. Пустоту и океаны гнева. Я пережил всё это. Жаль, что улыбка так и не сошла с лица. Она продолжала напоминать мне о том, что я пережил. Напоминать, что я не всегда был свободен.       Мои друзья стали моими врагами. Весь мир меня возненавидел. Они стали искать способы убить меня. Меня! Но ведь я только-только ожил! Я не мог умереть! Но я давно хотел, чтобы они перестали притворяться. И ради их честности я был согласен на ненависть.       Тьма не вернулась ко мне. А я этого ждал. Я всегда хотел, чтобы она выбрала меня. Чтобы она дала мне сил и толкнула вперёд, подарила мне крылья. Но я и без неё смог подняться. Я смог, но это было тяжело. Я пережил слишком много. В отличие от него.       Он получил силу просто так. Он не должен был её получить. Он…       Найтмер не должен был умереть.       Осознание пришло ко мне внезапно. Спустя много-много лет, спустя века. Когда я остался совсем один, когда вокруг меня всё пылало, умирало и горело. Когда Мультивселенная была на грани смерти. Когда все уже были мертвы. Все. Все, кроме меня. Я ещё был жив. Но и я должен был скоро исчезнуть. Кануть в Пустоту вместе с жалкими остатками, которые звались нашей Мультивселенной.       Я стоял посреди умирающего мира и горел вместе с ним. И именно тогда приевшаяся улыбка наконец сошла с моего лица. Я понял, из-за чего всё это началось. Понял, почему моя душа окаменела. Почему я отделил себя от Дрима и предал сам себя.       Я понял, почему убил человека. Понял, почему уничтожил всё, что любил, и убил всех, кого ценил.       Я просто винил себя за его смерть.       Я всё ещё заботился о своём брате.       И я был готов занять его место, лишь бы не потерять навсегда…

Найтмер.