невысказанное

У Армина глаза голубые, кристально чистые и сияют так ярко, что способны осветить весь мир. Горят желаниями, глупой надеждой, не угасают после всех несчастий и смертей, что больно давят на него. И светятся не ради моря, увидеть которое было заветным желанием, не ради человечества, друзей и всех людей, чьи жизни отданы ради светлого будущего, нет. Они горят ради одного Эрена, плохого, наверное, пытающегося весь мир уничтожить, завладевший неправильной силой. Ради Эрена, который всегда был таким — знающим чуточку больше, чем ему следовало, имеющим четкие цели и стремления, собирающимся пожертвовать всем взамен на что-то незначительное (даже если будущее самого Армина входит в это «что-то», он забирать свои слова назад не намерен, ведь его жизнь, сравнивая с точно такими же где-то там, за пределами его видимости, не имеет никакого смысла). Эрен не плохой человек. Злодей для всех, кому пришлось потерять семью, дом и свое спокойствие из-за его воли, убийца и кровожадный воин для мира, но для Армина — тот же мальчик, у которого щеки вечно порозовевшие, глаза большие-большие, отражающие светлое небо и его самого, такого же маленького и наивного, влюбленного в море из книжки. Сейчас, оглядываясь назад, он бы сжег все, что могло рассказать людям о мире вне стен, своими бы руками избавился от всех, кто знает хоть что-то, и задушил бы Гришу Йегера, только бы тот никогда не рушил жизнь Эрена, его самого. Наверное, это бы не помогло — Эрен не тот человек, который мог противиться своей судьбе, своему стремлению стать свободным. Он просто другой, закованный в цепи своих мечт и убитый ради чего-то, что в итоге так и не сделало его идеальной версией себя. Армин жалеет о многом: что выжил, что не стал достойным командиром, что убивал людей и титанов, которые, по сути, такие же люди, что был и остается слабым. А мучается только из-за смерти Эрена, хоть та с самого начала была очевидна и от того, может, наиболее болезненна. Знал ведь, прокручивал возможные сюжеты в голове из раза в раз и едва сдерживал слезы, не вынося всего кошмара. Знал, а все равно не может поверить, когда Микаса в своих руках несет голову Эрена, чьи глаза закрыты, выходит, навсегда. Не сдерживается, кричит громко, не обращая никакого внимания на происходящее вокруг — его ад не опустошенные земли перед ним, а Эрен, желавший им счастья и погибший ради этого. Ему больно, плохо, невыносимо — Микасе, наверное, куда хуже, и эта мысль мигает где-то совсем рядом, вынуждая его быть сильнее. Сильнее своей любви. — Я похороню его сама, — уверенно произносит девушка, заранее убежденная, что отказа не последует. Она говорит что-то еще, но голос ее сливается с воплями и всхлипами вокруг, растворяется в шуме ветра. Армин не слышит. Слышать, наверное, и не хочет. Поэтому позволяет Микасе то, что никогда не позволил бы себе. Уйти, смешаться с облаками пыли и исчезнуть вместе с Эреном или тем, что осталось от него. А сам стоит, не смеет сдвинуться с места, хотя бы просто заплакать снова. В голове впервые так пусто, а эта пустота перетекает в те воспоминания, что остались после Эрена и всех лет, что они провели вместе, рука об руку сражаясь против титанов, а после и против людей. Сражаясь с самими собой, настраиваясь на взросление и хорошую жизнь после. Эрен не сворачивал куда-то «не туда», он ведь изначально был обречен, а вот Армин — да. Ему бы по-хорошему сейчас возненавидеть того, кто создал им слишком много неприятностей, отпустить и плюнуть на все прошлое, а после вернуться на остров, завести семью и жить счастливо. Забыть о разведкорпусе, принять свои грехи и просто радоваться, что все страдания закончились. Но он не может. И вряд ли сможет когда-то после, когда люди постепенно начнут приходить в себя, высаживать новые деревья, строить дома и возвращаться к тому, от чего так быстро ушли. Те, кому Эрен испортил многое, они наверняка будут дергаться каждый раз, вспоминая произошедшие события, но какая-то тревога в душе поугаснет, уступит место новому счастью и горящей надежде. Лишь Армин не позволит своему сердцу забиться как прежде, вновь полюбить кого-то другого, избавиться от горького привкуса их победы, от которой он давно готов отказаться, лишь бы снова быть рядом. Сжимать вечно горячую ладонь Эрена в своей, смотреть не в глаза, а в самую душу, шептать что-то совсем тихо и улыбаться так, будто ничего не произошло. Быть ближе. Армин не хочет любить других. Может только улыбку натянуть, пытаться быть хорошим и светлым в глазах других, имея гору трупов за спиной и мертвого Эрена — друга, товарища, врага, возлюбленного. Они обещали друг другу встретиться в аду, страдать вместе, но для Армина нет хуже испытаний, чем пытаться жить так: без того, кто научил его жить, кто показал ему свет. И сожалеть о несказанном, оставшемся трястись на кончике языка до последнего. У него было столько возможностей, столько времени в прошлом и тогда, когда у них в запасе была целая вечность, никуда от них не уходящая. Тогда, когда Эрен был заложником времени, легко глядел в будущее и пересматривал прошлое. Армин мог остановить его, схватить за плечи и сказать это жалкое «люблю» в самые губы, но ему никогда не хватало смелости. Никогда.. Даже после смерти, прошепать это жалкое слово, сжимая чужую голову в руках, даже на его скромной могиле, носом прижимаясь к холодной земле. Наверное, не хватит и тогда, когда он сам погибнет, встречаясь с Эреном на грани их миров. — Скучаю, — такое легко, срывается с губ вместе с усталым вздохом. Заветное «люблю» отзывается болью груди.