Trials

POV Хан Я никогда не ощущал потери, никогда не боролся один с проблемами. Моя беззаботная жизнь могла бы стать основой для какого-нибудь ситкома. Но, увы. У нас была образцовая семья. И не просто казалась таковой, а по правде являлась. Среди одноклассников редко можно было найти полную семью, где ее члены искренне любили и поддерживали друг друга. У меня не было проблем с учебой, так как все предметы давались мне с легкостью. Не скажу, что меня прямо любили учителя, но знаний у меня было достаточно, чтобы закрыть им рты. В общении со сверстниками проблем тоже не было. Не буду скрывать, что меня побаиваются окружающие, ведь я не совсем привычно себя веду. Многих напрягает то, что я весьма эксцентричный. Вообще, люди либо мною восхищаются и хотят быть рядом, либо тихо ненавидят, не выходя на прямую конфронтацию. Мы приехали сюда, чтобы быть ближе к папиной работе, поэтому всех своих друзей детства я потерял. По крайней мере мы стали намного реже общаться. Но я был не обделен вниманием и быстро обзавелся новыми друзьями. Мы весело проводили время в школе, обсуждая все на свете, встречались после школы и на выходных. Увлечение музыкой появилось у меня очень давно. Дома всегда звучали чьи-то песни, родители постоянно водили меня на концерты, причем различных жанров. Заинтересованность музыкой переросла во всеобъемлющую любовь. Мне было весело — я писал музыку, грустно — уходил в нее с головой. Стихи я писал уже давно, выплескивая все переживания и фантазии. Позднее это переросло в работу. Я писал под заказ, подстраиваясь под желания других людей. Не думаю, что это убивало моё творчество. Наоборот, я входил в роль, пытаясь понять что бы ощущал я на месте заказчика. Жизнь казалась мне чередой невероятных и счастливых моментов. И это ощущение только усилилось, когда к нам перевелся Чонин. Он был забавным малым, но жизнь у него была нелегкая. В отличие от моей семьи, его родители были в разводе. Отец давно не появлялся в его жизни. Хотя, откровенно говоря, он не скучал по нему, так как тот был еще тем придурком. Мать у него вроде была нормальной женщиной, но к этому времени была изрядно вымотана всеми жизненными обстоятельствами. Она старалась не сдаваться, поддерживать своего сына, но все глубже тонула в жалости к самой себе. Чонин никогда не жаловался на нее, но я всегда чувствовал когда в их отношениях было напряжение. Мы как-то сразу сблизились, я точно не помню как это произошло. Все случилось будто само собой, ненавязчиво. И вот мы от повседневных шуток перешли к тому, что стали обедать вместе. Я перестал замечать своих знакомых, полностью растворяясь в этой дружбе. Пересев с ним за одну парту, мы сблизились еще больше. Я узнал, что он является моим соседом. Невероятное везение! После этого мы стали вместе ходить в школу и возвращаться из нее. Я познакомился с его мамой и побывал в их доме. Чонин часто оставался у меня, чему не были против мои родители. Они радушно принимали всех гостей. Конечно, мы не только вели будничную жизнь. На выходных мы старались выбираться куда-нибудь. Брали с собой алкоголь, сигареты и чувствовали себя самыми свободными людьми в этом мире, перед которыми были открыты все двери. Мы лежали на траве и думали куда заведет нас дорога жизни, кем мы станем, когда повзрослеем. Появляясь у него дома, я стал замечать напряжение между ним и матерью. Дом был огромный, даже не знаю как они смогли его приобрести. И этот дом уже успел пропитаться запахом перегара. Я не скажу, что его мать была плохим человеком. Даже наоборот. Просто ее пристрастие к алкоголю расщепляло ее личность, меняя ее поведение. У ее состояния было несколько стадий. По началу она была веселой и милой. В таких случаях меня щедро кормили и обо всем расспрашивали. Затем была стадия, на которую было больно смотреть. Мать Чонина начинала ударяться в воспоминания, которые только тянули ее на дно. В таком состоянии она начинала реветь, причитая о своей давнейшей жизни. Ну а самое интересное начиналось тогда, когда она совсем перепивала. Не знаю сколько ей бутылок было нужно, чтобы допиться до такого состояния, но в таком алкогольном опьянении она становилась другим человеком. Я никогда не замечал в ней агрессии, но в такие моменты мне хотелось раствориться и не видеть всего этого. От нежной и любящей женщины не оставалось и следа, вместо нее появлялась грубая, истеричная и деспотичная дама с бокалом. Я говорил Чонину, чтобы он уходил, когда такое случалось. Думаю, что сидеть и выслушивать это смысла особого не было. Такие слова нельзя было воспринимать всерьез и делать выводы. Что у пьяного на языке тут не работало. После этих сцен я часто думал о том, что никогда не хочу быть таким. Алкоголь лишь увеличивал мою общительность. Я никогда не терял себя в опьянении. Мы старались делать вид, что у Чонина все хорошо. Он избегал этих тем в разговоре и мгновенно переводил стрелки. Но нам и без этого было что обсудить. Наша дружба была островком надежды для нас обоих. Это был наш мир и мы трепетно хранили его. Наверное, я никогда не был заинтересован в отношениях. Казалось, что я был слишком крут для этого. Да, за мной увивались девушки, приглашали на свидания. И я даже иногда отвечал на приглашения, когда было особо скучно. Не скажу, что я когда-то был влюблен. Даже не знаю по какой причине. Вокруг было много хороших девчонок, но я не рассматривал их для отношений. Но, флиртовать с ними было забавно. Я вообще со всеми флиртовал, это у меня стиль общения такой. Так проще расположить человека к себе и отсеять идиотов, которые этого не понимают. Иногда я рассуждал о своей ориентации и эти рассуждения ни к чему хорошему не приводили. Вокруг меня были парочки. Иногда даже такие, кто уже встречался не первый год. Я понимал, что я человек других приоритетов. Человек музыки, человек искусства. Несмотря на то, что гормоны кружили голову, я оставался хладнокровен и с осторожностью подпускал к себе. Мой первый поцелуй случился на тусовке задолго до приезда Чонина. Это был странный опыт. Не думаю, что по трезвой голове я бы это повторил. Я не испытывал ничего к девушке, но целоваться было прикольно. Никогда ни на кого не засматриваясь, я стал размышлять о том, кто меня вообще привлекает. Не назову это кризисом ориентации, но не то чтобы девушки меня привлекали. Никогда до этого я не замечал за собой такого. Быть может просто не было времени обо всем этом подумать. Я не танцевал в детстве в платьях, не красил украдкой губы маминой помадой. Просто рос как обычный парень, не выделяя для себя женский пол как объект внимания. Мне не с кем было поговорить об этом. Хотя, кажется, меня это не сильно волновало. Все шло своим чередом. Я был точно уверен, что у меня все еще будет, еще найдется мой человек. Пока моим человеком был только Чонин. Ну, не в том смысле, но все же… Я доверял ему, делился самым сокровенным. Никому не показывал свою музыку, а ему показал. Это точно что-то да значит. Хочется верить, что эти чувства были взаимны. Мы как будто выходили за рамки дружбы. Это было что-то большее, на каком-то метафизическом уровне. Чонин всегда говорил, что мы как братья. Я тоже чувствовал это. Все изменилось, когда я совершенно случайно узнал о болезни мамы. С этого дня что-то во мне поменялось. Можно сказать, что я замкнулся в себе. Я проводил много времени дома, читая о заболевании матери. Чем больше я узнавал, тем больше я погружался в тревожное состояние. Забыл сказать, что я всегда был неустойчивым ребенком. Мои родители со мной намучались в свое время. Это сейчас я еще успокоился, лет в 14-15 у меня совсем срывало крышу. Но за время взросления я научился себя контролировать. Язык, конечно, большому контролю не подвергался, зато все остальное я научился маскировать или же пресекать. Чонин не бросил меня в такое непростое время. Он старался отвлечь меня, как когда-то делал я. Я был бесконечно благодарен ему, хоть и не говорил этого вслух. Проблемы и переживания настолько захлестнули меня, что я перестал интересоваться его жизнью. Да, поступок мягко говоря хреновый, но у меня не хватало ресурсных сил для этого. Меня никогда не попрекали этим, не говорили о своих недовольствах по этому поводу. Как же я был благодарен ему. Но, не стоит забывать, что дружба — это большая работа. Если старается лишь один, то эти отношения обречены. Я прекрасно это осознавал, но ничего не мог с собой поделать. Надо переждать, дальше будет лучше. И вот я возвращаюсь в тот день, когда маме стало плохо. Могу сказать, что до этого дня я уже был в напряженных отношениях с родителями. С отцом в особенности. Я не мог понять почему человек, с которым у меня были доверительные отношения, умолчал о таком страшном диагнозе. Это было предательство в чистом виде. Он мне не доверял? Он считал, что я маленький ребенок, который не вынесет тяжесть этой информации? С матерью у меня тоже ухудшились отношения и это целиком моя вина. Я хотел многое ей сказать, но почему-то уходил в агрессию каждый раз, а потом сидел в своей комнате и всячески вредил себе, чтобы хоть как-то наказать за это. Нездоровое проявление, согласен. Я сидел и размышлял обо всем этом, когда услышал глухой стук сверху. Мыслей никаких не было, я совершенно машинально побежал наверх, чтобы убедиться, что это лишь что-то тяжелое упало со стола. Увы, мои худшие опасения подтвердились. Мама лежала на полу и не могла подняться. Она вообще ничего не могла. Вокруг стоял запах рвоты, в которой она лежала. Я был начитан про диагноз, поэтому знал, что это не сулило ничего хорошего. Рванув в к ней, я начал громко ее звать. Увидел, что на мой голос она не реагирует. Глаза были закрыты, но она дышала. Надежда еще была. Тело начало сокращаться, принимая неестественные позы. Все мышцы напряглись, поэтому я не мог с ней ничего сделать. Отец был на работе. Телефон? Где-то был. Надо звонить. Чувство безысходности душило меня, конечности немели. Но я не имел права сдаваться, не имел права поддаваться страху. Мне хотелось убежать оттуда, зажав уши руками. Обычно решением всех моих проблем был побег. Тут не тот случай. Я встал с колен, взял подушку с кровати и вернулся обратно к матери. Можно подумать, что все это длилось невыносимо долго. Мне правда так казалось, но это было от силы несколько минут. Я нащупал телефон в кармане и одной рукой пытался вытащить его, когда как втрой рукой запихивал подушку под ее голову. Руки трясло с неистовой силой, как назло никто долго не поднимал трубку. Мама тем временем успокоилась и просто лежала на моих руках. Я не знаю была ли она жива на тот момент. Скорая приехала быстро, на удивление. К тому времени уже приехал отец. Четко не помню что он делал, передо мною все плыло, я был будто не в своем теле. Он уехал в машине скорой помощи, а я остался ждать новостей дома. Рука тянулась позвонить Чонину, но я не мог вымолвить и слова, да и делать ничего не мог. Отец приехал домой один. Его глаза были красными, плечи опущены. Он мог ничего не говорить, было и так все понятно. Но он повел меня на кухню, чтобы поговорить. Сердце колотилось с бешеной силой, иногда замирая на месте. В ушах гудело, поэтому я отдаленно слышал то, что он мне говорил. В тот день мамы не стало. Первые недели я хотел бы забыть. Отец был в ужасном состоянии, которое он старался не показывать. Он занимался похоронами, держась из последних сил. Я не мог смотреть на то, как он гаснет на глазах. Огонь внутри него потух, я больше не слышал раскатистого смеха, не видел горящих глаз. Он взял перерыв от работы и мне разрешил некоторое время не ходить в школу. Чонину я так и не позвонил. Без моего звонка было всё понятно, он же живет через двор от меня. Смею предположить, что он видел похоронную процессию. А я, как последний трус, даже не пригласил его на похороны. Мне не хотелось, чтобы он видел меня таким. Это не то, что ему сейчас было нужно. Я боялся, что моё состояние сделает ему хуже, загонит в депрессию, утащит за собой. Дни превратились в бесконечный цикл повторяющихся действий. Не хотелось писать, творить. Я даже не помню, чем я занимался все это время. По ночам я отчетливо слышал плач отца, потому что спать я тогда вообще не мог. С утра до вечера я сидел в своей комнате, варясь в собственных мыслях. Мне было страшно представить что ждёт нашу семью. Я не понимал как буду жить без матери. В голове то и дело появлялись моменты, как я отвратительно вёл себя в последние дни ее жизни. Дни превращались в дни сурка. Я должен был вернуться в школу, но моральных сил на это не находилось. Отец пытался отвлечь меня, вывозил в пригород. Это все было бесполезно до тех пор, пока он сам не проработает свою травму. Он скрывал от меня свое эмоциональное состояние, как, в прочем, и я. Я старался не заходить в их спальню с тех пор. Чанбин сам там не находился, сразу после смерти он переселился в гостевую комнату. Черт меня дернул зайти в эту комнату в один из дней, когда отца не было дома. В глаза бросилась та самая подушка. Я мог поклясться, что почувствовал мамин запах. Возможно, это были галлюцинации. Я сел на край кровати, обняв эту чертову подушку. Сидел я с ней очень долго: кричал в нее, а она впитывала мои соленые слезы. В душе зрело чувство опустошенности, которое соседствовало с безысходностью. Я никого никогда не терял, а тут это был не просто дальний родственник, это был самый родной человек. Ноги сами увели меня из комнаты, а руки крепко держали ту самую подушку. Придя в ванную комнату, я включил воду и воткнул глушитель. Голова гудела, хотя мыслей в ней вообще не было. Я будто выполнял приказы невидимого кукловода. Разобрал отцовский бритвенный станок, вытащил лезвие. Вода была теплой, поэтому я комфортно устроился в ванной, подложив под голову подушку, которую не выпускал из рук. Лезвие быстро прошлось по руке. Это было больно, я даже зашипел, когда оно коснулось руки. Я опустил руку в воду на некоторое время, чтобы потом сделать это и со второй рукой. Тело тяжелело, голова начала кружиться. Но сейчас мне нужны были силы, чтобы все закончить. Вторая рука далась мне труднее. Я не смог с первого разв глубоко порезать мышцы. Из глаз текли слезы, но я не останавливался. Вот уже две руки опустились под воду. Не помню холодная или горячая вода должна была мне помочь в этом. Буду надеяться, что горячая. Я закрыл глаза. Моменты жизни стали мелькать у меня в голове, прямо как в фильмах. Во всем теле чувствовалась слабость. Я сидел в ванной, тихо всхлипывая в комнате. Даже отцу записку не оставил, идиот. Я хотел встать, чтобы написать хотя бы пару слов и извиниться. Ноги были ватными. Я вообще не чувствовал свое тело. Рука не смогла подняться до бортика ванной. Дураку дурацкая смерть… *** POV Дип Резко проснувшись, я открыл глаза. Руки ныли от пальцев и до самых локтей. Голова была тяжелая. Плохо помню что было до этого, но я очнулся в доме. Рядом ходил мужчина, который метался из угла в угол. Он удивился, когда я открыл глаза. Не знаю почему я оказался с ним в одной комнате. Он мельтешил передо мной, брал мои руки, задирал рукава и внимательно рассматривал. Я вырвал руку из его крепкой хватки. Только сейчас я разглядел его лицо. Впервые вижу этого мужчину и не понимаю как тут оказался. Наверное, я потерял сознание, а он пытался мне помочь. Чувства захватывали меня. Их было настолько много, что хотелось кричать. Я встал с дивана, пошатываясь. Мужчина не выпускал моей руки, притягивая меня обратно лечь. Рука заныла еще сильнее, особенно когда я начал вырываться. Я был готов драться, был готов ползком покинуть это место. Что-то тут отталкивало меня. Вырвавшись, я вылетел из дома. Свежий воздух ударил в голову, а ноги почувствовали мягкую почву под собой. Я не знал куда идти. Знал лишь только, что хочу уйти из этого места и больше никогда не видеть этого мужчину. Я вышел за ворота, огляделся по сторонам, решая куда пойду. Послышался тихий звук, который исходил от белого дома по соседству. Улица была пуста, людей совсем не было видно. По солнцу можно было сказать, что сейчас примерно полдень. Ноги сами пошли к этому дому. На физическом уровне меня тянуло к нему. Скорее всего это был мой дом. Калитка поразительно просто открылась, как будто я знал как это делается. Я прошел по двору, не обращая внимание на то, что было вокруг. Если бы я повернул голову, то, возможно, упал бы без сознания. Поэтому я шел прямо, смотря на дверь. Ключ я нашел рядом с дверью в цветочном горшке. Видимо, и вправду мой дом. Дверь открылась и я увидел перед собой знакомые комнаты. Я четко знал где что лежит. Стоило мне подумать о предмете, как рука сама тянулась за ним. Не знаю с кем я жил в этом доме. Воспоминания о жизни вообще не было. Я не помнил с кем я жил, что делал и чем занимался. Я обошел весь первый этаж, пытаясь вспомнить свой дом и что я тут делал. Ничего. Меня стало трясти. Организм не понял причины, а я не мог отдавать отчет своим чувствам. Вокруг не было ничего, чтобы напоминало о моём присутствии в этом доме. Я лишь на клеточном уровне чувствовал, что это моё место. Зная каждый уголок, я угадывал расположение предметов, что только подтверждало мои догадки. Я не заметил как дверь открылась и вовнутрь зашла женщина средних лет. Она была одета в повседневную одежду, а волосы были небрежно собраны заколкой. Вид оставлял желать лучшего. Я вжался в угол, как будто это помогло бы мне спрятаться от нее. У меня не было времени, чтобы скрыться. Женщина прошла медленно в гостиную, оставив все вещи, проследовала с пакетами дальше на кухню. Я не знал куда деться, мысли были все еще спутанные, но мне становилось лучше с каждой минутой. Ноги словно приросли к полу, поэтому я остался на месте. Глупое решение, знаю. Стоя там, я стал думать о том, а что эта женщина делает в моем доме. Я мог потерять память и зыбать своих родных. Но она была мало чем похожа на меня. Прямо передо мной на камине стояла фотография в голубой рамке. На меня смотрела женщина, которая минутой ранее зашла в дом. Там она была счастливая и любяще обнимала мужчину. Между ними сидел парень с выразительными глазами и милыми ямочками на щеках. Я стоял в недоумении. Если это не мой дом, то почему я чувствую связь с ним? Не было сомнений что я бывал здесь ранее. Не знаю сколько я там простоял. Женщина проходила мимо меня несколько раз, будто не замечая меня в углу комнаты. Не думаю, что она не заметила меня по-настоящему. Возможно, делала вид. Но я не прятался, поэтому было странно то, что она меня не заметила. Спустя некоторое время в дом зашел мальчишка с рюкзаком на одном плече. Я уже знал его по фотографии. Он что-то приветственно крикнул и остался в гостиной, включив телевизор. Почему-то меня тянуло к нему. Всеми клетками тела я хотел приблизиться. Ноги пошли навстречу к нему, я ничего не мог с этим сделать. Я сел рядом на кресло, заглядывая в лицо этому парню. Он не повел и взглядом, даже когда кресло подо мною скрипнуло. Все в этом доме вели себя так, словно меня не существовало вовсе. Если эта женщина могла пройти и не заметить меня, то парень рядом точно не мог не увидеть идущую фигуру, которая села в полуметре от него. Они словно специально игнорировали меня. Наверное, я им что-то сделал. Но я никак не мог припомнить что именно. Руку опять кольнуло, поэтому я вытянул ее вперед, положив на колено. Под рукавом оказался глубокий бордовой шрам, который и был причиной боли. Я как завороженный смотрел на него и, клянусь, он стал светлеть на глазах. Можно было не доверять своим ощущениям, но глаза не могут врать. Да и к тому же мысли все активнее циркулировали в моей голове, что не могло не радовать. За мыслями последовали странные отклики тела. Руки сами сжимались на обивке кресла, а зубы стискивались в каком-то оскале. Внутри закипала необузданная злость, которая даже ничем не подкреплялась. Я мог предположить, что они как-то связаны со мной, что они сделали мне что-то плохое. Никак не мог понять чей это дом, но мне казалось, что он когда-то принадлежал мне. Я помнил как был счастлив тут. А еще это странное ощущение… Будто мне здесь лучше. Меня тянуло к этому месту, я хотел обладать им. Вдруг в дверь стали стучать, на что тут же отреагировал паренек справа. Он подскочил ко входу, отворяя дверь. На пороге стоял уже знакомый мужчина в черной футболке и в смешных очках, которые не подходили его образу. Парнишка отошел назад, впуская мужчину в комнату. По непонятной мне причине было трудно различить о чем они говорили. Юноша отрицательно кивал головой, показывая комнату, в которой я сидел. Мужчина бросил на меня пронзительный взгляд и попросился вовнутрь. Моё тело напряглось. Чувства были неоднозначные. Я боялся его, но было что-то еще. Глубоко внутри теплилось сожаление, которое я испытывал по отношению к нему. Он сел рядом со мной, а парень побежал вверх по лестнице. За матерью, наверное. Они же были соседями, наверное хорошо общались. Я затаился, как и тогда в углу. Но мужчина явно видел меня, так как смотрел в упор. Его рука скользнула моему плечу и тогда я все понял. Он пришел за мной. Часть меня тянулась к нему, но по неведомой причине я хотел остаться тут. Не знаю как бы я жил здесь с другими людьми… Мужчина потянул меня за руку, как и в тот раз, когда я очнулся. Под стеклами его очков глаза были влажными. Он держался из последних сил. «Пожалуйста, сынок, пошли домой» — это было единственно четкое, что я услышал за сегодняшний день. Меня будто током прошибло. Ненависть отступила, руки наконец выпустили ткань кресла, а плечи расслабились. Вся та злоба, которая поднималась изнутри, вдруг исчезла. Я все еще хотел быть в этом доме. Но я точно знал, кто передо мной и где я жил. Это был не мой дом, как мне показалось в первый раз. Мысли перемешались, я не мог разобраться что ощущаю, внутри меня будто боролись два естества. Чанбин был рядом все это время и лишь молча смотрел на меня, ожидая ответа. Дорожка слез стекала из-под стекла его очков. Он был подавлен, но в его глазах теплилась надежда. Я решил уйти с ним, чтобы чувство, щемящее в груди, наконец успокоилось. Но я был уверен, что в этот дом я еще вернусь. И не раз. Тогда я не ошибся. *** С той поры я наконец восстановил свою личность. Все воспоминания вернулись ко мне. Не то чтобы я был рад этому. Чувство вины накрыло меня с головой, а Чанбин старался делать все, чтобы я не думал об этом. Он рассказал как обнаружил меня. Такой вот несчастный случай произошел. Это был очень тяжелый разговор, который давался с трудом для нас двоих. Но сейчас это позади. Хорошо, что все так хорошо закончилось. Я жив, я в кругу своей семьи и в своем доме. Чонин приходил в гости. Мы восстановили общение. Каждый раз, когда я слышал про его проблемы, меня будто уносило. Земля уходила из-под ног. Я хотел поддержать, сказать, что все будет хорошо. Вместо этого я давал советы. Как хороший друг, наверное. Только вот советы эти были омерзительные. Я много времени находился дома, отец не пускал меня в школу, чтобы я стабилизировал эмоциональное состояние. Не теряя времени зря, я пытался разобраться в себе. Эта дорога вывела меня на темную сторону. Окультизм, наверное это был он. Обряды, порчи, проклятья. Я не мог ни о чем другом думать. Меня точно кто-то проклял, сомнений быть не может. Возможно, это была расплата за суицид. Заслужил. Мне хотелось помочь Чонину, поэтому я погружал его в эту тему. Он не сопротивлялся и слушал все то, что я говорил. Я садил в его голову мысль об очищении. Он тоже был проклят, в своем роде. Никто из нас не заслужил того, что с нами происходило. Чонин всю свою жизнь был жертвой обстоятельств и не мог ничего сделать с этим. Ему нужно было перерождение, в этом я был уверен. Временами на меня накатывала ярость. В такие моменты я терял всяческий контроль. Все чувства разом усиливались. А чувствовал я только злость. Всепоглощающую. Контролировать это поведение было трудно. Как и в тот первый раз я никого не слышал. Да и узнавать людей тоже было трудно. В таком состоянии я узнал, что семейство Ян проживало в том доме не одно. Я чувствовал ненависть теперь не только по отношению к ним, но еще и к этим жильцам. Они были такие же, как и я. Ни Чонин, ни его мать их не замечали. Реакция на меня у них была странная. В первый раз я не понял сколько их там проживает. Пару-тройку я точно видел, в этом не было никаких сомнений. Они ощущали себя хозяевами этого дома и каждый раз напрягались, когда я находился там. Я старался сделать так, чтобы им насолить. Сам не знаю почему. Я пользовался тем, что вижу их, в отличие от остальных. Быть может, мы встречались ранее, быть может, они что-то сделали мне. Каждый раз, когда я их видел, мне хотелось сделать так, чтобы они покинули это место. И это было не для того, чтобы мой друг жил спокойно. Сам дом мне говорил, чтобы я уничтожил их. Мне хотелось, чтобы Чонин был частью моей жизни. Думаю, что он подозревал, что жизнь моя сейчас изменилась. И старому ему места в ней не было. Оставалось лишь помочь другу освободиться. *** Хана по неизвестным причинам опять тянуло туда. Этот чертов дом никак не отпускал его. И дело тут было не в Минхо. Хотя, от части, это было не так. Он быстро собрался, накинул на себя первые попавшиеся вещи и бесшумно спустился вниз, минуя комнату отца. Чанбин не спал, судя по включенному телевизору. Тем лучше, не услышит стука двери. Улица встретила приятным дуновением вечера. Хан накинул бомбер на плечи, придерживая его за края. Он постучался в дверь и зашел в дома сразу, не дожидаясь ответа. В доме никого не могло быть, кроме самого Минхо. На удивление Хана, везде горел свет. В гостиной находились двое, которых он прекрасно запомнил. Они сидели в обнимку и даже не услышали звука открывшейся двери. По телу пробежал холодок. Хан весь напрягся, сжимая кулаки. Блондин заметил его, стоящего на коврике перед входом. Он тут же оттолкнул от себя брюнета, что-то говоря ему прямо в лицо. Статный юноша обернулся, его лицо моментально изменилось. Эту немую сцену прервали двое, которые спускались по лестнице. На ходу они что-то обсуждали, активно жестикулируя руками. На лбу Хана проступил пот, а вены на шее вздулись. Трудно было видеть Минхо с кем-то, особенно в такой ситуации. Рядом с ним был тот самый мужчина с крепким телосложением, с которым он договаривался когда-то. Хан никак не мог поверить, что все эти «люди» переманили на свою сторону Минхо. Этого просто не может быть. На секунду ноги подкосились. Он протянул руку к двери, которая не дала ему упасть. В это время та парочка уже поднялась со своих мест и шла навстречу к спускающимся. Хан рванул вперед, не думая о последствиях. — Минхо! Отойди от них! Впервые Минхо взглянул на него, взгляд выражал смятение. Перед ним стоял тот, о ком они с Руфом разговаривали буквально пару минут назад. — Тише, Ханни, все хорошо, — Минхо сделал шаг вперед, уменьшая дистанцию между ними. Остальные стояли, наблюдая за происходящем. Хан интуитивно отошел назад, чтобы все присутствующие были в поле его зрения. Не было никаких сомнений, что они рассказали все ему. Эти долбанутые на голову завербовали его. Они отняли не только дом, но и самого дорогого человека. В таком состоянии он плохо узнавал лица, но лицо Минхо виделось отчетливо. Часто моргая, Хан стоял и смотрел в упор на них всех. — Только не говори, что ты с ними разговаривал, — сквозь зубы процедил Хан. — Разговаривал, Ханни, — честно признался Минхо. Минхо смотрел с такой теплотой и любовью, хотя он видел изменения в Хане. Такую резкую перемену трудно было не заметить. Хан обернулся, услышав шаги из вне. В комнату зашел до боли знакомый силуэт. — Ебать, — вырвалось из уст Винди. — Кажется, я как всегда вовремя. Жевалки у Хана активно заходили. Его напряжение только увеличивалось. Такое было уже невозможно скрыть. Винди закрыл за собой дверь, провернув ключ в замочной скважине. Он озирался по сторонам в поиске любого предмета, который помог бы при стычке. Руф аккуратно спиной двигался в сторону кухни. Он прекрасно знал чем может обернуться эта встреча. Так было много раз до этого, а сейчас еще такой огромный триггер в виде Минхо. — Солнце, мы хотим помочь тебе, — Минхо с осторожностью шел вперед, вытягивая руки. Минхо подошел ближе, едва касаясь пальцами ткани бомбера. Он притянул Хана к себе, пытаясь заключить того в объятия. Хан вырвал края бомбера из рук, уходя в сторону. Минхо пытался заглянуть в глаза и понять причину такого поведения. Никогда прежде он не видел этого человека в таком состоянии. Глаза Хана бегали из стороны в сторону. Волосы, которые выбились из прически, уже прилипли ко лбу, через карманы было заметно с какой силой он вцепился в ткань одежды. Мун и Фло стояли рядом друг с другом, общаясь лишь одними взглядами. Мун облокотился на перила лестницы. Он дернулся вперед, когда услышал шелест ткани, которую вырвали из рук. Фло положил руку ему на предплечье, не давая двинуться с места. Посмотрев на Фло, Мун не стал продолжать, оставшись на месте. Хан уходил спиной назад, пока не наткнулся на выступ камина. Он кивал головой из стороны в сторону, как будто не мог поверить в происходящее. — Вы, твари, захотели забрать его себе? — он менялся с лице до неузнаваемости. — Я знал, что так будет. Но не думал, что он не будет сопротивляться. Винди отошел к окну и за спиной нащупал глиняный горшок, в котором стоял цветок на подоконнике. Смахнув рукой, горшок полетел вниз и с грохотом разбился об пол. Хан перевел взгляд на происходящее, чуть ли не шипя на Винди. Винди быстро нагнулся и взял в руки осколок разбившегося горшка. Мгновенно отреагировав, Хан метнулся к нему в попытке напасть. Следом за ним Руф побежал вперед, чтобы предотвратить нападение. — Винди! — громко прикинул он. Два тела сцепились воедино. Хан весом своего тела повалил Винди на пол, выбивая осколок из его руки. Минхо подбежал ближе, стараясь выцепить Хана оттуда. Руф пытался сделать тоже самое. Как только началась потасовка, Фло и Мун устремились на кухню. Вернулись они с топориком для мяса и большим кухонным ножом. — Хан, не надо! — Минхо кричал изо всех сил. Хан на секунду поднял глаза и посмотрел на него так, как никогда до этого. Этот взгляд был совершенно ему не знаком. Улыбка появилась на его лице. Хотя это было трудно назвать улыбкой, скорее оскал. За спиной Минхо Хан увидел двух вооружившихся, которые быстро приближались к нему. Соотношение силы было не на его стороне, в руках не было оружия, а защищаться осколками против ножа было бы глупо. — Дип, блять, завязывай, — резко сказал Мун, подходя вплотную. Хватка Хана ослабла, благодаря чему Минхо смог отодрать его от Винди. Хан крепко держал осколок в руках, который он выхватил в ходе драки. Осколок больно впился в кисть Минхо, от чего рука отскочила в сторону. — Хан! — закричал Минхо не своим голосом. Его предупреждали, что Хан может переключаться, но до этого времени в это было трудно поверить. Он знал своего Хана, а то, что он видел сейчас, было трудно назвать им. — Хан, это же я… Хан смотрел на Муна и Фло, слово пропуская те слова, что ему говорят, мимо ушей. Он резко двинулся вперед, бросаясь к ним навстречу. Рука Минхо зацепилась за карман, послышался треск ткани. — Прекрати сейчас же! Хан уже не слышал, даже этот знакомый голос, лиц тоже было не разобрать. Он накинулся на Фло и они оба полетели в камин. С верху начали падать книги и другие предметы. На секунду Мун встал в ступоре, а потом одним движением ноги выбил осколок из его рук. — Только блять попробуй, — процедил он. Руф осматривал Винди. Крови нигде не было. Минхо стоял посреди комнаты и не знал что делать. Он не думал, что это встреча перерастет в подобное. Он не знал к кому бежать. Все уговоры были бесполезны в этот момент. Ему было больно на это смотреть. Видеть, как его человек не реагирует на просьбы, возможно, даже не узнает его. Вдруг дверь открылась. На пороге стоял запыхавшийся Чанбин. — Я так и знал, — сказал он, проходя в комнату. Минхо удивленно смотрел на него и не мог вымолвить ни слова. Судя по всему он с самого начала все знал. Знал и молчал. Чанбин оглядел всех присутствующих. Он не был удивлен никому в этой комнате. Все друг другу были хорошо знакомы. — Ханни, пошли домой, — ласково сказал он. Хан лежал на полу, вцепившись в Фло. Над ними нависал Мун и освободить Фло было лишь делом нескольких минут. Хан поочередно смотрел им в глаза, не обращая внимания на своего отца. Фло поднялся с места, отходя с Муном в сторону. Чанбин подошел ближе. Сейчас никто в этой комнате не рискнул бы так приблизиться. Он протянул руку, чтобы помочь Хану встать. Раскатистый смех пронесся по комнате. — Ну конечно, — с ухмылкой сказал Хан. — Какой-то мужик должен помочь вам? Сколько бы вас тут не собралось, я не дам отобрать у меня этот дом! Его слова были наполнены гневом. Он выплевывал каждое слово в окружающих, словно загнанный в угол дверь. Растерянный Чанбин в упор смотрел на своего сына, не ожидая такого ответа. Обычно его приход помогал ему придти в себя, возвращал в реальность. — Сын, услышь меня. Пошли домо… — не успел договорить Чанбин, как получил ногой прямо в коленку. Его ноги подкосились и он упал на пол прямо перед сыном. — Я не дам так просто себя взять! — истерично кричал Хан.