сколько уже прошло сколько ещё пройдёт?
съемки этим утром выдались откровенно тяжелыми. праздничный выпуск громкого вопроса с близкими людьми парней, казалось бы, должен был только радовать, однако все было ровным счетом наоборот. нервничая перед встречей с отцом, арсений совершенно забыл взять с собой таблетки, недавно выписанные врачом, а еще не смог позавтракать: кусок в горло не лез. чувствовал он себя сейчас, сказать честно, паршиво, буквально чувствуя, как новый бутон мальвы расцветает в грудной клетке и так и норовит подняться вверх. через полчаса, не больше, он уже будет стоять поперек горла и его придется выкашлять, вновь наблюдая синие лепестки, смешанные с кровью. а пока - просто небольшое першение и тошнота. "они помогут вам справляться с болью и ненадолго подавлять приступы, но лучшим лечением все еще остается признание", - в который раз ему повторяли, а он лишь поджимал губы и кивал, обещая подумать. редкое заболевание "ханахаки" стало практически приговором, поставив крест на его будущем. лекарства бессильны перед хроническими заболеваниями, психосоматикой, еще много чем и, естественно, любовью. как бы не старалась современная медицина преуспевать, любовь лекарствами не заменишь. продолжительность жизни при ханахаки резко сокращается в несколько раз, оставляя больному лишь три года жизни, если, конечно, смертник не решится признаться в своих чувствах объекту воздыхания и они не окажутся взаимными. два с половиной года он уже прожил, полгода осталось, - что ж, наверное, не такую уж и плохую жизнь он провел. - все в порядке? - голос антона, обеспокоенно крутящего кольцо на пальце, вырвал его из мысленного потока. - ты сегодня на нервах. - все хорошо, шаст. с отцом давно не общались, - списать все на встречу с отцом спустя долгий промежуток времени арсению показалось лучшим выходом из ситуации, чтобы не выдать себя. парень понятливо кивнул, положил руку на плечо собеседника и едва ощутимо сжал, выражая мысленную поддержку. попов благодарно улыбнулся. они только начали снимать выпуск, а значит здесь ему придется пробыть целый день, ведь гостей сегодня четыре вместо привычного одного. отличный день ты выбрал, чтобы таблетки забыть, арсений, молодец, арсений. первый гость в сегодняшнем выпуске - мама антона, и арсений не может не смотреть на его стеснительную улыбку, на то, как блестят его глаза, а сам он светится от счастья. и кардиган этот блядский, как назло, идет ему так. да-а, с половиной часа он загнул, конечно. тут бы хоть одну минуту продержаться без того, чтобы начать кашлять. а пока: "ну смотрите, я же актер", и поехали играть свою самую главную роль в этом театре под названием жизнь арсения попова. еле как выдержав три вопроса, арсений с наигранной улыбкой удаляется в туалет, чтобы "поправить прическу", ну и избавиться от пары бутонов в глотке заодно, почему бы и нет. два с половиной года назад, впервые откашляв лепестки, попов было подумал, что все же проглотил парочку из букета, подаренного поклонницей после шоу. когда же это случилось во второй раз, лепестки уже были смешаны с кровью и гораздо болезненнее выходили, так что списать на случайность это не получалось. запрос в поисковике выдавал лишь статьи о языке цветов, и лишь на одном сайте удалось найти хоть какую-то информацию о том, что с ним могло твориться. последующие разы откашливания цветов - уже бутонов - позволили установить цвет и род цветов - синяя мальва. википедия гласила: "мальва означает истерзание любовью", синий цвет говорил о верности и бесконечности чувств. вот вы и попали, арсений сергеевич. и в кого угораздило-то? на ум приходили лишь глаза блестящие цвета болотного да улыбка яркая-яркая с ямочками в уголках губ и прищуром глаз.мне без тебя тяжело просто давай дружить в губы давай дружить я буду твоим НЛО
если арсений скажет, что хоть раз пожалел о своих чувствах к этому взрослому ребенку - нагло соврет. пока что ему везло - удавалось быстро выплевывать цветы, скрывать от глаз окружающих свое состояние и болезнь в принципе, делать вид, что все в порядке, все как обычно. даже специалиста смог найти. даже доктора медицинских наук, занимающегося изучением редкого заболевания на протяжении уже пары лет. на данном этапе ханахаки было хоть и болезненным, но не настолько тягостным, каким будет в последние пару месяцев, как ему пророчили врачи. совсем скоро ему придется что-то придумывать, как-то выкручиваться с карьерой актера и импровизатора, что-то кому-то рассказывать, а ему хоть бы смелости набраться сказать хотя бы сереже - тот ведь лучший друг, знакомы не первый год, он все поймет, всегда поддержит и подзатыльник даст в случае чего. но смелость, как видно, не набирается и набираться пока не собирается. а вот арсений обратно в студию возвращаться собирается. поэтому смывает бутоны в унитаз, промывает рот холодной водой из-под крана, вытирается бумажными полотенцами, проверяет, не попали ли капли крови на одежду, и снова натягивает свою дежурную улыбку, открывая дверь. это будет тяжелый день. следующий гость - двоюродная сестра сережи. можно даже позволить себе облегченно выдохнуть - шастун хоть и улыбается, но не так радостно, как при маме. это выдерживать уже гораздо легче. смешить людей, смеяться самому на камеру - все это привычный ритм его жизни. его и парней. даже когда не до смеха. отбросить все мысли, помнить, что ты в кадре, и притворяться-притворяться-притворяться. не все дни такие. обычно ему нравится то, что они делают, нравится искренне смеяться и нравится искренний смех людей вокруг. нравится видеть искорки в глазах шастуна, когда они разгоняют смешную ситуацию прямо на сцене в "историях". нравится поворачивать ход этой самой истории в неожиданном направлении. таком, какой ни один из парней не ожидают, но всегда смеются, быстро схватывают и продолжают делать контент. бывают дни, когда выдавливаешь этот смех из себя, когда в голове - пустошь, и хочется лишь запереться в квартире, заварить чай, укрыться пледом да полежать в звенящей тишине, изредка нарушаемой цветочным кашлем. но, увы, и в такие дни приходится сниматься. как сейчас. первый раз, когда он выкашливал целое соцветие мальвы, был, ожидаемо, самым болезненным. это случилось прямо посреди съемок очередного громкого вопроса около полутора лет назад, когда они с антоном настолько сконнектились, что без слов понимали друг друга, стоило сделать пару жестов. десятью минутами позже он корчился в туалете, в слезах пытаясь избавиться от первого своего соцветия. сказать, что цветы были красивыми, язык не поворачивался: слишком много страданий они принесли. в последующие разы хоть и было больно, но со временем он привык. да и лекарства, выписанные тем самым доктором наук, значительно облегчали приступы, если приходилось долго работать с шастуном. и помогли бы сейчас, не забудь он их дома. три вопроса с гостем пройдены, еще один перерыв и его ждет встреча с отцом - не то чтобы он не сидел в импровизированном зрительном зале за камерами и не наблюдал за всем происходящим. в перерыв они с парнями пьют кофе, стоя на улице. дима и антон курят, о чем-то переговариваясь. сережа - вот удивление - спрашивает, почему он сегодня такой нервный. - с отцом давно не общались, шаст тоже спрашивал. да и день сегодня не тот, - на последние слова сережа понимающе кивнул, у каждого из их четверки такие дни бывают, это не такая уж большая редкость. - если что, мы с тобой, - допив кофе и выкинув стаканчик, матвиенко первым зашел обратно в помещение. арсений двинулся следом. третий гость - отец. видно, что ребята нервничают. в конце концов, все помнят, что арсений рассказывал о нем на различных интервью, где отвечал на вопросы о своем детстве, отрочестве и юности. невероятно, но факт: эта часть съемок проходит так же слаженно, как и две предыдущие. нервы его, кто бы сомневался, не отпускают, но все проходит отнюдь не так плохо, как он ожидал. очередной перерыв. остался последний гость. он почти справился. радостная поддерживающая улыбка шастуна, направленная на него, привела бы его в восторг, если бы новые бутоны мальвы не начали распускаться прямо в глотке. он несется в уборную, не в состоянии держать невозмутимое лицо, тем самым сбивая антона с толку. именно поэтому тот несется за ним. дверь арсений захлопывает прямо у него перед носом. - арс, что с тобой? - стук в дверь, взволнованный голос. мы что, в мелодраме? а дверь выламывать будут? арсений неиронично смеется над собой, пока приземляется на колени перед унитазом, не беспокоясь о том, что может запачкать брюки, и его рвет уже распустившимися сине-кровавыми соцветиями. слезы текут по щекам, плечи трясутся в беззвучных рыданиях, судорога пробивает руки. больно. больно, сука. зачем же ты, шаст, такой солнечный. и прогнать бы его, нахуй послать, - но нет, хочется только подойти, обнять, пригреться под боком и заснуть. - арсений? - не спокойный зов - крик с истеричными нотками. - арс, ты там? прошу тебя, открой дверь, позволь мне помочь тебе. - антон, дай мне пару минут, - дайте ему оскар, а лучше два, голос даже не дрожит почти что. - я скоро вернусь. попов было радуется, услышав удаляющиеся шаги, и выдыхает, заходясь кашлем в новом приступе, да не тут-то было: шаги возвращаются, но, судя по всему, теперь человек там не один, а два. "ну или у шаста теперь четыре ноги", - пытается себя веселить арсений. - арс, ты там живой? - из-за двери сережу теперь слышно. тяжело выдыхать в приступе кашля не получается, поэтому он вместо этого давится бутоном. а что, неплохая альтернатива, между прочим. - арс, блять! - шастун, похоже, решает, что надо брать дело в свои руки - и дверь заодно, а поэтому открывает ее снаружи взявшимся непонятно откуда ключом и распахивает ее так, что она едва ли с петель не слетает. что он там говорил про выламывание двери? зачем, теперь есть более продвинутые технологии - ключ от уборной! картина в помещении не то чтобы на миллион долларов: арсений, весь в слезах, крови и почему-то цветах, держится дрожащими руками за откинутую сидушку унитаза. - ты, блять... - теперь дрожат не только руки попова, но и голос антона. - арсений, что это такое? что с тобой, блять? сережа, в отличие от антона, хоть и в ахуе, но более деятельный - он подбегает к арсу, садится рядом и осторожно осматривает его мокрое от дорожек слез, стекающих по щекам, лицо. смотрит печально, заглядывает в самые глаза. "все понял", - соображает попов.я по твоим глазам видела, что-то не так
а потом сережа встает, кивает как бы на удачу и удаляется, прикрывая за собой дверь. антон смотрит то на пол с каплями крови и лепестками, где сидит попов, то на закрытую теперь уже дверь, и не понимает, что ему делать. за арсения страшно пиздец. мысли в кучу, волю в кулак - надо подойти и помочь. видеть беспокоящегося - за него, о господи, - шаста, кажется, выше его сил. и возможностей. новое соцветие просится выйти, хотя хуй там у него что просили, поэтому он снова склоняется к унитазу. и чувствует теплую руку на спине, поглаживающую слегка. - все хорошо, арс, все будет хорошо, - неровный, дрожащий голос, пытающийся его успокоить. он хотел бы расплакаться, если бы не уже. дождавшись, пока попов избавится от цветка, антон притягивает его к себе, и плевать ему на запачканную одежду. в его руках самое сокровенное - дорогой его сердцу человек, которому сейчас плохо. а арсению тепло. больно пиздец, но тепло. - арс, что с тобой? - так хочется рассказать, выдать тайну. но они оба - медийные личности, живущие в стране, не приветствующей нетрадиционные отношения, да и чувства его невзаимны наверняка, обременять этим шастуна ему хочется в последнюю очередь. - прошу тебя, расскажи мне. я хочу помочь. - ты не можешь, - сипит арсений. - не могу? - непонимающе хмурится антон. - не можешь, - подтверждение. стук в дверь прерывает их только начавшийся диалог, но арсений не то чтобы сильно расстраивается. еще несколько минут такой близости объятий - и его продолжительность жизни рискует резко сократиться. - сережа сказал, что вы здесь, - по голосу вроде дима, а по интонации - нет. арсений поворачивает голову к нему. позов открывает дверь и непроницаемым взглядом окидывает позу, в которой находятся его друзья. - и долго? арсений сразу понимает, о чем он спрашивает. отвечать честно или продолжать делать вид, будто не от тут сейчас давится цветами - вот в чем вопрос. - два с половиной года, - решает ответить. позов обреченно опускает голову. - и молчал, - подытоживает. - да, - соглашается арсений. - мне кто-нибудь объяснит, что происходит? - откровенно напуганным голосом уточняет антон. - не смей, - угрозы сиплым голосом выходят далеко не такими действующими, как хотелось бы в данную минуту. - наш с тобой друг, шаст, - начинает дима, - идиот. хмурятся они с антоном уже вместе, надо же. - и умирает, - добивает поз. руки шастуна, до этого ободряюще гладящие его спину, замирают и слегка подрагивают. он слегка отодвигает арсения от себя, чтобы заглянуть в глубину голубых глаз и встретить ее своими зелеными, блестящими от подступающих слез. в горле першит. у арсения нет на это сил. и слез не осталось. все из-за боли выплакал. - антон, ты слышал что-нибудь про болезнь ханахаки? - почему бы и нет, дима. действительно, мы же живем в такой доброжелательной стране, дима. нет, можешь не спрашивать, можно ли выдавать чужие секреты, дима. судя по тому, как рот антона открылся в удивлении, антон о ханахаки слышал и сейчас будто бы вспомнил об этом знании - удивительно, учитывая, что по запросу в гугл количество информации об этом заболевании если не равно нулю, то стремится к нему. - ты... - начинать этот разговор у арсения сил не было, нет и не будет, но кто его когда спрашивал? - да. - кто это, арс? отводит взгляд - капитулирует. он больше не может это выносить. полгода жизни? хуй там, несите гроб. - это ты. и казалось бы, сейчас шастун должен напрячься, ужаснуться, оттолкнуть и назвать его каким-нибудь нецензурным словом, оставив умирать в луже крови, слез и цветов, но почему-то эффект максимально обратный тому, который арсений ожидал - антон, солнце ебучее, выдыхает облегченно будто бы даже, прижимает к себе вновь, сжимает в объятьях и таки дает волю слезам. - блять, арс, почему ты не сказал раньше... поз прав, - теперь, пожалуй, арсений перестал вообще что-либо понимать. тихий звук закрывающейся двери извещает их о том, что они остались одни. снова. - антон, я не понимаю, - хрипит. першение в горле почему-то теперь не ощущается чем-то острым, скорее будто затихающим, успокаивающимся. - арсений, ты идиот, - поцелуем на губах.я, я всегда буду за тобой я, я всегда буду за тебя нет, не отпущу