***
Натаниэлю в тёмных стенах подвала уже не так страшно, как было когда-то. Тут почти так же привычно, как в его собственной комнате, разве что не хватает окна. Мысли от боли путаются в голове, щёки горят от множества пощёчин, а рядом с незажившей до конца раной под рёбрами расцветает множество синяков и порезов. Он лежит на матрасе, ожидая, когда Лола промоет свои ножи от его крови, слушая как размеренно капает вода откуда-то с потолка. Кап-кап-кап. Моменты после наказаний он, можно сказать, даже любит. Если Лола моет клинки — значит, все закончилось, он может спокойно лежать и думать над свои поведением, глядя в серый, покрытый паутиной в углах потолок. Его тело находится в состоянии между «больно» и «уже почти не больно», а разум витает где-то там, в звёздах. — Ты, наверное, думаешь, что это всё шутки, да? Работа твоего отца, налаживание связей. Сидишь у себя в комнате и думаешь: «Лола сказала сегодня быть тихим, нужно устроить погром». По-твоему, это весело, да? — она подходит к нему так близко, что Натаниэль чувствует тепло её тела своей ногой, хотя Лола и не касается его. — Ты же в курсе, Младший, что никто из друзей твоего отца не знает, о твоём существовании? Тебя не существует до тех пор, пока это не станет нужным, — Лола наступает острым кончиком каблука ему на щиколотку, придавливая. — Я знаю. Она со всей силы надавливает ему на ногу, и он тихо ахает. — Не помню, чтобы разрешала тебе открывать рот. Похвально, что ты в курсе положения дел, но остаются вопросы, какого чёрта ты пытаешься дать всем криминальным авторитетам в Лондоне знать о своём существовании? Думаешь, Натан будет выплачивать за тебя выкуп, если ты пропадёшь? Он доплатит похитителям лишь бы они поскорее избавились от тебя, Младший. — Так почему… — она сильнее вжимает каблук ему в ногу, давая знать, что все ещё не разрешала ему говорить, но Натаниэль продолжает. — Почему вы просто не убьёте меня? Лола улыбается, будто объясняет младенцу, почему небо голубое, а трава зелёная. — Потому что ты наша собственность. И только Натан Веснински имеет право решать, когда тебе жить, а когда тебе сдохнуть. Ты здесь никто.***
Натаниэль проверяет защёлку на окне трижды, прежде чем лечь в кровать. Сегодня Лола не зайдёт к нему перед сном — она буквально недавно сама привела его в комнату, при этом не забыв провести острыми ногтями по его шее, оставив красные следы, чтобы напомнить, что второй ошибки с его стороны быть не должно. Сегодня почти вся семья уходит на поручение, дома останется лишь несколько человек и охрана, при этом Натаниэль знает, что, если Лоле или отцу доложат, что из его комнаты после отбоя был какой-либо шум — всё повторится. Он думает: возможно, это было сном? Может быть, он к шестнадцати годам начал ходить во сне и сбивать все самые громко падающие предметы в своей комнате? Рукоятка ножа отпечатывает на его ладони ребристые узоры, когда он сжимает его крепче, слыша, как завывает ветер за окном. Провалиться в сон получается далеко не сразу: он всё ещё слышит в своей голове негромкий стук, но, когда в третий раз за ночь распахивает глаза и смотрит в окно, видит не маленький яркий огонёк, а множество далёких, привычных, которые он видит каждый день. Но то, чего он предугадать не мог — это шум из-под кровати. Подкроватные монстры перестали пугать его уже давно — за пределами комнаты есть монстры гораздо страшнее, но этот шорох уже точно не является плодом его воображения, потому что в отличие от стука, не пропадает, как только Натаниэль открывает глаза. Он негромко вдыхает. Рука тянется к настенной лампе, и комнату озаряет тёплый жёлтый свет. Натаниэль бесшумно опускается на коврик возле кровати и наклоняется, заглядывая под кровать. В ответ на него смотрит кромешная темнота. Он тянет туда руку и его пальцы нащупывают что-то. Оно почти не осязаемо, как будто кончиком пера провели по костяшкам, но оно там. Не успевает Натаниэль удивиться, ужаснуться, испугаться и всё в этом роде, как тишину комнаты нарушает уже привычный звук из его подсознания. Кто-то стучит в окно. Натаниэль не пугается, видя за окном парящую фигуру. В руках у незнакомца зажато светящееся существо, которое явно пытается выбраться, судя по тому, как дёргается свет вокруг него. Он тихо подходит к окну, и, прежде, чем его мозг успевает подумать, руки уже тянутся к защёлке. Парень влетает в комнату бесшумно. Кажется, он успешно игнорирует застывшего у окна хозяина. Его взгляд метается по комнате, но, похоже, не находит то, что ищет, и возвращается к Натаниэлю. — Кажется… Я оставил тут кое-что в свой прошлый визит, — говорит он тихо, но не шёпотом. — Я ничего не находил, — шепчет Натаниэль. — Да? Но мне больше негде было это оставить, она точно где-то здесь, — парень снова бегает взглядом по помещению. — Что ты оставил? Незнакомец смотрит на Натаниэля так, будто тот задал самый глупый вопрос из всех глупых вопросов, которые ему задавали в жизни. — Мою тень. Натаниэлю кажется, что это похоже на дежавю. Они опять молча смотрят друг другу в глаза, пока один обрабатывает полученную информацию, а второй ищет ответ на свой неозвученный вопрос. — Ну… Так и где она? — наконец, нарушает тишину Натаниэль. — Почему ты спрашиваешь меня? Это ты её спрятал. — Я не… — Натаниэль замирает. Он смотрит в сторону кровати, и его взгляд медленно переходит вниз. Под кровать. Кажется, незнакомец понимает намёк, и когда Натаниэль открывает рот, чтобы сказать что-то, он прижимает палец к своим губам говоря помолчать. Незнакомец медленно подходит к кровати, и Натаниэль одними губами произносит: «Мне нельзя шуметь». Парень кивает и, кажется, Натаниэль не успевает даже моргнуть, когда в следующую секунду видит, что в свободной руке незнакомца зажато что-то чёрное, плоское и продолговатое. На лице парня появляется ухмылка. — Возможно, мне понадобится помощь. Натаниэль думает, что уже давно мог бы спокойно спать, но вместо этого он сидит на собственной кровати, а напротив него, скрестив руки на груди находится абсолютно незнакомый ему парень. В одной руке у Натаниэля клей для бумаги, а в другой — тень ноги незнакомца. — И… Ты хочешь, чтобы я приклеил её к твоим ногам, верно? — Если у тебя есть другие варианты, гений, я внимательно слушаю. Если бы Натаниэль уже когда-то сталкивался с ситуацией, что от человека отвалилась тень, и, если бы он имел опыт в присоединении её обратно — может быть, у него были бы другие варианты. Но. — Когда у одного из работников в доме отрезали палец на ноге… — начал Натаниэль, и незнакомец приподнял левую бровь. — Ему его пришивали. Возможно…? — Какая часть твоего мозга решила, что я дам тебе пришить что-то к моей ноге? Клей. Натаниэль выдыхает. С первого этажа не доносилось никаких звуков, что не могло не радовать — их ещё не раскрыли. Он открывает клей и аккуратно переворачивает тень в том месте, где как ему казалось, должна была быть пятка. — Что ж, могу я… прикоснуться? — Натаниэль изображает в воздухе что-то непонятное рукой, в которой был зажат клей. Незнакомец прослеживает взгляд, направленный на его голую стопу. Напрягаетя, но кивает. Сам процесс длится недолго, парень пару раз пинает Натаниэля, когда ему слишком щекотно, чтобы терпеть, но в целом, тень ложится как влитая, и когда незнакомец поднимается, встав прямо на кровати и, оттолкнувшись, взлетает, тень следует за ним. — Неплохо для новичка, — усмехается парень. — Я старался. Как тебя зовут? — спрашивает Натаниэль, пользуясь радостью незнакомца, чтобы задать вопрос. — Эндрю, а тебя? — парень садится в позу лотоса на кровати. — Ты интересный. — Натаниэль. Что… Вы такое? — он указывает рукой на маленькое существо, закрытое в переднем кармане рубашки Эндрю. — У нас игра в вопросы? Мы не что, — усмехнувшись, отвечает Эндрю. — Эллисон фея, а я один из потерянных мальчишек. Эндрю рассказывает ему о Неверлэнде, об острове, где все свободны, о своих братьях, тех, что родные и тех, кто стал почти родным. О русалках, о пиратах, об играх, о мире, которого Натаниэль никогда не видел. О звёздах, которые никогда не падают с неба. — Тебе не кажется, что имя «Натаниэль» слишком длинное? Как у тебя язык не ломается, каждый раз называть его? Натаниэль не говорит, что ему ещё не приходилось называть кому-то своё имя. Эндрю не спрашивает. — Возможно, его можно сократить? — предлагает Эндрю. — Как насчёт «Натан»? Натаниэль вздрагивает, и Эндрю замечает это. — Или лучше подойдёт «Нил»? — Да, думаю, «Нил» звучит… лучше.***
Когда Лола заходит в комнату Натаниэля, её встречают незаправленная кровать, на которой валяется открытый тюбик клея, и открытое настежь окно, откуда дует прохладный осенний ветер, развивая в воздухе шторы. За окном видно, как ярко светят звёзды на угольно-чёрном небе. Ни одна из них не падает в эту ночь.