Сочельник

Он стоял перед запертой дверью и переминался с ноги на ногу. Словно ожидая чего-то. Зеленый больничный коридор отдавал холодом и затхлым запахом лекарств. Так пахнет слабость и болезнь, а иногда и смерть, если сильно не повезет или если слишком устанешь бороться. Отделение на четвертом этаже все старались обходить стороной. Даже мед.персонал посещал его только при самой крайней необходимости: чтобы провести ежедневный обход, который положено проводить два раза в сутки. А так в этих коридорах практически никогда никого нельзя встретить. Здесь размещали тех, на кого уже перестали возлагать любые надежды. И поэтому никто не стремился ходить сюда. Это место словно упрямо напоминало всем, что однажды они тоже могут оказаться здесь. И каждый понимал это, но не хотел признавать. Понимал это и Никита и от того не боялся, что кто-нибудь заметит его возле двери этой палаты. Он долго не решался войти, все что-то оглядывался, озирался по сторонам, думал: не пройдет ли какая-нибудь медсестра и не выгонит его отсюда? Но та все не появлялась. Никите даже на мгновение стало досадно из-за этого. Лишь холодный зеленый коридор, лишь двери шести одиночных палат. Он вздохнул и осторожно, стараясь не издавать лишних звуков, приоткрыл дверь, украткой заглянув внутрь. Она стояла возле окна, к нему спиной, смотря на мерно падающий снег, белой рябью расчерчивающий серые дома. Ее и без того светлые волосы, казалось, еще больше потеряли краску и теперь скоро сольются с цветом белоснежных палатных стен. - Можно войти? - робко поинтересовался Никита. Она, не оглянувшись, лишь вздрогнула, почувствовав чье-то присутствие. Но через секунду, осознав, кто за дверью, она вновь выпрямилась и фигура ее едва уловимо приняла прежнее положение, выражающее спокойствие. - Можно, - тихо и холодно произнесла она. Слышно было, что она рада появлению гостя, однако голос ее звучал слабо и тускло, как обычно звучит голос людей, изо дня в день часами наблюдающих из окна за тем, как падает снег. Никита аккуратно прикрыл дверь и бесшумно прошел к окну, поравнявшись с ней. Он тоже посмотрел на этот заметающий обледенелые дома белый снег. Ничего особенного. - Холодно сегодня, - как бы про себя пробормотал он. - Угу, - еле слышно ответили справа. - У нас в отделении изо всех щелей сквозит, - продолжил он. - Окна все никак заделать не могут. - Да... Они простояли еще с минуту. - Как думаешь... - внезапно спросила она. Ее тонкий палец постучал по стеклу, указывая на темные квадраты окон стоящих напротив больницы домов. - ...а им там тоже холодно? Никита слегка придвинулся к стеклу, пытаясь вглядеться в серые окна. Не видно было ни одного человека. - Не знаю, - сказал Никита, отворачиваясь от окна и усердно пытаясь зацепиться взглядом за что-то в палате. - Знаешь, мне тут друзья по палате плед подарили, - зачем-то сказал Никита, поворачиваясь обратно. - Хочешь, я его тебе подарю? Тёплый такой, клетчатый. Он вопросительно посмотрел ей в глаза. Ее белые ресницы вспархнули вверх, словно какая-то мысль внезапно осенила ее светлую голову, но тотчас опустились вниз, а глаза потухли, как керосиновый светильник. - Нет, спасибо... - фарфоровыми губами произнесла она. - Мне не нужно. Их взгляды вновь устремились на падающий снег за окном. Казалось, могла бы пройти вечность, а этот снег все будет и будет падать, заметая собой следы существовавшего когда-то человечества. - Никита... Ее голос прозвучал неожиданно ровно и четко. Как удар сбившегося пульса. Отразившись отголоском от стен. - Как ты думаешь, я скоро умру? - спокойно спросила она. Он повернулся к ней. - Вероника... Он взглянул в это бледное белое лицо с пустыми выцветшими глазами, в которых отражались хлопья падающего снега и в которых еще едва заметно теплилась жизнь. Ему хотелось расцеловать это лицо, облить его своими слезами. Сказать, что все будет хорошо, что где-то там, впереди, еще есть жизнь, долгая и прекрасная, которая будет совсем непохожа на эту... Но он лишь промолчал, не зная, что ответить. Ненавистный снег за окном все продолжал падать, кружась в вальсе, саваном одевая стоящие единым монолитом промерзшие неживые дома. - Никита, - проговорила она, не отрываясь от окна. - М? - Ты в Бога веришь? Никита пожал плечами. - А что? - Сегодня сочельник просто... Его взгляд вновь устремился в окно. Да, он помнил эту историю. Историю о жизни и ее тихом торжестве над всем остальным. О жизни, которая есть где-то далеко, которая светла и радостна и совсем не похожа на эту. Историю, напоминающую о надежде на эту жизнь... Значит, бояться нечего. Но перед ней ведь есть же что-то еще? Верно? За окном постепенно начинало темнеть. Снег все продолжал падать. Вот скоро настанут сумерки, а он продолжит себе падать. А совсем скоро совсем стемнеет и настанет ночь, в которую родился Некто, победивший смерть... Вероника и не заметила, как Никита ушел. Снега вскоре стало совсем не видно. Лишь возле тусклого фонаря в ореоле желтого света продолжали метаться белые мухи. Забравшись под одеяло, не спасавшее от холода, она устремила свой взгляд на потолок, казавшийся мертвенно белым среди тёмной ночной тишины. Сегодня сочельник... А завтра? Наступит ли оно вообще? Впрочем, поживем - увидим. Как, однако, это бывает сложно - просто жить... Жить, не задумываясь о том, что будет завтра... А на утро она нашла под дверью записку: "Не знаю, верю ли я в Бога, но я однозначно верю в тебя. Я верю, что и ты победишь". А под запиской - теплый клетчатый плед, так аккуратно сложенный в углу, как обычно кладут под елку подарки. И наступило завтра.