Пища для ума

      Тонкий, словно сотканное из паутины покрывало, светло-серебристый туман окутал монастырь Святой Девы Марии Будапештской. В этом году Рождество выдалось не очень холодным, даже теплым, но расплатой за отсутствие морозов было отсутствие солнца. Людей такая погода угнетала, а вот для голодного вампира была идеальной.       Дракула нормально не ел уже несколько месяцев, а казалось ему, что больше года. На вульгарных некультурных крестьянах, ковыряющих в носу заскорузлыми подагрическими пальцами, продержаться вампиру с его потребностями было так же нереально, как французскому аристократу эпохи Людовиков — сидеть на хлебе и воде. Из-за отсутствия здоровой пищи его тело вновь постарело, волосы поседели, руки и ноги скрючились. Если бы этот Джонатан Харкер приехал уже в этом году, Дракула бы ни за что не вылез из своего замка в канун Рождества, но голод был настолько невыносим, что оставаться взаперти и перебиваться цыганскими подачками было просто нестерпимо. К тому же, погода Дракуле благоприятствовала — и вот он выбрался из своей берлоги в надежде полакомиться подобающим его статусу и положению рождественским ужином.       Замогильный колокольный звон возвестил об окончании ночной службы, спугнув стаю упитанных, жирных ворон. Нет, какой позор — он так ослабел, что даже эти наглые птицы перестали его бояться. Дракула даже не стал рисковать и превращаться в волка (могло не хватить сил на обратную трансформацию) и поэтому ковылял по проселочной дороге в образе дряхлого старика. Случайные прохожие ему не досаждали — в Сочельник все местные жители собирались в церкви, и никто не встретился ему на пути. Разумеется, на территорию монастыря ему хода не было, и Дракула затаился в тени покосившихся хозяйственных пристроек, ожидая, когда прихожане начнут расходиться. Тут он кого-нибудь из них и сцапает. В любом стаде найдется паршивая овца, о смерти которой никто не будет горевать. Если ему повезет, овца окажется достаточно молодой и проворной, чтобы не только утолить его голод, но и восстановить хотя бы часть его жизненных сил.       Пока прихожане, утомленные долгим днем и заунывной службой, без излишней прыти покидали монастырскую церковь, Дракула пытался вспомнить, когда последний раз выбирался из своего замка на Рождество. Кажется, это было не так уж и давно — лет пятьдесят назад, не больше. В принципе, Рождество не слишком его беспокоило. Вот Пасха — это другое дело. На Страстной неделе Дракула в буквальном смысле не вылезал из гроба, и каждый год думал, что в этот-то раз ему точно придет конец. Его замок был далеко от монастыря, но все равно он как наяву видел распростертую на холодном каменном полу фигуру священника, когда тот истово молился в Страстную Пятницу, и чувствовал, как по бледному лбу служителя катится пот. А в Пасхальную ночь он выл от ужаса, раздираемый диким страхом, и приходил в себя только спустя неделю, когда трубный глас этого убийственного праздника постепенно начинал превращаться в далекое эхо.       Нет, Рождество не было для Дракулы и вполовину столь же опасно. И тому было простое объяснение: из-под Креста люди разбегались, словно он был зачумленным, а вот у теплых яслей охотно толпились и сонно млели, постепенно забывая, зачем они вообще сюда пришли. Их вера слабела, подменялась абстрактными категориями «добра» и «счастья», которые якобы приносило им Рождество, и с каждым годом Дракула переносил этот праздник все легче. И он достаточно долго жил на свете, чтобы предвидеть, чем это закончится: рано или поздно люди вообще уберут из Рождества маленького Иисуса, его святых родителей и даже ослика с волом, превратив этот день в товар, который они будут продавать в комплекте с другими товарами, ничего общего с христианством не имеющими. Дракуле осталось лишь потерпеть лет сто, а может, и меньше, и он вообще перестанет обращать на Рождество внимание.       Но сегодня этот блаженный день еще не наступил, и у Дракулы предательски заурчало в животе. Крестьяне расходились по домам, болтая о всяких глупостях, и едва не душили его своим убогим интеллектом и тошнотворным запахом, и один лишь их вид притуплял вампирский голод. Нет уж, хватит ему питаться объедками! Как-никак, сегодня Сочельник — когда еще ужинать по-королевски, если не в праздник?       Однако прихожане разошлись, а Дракула так и не учуял никого мало-мальски аппетитного. От разочарования он едва не завыл, но вовремя вспомнил, что сегодня отказался от трансформации. Силы его были на исходе, позор его был велик, и он уже готов был поплестись обратно в замок, как вдруг услышал неподалеку чей-то голос.       — Знаешь, я раньше считала, что непорочное зачатие — это чушь полная, но недавно узнала, что в России один зоолог заставил развиваться неоплодотворенные яйца шелкопряда с помощью химического раствора. Значит, в животном мире девственное размножение(1) все-таки возможно! Разве это не удивительно?       От изумления Дракула даже позабыл о голоде. Во имя всех девяти кругов ада — кто в этой зараженной невежеством деревне интересуется зоологией и, тем паче, девственным размножением?!       — Сожалею, сестра Агата, но мне вновь непросто поддержать выбранную вами тему, — второй голос, также принадлежащий женщине, звучал тише и мягче. — В зоологии я ничего не смыслю. Я привыкла полагаться на веру.       — Хм, вера! — сестра Агата фыркнула, будто бы речь шла о ярмарочных фокусах. — Одной верой сыт не будешь. В мире сейчас полным ходом идет научная революция — как прикажете согласовать ее с верой?       — Пути Господни неисповедимы, — кротко заметила вторая монахиня. — Он укажет нам правильный выбор, когда придет время.       — Ну уж нет — я не собираюсь сидеть и ждать, пока Он соизволит обратить на меня внимание! — заявила ее товарка. — Раз уж Он поместил меня на эту землю и снабдил мозгами, я намерена с толком воспользоваться этим шансом. И вера тут не при чем!       — Как скажете, сестра Агата, — послушно промолвила монахиня.       Больше Дракула ничего не услышал — обе женщины прошли мимо, и их голоса растворились в ночном тумане.       Вот ведь потеха! Неверующая монахиня! Хуже — монахиня с мозгами, которая интересуется тем, что происходит вокруг, и следит за научной революцией! Его предки, наверное, в гробах переворачиваются от такого парадокса! Хотя… Отсмеявшись в густые, седеющие усы, Дракула призадумался. Откуда она вообще взялась? Судя по акценту, она приехала с севера, возможно, из Германии. Почему она вдруг решила податься в монахини? Впрочем, она ведь женщина, а женщинам построить научную карьеру не так-то просто. Хотя, она все равно могла бы попытаться, будь у нее средства и влиятельные друзья. Значит, она одинока. И донельзя экстравагантна, раз подалась в Богом забытый монастырь, обладая таким незаурядным умом и столь прогрессивными познаниями. Вот бы познакомиться с ней поближе…       За этими мыслями Дракула не заметил, как снова оказался в своем замке. О голоде он позабыл, а о Рождестве вспомнил, только когда за несколько минут до рассвета отправился в свою крипту, чтобы улечься спать. Нет, все-таки этот праздник еще не утратил своего очарования. Да и чудеса не совсем исчезли из этого мира — иначе как было объяснить пребывание в монастыре Святой Девы Марии Будапештской той интригующей дамы с ее нетривиальными научными познаниями?       Поудобнее устроившись в гробу, Дракула блаженно прикрыл глаза. Скорее бы уже этот Джонатан Харкер приехал. В мире так много любопытных парадоксов — ему пора наверстывать упущенное.