햇 빛
Неутомимый Сеул шумел суетой, телефонными звонками и пробками в дневное время, а по ночам зажигался яркими огнями и красками, отчего с высоты птичьего полета напоминал игровое поле автомата-пинбола. В сравнении со многими другими мировыми столичными регионами он отличался небольшой площадью и высокой плотностью населения, что естественным образом накладывало отпечаток на его загруженность, ритм и атмосферу в целом. Площади и улицы, парки и дворы, дома и машины – казалось, наряду с людьми все вело отдельное самостоятельное существование, в совокупности образуя единый живой социально-административный механизм, без какой-либо его части уже не могущий нормально функционировать и развиваться. Жизнь огромного индустриального города текла своим чередом в насыщенном непрерывном темпе, погружая с головой в хлопоты и заботы и лишь по наступлении уикенда напоминая трудящимся горожанам о необходимости передохнуть. Сегодня была пятница, последний рабочий день недели, и занятые в офисах и на предприятиях сеульцы торопливо закрывали дедлайны, желая успеть закончить со всеми делами до выходных. Стоя у большого пешеходного перехода, Дженни хоть и не спешила, но заметно нервничала. Оживленные автодороги всегда вызывали у нее стресс, и, несмотря на установленный на переходе знак «Слепые пешеходы», дающий ей приоритетное право перемещаться даже на красный свет, девушка всегда до последнего ждала разрешающего звукового сигнала светофора, чтобы начать движение вместе со всеми. Дженни боялась людей, но в рискованных ситуациях, таких как пересечение проезжей части или поездка в общественном транспорте, идти с толпой всегда было намного проще и безопаснее. Путь до работы оставался прежним, однако, следуя по нему, хрупкая брюнетка чувствовала себя несколько иначе. Вопреки необходимости рабочего настроя голову наполняли совсем нерабочие мысли, и она не в силах была перестать думать о чудесной встрече с очаровательной девушкой Лисой пару дней назад. Руки необъяснимым образом до сих пор помнили мягкие тактичные прикосновения ее рук, а подаренный стаканчик из-под вкуснейшего кофе с корицей служил памятным и дорогим сувениром от новой солнечной знакомой. Не торопясь следуя к зданию Сочо-дон, Дженни размышляла, где работает или учится Лиса. Судя по голосу, девушка вполне могла быть студенткой, а может, уже и окончившей высшее учебное заведение и теперь работающей в каком-нибудь банке, клинике или крупной деловой фирме. В любом случае впечатление она производила человека взрослого и сознательного. Словно в ответ на ее мысли ее свободной левой руки вдруг коснулись и в следующее мгновение обвились чьи-то теплые бархатистые пальцы, и Дженни с замиранием тотчас узнала их. Тактильные ощущения для слепых людей были сродни визуальному контакту для зрячих, а потому ошибки в идентификации человека быть не могло. Лиса возникла из ниоткуда, как и в первый раз, и, задорно рассмеявшись и окутав девушку облаком восхитительного цветочно-древесного парфюма, доверительно потянула ее через дорогу вслед за собой. – Дженни-я, привет! – весело прощебетала она. – Это я, Лиса! Пойдем скорее, наш светофор мигает. Обрадованная высоким мелодичным голосом и нежным поддерживающим жестом Дженни схватилась за уже знакомый ей локоть и благополучно пересекла с юной помощницей проезжую часть. Рядом с Лисой чувство какой бы то ни было опасности и страха поразительным образом рассеивалось, и обычно робкую, застенчивую, опасающуюся всего и всех девушку наполняла небывалая уверенность в том, что ей ничего не угрожает. Просто удивительно, что Лиса вновь объявилась. Как она нашла ее в такой непроходимой толпе? – Привет, Лиса! Как ты меня нашла? – задала она логичный вопрос, крепче хватаясь за быстро шагающую рядом девушку и стараясь не отставать от нее. Лиса усмехнулась и, поправив на плече сумку, пояснила: – На самом деле неслучайно. Я учусь здесь неподалеку в университете Кунмин и сегодня решила подождать тебя у перехода. И, к счастью, не прогадала! В прошлый раз мы ведь тоже с тобой здесь шли. А чуть раньше, на площади, встретились. И в самом деле. Центральная площадь была не такой большой, а пешеходный переход к улице Сечжон-но, на которой Дженни работала, – единственным на этом отрезке, а потому не было ничего удивительного в том, что Лиса запомнила дорогу. И все же отыскать одну-единственную незрячую девушку с белой тростью среди тысяч других людей и конкретно в это самое время мог только очень зоркий и наблюдательный человек. За приятной утренней встречей и рассказами о том, как прошли минувшие два дня, девушки незаметно дошли до стеклянного делового небоскреба. Октябрьское солнышко уже начинало припекать, обещая хорошую погоду в течение всего дня, и Дженни подумала о том, что зря надела сегодня утепленную куртку с капюшоном. – Мы пришли, – улыбнулась Лиса и поймала руку брюнетки в свою. – Я хотела спросить, во сколько ты заканчиваешь сегодня работать? Дженни вскинула брови, изумленная подобным вопросом, и неуверенно протянула: – В пять часов. – Ясно. Давай я за тобой зайду? Сегодня в шесть вечера на площади Кванхвамун будет небольшой концерт. Я бы хотела пригласить тебя... если у тебя нет планов. Ошеломленная озвученным приглашением Дженни просто стояла первые несколько секунд, прокручивая его в уме и неспособная вымолвить ни слова. Лиса хочет позвать ее на концерт? С собой? Идея девушки прозвучала слишком неожиданно и приятно, и Дженни честно не могла вспомнить, когда и с кем в последний раз посещала культурно-массовые мероприятия. Наверное, еще в далеком детстве, когда папа водил ее кататься на лошадях или сажал на карусель в парке аттракционов. Нелюдимая и стеснительная Дженни старалась избегать больших скоплений людей, но прямо сейчас понимала, что вместе с Лисой будет готова пойти куда и за чем угодно. Ведь, в конце концов, лучшее времяпрепровождение, да еще и в более достойной компании, ей было невозможно представить. – Я… с радостью, Лиса, – наконец тихо отозвалась она. – Конечно. Чужие пальцы поверх ее ладони сжались сильнее, и Дженни так и почувствовала всю встречную радость и нетерпение новой знакомой от принятого ею предложения. – Отлично! Тогда ровно в пять буду ждать тебя на этом самом месте. До встречи, Дженни! – До встречи! Веселая жизнерадостная девушка с самыми добрыми на свете руками упорхнула на университетские лекции, а приступившая к своей работе Дженни поймала себя на мысли, что не может дождаться вечера, чтобы вновь с нею встретиться и разделить упоительные минуты на двоих. Как и обещала, Лиса зашла за ней ровно в пять, и девушки двинулись в сторону оживленной центральной улицы. Площадь Кванхвамун гудела движением, голосами и музыкой, где-то впереди слышался стук подготавливаемых к концерту инструментов и технического оборудования. Лиса сказала, что уже заняла им места, и Дженни не переставала восхищаться находчивостью и предусмотрительностью этой удивительной, невероятной, все знающей и везде успевающей девушки. Миновав половину главной площади, они достигли расставленных в несколько рядов стульев, и Дженни поняла, что они на месте. Громкая позитивная девушка-администратор, на бейджике которой, как заметила Лиса, было выведено «Джису», активно зазывала гостей на грядущее музыкальное представление: – Только сегодня – бесплатный симфонический концерт на главной площади города от кавер-группы «Молодая симфония»! Лучшие классические и мировые хиты в исполнении юных виртуозов! Первым пятидесяти слушателям – молочный коктейль в подарок! Лиса шустро провела Дженни к самому началу гостевой зоны и, удобно устроив девушку на складном кресле, взяла у помощницы Джису два пластиковых стаканчика с ароматным напитком. Милый презент в виде любимого десерта теплым уютным вечером оказался весьма кстати. По раздающимся совсем рядом звукам и разговорам Дженни поняла, что они расположились у самой сцены. Люди сновали вокруг, быстро занимая ряды и наполняя оживленными голосами окружающее пространство, и незаметно для себя брюнетка начала заряжаться всеобщей досуговой атмосферой и предвкушением начинающегося мероприятия. Еще утром она думала, что по обыкновению проведет скучный пятничный вечер дома за чтением очередной тактильной книги или прослушиванием местного радио, но ворвавшаяся судьбоносным вихрем в ее день девушка-чудо, девушка-праздник распорядилась иначе, полностью преобразив его, перестроив и украсив собой. И Дженни знала, что, даже при наличии кучи договоренностей и планов, ни за что не смогла бы сказать ей «нет». – Какую музыку ты любишь? – поинтересовалась Лиса, наклонившись к ее уху почти вплотную, чтобы перекрыть нарастающий посторонний шум. Горячее дыхание объяло гиперчувствительный слуховой орган и часть шеи над воротником куртки, и Дженни замерла, дожидаясь, пока частички чужого обаяния не осядут и не испарятся с ее тонкой матовой рисово-белой кожи. Лиса сидела на соседнем стуле, но ей казалось, что она была к ней гораздо ближе других соседей, поскольку брюнетка в буквальном смысле могла чувствовать исходящее от нее тепло. Она тряхнула головой, сгоняя наваждение, и отозвалась: – В основном современную. Люблю поп, танцевальную музыку, хип-хоп. Но классическую тоже с удовольствием слушаю. Мне кажется, в ней есть особая магия. – Я тоже ее люблю! – просияла Лиса. – Особенно мне нравятся произведения Баха и Вивальди. Интересно, прозвучат ли они сегодня. Узнать это девушкам и другим гостям удалось уже совсем скоро, поскольку небольшой оркестр наконец закончил приготовления и начал играть. Концертная программа началась с известных мировых шедевров, таких как «Симфония № 5» Малера, «Волшебная флейта» Моцарта и «Времена года» Вивальди, а чуть позже прозвучали более современные акустические композиции певиц Тейлор Свифт и Рианны, группы «Imagine Dragons» и даже знаменитые заглавные темы Ханса Циммера к фильмам «Пираты Карибского моря» и «Начало». Восхитительный чистый инструментальный звук наполнил стихшую центральную площадь, усиливаясь за счет расставленных по периметру динамиков, так что насладиться бесплатным концертом оркестрантов-любителей можно было в том числе на соседних улицах. Сплошь превратившаяся в льющуюся плавной завораживающей волной мелодию Дженни вслушивалась в каждый отдельный инструмент, пытаясь определить его. Помимо стандартных ударных и струнных единиц девушка различила также звучание трубы, флейты и даже своей самой любимой скрипки, а во время исполнения одного из «Венгерских танцев» Йоханнеса Брамса ей показалось, она расслышала нотки фортепиано. Завороженная глубокими чарующими произведениями, просачивающимися в самые потаенные уголки сознания и души, девушка не сразу обнаружила, как ее правой руки коснулись пальцы Лисы. Дженни вздрогнула и машинально накрыла их второй ладонью, чувствуя, как от этого кроткого элементарного жеста всю ее с головы до кончиков пальцев ног охватывает волнение, а затем, после короткой эмоциональной встряски, внутри становится необыкновенно... Легко. Светло. Радостно. И спокойно. Как если бы в ее маленький, простенький, серый, закрытый от посторонних мир наконец постучался и вошел кто-то долгожданный, родной и близкий. Как если бы сплошная непроглядная промозглая мгла была наконец рассеяна спасительным и животворящим лучом солнца. Как если бы пустотный умерщвляющий холод стен был растоплен и вместо седой многослойной изморози на них – таких голых, таких ненадежных, таких болезненных – начали проклевываться и распускаться, как на живом природном неувядающем полотне, яркие, экзотические, невиданные нигде и никем ранее цветы... Как если бы она, Дженни Ким, сама наконец-таки открыла после долгого сумбурного сна глаза и поняла, что теперь она – дома. Она не знала, спонтанно или намеренно Лиса ее коснулась, но в таком положении девушки провели до конца концерта. Аплодисменты и благодарности музыкантам прозвучали уже в восьмом часу, и впечатленная красочным музыкальным вечером Дженни не заметила, как они с Лисой все так же за руку покинули площадь и дошли до входа на станцию метро Кванхвамун. Свежий ветерок усилился и растрепал ее длинные темные волосы, что девушка по обыкновению тщательно выпрямляла и укладывала по утрам, и она торопливо постаралась их пригладить. – Я сегодня чудесно провела время, Дженни, – убирая упавшую на ее лицо прядь, призналась Лиса. От очередного порыва ветра, пробравшегося под одежду, брюнетка зябко поежилась, и девушка заботливо застегнула молнию ее светло-синей куртки до самого конца. Несмотря на теплые утренние часы, по вечерам температура заметно снижалась, предвещая наступление климатической осени и сокращая продолжительность светового дня, и Дженни честно не хотелось думать о том, что это может как-то повлиять на их общение с Лисой. Что в условиях постоянно меняющейся жизни и нестабильной окружающей обстановки на него вообще может негативно что-то повлиять. – Я тоже, Лиса-я, – улыбнулась она. – Спасибо тебе большое. Концерт был замечательный. – Я рада. Ну что, тогда... до встречи? – До встречи. Они помолчали, думая о том, как скоро случится их новая встреча, и, не желая более задерживать новую знакомую, на прощание Лиса быстро приобняла ее и нехотя исчезла в толпе, оставляя после себя головокружительный древесно-цветочный шлейф и фантомное ощущение благодатной, нежной, кажущейся отчего-то необходимой, как воздух и вода, руки.햇 빛
– Как думаешь, сегодня будет дождь? Я слышала утром раскаты грома. Лиса неопределенно повела плечами, доставая мобильный и открывая приложение с прогнозом погоды. – Синоптики вроде не обещают, – сверив метеоданные на ближайшие часы, сообщила она. – Хотя в последние пару лет погода в Сеуле стала довольно непредсказуемой. В любом случае мы можем зайти и посидеть в кафешке. Тут в одной делают просто бесподобные крученые пончики! Держу пари, ты будешь от них в восторге! Сегодня была суббота, и девушки неторопливо прогуливались по парку Намсан – лучшему месту для отдыха в сезон «танпхун», в течение которого жители и гости столицы имели уникальную возможность полюбоваться изобилием и разнообразием осенних красок. В этот период, с конца сентября и до середины ноября, различные оттенки золотого, оранжевого и огненно-красного щедро раскрашивали не только Сеул, но и всю страну, превращая без того неповторимую сказочную Корею в одно из самых волшебных на планете мест. Пестрый ковер из листьев, устилающий парковые дорожки и лужайки, шуршал под ногами, создавая причудливую, нежащую душу и тело симфонию и идеально гармонируя с прочими звуками осенней живой природы. Ласковые дуновения ветерка, еще по-летнему теплого и игривого, щекотно шевелили волосы и целовали наряду с проглядывающими сквозь буйную крапленую листву лучиками солнца лицо. Сотни всевозможных видов растительности – от лиственницы и каштана до конфетных деревьев – украшали каждую благоустроенную зону и уголок, и, конечно, роскошные царственные клены с массивными раскидистыми ветвями как главные обитатели парков притягивали к себе внимание и заставляли восторгаться своим величием даже самых искушенных посетителей. Волшебный танпхун раскрылся во всем своем магическом великолепии и многообразии, и, хотя идущая под руку с Лисой Дженни не могла видеть всей этой красоты, дивные расслабляющие звуки природы и пропитанный необыкновенным ароматом хвои и дикой вишни воздух безошибочно давали ей понять, в каком чудесном месте она находится. И главное, с кем. За последние пару недель девушки стали видеться ежедневно, привычным образом следуя по утрам со стаканчиками кофе до рабочего офиса Дженни, неспешно возвращаясь вечером к станции метро у площади Кванхвамун или же, как сейчас, прогуливаясь по какому-нибудь скверу или парку. Подобные встречи стали уже своего рода традицией, нерушимым правилом и обязательной частью каждого дня, и обе девушки с нетерпением ожидали наступления новых суток, чтобы провести хоть немного времени вместе. Разделенные на двоих мгновения даже в непрерывной суете города дарили несравнимое ни с чем спокойствие, теплоту, уют, радость и ощущение чего-то важного, нужного, первостепенного, своего… Чего-то, чего одинокая, ограниченная в возможностях и потерянная в огромной многомиллионной толпе Дженни Ким ни с кем и ни разу прежде не испытывала и о чем все сильнее, все неистовее, все настойчивее хотела однажды взять и спросить. Глубоко погруженная в свои мысли и мечтания в атмосфере восхитительного осеннего парка Дженни решила, что сейчас для этого выдался самый подходящий момент. – Лиса-я… – чуть слышно начала она. – Почему ты это делаешь? Даже не видя шагающей рядом с ней девушки, Дженни безошибочно поняла, что та к ней повернулась. Неизменно поддерживающее ее предплечье чуть потянулось и напряглось, но уже спустя мгновение вновь расслабилось и стало ощущаться прежним. – Что именно? Брюнетка сглотнула, ощущая некоторое неудобство и скованность. Она не привыкла говорить о личном, но сейчас любопытство и интерес были слишком сильны, чтобы и дальше продолжать их скрывать. А от Лисы ей не хотелось скрывать ничего. – Ну… встречаешь и провожаешь меня каждый день. Звонишь… и вообще… многое-многое другое? В воздухе повисла короткая пауза и на мгновение брюнетке показалось, что напарница была удивлена подобным вопросом. – Потому что я этого хочу, Дженни. Ответ прозвучал до неприличия просто и логично, и девушка поджала губы, размышляя, каким могло бы быть продолжение фразы, которую Лиса, очевидно, не договорила. Даже самое обыкновенное человеческое желание никогда не возникало само по себе и всегда было на чем-то основано, и Дженни невольно пыталась понять, чтó стоит за желанием Лисы делать ради нее что-либо. Делать ради нее так много. Они достигли небольшой деревянной лавочки и присели. Вокруг шептались-переговаривались листья, слышалась задорная трель певчих птиц, а где-то невдалеке малыши резвились на детской площадке. В воздухе повисло молчание, и Лиса, взаимно чувствуя некоторую неловкость, пояснила: – Надеюсь, что ты не против. Мне нравится общаться с тобой и помогать. И мне нравится... просто находиться с тобою рядом. Дженни кивнула, теребя краешек своего вязаного свитера и чувствуя, как кончики ушей загораются и начинают пылать. Слышать подобное было до невозможности приятно и дорого, и в первые секунды девушка даже не нашлась, что сказать. Да и стоило ли? Абсолютно каждое действие Лисы говорило само за себя громче любых признаний, ведь она действительно помогала во всем: в передвижении, предупреждении опасности, обретении уверенности в себе и даже банальной покупке кофе. Несмотря на жизненную необходимость и выработанную с годами привычку справляться со всем самой, Дженни бесконечно ценила внимание и инициативу девушки. В чем бы ни возникла у нее потребность, Лиса просто делала то, что нужно, – зачастую чаще, чем брюнетка успевала это понять, – не ожидая и не требуя ничего взамен, и Дженни не знала, могло ли для нее быть что-либо важнее этого. Незримая, но такая реальная и ощутимая Лиса была надежной поддержкой, опорой и самым крепким живым плечом, на которое было не страшно опереться и знать, что благодаря ему ты никогда нигде не упадешь. Но прежде всего она стала для Дженни другом, настоящих которых у нее почти не было. Людям с инвалидностью было трудно беспрепятственно влиться в общество и вести полноценную беззаботную жизнь, и, без конца ограниченные в возможностях, они неизменно оставались обособленным специфичным классом, непонятным и чуждым всем остальным. А оттого особенно удивительным было то, что Лису Манобан факт принадлежности Дженни к этому классу, казалось, не смущал от слова совсем. – Я не против, Лиса, – почти шепотом отозвалась наконец она. – Совсем не против. Даже не видя сидящей рядом с ней девушки, Дженни почувствовала, как та заулыбалась. Она вздрогнула, когда тыльной стороны ее руки легонько коснулись чужие пальцы и, не встретив сопротивления, в который раз за сегодня и вообще переплелись с ее пальцами. Бледная кожа покрылась мурашками, а в груди стало отчего-то очень тесно и горячо, и Дженни, будто пронзенная ударом тока, затаила дыхание. Лиса взяла в привычку делать так каждый раз не только во время прогулок, но и когда они просто сидели где-нибудь, общались и вместе проводили время. Словно… Словно боялась потерять ее или, не дай Бог, вызвать у Дженни чувство, что она сама куда-то пропала. – Сегодня на улице солнечно и тепло, – отметила Лиса, стараясь не затягивать вновь повисшую между ними паузу и будто не замечая их крепко сцепленных в общий замóк рук. – Может, хочешь мороженого или сладкой водички? Мы рядом с вкусной палаткой. Дженни неопределенно повела плечами, думая о том, что выпить стаканчик Милкиса или съесть рожок фисташкового мороженого сейчас было бы отнюдь не лишним. Она любила сладости, однако это заманчивое и аппетитное желание неожиданно перебило совсем другое – невыполнимое, – которое она едва не озвучила сгоряча вслух. – Эм... вообще-то нет. Лиса уловила мелькнувшее в ее голосе замешательство и, немного подумав, уточнила: – Ясно. А чего хочешь? Может, заглянем в ту кафешку за пончиками? – Нет, Лиса, я хочу... увидеть тебя. Не в силах поверить, что все-таки это произнесла, Дженни тут же потупилась, всеми силами стараясь не думать о том, насколько несбыточным и нереальным для нее было подобное заявление. Увидеть – незрячей. Просто смешно. Однако, к ее удивлению, Лалиса не выглядела ничуть смущенной этим пожеланием, а, наоборот, воодушевленно отметила: – О, мы можем устроить это прямо сейчас! Прости, я как-то не догадалась сделать этого раньше. Она взяла вторую ладошку Дженни в свою и притянула обе ее руки к себе. От неожиданного сближающего движения брюнетка подпрыгнула на месте и тут же залилась краской, в то время как Лиса как ни в чем не бывало принялась водить ее руками по своему лицу, старательно представляя и «показывая» ей себя: – Я – высокая блондинка девятнадцати лет, волосы примерно той же длины, что и у тебя. У меня не совсем корейская внешность, поскольку я родом из Таиланда. Но многие почему-то все равно часто путают меня с кореянкой и это довольно забавно. Раньше я носила брекеты, чтобы выпрямить передние зубы, коротко стриглась и любила одеваться как мальчик. – Ох... ммм... ясно. Слушая биографию Лисы, Дженни с замиранием ощупывала ее восхитительные шелковистые локоны, волнами спускающиеся к узким точеным плечам, что были облачены в плотную кожаную куртку с заклепками. Кожа Лисы – ухоженная, гладкая, матовая, пахнущая увлажняющим кремом – напоминала дорогой бархат, а длинные густые ресницы щекотали ладони подобно двум маленьким пышным веерам. Высокие женственные скулы, фигурные брови, аккуратный нос и изящный зауженный подборок подчеркивали благородную утонченность и изысканность ее внешности, и Дженни в который раз подумала о том, что подружившаяся с ней девушка наверняка была очень-очень красивой. Не только внутренне, но и внешне. – Еще у меня был пирсинг в нижней губе – давно, классе в восьмом, – продолжала беспечно ворковать Лиса, смещая ладони Дженни к нижней части своего лица. – Помню, как в школе и дома мне приходилось без конца скрывать его, закусывая губу. А потом моя мама увидела сережку и сказала, что либо я немедленно снимаю ее, либо она запирает меня в комнате до конца моих дней и отключает мне Интернет! Она рассмеялась собственным воспоминаниям, обнажив два ряда безупречных ровных зубов, и Дженни едва не лишилась чувств, осязая пухлые, тронутые гигиеническим блеском и похожие на мягкие-мягкие подушечки губы, что двигались под кончиками ее пальцев и казались такими чувственными, такими соблазнительными... ...зовущими, влекущими и притягивающими ее, как самый сильный в мире неодимовый магнит. Она задумалась, на мгновение задерживаясь на чужих девичьих губах и чуть оттягивая нижнюю вниз, и Лиса машинально их вытянула, роняя на изучающие ее фаланги робкий ласковый поцелуй. Хаотично колотящееся сердце Дженни екнуло и совершило опасный кульбит, а без того прерывистое дыхание оборвалось на полувдохе. – Эй, что-то не так? – заметив переменившуюся напарницу, мгновенно посерьезнела Лиса. – Ты какая-то бледная. – Да нет... все хорошо. Даже очень... Пухлые губы-подушечки расплылись в улыбке, ненароком утягивая за собой ее пальцы, и Дженни не смогла сдержать себя, чтобы не улыбнуться им в ответ. – Ты такая милая, когда смущаешься. И я просто обожаю эти прелестные ямочки на твоих щеках, когда ты улыбаешься. Ты знаешь, что они у тебя есть? В памяти тотчас всплыл веселый и беззаботный папин смех и его добрые, немного шершавые руки, что имели привычку без конца тискать и поглаживать ее маленькие круглые детские щечки. Папа любил любоваться ими и приговаривать: «Эти ямочки – что поцелуи ангела! Твое лицо от них так и сияет!», и Дженни часто думала о том, как же все-таки выглядят эти странные и непонятные ей впадинки на лице, которые без труда заметила даже Лиса. – Да... Глаза предательски защипало, и Дженни, моргнув, отвернулась, тут же убирая от нее руки и чувствуя себя так, словно сама только что прикоснулась к ангелу. Ладони все еще хранили божественное тепло и мягкость чужой кожи, помнили каждую костно-мышечную линию и изгиб, и она знала, что больше никогда не сможет прогнать от себя фантастическое ощущение этой изумительной, неповторимой, непохожей ни на кого девушки. Что больше никогда не сможет прогнать ее из своей головы. Мимо с шумом промчалась влюбленная парочка на велосипедах, и Лиса, проводив их взглядом, потянула Дженни за собой с лавочки. – Хоть тучек и нет, я все же думаю, нам стоит заглянуть за пончиками. Не знаю, как ты, а я лично проголодалась. И просто умираю от желания выпить чашечку горячего шоколада! На сей раз предложение оказалось слишком заманчивым, чтобы от него отказываться, и Дженни, кивнув, поспешила следом за девушкой за бесподобными кручеными пончиками и вкуснейшим шоколадным напитком.햇 빛
Ноябрь сменил солнечного красно-золотого предшественника порывистыми ветрами и ливнями, все чаще скрывая за низкими, быстро бегущими облаками стынущее по окончании межсезонья дневное светило и окрашивая красочный осенний Сеул в унылый блекло-серый цвет. Последние червонно-янтарные листья облетали с деревьев, укрывая сырые, пестрящие разноцветными зонтами улицы, а на заасфальтированных проспектах и дворах росли и подстывали глубокие застойные озерца-лужи. Типичная для Южной Кореи поздняя осень вступала в свои права, но, несмотря на усиливающуюся непогоду, две нашедшие друг друга в большой безликой толпе души продолжали видеться ежедневно. Традиционные и такие важные встречи возле метро по утрам, неспешные возвращения обратно от здания офиса Сочо-дон, веселые посиделки по субботам и воскресеньям со стаканчиками зеленого чая на берегу ручья Чхонгечхон и, конечно, прогулки в парках оставались для Дженни и Лисы неизменными, создающими и поддерживающими свою собственную уникальную атмосферу, которую ни раскрытый над ними зонт, ни замерзшие пальцы, ни промокшие ноги не были способны испортить. Лекции Лисы обычно заканчивались в три часа, но девушка упорно дожидалась завершения рабочей смены подруги, чтобы проводить ее до метро. Едва из стеклянных крутящихся дверей показывалась знакомая женственная фигурка с тростью, как Лиса тотчас брала ее под руку, становясь незаменимым ориентиром и спутником, а стоило брюнетке проснуться и отключить звенящий будильник поутру, как она непременно обнаруживала на своем телефоне бодрое голосовое сообщение: «Доброе утро, онни! Пусть этот день подарит тебе так много радостных и позитивных моментов, что улыбка не сойдет с твоего лица ни на секунду! Буду ждать тебя на площади без четверти девять, как обычно. До встречи!». «Дженни-я, привет! Ко мне в окно ворвался лучик солнца, и я сразу подумала о тебе! Сегодня в Сеуле для меня сияют сразу два солнышка, чему я бесконечно рада! Жду не дождусь увидеть второе!». «С добрым утром, дорогая Дженни. Прости, я сегодня проспала, поэтому задержусь минут на десять. Не уходи без меня, пожалуйста! Обнимаю». Всегда что-то теплое, душевное, искреннее. Всегда разное, интересное, оригинальное. Лишь только смартфон подавал вибросигнал о присланном смс, сердце радостно подпрыгивало и пускалось вскачь, и лежащая в уютной кровати Дженни начинала улыбаться прежде, чем гаджет проигрывал ей запись. Лиса не скупилась на добрые пожелания и слова, искренне надеясь подарить ими как можно больше хорошего настроения и позитивных эмоций и не подозревая о том, что самые позитивные и положительные из них ей дарит она сама. Интерес девушки к ней не иссякал и был настолько устойчивым и серьезным, что часто думающая об их дружбе Дженни честно не понимала, чтó Лиса в ней нашла. Обыкновенная брюнетка стандартной корейской внешности: невысокая, длинноволосая, худенькая, не в меру неуклюжая и рассеянная. И, к несчастью, слепая. Вопреки врожденной особенности, избавиться от которой ей было не суждено, Дженни честно старалась не думать о том, насколько сильно это осложняет их общение с Лисой. Начиная от обычной пешей уличной прогулки и заканчивая покупкой еды в магазине, младшей все время приходилось ее поддерживать и следить, чтобы незрячая онни не упала, не расшиблась, не ударилась и не заработала себе очередной синяк, появление которого неравнодушная блондинка воспринимала болезненнее, чем сама, давно привыкшая к травмам подруга. В детстве Дженни без конца оберегали родители, по понятным причинам боявшиеся за жизнь единственной дочери, но с тех пор, как она решила переехать из Соннама в Сеул и начать жить самостоятельно, ответственность за свою безопасность пришлось взять полностью на себя. Дженни не любила думать о себе как о нуждающейся и дефектной, не любила гиперопеку и чрезмерное внимание из-за своего недуга, но рядом с лучезарной, здоровой, полной неисчерпаемой жизненной энергии и оптимизма Лисой ощущение собственного бессилия и ущербности постепенно становилось просто невыносимым. Невзирая ни на какие препятствия, Лиса оставалась рядом и не жалела на поддержку старшей напарницы никаких своих ресурсов и сил, и ставшей уже почти зависимой от нее Дженни до последнего хотелось верить, что их общение основано на взаимном искреннем интересе, а не на банальном сочувствии и деле чести. Однако чем больше проходило дней, тем сильнее брюнетка в этом сомневалась. Хоть Лиса и не подавала вида, девушка всем сердцем ощущала исходящее от нее сострадание, жалость и бесконечные попытки так или иначе упростить ей жизнь. То и дело младшая будто случайно ловила ее ладошку в свою, подхватывала на опасных участках, укрывала от грубой толкающейся толпы, следила за ее самочувствием, ухаживала за ней, и мучимая опасениями и бесконечным чувством вины Дженни с каждой новой встречей все больше грустнела и замыкалась в себе. Да, Лиса говорила, что ей хочется этого самой, но в чем прелесть присматривания за инвалидом? В чем его значение, смысл для нее? Дженни не понимала. Ей хотелось стать для Лисы другом, близким человеком, кем-то действительно важным и дорогим, а не живым, подкинутым по несправедливости судьбы балластом, из-за которого теперь ей приходилось терпеть столько неудобств и проблем. Из-за которого теперь ответственная и сердобольная Лиса не имела возможности строить нормальную и счастливую личную жизнь. Токсично доминирующая мысль о собственной неполноценности и вероятном навязывании себя Лисе в конечном итоге стала перекрывать даже удовольствие от их дружбы, и Дженни находила, что, сколь бы сильно она ни дорожила этой красивейшей, прелестной, ниспосланной ей самими Небесами девушкой, изводить и мучить ее собой она не имеет ни малейшего права. Ведь такая, как Лиса, заслуживала лишь только самого лучшего. И неважно, какую цену придется за это заплатить. Однажды серым ненастным утром Дженни решила поехать на работу немного раньше своего обычного времени и совершенно другой дорогой. Она знала, что Лиса, как обычно, будет ждать ее с зонтиком на выходе со станции метро Кванхвамун, чтобы вместе пройти через одноименную площадь до офисного здания на улице Сечжон-но, поэтому воспользовалась соседней линией подземки, дабы выйти с другой ее стороны. Подобный поступок был отнюдь не самым дружеским и корректным, однако позвонить и сказать: «Лиса, извини, но нам нужно прекратить общение, и не спрашивай меня почему» Дженни попросту не могла. Терять ставшую ей такой родной и любимой девушку было страшно, но еще страшнее было продолжать удерживать ее возле себя, зная, что где-то ее наверняка ждет другой, любящий ее человек. Чужое беспокойство и ожидаемые поиски пропавшей онни не заставили себя долго ждать. Только за первый день Лиса позвонила ей девять раз, на второй и третий – двенадцать, но, то и дело слыша поставленный на ее входящий протяжный романтичный припев песни «Crazy Over You», Дженни затыкала уши и медленно считала про себя до тех пор, пока настойчивая k-pop мелодия не умолкала. Боже, и зачем только она поставила песню с такими словами на звонок? Да еще и от Лисы?.. Ощущая себя подлой предательницей и трусихой, девушка не брала трубку, не заходила в голосовой чат, не появлялась больше на площади и главной улице и каждый день засиживалась на работе до позднего часа, зная, что Лиса наверняка будет пытаться выловить ее у здания Сочо-дон. Как бы ни было больно и тяжело, Дженни знала, что это временно. Да, Лиса потеряла ее, но так же, как и привыкнуть к ней, она отучится от манеры общаться с несчастной слепой брюнеткой, никоим образом не подходящей ей ни в качестве подруги, ни в качестве девушки тем более. Их невинное и поначалу кажущееся лишь спонтанным общение слишком затянулось, все больше приобретая яркие романтические черты, и, несмотря на разрывающую изнутри тоску, Дженни чувствовала, что ничем хорошим это не кончится. Во всяком случае, только не для нее. Во-первых, что она может дать Лисе, чем увлечь, как отблагодарить за все, что она ради нее делает? Так просто, так бескорыстно, так искренне? Во-вторых, каким образом им дальше строить с ней отношения, если Дженни даже чашку за собой не удавалось помыть без приключений? Она уже давно бросила привычку считать количество перебитой сослепу посуды, порванных проводов, опрокинутой мебели и сломанных пальцев, а уж о полученных синяках и ссадинах и говорить было нечего. И, в-третьих, может ли у них с Лисой вообще быть какое-либо будущее, если ни единого дня прошлой и настоящей жизни глаза Дженни не различали ничего, кроме сплошного непроницаемого черного цвета?.. Ведь их первая встреча и все, что было после нее, казалось теперь потерянной в водовороте личных переживаний и комплексов Дженни лишь злой насмешкой судьбы, коварным людским капканом, роковой ошибкой, не должной вылиться ни во что, кроме спонтанной помощи ей после того падения на площади. Все зашло слишком далеко, и она обязана была что-то с этим делать. В среду она вновь засиделась в офисе допоздна, специально оставшись сверхурочно на вторую смену. Рабочие помещения опустели ближе к девяти вечера, и Дженни, приняв последнюю телефонную жалобу по бракованному товару, уже в десятом часу села в полупустой вагон метро и доехала до станции Сураксан, недалеко от которой располагался ее дом. В районе Новон, где она снимала крошечную квартиру-студию, на аренду которой едва ли хватало половины зарплаты, всегда было чрезвычайно шумно, и мечтающая о тихом спокойном жилом уголке Дженни очень надеялась, что в этот час улицы квартала уже были безлюдны. Простукивая привычным образом путь тростью, девушка поднялась по ступенькам лестницы к выходу из подземки, думая о необходимости зайти в магазин и купить себе пакетик лапши быстрого приготовления к ужину, но, едва выйдя из больших стеклянных дверей, была остановлена чьей-то уверенной бесцеремонной хваткой. Кто-то сильный обвил ее за талию и оттащил в сторону, явно не желая оставаться на видном месте в проходе, и напуганной до полусмерти Дженни хватило всего секунды, чтобы узнать обладательницу этих бережливых, но кажущихся сейчас такими напряженными и взвинченными объятий. – Дженни... наконец-то! Привет... О нет… Острая оборонительная реакция последовала незамедлительно и, несмотря на сводящее с ума желание взаимно прильнуть к любимым до безумия и боли рукам и раствориться в них, как в самом безопасном и теплом море, брюнетка в очках дернулась и в сердцах выпалила: – Лиса, пусти меня! – Что...? Дженни с трудом высвободила одну руку и, расплакавшись, повторила: – Пусти меня! И уходи! Пожалуйста! Просто... уходи! Слышишь? – Но… почему? Что случилось? Требовательная хватка поперек туловища ожидаемо не ослабевала, и Дженни чувствовала, как к ней подступает, набегает, подкрадывается зловещий приступ панической атаки и как обхватывают горло колючими ледяными лапами жестокое бесконтрольное отчаяние и дикий парализующий страх. Она все-таки ее нашла. В огромном городе. В неистовой беготне. Среди миллионов голосов, лиц и адресов. Как??? – Ничего, просто… Перепуганная, встревоженная и будто сама не своя Дженни попыталась вырваться и сбежать без всяких объяснений, сил и храбрости на которые у нее не нашлось бы и во веки веков, – сбежать, хоть и такой слепой, беспомощной, жалкой; неважно, куда, неважно, как, лишь бы не стоять сейчас возле метро и не участвовать в разговоре, грозящем окончательно добить ее израненную, истосковавшуюся, гибнущую без обретенного так быстро и бесповоротно смысла душу, – но невероятно сильные и цепкие руки сгребли ее в охапку, как котенка, и прижали к чужому-родному телу так крепко, властно и безоговорочно, что на мгновение Дженни стало страшно, что они раздавят ее… …что они навек подчинят ее себе, околдуют, похитят, украдут, и что она никогда… никогда больше не сможет никуда от них деться – даже если Солнце погаснет, земля поменяется местами с небом, Ад – с Раем, а все планеты остановят свое движение и сойдут с орбит… – Дженни, я не никуда тебя не пущу и не уйду, пока ты не объяснишь нормально, что происходит! Ты исчезла внезапно, ничего не сказав и даже не подумав о том, как это может меня ранить! Как это может быть жестоко по отношению ко мне! Почему, Дженни?! Разве я не заслужила честности с твоей стороны? Я места себе не нахожу, не сплю и не ем, разрываясь от волнения и тоски, не зная о тебе ничего вторую неделю! Я обегала половину Сеула, разыскивая тебя, обзвонила кучу больниц и фондов социальной поддержки! Мне еле-еле удалось выпросить у них твой домашний адрес! Ты не выходишь на связь, не слушаешь голосовые в чате, у здания офиса тебя тоже не дождаться! В чем дело, объясни наконец! Ты больше не хочешь меня знать?! Дженни сглотнула и затряслась, обнаруживая, как силы предательски покидают ее, не оставляя шансов на сопротивление и превращая ее в крошечное, безвольное, слабое, прирученное ловкими руками охотника создание. Она знала, что Лиса права, знала, что обязана была все рассказать ей, расставить все точки над «i» и поскорее освободить ее от себя. Потому что если Лиса ее сейчас же не выпустит, если сейчас же отсюда не уйдет... Если продолжит вот так с ней стоять... Если... – Нет, Лиса, я просто не могу! Не могу, слышишь?! – Чего ты не можешь, онни? Чего?! Теплая бархатная ладонь поддела ее за подбородок и заставила обратить лицо на прижимающую ее к себе девушку. Слезы текли ручьем, обсыпая неводостойкую тушь и заливаясь в рот неровными солеными струйками, и брюнетка никак не могла успокоиться и собраться с силами, чтобы произнести главное. – Не могу... мучить тебя собой... не могу... быть с тобой... не могу больше... я… не могу... Ее еле слышимый голос прервался, перекрытый глухими рыданиями, и Лиса безуспешно пыталась вникнуть в то, чтó Дженни Ким в порыве охватившей ее истерики стремилась до нее донести. – Господи, маленькая моя, глупая девочка... О чем ты, ради святых, сейчас говоришь?! – допытывалась она, совершенно не узнавая хрупкую, бледную, невесть чем расстроенную, похожую на ангела с обломанными крыльями девушку. – Я говорю о том, что не могу находиться с тобою рядом! – задыхаясь от душащих ее слез, выкрикнула Дженни. Круглые очки свалились с носа, звонко брякнувшись об асфальт и обнажая красные заплаканные глаза, что слепо таращились перед собой, не в силах увидеть ту, что больше всего хотели, но Дженни было уже все равно. – Прости меня, прости, я знаю, что надо было все рассказать сразу, но я не смогла… не смогла, Лиса!!! Я привыкла… я так привыкла к тебе… Я не верила никогда, что такое возможно! Что я смогу когда-нибудь кого-нибудь так полюбить! Но ничего не будет… ничего, потому что я – хроническая инвалидка без нормального жилья и денег, без нормальной жизни, жалкая и незрячая! Я неполноценна, Лиса, и ты сама это прекрасно знаешь! Я с трудом ориентируюсь вокруг себя, с трудом передвигаюсь и даже перейти дорогу для меня – проблема! Я – обуза и не приношу тебе ничего, кроме забот! Это сводит меня с ума, это не дает мне покоя, и я решила... я решила, что без меня тебе будет лучше… Она хотела было продолжить, но лихорадочный самоуничижительный поток ее слов был прерван несдержанным пылким поцелуем, от которого она мгновенно умолкла и едва не потеряла сознание. Губы Лисы… Поверх ее… Так горячо. Так по-настоящему. Так серьезно. БОЖЕ ПРАВЕДНЫЙ… – Лучше?.. Дженни Ким, какая же ты все-таки дурочка. Я жить без тебя не могу, а ты считаешь, мне будет лучше?! – мягкие-мягкие губы-подушечки отстранились от нее всего лишь на миллиметр, и Лиса, обхватив руками рыдающее пуще прежнего лицо, горячо, страстно и убедительно зашептала: – А теперь, пожалуйста, помолчи и послушай меня внимательно. Ты – самая лучшая, необыкновенная, добрая, красивая и полноценная девушка из всех, что мне когда-либо доводилось повстречать в жизни! Ты – моя радость, мой свет, смысл каждого моего дня, и я не мыслю его ни единого без тебя! Я засыпаю и просыпаюсь с мыслями о тебе, схожу с ума, не получая твоих сообщений и даже не видя тебя в сети, ищу в каждом лице на улице лишь тебя, без конца придумываю поводы с тобой встретиться… А ты решила, что мне будет без тебя лучше? Решила за нас двоих?! Растерянная и ошеломленная Дженни всхлипнула, не веря своим ушам. Пальцы девушки продолжали удерживать ее голову, посылая по всему корпусу волны нестерпимого жара, смешанного с миллионами гальванических искорок, и взглянувшая вдруг на ситуацию совсем под другим углом брюнетка стыдливо затихла. Неужели Лиса… испытывает к ней все то же самое? Неужели за ее присутствием, участием и поддержкой кроется нечто гораздо большее, чем банальное сострадание и желание помогать? Неужели она, нелюдимая, обреченная да забитая, в кои-то веки встретила действительно своего, предназначенного ей человека?.. – Но... как? Как же это… – слова вырывались из хрипящей, сдавленной будто раскаленным обручем грудной клетки с огромным трудом, и Дженни боялась, что вот-вот задохнется и наряду со зрением потеряет еще и голос. – Я ведь даже не могу тебя видеть, Лиса! Я не могу видеть этот мир – не могу видеть ничего! Мои глаза... их нет, понимаешь?! Их нет и никогда не будет! Схватив ее слабые, дрожащие от холода и тревоги руки, Лиса прижала их к своим губам, запечатывая фаланги в нежнейший трепетный поцелуй, согревая их своим теплом, небезразличием, потребностью и любовью, и преисполненная открывшейся ей так красиво и искрометно истиной девушка внезапно осознала, чтó она может прямо сейчас ей сказать. – Я, Дженни. Я буду твоими глазами. Буду твоим миром, твоим солнцем, твоей самой яркой и детальной картиной, буду твоей главной путеводной звездой. Буду для тебя той, кем ты сама захочешь и попросишь меня. Сейчас, сегодня, впредь и всегда... Если только ты мне позволишь и скажешь «да». Дженни застыла, страшась, что еще секунда, еще одно-единственное роковое мгновение, еще одно сказанное Лисой слово – и она рухнет без всяких чувств и признаков жизни прямо посреди улицы. Тысячи слов застряли невысказанными поперек горла, тысячи мыслей проносились в ее уме, путаясь и сбиваясь друг с другом в бессмысленную и безразборную кучу, но все, что могла заробевшая, обескураженная, лишенная дара речи девушка, – это стоять в желанном плену самых любимых и самых дорогих на свете объятий, вдыхать головокружительный, до боли родной древесно-цветочный аромат духов, впитывать в себя прикосновения похожей на изысканный паучий шелк кожи и молиться… молиться о том, чтобы все это оказалось не плодом ее разыгравшегося воображения и не обидным, бесследно рассеивающимся поутру сном. Чтобы это все… чтобы все-все это действительно происходило с ними. – Пожалуйста, позволь мне быть с тобой… – тем временем продолжала шептать ей Лиса, заверяя, убеждая, заклиная и уже не сдерживая душащих ее саму слез, – позволь тебе и мне стать нами. Я клянусь, что никогда тебя не обижу и не дам этого сделать никому другому. Я не дам тебе думать о себе плохо, не дам никаким сомнениям и страхам разрушить тебя изнутри. Я люблю тебя, Дженни Ким, и хочу разделить каждый свой день с тобой. Я хочу просыпаться рядом каждое утро и спешить на кухню, чтобы приготовить для тебя завтрак. Хочу видеть, как ты улыбаешься, когда я шучу или когда играет наша любимая с тобой песня. Хочу провожать и встречать тебя с работы, дарить подарки, заботиться о тебе и знать, что у тебя – моей девушки – все хорошо. Я хочу держать тебя за руку, прижиматься к тебе и чувствовать, как бьется твое маленькое сердечко. Хочу делать ради твоей улыбки и твоего счастья абсолютно все. Боже, я так много всего хочу для тебя сделать… И я обещаю, что, если ты мне позволишь, я открою и покажу тебе так много этого мира, как не смог ни для кого и ни разу ни один живущий в нем человек. Высокий мелодичный голос Лисы дрогнул и прервался, перекрытый бессильным плачем, а Дженни будто бы продолжала слышать оглушительное, неугомонное, звенящее в перенапряженном осеннем вечере: «Пожалуйста, Дженни, пожалуйста... УМОЛЯЮ...». Ведь Лиса не знала и не могла знать, что она сама едва ли не с первого дня их встречи готова была молить ее о том же самом. Готова была молить ее не только показать ей весь этот мир, но и самой стать им для нее и вести за собой туда, куда она пожелает. Стать ее светом, спутником, телохранителем, проводником – сияющим, пробуждающим, оживляющим, неотступным и ежеминутно радующим ее своей теплотой и улыбкой. Готова была молить ее просто быть. …И никогда, ни при каких условиях не отпускать ее от себя. – Я согласна, Лиса… согласна на все ради тебя. Вокруг дышал и гудел живой город: бежали спешащие по своим домам прохожие, шумя разговорами и громкой музыкой, неслись машины, жужжала трансформаторная подстанция, а две девушки, не замечая ничего этого, так и стояли у входа в метро, пока слезы градом катились по щекам обеих, смешиваясь в единые общие ручейки раздирающего на части горько-соленого отчаяния, немого крика и потребности задержаться в этом судьбоносном мгновении навсегда. Каждая думала о чем-то своем – самом больном, самом нужном – и казалось, в этот священный, решающий все момент даже их ауры слились воедино, образуя общий непрерывный поток мыслей, желаний и чувств и не позволяя двум юным, любящим, не могущим жить друг без друга сердцам разъединиться. Обеих взрывал изнутри целый шквал самых разных и противоречивых эмоций: растерянность, радость, страх, благодарность, облегчение, надежда, счастье, и преисполненные необходимостью быть вместе девушки сознавали, что отныне им предрешено все делить на двоих. Руки занемели, а пальцы уже не двигались, но ни одна из них не находила в себе сил разомкнуть объятия. Самые важные, самые ценные, самые дорогие. И неважно, что будет потом. Лишь бы еще чуть-чуть… лишь бы еще побыть вместе и рядом после целых десяти мучительных, кажущихся жестокой вечностью дней разлуки. – Это… намного больше из того, о чем я когда-либо мечтала, Лиса… – Дженни не была уверена, что готова была говорить об этом, но, слова, неловкие и сумбурные, полились из освобожденной, дышащей наконец в полной мере груди сами собой. – Я никогда не думала, что мои чувства к тебе могут быть взаимны… Что они могут быть… именно такими. Я ведь всего лишь… – Тшш, моя девочка… – рот Дженни прикрыла чужая ладонь, пресекая очередную попытку онни в чем-либо обвинить и принизить себя, – не стоит об этом. То, как ты тогда думала, – неверно. Лучше скажи мне, о чем ты думаешь прямо сейчас. Пожалуй, это была самая правильная и логичная в данную минуту просьба, и Дженни, уткнувшись носом в нежные, пахнущие персиковым кремом руки, честно ответила: – Я думаю о том, что я – самый удачливый и счастливый человек на Земле… О том, чем я заслужила такую девушку... О том, что я тоже… тоже тебя люблю… О том, что отдала бы все, что у меня есть, за возможность быть с тобой рядом и… – она помолчала, а затем чуть тише, застенчивее добавила: – И еще мне почему-то хочется стаканчик Милкиса... и фисташковое мороженое… Повисшее в воздухе напряжение и неопределенность рассеялись окончательно, когда сквозь текущие потоки слез – уже не от волнения, но от счастья – наконец пробились первые облегченные улыбки. Большой кровожадный город, жаждущий поглотить одинокую, напуганную, потерянную в его дебрях душу, раздвинул зловещие стены и отступил, являя свободное безопасное пространство для любви, новых свершений и будущей жизни, и прижимающаяся к Лисе Дженни со всей искренностью поблагодарила его и себя за то, что она выстояла, вытерпела, не сломалась и дождалась наконец ту, с кем ей уже совершенно нечего и некого будет бояться. Ни здесь, ни где-либо еще. Никогда. Крепче обняв невысокую хрупкую девушку, Лиса зарылась носом в ее душистые темные волосы и предусмотрительно сообщила: – Уже поздно и ты наверняка еще не ужинала. Пойдем, глупышка моя. Здесь есть неплохой ресторанчик поблизости, я возьму тебе рамен с креветками и твой любимый молочный десерт. И сама тебя покормлю, чтобы ты не упрямилась и не выдумывала больше никаких глупостей, ладно? А потом заберу тебя навсегда к себе. И ни за что – слышишь? – ни за что больше не выпущу твою руку и не дам тебе от меня сбежать. Потому что для меня этот мир так же темен, холоден и бессмысленен, если я не чувствую тебя рядом. Замерзшие девичьи пальцы сплелись между собой привычным образом, складываясь в неразрывный общий замóк, и Лиса, подобрав вещи девушки, потянула ее в сторону играющей на открытой веранде музыки и непередаваемых запахов пряной корейской кухни. Несмотря на позднее время, вечер был в самом разгаре, обещая впереди еще немало сюрпризов, и Дженни невольно подумала о том, каким сказочным и романтичным он становится, когда проводишь его в компании любимого человека. Каким сказочным и романтичным становится абсолютно все, если рядом тот, с кем каждый прожитый миг превращается в настоящее чудо, а сердце поет и ликует так, словно вот-вот выпрыгнет из груди, чтобы поделиться своей радостью со всеми вокруг. – Все, Дженни Ким. Пошли со мной, пока мы не превратились в ледышки на этом ветру. Я себе не прощу, если ты заболеешь. Охотно кивнув, Дженни двинулась вместе с девушкой к шумящей пятничными гуляниями и весельем улице. Порывы осеннего ветра усилились, шурша вокруг опавшими кленовыми листьями и обещая принести к ночи серьезное похолодание, но она знала, что рядом с Лисой ей не суждено будет заболеть и замерзнуть. Ведь больше, чем что-либо еще в этом мире, девушка по имени Дженни Ким мечтала увидеть солнечный свет. Яркий, магический, дивный, животворящий, в котором можно было укрыться, как под защитным куполом, от всех опасностей, тревог и забот и быть уверенным в том, что сквозь него к тебе не пробьется никакое зло. И теперь, держась за самую родную, самую теплую и самую надежную в мире руку, она точно знала, что не просто его увидела, а обрела свое собственное, личное, негасимое ничем Солнце.