Вечность и немного больше

      Малайзийское солнце… обжигает.       Нанами подставляет его лучам своё бледное, осунувшееся лицо, давая пройтись теплом по спазмированным мышцам и глубоко залëгшим синякам с морщинами под глазами. На самом деле, Кенто удивлён, что, будучи за пределами своей жизни, он не утратил способность воспринимать окружающую его действительность. Влажные волосы обдувает морской ветер. Он со свистом проносится мимо ушной раковины и, смешиваясь с аккуратным шелестом прибрежных волн, заполняет еë лёгким гулом. Холодит намокшие от солёной воды пальцы, змейкой заползая под заправленные манжеты рубашки, пуская ворох мурашек по разгорячённой малайзийским зноем коже. Нанами чувствует. Он впитывает эти ощущения, будто смог распробовать их совершенно по-новому. Так, как ему было недоступно прежде. Он вдыхает морской воздух и чувствует, как грудная клетка набухает, раскрывается точно паруса старого фрегата, возвращающегося после долгого странствия домой в тихую гавань. Ощущает разглаживающуюся ткань рубашки, из-за чего та не сильно натягивается поперёк груди. Нанами чувствует. Он всë это чувствует так же отчётливо, как и насквозь промокшие штанины бежевых слаксов из-за нахождения в воде по самые бёдра. При жизни подобное положение вещей выбесило бы его не меньше очередного идиотского розыгрыша от Годжо. Сейчас же это ощущается так же естественно и закономерно, как и Хайбара, сидящий на суше в тени пальмового дерева. Парнишка, прижав ноги к себе, не издаёт ни звука. Он не мешает. Даёт время прийти в себя, смыть с натруженных мышц усталость и изнеможение, растворить в морской соли боль, страх и страдания, вывести жаром весь холод и мрак, отравляющие душу мага последние несколько дней, а, может, и лет. Только дёрганные движения правой ногой, широко распахнутые глаза и вздёрнутые кверху брови выдают его нетерпение. Нанами стал… мужчиной. Это больше не угловатый подросток с прилизанной чёлкой, не желающий видеть ничего и никого, кроме плаката Джерарда Уэя на двери в свою комнату и слышать, помимо песни Cancer¹ от всë того же вокалиста. Теперь это респектабельный молодой человек с навороченными часами, который носит стильные костюмы двойки, сочетая их с красивыми цветными рубашками. Рубашками, которые непозволительно хорошо подчёркивает его раздавшиеся плечи и точеный рельеф перекатывающихся под хлопчатобумажной тканью мышц.       Нанами возвращается на берег к Юу. Юноша позволяет себе ещё раз пробежаться по тренированным мускулам взглядом и отметить задней мыслью, как много скапливается слюны во рту от этого зрелища, прежде чем набрать полную грудь воздуха и выдать:       — Это так ты, говоришь, пошёл работать клерком, да? Офисные работники так не выглядят, не ври мне, Нанами! — Хайбара предъявляет, но в его словах нет ни капли упрёка. Лишь чистое, ничем не прикрытое веселье и задорное воодушевление.       — Я продолжал заниматься, — Нанами улыбается, склонив голову чуть вниз. Теперь на фоне друг друга они выглядят как преподаватель и студент, но точно не как бывшие одногруппники и товарищи.       — Ага, не удивлюсь, если ты и чесночные булочки успевал уплетать за нас двоих, — поднявшись и отряхнувшись от песка, Хайбара несильно стукнул сжатой ладонью старого друга по груди. Он не сводил с Кенто взгляда. Просто не мог. Хотелось. Жутко хотелось объять представшего перед ним шамана не только взглядом, но и тактильно. Руками прочувствовать, прощупать всю ту реальность, что сейчас была перед ним, и Юу был как на иголках от этого желания.       — Только, когда работал менеджером по продажам.       — А потом?       — Потом они закончились, — отвечает Нанами, не переставая улыбаться, глядя на бывшего одногруппника.       — О, жестоко с их стороны! Зная твою любовь к чесночному хлебу, урон от этого был не меньше, чем от проклятия особого ранга, — Хайбара смеётся. Парнишку переполняет восторг, и он готов чуть ли не фонтанировать обуявшими его чувствами. Однако же молодой шаман просто смотрит горящими глазами на Нанами, улыбаясь так широко и сильно, что вскоре щëки начинают болеть.       Мужчина ничего не отвечает. Вместо этого он протягивает к юноше руку, убирая у того чёлку с лица. Хайбара не сопротивляется. Он прикрывает веки, ластясь к руке точно котёнок, встречающий у порога квартиры хозяина после целого дня ожидания. Хайбара трётся щекой о шершавую, грубую, но безусловно родную ладонь, затем открывает кофейные глаза и задерживает всë ещё сверкающий взгляд на Нанами. Какое-то время они беззвучно смотрят друг на друга, что, кажется, даже солёные волны Южно-Китайского моря стараются вылизывать белоснежные куантанские пляжи как можно тише. Хайбара трепещет. И, наконец, сдавшись накрывшему его чувственному порыву, льнет к мужчине. Теперь, для того чтобы дотянуться до лица Нанами, Хайбаре нужно встать на носки, однако это совсем не помеха для парня. Он настойчиво, но мягко покрывает лоб, нос и щëки бывшего шамана невесомыми поцелуями, забирая ладонями лезущие в лицо светлые пряди назад и шепча как в наваждении:       — Нанами, мой Нанами…       Кенто подставляет лицо под поцелуи друга в точности так же, как до этого несколько минут назад он подставлял его лучам малайзийского солнца, и Нанами до сих пор не уверен, что греет его сильнее. Он глубоко вздыхает и прижимает Хайбару к себе, зарываясь одной рукой в его тёмно-каштановые волосы, а второй проходясь вдоль позвоночника. В один момент парнишка утыкается губами в губы мужчины. Нанами не противится. Он раскрывает свой рот, и их языки смыкаются с отчётливо уловимым чмокающим звуком. Юу давным-давно не греет его собственная кровь, но сейчас он ощущает настолько сильный огненный комок в груди, что, кажется, готов пожарить кому-нибудь яичницу на себе. Так-то парнишке и дышать нет смысла, однако тело играет с ним злую шутку, создавая ощущение дикого спазма в груди, так что Хайбара делает судорожный вздох настолько сильный и резкий, что он переходит в негромкий визг. Мимолётно юноша думает, что стоит вести себя с настолько статным мужчиной соответствующе, но мысль стремительно отметается. Во-первых, это его первый серьёзный поцелуй, а, во-вторых, у Нанами вообще висит зеркало дома? Хайбара был шаманом предпервого уровня, а тут дело особого ранга, не меньше, так что Юу решает для себя, что имеет право на несколько небольших огрехов. Тело, не нагруженное эмоциями и чувствами столько лет, теперь разрывает от переполняющих его ощущений. Хайбаре жарко. И в то же время холодно. В груди не достаёт кислорода. И в то же время его слишком много, что, кажется, поцарапай кто-нибудь Хайбару, он лопнет как воздушный шарик. Шарик, который сейчас медленно и склизко скатывается вниз, отдавая спазмами под животом. Парнишке мало места в сильном кольце рук, подбадривающе глядящих по спине, и в то же время хочется вжаться в Нанами настолько, чтобы слиться с ним воедино. Дабы ни малейшему атому не досталось места между ними. Хайбара не знает, как лучше целовать другого, но он вылизывает и лакает чужой рот, на который украдкой засматривался столько лет назад, настолько старательно, что чмокающие звуки перекрывают всё остальные вокруг.       Юу никогда не был хилым. Нанами отчётливо помнил, что даже в подростковом возрасте у парня была внушительная комплекция. Бледный, обескровленный, с уродливыми рваными ранами торс, кажущийся ещë рельефнее в сумрачном свете палаты морга навсегда отпечатался у мужчины в подкорке, как он не старался не смотреть на него. Однако сейчас парнишка кажется настолько хрупким и маленьким, что Кенто невольно боится его повредить. Мальчик так старается. Дёргано перекладывает ладони с плеч на предплечья. Сопит, всхлипывает. Думает открыть глаза, но тут же зажмуривается обратно. Нанами успокаивающее гладит юношу, чувствуя, как перекатываются мышцы под его руками, то расслабляясь, то напрягаясь заново. Несмотря на трагичность обстоятельств, в силу которых они оба здесь, Кенто рад. Всë самое страшное, что могло случиться, уже произошло, а значит, им ничего больше не грозит. И с Хайборой больше ничего не случится. Есть только они вдвоём и целая вечность.       Юу отрывается от лица мужчины, дыша тяжело и грузно, будто сейчас находится на вершине горы, на которую сам же, не останавливаясь, взбирался. Кенто всë ещë гладит мальчика по спине, ласково улыбаясь. Однако тут же Хайбара почти картинно сводит брови к переносице, хмуря вздернутый носик и задумчиво опирается подбородком о пальцы, выпячивая вперёд нижнюю губу:       — Я не могу поверить…       — М?       — Не могу поверить, что это всë проделал человек, который показушно отворачивался от экрана, когда показывали сцены с поцелуями и демонстративно закатывал глаза. Вот, чем ты занимался, пока меня не было, да, Нанами? — Хайбара красный как рак, растрепанный, с опухшими, влажными губами и огромными глазами, но счастливый и довольный, как сытый кот. Он смеётся. И Кенто вместе с ним.       — Эй. Нанами, — произносит Юу немного погодя, утыкаясь своим любом в лоб мужчины и игриво смотря на бывшего шамана.       — Да?       — Я люблю тебя!       — Я тоже, Хайбара, я тоже.       

…

      Солнечный диск медленно стекает за горизонт, на прощание заливая небосклон рыжим светом. Нанами не уверен, что бунгало, стоявшее на берегу моря было там всë то время, что он провёл на пляже с Хайбарой, а не сотворилось из воздуха каким-либо невообразимым образом по неизвестным законам этого места, но теперь, когда им вдвоём так уютно и хорошо сидеть в нём и смотреть из окна на закатное солнце, это не имеет никакого значения. Юу основательно прижимается к боку Кенто. Он чувствует его тепло и запах. Запах мужского парфюма, от которого у юноши ëкает в грудине. Его сердце уже несколько лет как не бьётся. Не может по определению. Однако что-то так и норовит выскочить из груди и метнуться прямо к находящемуся рядом мужчине.       Юу то и дело игриво чмокает Нанами куда-нибудь в щëку или же утыкается носом в изгиб шеи, вдыхая новый для себя запах родного человека. В один из таких моментов у Кенто падает на лицо чёлка:       — Нанами, эмо-фаза возвращается? — парнишка смотрит с задором, по-доброму.       — Не напоминай, — бывший маг пытается убрать выбившуюся прядь.       Хайбара помогает забрать соломенные волосы, радостно вспоминая, как Нанами в моменты крайне миролюбивого расположения духа, что случалось с ним непомерно редко (примерно никогда), мог позволить себе не наворчать на Юу за то, что тот трогает его голову. А парнишка крайне редко так делал, не хотел нервировать друга. Какое-то время они сидят в тишине. Юноша нарушает еë, повернувшись к мужчине, и негромко, будто боясь спугнуть момент, произносит:       — А расскажи мне, как там остальные! Как Сëко. Хочу узнать про новых студентов техникума. Кто тот розоволосый парень, которого так расстроил твой уход? — юноша устремляет кофейные глаза на мужчину.       — Хорошо, я расскажу.       — И даже про Годжо-семпая расскажешь? — парнишка игриво вздёргивает брови.       — Тц, не оскверняй это чудесное место этим именем, — Кенто устало трёт переносицу пальцами.       — Я так давно от тебя этого не слышал, Нанами! — Хайбара весело прижимается к боку мужчины.       Конечно, Кенто обо всëм расскажет. И о старых друзьях. И о новых студентах.       Ведь у них впереди целая вечность.       И немного больше. Конец