***
Такси (за которое всё же заплатил Минхо, потому что он хороший хён) высаживает их аккурат напротив клуба. Очереди уже нет, и, судя по сообщениям, которые Минхо успел прочитать в общем чате, все внутри ждут только их. Хотя Чанбин, судя по размытой селфи с бокалом, уже начал развлекаться. Когда они наконец пробираются через танцующую толпу к столику рядом с баром, который заняли их друзья, Минхо удостоверяется, что идея Феликса была восхитительной. Их замечают на подходе — спасибо неоново-синим волосам Феликса — но это выражение шока на лицах друзей, когда они понимают, что рядом с ним идёт Минхо, стоит, ну, всего. Минхо может уловить, пока приближается, как глаза абсолютно всех из их компании проходятся вверх-вниз по его телу, и это приятно. Он машинально находит взглядом сидящего в центре диванчика Джисона, и, чёрт, это пробуждает воспоминания. Тёмный взгляд широко распахнутых глаз, вытянувшееся от удивления лицо и абсолютное игнорирование собственного напитка у рта почти похоже на их первую встречу, когда Феликс позвал своего «друга с продюссерского» посмотреть на тренировку. Минхо нравится, что даже спустя несколько лет он всё ещё может заставить Джисона охуевать. — Хён, ты выглядишь… вау, это- — Охуительно выглядишь, вот что, — Чанбин рядом с Джисоном восхищённо присвистывает. — Можете поблагодарить Ликси, — Минхо машет в сторону друга, пока они усаживаются. Над столом прокатывается разной степени весёлости «спасибо, Ликси», когда Феликс, явно довольный собой, наконец, переключает внимание на действительно важные вещи: — Лучше скажите мне, почему Чанбини-хён уже в дрова, хотя мы опоздали всего на полчаса? — Два слова: «Профессор Кан», — бурчит Чанбин, и все за столом синхронно морщатся. Профессор Кан — преподаватель в их университете и ведёт историю музыки у Сынмина, Чонина, Чана, Джисона и Чанбина. Самого Минхо, Феликса и Хёнджина этот предмет в силу выбранной танцевальной специальности обошёл стороной, но рассказов они наслушались — с головой. Если Минхо попробует посчитать, сколько раз Джисон ныл ему о правках в работах для этого человека, ему не хватит всех пальцев на ногах и руках и даже по несколько раз. — У нас была сдача ежемесячных проектов на неделе, — объясняет Чанбин, щедро доливая себе ром в стакан. — И этот ублюдок сказал, что мой трек, цитирую: «бессмысленная клубная долбёжка». — Прямо так и сказал? — Минхо вскидывает брови в удивлении. Чан рядом сочувствующе кивает: — Чанбини надо полностью переделать трек к следующей неделе. — Знаете, что? — Чанбин обводит взглядом танцпол, — Пошёл. Он. Его обожаемый Шопен может трахнуть его в зад, и вот это уже будет бессмысленной долбёжкой. Все за столиком взрываются смехом. Злящийся Чанбин для тех, кто знает его достаточно, чтобы понимать, что за выдающимися мышцами рук нет ничего по-настоящему страшного, выглядит мило, раскрасневшийся от алкоголя и надутый.***
Спустя где-то час Минхо готов признать, что вечер проходит замечательно. Им всем точно нужно было передохнуть после сумасшедшей учебной недели, и возможность раствориться в приятной алкогольной дымке вкупе с пульсирующей энергией техно-музыки идеально для этого подходила. Минхо чувствует приятную расслабленность, когда решает покинуть танцпол. Феликс, Хёнджин и Чанбин остались в толпе, а Чана, Чонина и Сынмина нигде не видно. За их столиком, заставленным пустыми бокалами, сидит только Джисон, и Минхо чувствует дежа-вю, когда их взгляды встречаются. Они не разрывают зрительный контакт, пока Минхо профессионально уворачивается от снующих на его пути незнакомцев и, наконец, не приземляется на диванчик с тяжёлым уфффф. Какое-то время они сидят молча, пока Джисон не придвигается ближе, чтобы его голос было слышно за басами музыки. — Хэй, хён, — Минхо чувствует его дыхание на мокрой от пота шее, слышит запах алкоголя, которым разит, наверное, от них всех, а ещё — чувствует тяжесть чужой руки на своём бедре. — Хэй, Джисона, — Минхо поворачивается в ответ. Их лица близко. Не настолько, чтобы это можно было назвать некомфортным, но причина — Минхо ловит себя на мысли — вероятно в том, что границы их тактильности с годами стёрлись практически в ноль. — У тебя молния расстегнулась, — Минхо чувствует, как чужие пальцы чуть дёргают за собачку декоративной застёжки штанов туда-сюда, но глаз оторвать от чужого лица не может. Глаза Джисона — чёрные дыры из-за расширенных зрачков, волосы растрёпаны, а чёлка прилипла ко лбу. — Тебя это смущает? — М-м-м, не особо, — Джисон микро улыбается и поводит плечами. Минхо случайно залипает на блестящей от пота коже. — Просто подумал, что, если хён хочет показать всем здесь свои охуенные бёдра, за это стоит начать брать деньги. — Хорошая мысль, — Минхо делает вид, что задумывается, — Хотите вложиться в этот стартап, господин Хан? — Вам честно сказать, господин Ли? — его голос стал тише, словно Джисон действительно собирается поделиться секретом. Минхо приближается ещё ближе, так, чтобы они почти соприкасались носами, только чтобы лучше слышать. — Боюсь, я умру от зависти, когда проект стартанёт. — Возможно тогда господина Хана заинтересует персональное предложение? Эта фраза — брошенная граната. Минхо годами не задумывался о том, что произносит, когда он вместе с Джисоном: он всегда знал, что его поймут и поймут правильно. Здесь — то же самое. Минхо сказал то, что имеет в виду, и судя по тому, что в глазах напротив не остаётся ни осмысленности, ни света — его поняли. Минхо закрывает глаза, когда его губ касаются чужие. Поцелуй сразу же напористый, почти грубый. Никакой минутки, чтобы привыкнуть, никаких осторожных мгновений, чтобы узнать, как будет лучше и приятнее. Та магия, которой пронизано всё общение Минхо и Джисона, включается и здесь: они подстраиваются друг под друга в доли секунды. Не нужно неловких переглядываний сквозь ресницы или робких облизываний губ, чтобы сплестись языками. Не нужно пытаться невербально узнать границы: Минхо чувствует, как Джисон подаётся вперёд, прижимая его к спинке диванчика, как забытая на бедре рука приходит в движение. Вжикает молния, тёплая ладонь пробирается внутрь, не церемонясь обхватывая бедро, забираясь глубже, выше под ткань. Минхо и сам решает не терять время: забирается под майку, широким движением проводит по спине, от боков к плечам и обратно к пояснице, чувствует чужое напряжение — поза, в которой Джисон оказался, не то чтобы очень удобная. Они оба сопят в поцелуй, не желая отрываться даже чтобы отдышаться, предпочитая пытаться украсть глоток кислорода мимоходом, и от этого поцелуй становится более беспорядочным: с неконтролируемой слюной и пошлыми чмоканьями. Джисону, видимо, надоедает первому. Свободной рукой, что до этого блуждала по плечу Минхо, Джисон хватается за ошейнкоподобный чокер и дёргает, разрывая поцелуй и заставляя откинуть голову. Пока Минхо жадно глотает воздух, Джисон опускается к шее, буквально присасываясь к коже. Губы целуют и прикусывают, спускаясь всё ниже, пока Минхо помогает Джисону неловко усесться на своих коленях. Чувствует, как Джисон судорожно вздыхает, устраиваясь поудобнее, его рука опять на бедре, но уже на другом, снова забирается под молнию, пока вторая продолжает неконтролируемо оттягивать чокер так, что это почти больно. Минхо восхитительно поебать, пока он может притянуть Джисона ближе, и соприкосновение их тел вплотную заставляет вздрогнуть, потому что да: они оба явно возбуждены до предела. Джисон, благослови боже их ментальную связь, выпрямляется, думая, наверняка, о том же, о чём и Минхо: целующиеся в клубе парочки никого не удивят, но парочка, которая в шаге от того, чтобы заняться разнузданным сексом, вызовет вопросы. — Туалет? — Минхо приходится практически читать по губам, настолько громко шумит кровь у него в ушах. — Звучит отвратительно, я в деле. Они неуклюже поднимаются на ноги, чтобы взяться за руки, переплетая пальцы, и начать пробираться сквозь толпу к уборным. Минхо всё ждёт, когда его накроет неловкостью из-за происходящего, но ничего не происходит. Ни когда он случайно находит в толпе танцующего Хёнджина и вспоминает, что они вообще-то пришли сюда не одни, ни когда они, наконец, добираются до туалета. Все эти годы, все шутки, пошлые и не очень, все брошенные мимоходом «детка» и «дорогой», все вечера, проведённые вместе в кафешках, ресторанах и на берегу реки Хан, всё это привело их сюда: в грязный туалет клуба, наполненный пьяными людьми и сигаретным дымом, под яркий свет ламп. Джисон, от которого практическими осязаемыми волнами хлещет уверенность пополам с возбуждением, пьянит похлеще всего выпитого ранее алкоголя. Им везёт: самая дальняя кабинка свободна. Музыку практически не слышно, но от стен отражается вибрация басов, которая удивительным образом резонирует с нутром Минхо, заставляя того дрожать физически. Всё это, когда дверь кабинки торопливо захлопывается и поворачивается защёлка, выбивает из головы остатки сознания. Судя по тому, как быстро и неконтролируемо они начинают целоваться снова, Минхо такой не один. Его прижимают к двери. Джисон сегодня в ботинках на платформе, и это делает поцелуй идеальным с той сентиментальной точки зрения, которая не касается распухших губ и переплетённых языков. Это что-то о том, как комфортно, когда не нужно ни задирать голову, ни наклоняться, словно они с Джисоном самые идеально подходящие друг другу кусочки пазла. Стоять — тоже удобно, можно, наконец, распустить руки так, как хотелось. К чёрту плечи и спину, какими бы охуенными они ни были, у Минхо есть фаворит. Задница Джисона круглая и аккуратная, и Минхо сжимает её, не задумываясь, делает ли он больно, снова прижимая их тела друг к другу, восполняя то, чего лишился, пока шёл сюда. Они какое-то время потираются друг об друга, найдя восхитительный темп, пока Джисон не отстраняется первым — снова. — Хочу отсосать тебе, хён. И не дожидаясь ответа опускается на колени. В голове Минхо словно что-то громко ломается, огромный тайфун перемалывает все обрывочные «блять», «пиздец» и «это Джисон на коленях собирается мне отсосать» в труху, заменяя на картину, которая будет преследовать Минхо во снах. Тесная кабинка не оставляет места для манёвра, и Джисону приходится потратить несколько драгоценных секунд, чтобы устроиться на полу поудобнее. Воющая бездна в сознании Минхо успевает зафиксировать мысль про то, что Джисон сидит как грёбанная аниме-девочка, а затем любой проблеск сознания испаряется, едва Джисон задирает чужую футболку. У него необычно серьёзное лицо для быстрого отсоса в туалете клуба, и Минхо неожиданно чувствует, как теплеют его уши в смущении. Но на стеснении зациклиться не получается, потому что Джисон проводит языком по гладкому прессу. А затем ещё раз — по рубцу шрама слева. Облизывания чередуются с мягкими поцелуями, с попытками поставить засос у кромки штанов и лёгкими укусами на боках. Параллельно с этим чужие пальцы расстёгивают ремень и стягивают штаны всё ниже и ниже, пока Джисону не приходится прекратить ласки, чтобы разобраться с одеждой по-нормальному. Штаны спускаются до колен, открывая обычные серые боксеры с явственно проступающими очертаниями полностью вставшего члена. Минхо чувствует заминку и уже хочет сказать, что всё нормально и Джисон не обязан, но тот всё же решается и стаскивает бельё вниз к штанам. Перестав ощущать сковывающую ткань, Минхо не сдерживает облегчённого шипения. Джисон, видимо, воспринимает это положительно, потому что его ладонь сразу же смыкается вокруг члена, на сухую проводя вверх-вниз, задерживаясь у головки, чтобы оттянуть крайнюю плоть, и размазывая предэякулят пальцем. Минхо рассеянно думает, что это, наверное, то, как Джисон дрочит сам себе, и мысль эта откладывается на будущее. Момент снова затягивается: пусть прикосновения Джисона и приятны, Минхо видит его неуверенность в чуть нахмуренных бровях и поджатых губах. С трудом осознав положение своих рук в пространстве, — ранее он на автомате зарылся пальцами в волосы Джисона — Минхо чуть шевелит ими, почесав кожу на затылке, чтобы привлечь чужое внимание. — Оближи… сначала, — тихо говорит Минхо, когда Джисон вскидывает на него взгляд. Как в замедленной съёмке Джисон медленно кивает, а затем высовывает язык и проходится от основания к головке. А затем ещё раз в другом месте. И ещё раз. Минхо позволяет себе короткий стон, и Джисон, явно его услышав, начинает двигаться увереннее: обильно смачивает член слюной и чаще задерживается на головке, обводя её языком, пока, наконец, не насаживается ртом. Неглубоко, но у Минхо мокрый жар чужого рта и сжатые губы выбивают ещё один стон — уже громче предыдущего. После этого всё катится в пропасть. Минхо закрывает глаза, сосредотачиваясь на тактильных ощущениях и звуках. На том как Джисон то ускоряется, вбирая неглубоко, но помогая себе рукой, то насаживается медленнее, но глубже, помогая себе языком. В какой-то момент он чуть поворачивает голову, и Минхо частью сознания понимает, что касается головкой внутренней стороны чужой щеки. Это заставляет его представить, как они выглядят со стороны: щёки Джисона, которые всегда так очаровательно растягиваются от еды, сейчас наполнены чужим членом. Этого и ладони Джисона, огладившей яйца, достаточно, чтобы жар возбуждения, до этого мягко пульсирующий внизу живота, взрывом прошёлся по всему телу, едва позволив Минхо оттащить Джисона от паха за волосы, чтобы тот не подавился. Джисон из-за спешки случайно цепляет член зубами, и это срывает последний предохранитель, заставляя Минхо кончить с особенно громким стоном. Проходит несколько долгих секунд, наполненных тяжёлым дыханием обоих, прежде чем Минхо наконец открывает глаза. Лицо Джисона — грешный беспорядок: румянец, потёкший макияж, распухшие губы и потёки спермы. Минхо тянется к нему, за руку поднимая с колен, не обращая внимания на то, что ладонь тоже заляпана спермой, и снова целует. Поцелуй глубокий, с толикой усталости, но у Минхо ещё есть незаконченное дело. Он не уверен, что его, уставшего от выпивки, танцев и сногсшибательного оргазма, хватит на ответную услугу, но хотя бы подрочить Джисону он может. Тем более, у него уже есть некоторое представление о чужих предпочтениях. Однако его свободную руку, уже спустившуюся к чужому ремню, мягко перехватывают. Поцелуй прерывается, и Джисон мягко качает головой: — Мне уже не надо, хён. Какое-то время они молча смотрят друг на друга: точнее Минхо смотрит на Джисона, пытаясь переварить мысль, что его лучший друг только что кончил без рук, делая ему, Минхо, минет, а Джисон смущённо улыбается, рассматривая что-то левее чужого уха. Собрав, наконец, остатки того, что когда-то было мозгом, Минхо позволяет себе ответную улыбку: — Тогда поехали домой?***
Они быстро приводят себя в порядок, стараясь не обращать внимание на других посетителей, потом, снова не размыкая рук, проходят сквозь танцпол к выходу. Толпа разделяет их у гардероба, и Минхо, получив первым свою куртку, вываливается на улицу. На автомате пишет Чану, что они с Джисоном уезжают домой, чтобы их не теряли, на автомате вызывает такси. Прохладный ночной воздух выветривает остатки опьянения, и Минхо осознаёт, что залип, невидящим взглядом следя за иконкой машины в телефоне, только когда рядом останавливается Джисон. Они не говорят друг другу ни слова. Даже не смотрят друг на друга. Минхо лишь краем глаза видит, что Джисон начинает перекатываться с пятки на носок, потому что тревожность никогда не даёт ему стоять на месте спокойно. — Хён, я хотел…, — Минхо заставляет себя повернуть голову усилием воли. Джисон смотрит перед собой и кусает губы. Пыльный румянец на его щеках видно даже в свете неоновых вывесок. Он мнётся, вздыхает, но продолжает: — Я хотел извиниться. Ну да, это логично. Это была ошибка. Глупая, созданная из атмосферы, алкоголя и сексуальной неудовлетворённости, ошибка. Минхо буквально слышит слова раньше, чем Джисон начинает их говорить. Что-нибудь про то, что они поддались моменту, что между ними ничего не изменится, что им нужно всё забыть, что он надеется, что Минхо не было боль— что? — Ты, вроде как, догадался, думаю, что опыта у меня ноль, — говорит Джисон. — И даже если ты ничего не сказал, я же понял, что зацепил тебя зубами, ну, в конце, да и в целом всё могло пройти, ну, я не знаю, лучше? Романтичнее? В общем, хён… извини, я надеюсь, что у тебя всё в порядке, ну, там. Джисон поворачивается к нему с извиняющейся улыбкой. Минхо лишь надеется, что природный покер-фейс сейчас работает на все сто, и ни одна живая душа вокруг (и, самое главное, сам Джисон) не видят, в каком он ахуе. Он ощущает себя практически невесомым, пока мозг судорожно пытается обработать тот факт, что его не мягко отшили, когда они протрезвели, а просто извинились за неопытность. Из размышлений его вырывают мигнувшие фары машины, паркующейся рядом. «О, хён, это за нами?» — Джисон подходит ближе, чтобы они вместе посмотрели на экран телефона Минхо, сверившись с номером такси из приложения, а затем начинает идти к дороге. То, насколько это привычно и обыденно, насколько это не отличается от любого из тех раз, когда они допоздна сидели в каком-нибудь ресторанчике, рывками возвращает вылетевшую душу Минхо обратно в тело. Всё будет в порядке. Они будут в порядке.***
В такси они продолжают не смотреть друг на друга. Чем меньше пространства вокруг них, тем чаще в голове Минхо всплывают ассоциации со всякими тесными кабинками. Минхо любопытно, сколько времени понадобится ему, чтобы перестать вспоминать. Но часть его малодушно надеется, что переставать не придётся. Что случившееся будет ещё одним кирпичиком, вложенным в крепкое основание их с Джисоном отношений. Дружеских ли, любовных ли — неважно. Он почти пропускает момент, когда его касаются. Пальцы Джисона проходятся по ладони Минхо, расслабленно лежащей на бедре, чтобы переплестись с пальцами Минхо в подобие замка. Минхо немедленно сжимает чужую ладонь в ответ. На этот раз в этом нет ничего сексуального. Только тепло, разливающееся внутри не от того, что в машине работает печка, а от того, как естественно Джисон начинает разговор о том, как он не привык ходить с макияжем и его лицо устало от ощущения плотного тонального крема, о том, что на неделе вышла новая серия аниме, и он специально ждал выходных с Минхо, чтобы посмотреть её вместе. Они не доезжают до подъезда Минхо: выходят чуть раньше, чтобы закупиться в местном комбини сырным рамёном и газировкой. Между ними стоят обыденные разговоры, пока они поднимаются в квартиру, переодеваются в домашнее и устраиваются с едой в постели, поставив ноутбук с аниме на одеяло. Минхо невольно забывает обо всём произошедшем, растворяясь в моменте, пока они не заканчивают есть и не оказываются в привычной позиции: Джисон между ног Минхо, откинувшись спиной ему на грудь, подбородок Минхо на чужом плече, а руки обоих привычно переплетены на животе Джисона. Тепло. Уютно. А потом Минхо ловит себя на мысли. Даже не так. Он одёргивает себя, неожиданно осознавая, что на автомате чуть не сделали его руки. Он, видимо, уже какое-то время бессознательно теребил подол футболки Джисона, и сейчас едва не забрался под неё, чтобы коснуться голой кожи. Минхо это не понравилось. Нет, не то, что он чуть не облапал Джисона — снова, — а то, что его мозг вдруг решил задуматься, а можно ли ему. Без шуток: Минхо не мог вспомнить ни одного раза, чтобы за все годы дружбы ему пришло в голову ограничить свою тактильность. Наверно поэтому сейчас это ощущается как предательство самого себя. Поэтому Минхо делает самое логичное, что можно придумать в этой ситуации. Он игнорирует заполошно забившееся сердце и осознанно забирается под футболку Джисона, старательно делая вид, что происходящее на экране волнует его больше всего на свете. Джисон под его руками чуть вздрагивает, но не отстраняется. Наоборот: выпрямляет до этого согнутые в коленях ноги и словно растекается в объятиях Минхо, откидывая голову тому на плечо. Неудивительно, что Минхо снова чувствует желание. Но на этот раз это не то бушующее пламя, что было несколько часов назад. Это больше похоже на лаву, растекающуюся внутри. Он решает: к чёрту. Они в порядке. Поэтому Минхо делает то, что хочет: целует подставленную шею. Чувствует, как Джисон вздыхает, и целует ещё раз: в ямку у плеча, ближе к кадыку, у основания скулы и за ухом, касаясь волос, в щёку. И когда губы Минхо прижимаются к тёплой коже у уголка чужого рта, Джисон разворачивается. Неудивительно, что они снова начинают целоваться. Минхо ощущает странный восторг от того, какой оттенок имеют эти поцелуи: спокойные и уверенные. Как стабильность, как дом, как любовь. Когда очередной поцелуй заканчивается, Джисон отстраняется первым, но лишь для того, чтобы вздохнуть и снова приблизиться. На этот раз не для поцелуя, а чтобы прижаться лбом ко лбу Минхо. — Хён, ты же понимаешь, что нам придётся поговорить об этом? — Мы ужасны в серьёзных разговорах. Минхо пытается пожать плечами, но в их позе это ощущается так комично, что оба не сдерживают лёгких смешков. — Я понимаю. Просто хочу, чтобы это было сказано вслух. Чтобы оно стало реальным не только в моей голове, — Минхо несколько раз моргает, показывая, что слушает внимательно. — Ты мне нравишься, хён. Во всех существующих смыслах. Как человек, как друг, как соулмейт, как парень. И я знаю, что нравлюсь тебе тоже. Я никогда ни в чём не был так уверен, как в этом. Я… я думаю, что люблю тебя. Джисон улыбается и Минхо улыбается в ответ. Серьёзно, и что он должен на это ответить? Разве что… — Я думаю, что тоже люблю тебя, дурилкин.