***
Когда в классе появляется Чанбин атмосфера временно меняется. Новенький всегда что-то интересное и неизвестное. Каждый старается подступиться по-своему, чтобы понять, что за новый персонаж вступил на эту арену выживания. Ёнбоку же страшно. Он не знает, что можно ожидать от нового человека в классе, как и другие, но чужой взгляд кажется тяжелым и нечитаемым. Он близок к взглядам тех людей, что смеют поднимать на него руку. Он схож на тех, кто в порыве ярости, втаптывают его в грязь каждый раз, наслаждаясь чужими страданиями. Но Чанбин никак себя не проявляет. Он не лезет в компанию хулиганов, не сплачивается с ребятами из спортивных или других клубов, не проявляет себя в сторону девчонок, не веселится с гиками и задротами разных сфер. Он выбирает самую нейтральную и сильную позицию — одиночки. И никто, никто не смеет даже посмотреть лишний раз в его сторону, потому что чужой взгляд сразу прибивает к месту. Его низкий, хрипловатый голос звучит лишь на уроках, когда учителя спрашивают материал. Многие осознают, что появился еще один соперник по учебе, потому что Чанбин всегда знает ответы на вопросы. Но никто не спешит его пихнуть в команду ботаников, как и сам Со, уходя, едва прозвенит звонок с уроков, вместо того, чтобы остаться и заниматься. Попытки выйти с ним на контакт у большинства терпят неудачу и его негласно решают не донимать. Есть и есть. Чанбин становится тёмной лошадкой класса. Ли от этого ни черта не легче не становится. Однако пока все пытались понять, что он из себя представляет, наступает затишье. Никто не стремится показать истинных себя, чтобы тщательно проанализировать, как следует поступить позже. Ёнбока перестали трогать. Но он прекрасно понимает, что это временно. Передышка. Перерыв. Обновление собственных сил перед новым штормом.***
Ёнбок ощущает, как внутри всё опускается, когда при новой пересадке класса, Со становится его соседом. Хмурым, угрюмым и, кажется, постоянно недовольным. Он понимает это лишь теперь, потому что до этого Чанбин был в другом конце класса. Тот бурчит с поводом и без, когда решает тесты или задания. Фыркает, когда другие отвечают. Закатывает глаза при пояснениях учителей, когда задаются излишне глупые, по мнению Чанбина, вопросы. Он оказывается эмоциональным, бурно реагирующим, что весь накал присвоения описания «молчаливого и загадочного» разрушается на щепки в глазах его соседа. Ёнбок ожидает подвоха от его порывах или ругани или громких звуках, когда тот опускает стопку тетрадей или двигает стул, что, кажется, подпрыгивает каждая парта в кабинете, но нет. Тот никогда не лезет к Ёнбоку, демонстративно делая вид, что его тут нет. Ли это немного облегчает жизнь. Он сам осторожно идет на контакт, когда тот, ругаясь себе под нос, куда запропастился ластик, протягивает свой. Или делится с учебником. Или показывает, где остановились при общем чтении, пока Со возится со своими материалами по подготовке к экзаменам прямо на уроках. Этих «или» становится больше и больше с каждым учебным днем. Конечно, реакции особо не следует, поэтому Ли чувствует себя, мягко говоря, идиотом, но не мог прекратить этого делать. Даже такое взаимодействие хоть с кем-то, хоть как-то уже давало себе же понять, что он не бесполезный. Его Со не благодарит, но и не фыркает, молча принимая, что дают. Ёнбок воспринимает это, как маленькую победу в их неловком контакте, улыбаясь себе куда-то в плечо. Он прекрасно знает, что тому дела-то до него и нет. Но это почему-то все равно грело.***
— Что, ты думал, что мы забыли про тебя? — гогочет Дживон, пиная Ёнбока в живот, заставляя сжаться пополам и глотать судорожно, жадно воздух, лишь бы нормально вдохнуть. Из глаз слезы сыпятся, подобно искрам, смешиваясь с пылью и дымом сигарет. Одноклассник не стесняясь выдыхает эту дрянь прямо ему в лицо. Это было неожиданно. Это было так внезапно, что он правда забыл о том, что затишье — самое жуткое, что может быть перед предстоящей бурей. Потому что ощущение спокойствия, когда были катаклизмы ранее, самое лживое, что есть в этом мире. Он влетел так сильно в ограждение от чужой руки, что почти потерял сознание. А сейчас уже близок к этому, потому что Сон даже не думает тормозить. — Заимел дружка себе? — он пинает его в ребра, а после около паха, заставляя Ёнбок чуть ли не заскулить и громко всхлипнуть. Больно, чертовски больно. Как физически, так и морально. Он даже не поспевает за собственными мыслями, что хаотично и беспокойно бьются о каждую клетку. Он сжимается так, что слышит, как кости хрустят чересчур громко, болезненно ноя. Будут ли вообще силы встать у него? Вызвать скорую? Позвонить недалекому отцу и попросить забрать? Будет ли он вообще после этой расправы? — Скучно тебе стало? Я все ждал, когда ты протрезвеешь, — от его слов поднимается хохот гиен-подсобников. — Ждал, когда вспомнишь, что у тебя есть своё место, но нет. Как так, Ёнбок-а? Ёнбок дышит через раз, пытаясь хоть приподняться на слабых руках, чтобы показать полное безразличие на лице. Это ведь всегда срабатывало. Они отставали от него, получив свою долю «удовольствия». Но почему-то именно сейчас схема дала сбой. Видимо жажда была сильнее. — Как так, ты, блять, трогаешь его? — рычит кто-то рядом, от чего Дживон замирает над Ёнбоком. По кругу заходилась суета из шепота и возмущений, пока на глазах не показалась невысокая, крепкая фигура их одноклассника. Он не спешным шагом подходит к Ёнбоку, толкает со всей силы Сона в чужие руки, а после опускается на корточки. — А ты какого хуя лежишь и ничего не делаешь, а? Они кто, что имеют право касаться тебя? Кто эти мелкие говнюки, я тебя спрашиваю, Ли? — его рывком поднимают на колени, заставляя увидеть опешившие лица обидчиков. Ли морщится от новых болезненных ощущений и прикрывает глаза. Всё так невыносимо болит. Он не может уже терпеть. Он просто устал. Его укрывают бережно, кажется, пиджаком. Но больше он ничего не слышит и не видит, теряя сознание под оглушительный чужой крик.***
— Проснулся? — хмыкает негромко Чанбин. — Так что, кто эти твари, что имели тебя права касаться, а? Ты мне так и не ответил на вопрос. Я вернулся, а ты уже, как принцесса, дрыхнешь. Совсем слабенький? Как дожил-то до этого времени? Они ведь не первый раз так поступают, я прав? Ну-у-у, уже не должны тронуть. По крайне мере, в ближайшее время. Эй, веснушка, я к тебе обращаюсь, — Со щелкает перед его глазами пальцами. Ёнбок не понимающе таращится на собеседника, не сразу понимая, что обращаются к нему. Тело ныло и горело везде. Его руки в бинтах, как и пояс; на лице и плечах чувствовались заживляющие пластыри. Но интересно было то, что и лицо Со было обработано. Уголок губ был намазан мазью, заметно блестя, а сами губы были краснее, будто кто-то щедро намазал их алой помадой. Скула у парня имела синяк, около глаз слева тоже были. Нос в царапинах. Взгляд опускается ниже, заставляя невольно поежиться: руки Чанбина были улеплены, особенно костяшки, щедро пластырями. А сам он был растрепанный и взъерошенный; волосы забавно торчали во все стороны. — Ч-что ты сделал? — робко, чувствуя, как горло, будто тяжело сдавливают, уточняет Ли, сдвинув слабо брови. Его постоянно лишали голоса, постоянно затыкали, указывали свое место. Даже на контакт с Со он шел молча, действиями, чтобы, не дай бог, он не услышал его и не набросился. Ему просто жизненно необходимо быть начеку. Он бросает взгляд на него, когда не слышит колкости в ответ, сталкиваясь с изумленным взглядом одноклассника. А, ну да. Природа "слегка" решила поиздеваться над ним: дала невообразимо миловидную внешность одуванчика, приправив это максимально низким и глубоким голосом. — Ты в курсе, что если бы ты говорил громко и уверенно своим голосом, тебя бы никто не тронул? Такой басище, ух, — восхищенно-свистяще замечает Со. — Ой, да не смущайся ты, — он неловко хлопает того по плечу, но тут же одергивает руку — Ёнбок морщится от касания. Там прошлый синяк не зажил, а уже поставили новый на память. Он тихо мычит себе под нос, пытаясь справится с этими болезненными ощущениями. — Не уверен. В средней школе меня дразнили, когда у меня у первого так сломался голос, — неловко замечает Ли, опустив голову. Он задумчиво смотрит на собственные руки, а после медленно переводит взгляд на Чанбина. Ему хотелось бы услышать ответ, о чем он аккуратно напоминает. Чанбин на это недовольно цокает языком. Он нарочито громко вздыхает, подпирает подбородок ладонью, глядя явно кисло в ответ. Раздражение ощущается остро, но знать ответ Ли хотелось. Безумно хотелось знать, какую расправу устроил им этот парень, в чем сомнений не оставалось. Воспоминания щедро подкинули ему крик Дживона, когда сознание решило уйти на паузу от этого бренного мира. — Ты проигнорировал мои вопросы, а теперь требуешь ответ на свой? Окей, раз мы пока в разных положениях, так уж и быть, снизойду: отправил на койку. Ни одному же тебе страдать и ныть, как считаешь? Всё по справедливости. Ненавижу тех, — он скалится, — кто обижает слабых. Особенно тех, с кем у меня есть отношения. Поэтому, веснушка, — Со поддается вперед, щурясь. — Не смей молчать. Еще хоть одна паскуда тебя пальцем или словом тронет — скажи. Я каждого сожру. Ёнбок распахивает глаза шире, наблюдая как в чужих глазах плещется что-то зловеще, заискивающе сверкая в лучах уходящего за горизонт солнца. Это нисколько его не пугает. Он не сразу замечает за собой, как по щекам начинают течь слезы. Со испуганно дергается и пытается, как может, его успокоить, используя всевозможные эпитеты, чтобы опустить обидчиков и поддержать его Ёнбока. Ли прыскает сквозь всхлипы от чужой неловкости и заботы, но не мешает, позволяя даже прикоснуться к волосам и принимает неловкие объятья, понимая, что Чанбин сейчас сгорит от стыда. Но это такие пустяки. Ведь Ёнбок впервые в жизни чувствует невероятное облегчение.