Лиличка!

Дым табачный воздух выел. Изуру не помнит, когда начал курить. В последнее время он с завидной регулярностью стал забывать о событиях, которые ранее считал важными. Возможно, когда он забудет всё, то наконец переродится в совершенно нового человека, который знает, что делать со своей жизнью. Может быть, тогда он и научится правильно любить. Он забыл, когда их отношения превратились в игру на износ - кто первый из них сорвётся на другого, и обычно предсказывать исход этой игры у Изуру не составляло труда. Изуру понимал, что Нагито - такой же потерянный и сломанный человек, как и он, только не знал, как один утопающий мог бы спасти другого. И когда у него успел развиться синдром спасателя? Наверное, примерно в то же время, когда он продал свою никчёмную душу дьяволу с удивительно красивыми серо-зелеными глазами. Всë начиналось так, как и должна начинаться всякая сказка: долгие осенние прогулки дотемна(красные кирпичные многоэтажки и такие же красные кленовые листья у него под ногами), букет розовых пионов, белые простыни в маленькой квартирке у Нагито. Заломанные руки, первая потушенная о запястье сигарета, чтобы почувствовать хоть что-то кроме удушающей агонии. Изуру узнал, что он умеет плакать, но понятия не имел, что делать с новоприобретенной человечностью, когда любое сказанное сгоряча слово впивается куда-то ниже лопаток. Самым отвратительным было то, что какая-то его часть наслаждалась этим, и он уже не мог отказаться от пьянящего тепла чужого тела. Однажды Изуру проиграл в его с Нагито маленькую негласную игру на износ: грубо намотанные на кулак обесцвеченные волосы, побелевшие костяшки и закушенная до крови губа. Реакция не заставила себя долго ждать: чужие расширившиеся зрачки, плохо скрытое возбуждение. Видимо, больным извращенцем был не только он. Ещë никогда ему не было так противно. Он сбежал. Остаток вечера Изуру провёл у Эношимы, у которой очень удобно оказался алкоголь. Разумеется, в любой момент он мог выйти из игры, сказать: "Я так больше не играю". Заблокировать в соцсетях, а в универе увлечённо заговаривать неважно с кем лишь при виде Нагито, испробовать все его излюбленные тактики на нëм самом. Но Изуру не знал, чего боялся больше - сорваться и признать поражение, нажимая на изношенный звонок у двери Нагито, или вернуться обратно к "старой жизни", когда он чувствовал лишь стесняющее онемение в области грудной клетки и не узнавал себя в зеркале. Какое-то время ему нравилось смотреться в зеркала, потому что Нагито сказал, что он красивый. Свой первый день рождения, который Изуру отметил, он провёл с Нагито. Нагито повёл их в парк аттракционов; слегка остывший глинтвейн и невесомый шарик сахарной ваты. Сначала они пошли на "экстремальные" аттракционы - на Изуру они никак не подействовали, и ему лишь было досадно, что крики людей мешали любоваться невероятно мило сложенным лицом Нагито. Он был так безнадёжно влюблён. Потом они пошли на колесо обозрения, и никакие виды за окном кабинки не имели никакого значения, когда перед Изуру сидело самое красивое, самое чистое и самое лучшее существо всей его жизни. Внезапно Нагито пересел к Изуру и, нерешительно взяв его за плечи, попробовал поцеловать его, неловко прижавшись к обветренным губам. Также неожиданно для себя, Изуру ответил на его поцелуй. Он был со вкусом января и глинтвейна. Постельное бельё Нагито едва уловимо пахло лавандой, а мягкое пуховое одеяло обнажало узкие плечи и лопатки. Было 7:40 утра. Нагито тяжело просыпается рано утром, и чаще всего просыпается только к десяти. А ещё ему нравилась мятная зубная паста и блинчики с мëдом. От мысли, что он нечаянно выучил все подобные привычки Нагито, Изуру начал испытывать непонятное чувство, неприятно скрепляющее его грудь. Он оделся, собрал все свои вещи в рюкзак и вышел. Осеннее солнце холодно светило так, как бывает только в начале сезона. Изуру молча дошёл до станции и взял билет до ближайшего пригорода.