Тубероза и Смерть

Черная смерть. Она же ничем не отличается от чумы. Напасть, от которой люди бегут и преклоняются, заявилась на карнавал. Но это лишь фарс, обман. Человек в красном, он же черная смерть, он же сам страх, но все же человек, тот, кого никто не способен понять. Не подпуская к себе ближних, распивая в роскошных и широких залах с позолоченного бокала изысканое вино, да вкушая наилучшие сорта черноземного винограда, облачившись в атласную рубашку с длинными, ярко красного цвета, постепенно переходящею в тускло - фиолетовый и темные цвета, с едва заметными серебристыми лозами того же злосчастного винограда, с неглубоким вырезом у ворота, где просвечивается вся его скверна, что сочится из его не красиво выпирающих темных венах, что собрались по центру груди как опухоль в большой сгусток. Белые бабочки как символ надежды манили людей бедствующих, желающих хоть как-то спастись от напасти. За всем этим лицемерием пряталось полное одиночество и обречённость, без надежды не спастись, и лишь белые бабочки как символ надежды так иронично летали подле него, садясь на виноградные лозы, прорастающие из правой глазницы, где глаз давно уже сгнил. Печаль и одиночество съедали черную смерть, заставляя лозы прорастать из его тела все больше и больше. Всякое живое, к чему он прикоснется, тут же сгинет, отчего ирония всегда летающих с ним белых бабочек с новой волной окатит юношу. Безумие от одиночества, непонятности, съедает рассудок человека в красном с каждым днём больше и больше, нет ничего на свете, что способно понять его. Лишь цветы, что распускаются весенней ночью. Он - его весна, его боль и лекарство, каждое прикосновение, каждая попытка словить вдох смерти оканчивается лишь тем, что белые цветы вянут, но он не отстраняется; это влюбленность, это зависимость от той боли, что он испытывает, ловя чужую, и каждый миг на то, как очередной нелепый зазнавшийся крестьянин, касаясь его сиятельства отравляется тем ядом, что сочится из усиков прорастающих из проклятых виноградных лоз, которые заполонили все правое плечо человека в красном, улыбка под черной маской с серебристыми на ней линиями, непроизвольно становится шире. Отравляясь и падая в приступе паники вызванной сильнейшим страхом, Тубероза наблюдал как наглец, посмевший коснутся черной смерти, "его смерти", задыхается, умирая в муках, без возможности испустить последний вдох; тихое хихиканье не так слышимо как гул присутствующих на этом карнавале дабы сгладить черную смерть и избавится от напасти. Обман и фарс. И все об этом знают, но молчат, ведь им нравится, лицемерам нравится наблюдать за мучениями других, более наивных и глупых, люди требуют зрелищ и лишь поэтому они тут. С наступлением ночи бутоны расцветают и превращаются в прекрасные нежные белые цветы, что завянут, стоит им оказаться от дворянина на дистанции ближе чем один метр. Но Туберозе мало, хочется ещё, хочется зрелищ. С наступлением ночи Тубероза цветет, приходит в пустующий роскошный, золотом обвешанный зал. Берет из рук человека в красном позолоченный бокал и делает глоток, смакуя прекрасное вино. Аккуратно кладя руку на плечо юноши, пальцами мужчина перебирается на грудную клетку, в центр, где уродливо и совсем не красиво выпирали собравшись в один сгусток как опухоль темные пульсирующие вены. Но Туберозу это не волнует, этот яд, эта пульсация - лишь знак того, что его смерть ещё с ним. Мышцы ног, что прятались под плотно облегающими малиновыми брюками, длинный армейский сапог больно ударил по колену, серебряная набойка со змеящимися красно-серебряными усиками красиво перелилась в свете луны что просачивалась сквозь большую оставленную щель с заношенных тяжёлыми красными бархатными шторами окон. Снимая черную маску, где также красиво переливался свет на серебристых узорах, янтарные глаза прекрастного цветка с наваждением смотрели на юношу, за чьим лицемерием и роскошью пряталось одиночество, съедающее разум, от чего безумие переполняло его разум. Его никто не способен понять, ведь у него, от ближних или приближенных, всякое живое, что его коснется, сгинет, и лишь цветущая в ночи прекрастная Тубероза остаётся рядом со своею страстью обвивая его тело, невзирая на яд, что сочится из усиков проклятых виноградных лоз прорастающих из его тела. И невзирая на то, что каждый только только восстановившийся и распустившийся цветок от яда гибнет; пылкое стремление понять и забрать, ощутив чужую боль не погаснет в Туберозе. И лишь цветы, что расцветают глубокой ночью способны понять черную смерть. И лишь черная смерть способна умерить пыл безумия прекрастной Туберозы.