I.В ночь перед рождеством

Канун рождества в Фонтейне начинал приобретать новые краски. Люмин уже и забыла, когда видела настоящий снег — последний раз в Мондштадте. Может, если бы они с Паймон задержались чуть дольше в Инадзуме, то испытали бы не меньшее удивление, но, пожалуй, Фонтейн станет первым местом, где они встретят рождество. Владения гидро Архонта были сплошь усеяны водой — иногда от чрезмерного плавания Люмин с неохотой лезла в душ. Должно быть, коренных фонтейнцев подобная проблема не терзала, однако вечно скукоженные подушечки пальцев и прилипающие к щекам и шее волосы начинали давить на нервы. Но зима превратила воду в лед и на несколько месяцев Фонтейн обратился в ледяное царство — и фонтаны, и водоемы, и даже пути аквабусов промерзли до самого дна. По правде говоря, ничего более красивого Люмин еще не видела. — Эх, — грустно вздохнула Паймон, провожая взглядом удаляющуюся длинную фигуру. — Вот так встреча… Жаль, короткая. Люмин! Нужно было согласиться на чашку кофе! Чайльд обернулся, в последний раз помахав рукой на прощание — с широкой, счастливой улыбкой и красноватым кончиком носа. Кто знал, что они встретят предвестника Фатуи в Фонтейне? — Может, в другой раз, — отозвалась путешественница, чувствуя, как на сердце образуется неприятное скрипучее чувство. С Тартальей их обьединяло слишком многое — и хорошее, и плохое — чтобы сейчас, провожая его взглядом, испытать тоску. Со стороны послышался раздосадованный вздох. — Когда же мы еще его теперь встретим? — Запричитала Паймон. — Сладкие угощения, горячий кофе и все, совершенно бесплатное, только что скрылось за углом… Люмин рассмеялась — изо рта у нее вырвалось бледное облачко пара. — Тогда я угощаю, — сказала она. — Должна же я как-то поблагодарить лучшего проводника в мире? Паймон мгновенно расплылась в широкой улыбке, блаженно прикрывая глаза — толи от слов, толи от скорого чаепития. — Тогда поспешим! У Паймон скоро нос отвалится… И, вдвоем, они побрели по улочкам, торопливо следуя в сторону ближайшего кафе — мороз этим вечером и впрямь был буйным. А вокруг все сверкало сквозь лед приятными огнями — синими и голубыми. Под ногами хрустел снег, а щеки покалывало. В воздухе возник знакомый теплый аромат. Паймон все бормотала: — Горячий кофе… горячий кофе… И Фонтейн все же принадлежал гидро Архонту — иначе бы чрезмерное количество воды даже на улицах внутри города было бы сложно объяснить. Почти дойдя до кафе «Лютес» и Паймон и Люмин совсем не ожидали, что навстречу им материализуется некто, чья скорая походка сможет сбить с ног. Никто не успел даже опомниться — Паймон с коротким вскриком укатилась в сугроб, а Люмин, вцепившись в чужие одежды и заскользив на льду, опрокинула и себя и незнакомца. Снег взвился в воздух и в короткой тишине от осознания того, что только что случилось, все трое пытались прийти в сознание. — Смотреть надо, — до скрежета недовольный, но знакомый голос раздался с боку. — когда по улицам ходишь. Паймон с трудом вылезла из снега — собирая глаза в кучу она доплыла до приподнимающейся Люмин. Но, как только увидела, с кем им не посчастливилось столкнуться, то пронзительно вскрикнула, спеша спрятаться за плечо путешественницы. — Это!.. Это!.. Это!.. — все не могла додавить из себя Паймон. — Странник, — констатировала Люмин, поднимаясь на ноги. Тот, так и не протянувший руку помощи, уже разогнулся, с раздражением отряхивая свою шляпу, которая в процессе слетела с головы. Совсем не изменился с последней встречи в Сумеру — сегодня, правда, злее, чем обычно. — Что? Не рады видеть? — Видя, с какими лицами они на него смотрят, парень пренебрежительно скривил губы. — Вы всех здесь как кегли сбиваете? Люмин не за что бы не стала злиться на него за любые грубые слова — после всего, что между ними случилось, она испытывала к Страннику больше сожаления, нежели злости. Впрочем, это не отменяло того, что он успел наворотить много дел. Вспомнить хотя бы Теппея… — Между прочим ты сам на нас выскочил! — Поспешила вклиниться Паймон, недовольно притоптывая ногой по воздуху. — Вылетел и БАМ! Паймон в снегу, а путешественница чуть все ноги себе не сломала! — Ха! — Злорадно изрек Странник. — Путешественницу в воде не топи и ядом не трави… мы ведь уже знаем, — он сощурил глаза, ухмыляясь и явно припоминая прошлое. — Да ты!.. Ты!.. — Паймон покраснела от возмутительных чувств. — Злой!.. Злодей!.. Злющий!.. Скарамучча ухмыльнулся, наблюдая за попытками Паймон, пока та становилась все краснее. Люмин тогда покачала головой, выражая некоторую степень добродушного осознания глупости своей подруги, а затем сказала: — Паймон очень замерзла и у нее язык с трудом поворачивается. Извини, я и впрямь тебя не заметила, — путешественница повернулась, мягко увлекая за собой Паймон в сторону кафе. — Приятно было увидеться! А затем просто двинулась дальше, оставляя Странника стоять на улице — и губы его, изогнутые в ухмылке, сразу же выпрямились. На смену издевательской гримасе пришло непонимание. Как так? Они ведь впервые встретились за долгое время, еще и в Фонтейне. Отчего она совсем ничего не спросила? — Мы так просто уйдем? — Продолжала Паймон, пока ее волочили: — надавать бы ему по!.. — Перестань, — попросила Люмин, спеша на сладковатый запах. — Я и впрямь была виновата, мне стоило сбавить скорость на повороте… — Совершенно верно, — раздалось невыразительное с боку. И Люмин и Паймон резко повернули головы, чтобы лицезреть Странника, что плыл по воздуху спиной вперед, сложив руки на груди и показательно выражая недовольство с едва скрытой обидой. — Вдобавок к твоей невнимательности у меня покосилось крепление на кисти. Ущерб божественному телу неоценим. В доказательство Скарамучча коротким движением вскинул травмированную руку, после чего повел подбородком, мол как исправлять будете? Паймон тут же взвихрилась: — Наглец! А ну дай сюда! Сейчас я тебе все вправлю! Сквозь недовольство Паймон Люмин ответила: — Действительно повредилось… — поджав губы сказала она. — Здесь есть замечательный кузнец — ее имя Эстель — она работает неподалеку. Я оплачу ремонт… — Кружки кофе будет достаточно, — прикрыв глаза отрезал Скарамучча, прежде чем рванул по воздуху вперед, чтобы занять свободный столик. Паймон и Люмин переглянулись — первая почти кипела от злости: — Вот гад! Путешественница вздохнула, думая о том, что они, на самом деле, отделаются малой кровью. Прежде Скарамучча относился к своему телу с требованием высокого уважения и признательности, так что им повезло, что он не решил затеять чего масштабного из-за глубоко нанесенной обиды. Сделав заказ Люмин подошла к столику — снежок на стульях и крышке стола куда-то испарился. Паймон летала у ее правого плеча с загробным выражением лица — ей запретили ругать старого знакомого во избежание конфликта. Ну, а Странник сидел с совершенно невозмутимым видом, ожидая, когда ему подадут заказ. Люмин слышала, как у Паймон скрежетали зубы. — Что ты делаешь в Фонтейне? — Поинтересовалась путешественница тогда, чтобы развеять напрягающую тишину. Скарамучча приоткрыл глаза пошире, не удостаивая собеседницу тем, чтобы повернуться к ней лицом полностью, демонстрируя лишь свой точеный профиль. — Дела академии, — коротко отозвался он. Могла бы спросить у него и раньше. — Твои работы имеют успех. Нахида рассказывала, что ты весьма… красноречиво и подробно отзываешься об эпохе правления нынешнего Архонта Инадзумы, — Люмин улыбнулась. Как же сложно ей было подбирать слова. — Все так, — кивнул он. — Эти недоумки из академии даже выписали мне отпуск, в рамках исследовательского процесса. Но до здешнего Архонта мне дела нет. Люмин понимающе покачала головой. Отпуск, значит. Еще и оплачиваемый академией. Странник поистине не имел пределов своей наглости. — Да-да, Паймон слышала про твои работы, — уже не сдерживаясь сказала тогда летающая спутница. — Черкани еще там про все свои гадости, что ты сделал. Тогда академики, наконец, поймут, что ты злодей и работы у тебя… злодейские. Скарамучча осклабился, сверкнув глазами: — Конечно, ты только слышала. Если б ты умела читать, то знала, что я и про тебя, сковородка летающая, добавил. — Паймон умеет читать!!! — Ты писал о Охоте на глаза бога? — Поинтересовалась Люмин. — Паймон не сковородка!!! — Упоминал лишь, — отмахнулся Странник. Официант, подошедший к их столику, опустил несколько кружек горячего кофе и пирожное, которым Паймон немедленно заняла свой рот, каким-то образом умудряясь извергать слова в процессе. Другие столики были забиты — здесь, под открытым небом было прохладно, однако, благодаря большим печам, сидеть здесь было вполне себе комфортно. Не вслушиваясь в голоса других посетителей Люмин отпила немного кофе — с молоком и сахаром. Отведя зрачки в уголок глаза проследила за Странником. Он, как ни странно, очутился ближе, чем до того, как к ним подходил официантом. Часть его широкополой шляпы теперь надежно прикрывала светлую голову. — Снег не падает. Скарамучча отозвался просто: — С крыш от ветра сосулька может прилететь. Люмин улыбнулась и в этой улыбке Странник ощутил явное недоверие. Сам сидел хмурый и все еще не простивший равнодушия. — Человеческие тела слабы и могут сломаться в любой момент, — сказал он. — Ты подвержена таким несовершенствам своей природы и мне всего лишь жаль видеть хрупкость твоей плоти. Путешественница приподняла брови, не обращая внимания на то, как сбоку сотрясалась Паймон, заталкивая в себя пирожное целиком. — Твое кукольное тело ведь ломается точно так же, как и мое, — сказала Люмин, невзначай коснувшись кончиками пальцев травмированную кисть. И Странник тут же вздрогнул, отбирая свою руку и кривя губы. Что же так его задело? Слова о том, что он всего лишь кукла или то, что он так же хрупок, как и она? Люмин вдруг подумала, что сделала ему больно и спросила: — Ты хоть что-то чувствуешь? Вопрос был задан исключительно из любопытства. Так, тело сегуна Райден не чувствовало боль и коль сделаны они были из одного материала, то, должно быть, и сам Странник не ощущает ровным счетом ничего? Впрочем, он ведь предпочитал сладкому горькое… — Мое тело было создано для Бога. Это совершенное вместилище для божества и ни о какой хрупкости не может быть и речи, — отозвался Странник. — Оно много чего может чувствовать, Люмин. Совершенство и заключается в том, что во мне нет недостатков. Он впервые произнес ее имя. От пресловутого «путешественница» прежде не было никаких ощущений, но от собственного имени она, Люмин, вдруг испытала странный круговорот где-то за грудной клеткой. — Кроме твоего поганого характера! — Разразилась Паймон. — Если тебе не нравится мой характер, то это твои проблемы. Засунь уже себе в рот хоть что-нибудь. У меня чувствительные уши. — Люмин, — шмыгая носом, обратилась к подруге Паймон. — У Паймон от него заболела голова и живот! Прогони его, пока Паймон не потеряла сознание от боли! Голос проводницы был так проникновенен, что Люмин испугалась, что та говорит совершенно серьезно. Но и прогнать Скарамуччу она вовсе не могла! Значит, пришло время им самим двинуться дальше. К неожиданности, сбоку раздалось: — Давай так, недоросль, — закажи себе все, что хочешь, а я заплачу. От удивления и шока лицо Паймон вытянулось. Однако она, должно быть, очень быстро прокрутила предложение в голове и растянулась вдруг в улыбке, позабыв все прошлые обиды: — Паймон не откажется! И след ее простыл, когда рванула она к стойке. Люмин же с беспокойством отозвалась: — Зря ты. Она ведь сейчас… Скарамучча выглядел так, словно разговоры о финансовых проблемах были ниже его достоинства. — Все, что угодно, лишь бы не слышать писклявую тупицу, — сказал он. Люмин хохотнула, надеясь, что Паймон их не слышит. Поймала вдруг взглядом три далекие фигуры — узнала их сразу. Они ее тоже. Лини чуть подпрыгнул, широко улыбаясь и взмахивая рукой в знак приветствия. Он, Линетт и Фремине несли свое оборудование, возвращаясь, должно быть, с какой-то небольшого праздника. Странник сразу же заметил незнакомцев и брови его чуть насупились. — Кто они? — Это Лини, — отозвалась путешественница. — Талантливый фокусник. Лучший в Фонт… — Ясно, — вклинился Скарамучча, не желая слушать дальше. — Никогда не любил дилетантов. Люмин захотелось сказать, что Лини вовсе и не дилетант, однако не успела — ее глаза уцепились лишь за момент, когда сильнейший поток ветра хлестко влетел в спину бедняги и тот, хлопнувшись на спину, укатился вниз по улице. Фремине и Линетт бросились вслед за ним. Глаза путешественницы широко раскрылись от смеси неожиданности и легкого испуга, и она поспешила прикрыть ладошкой рот, чтобы не рассмеяться. Перед Лини она обязательно извиниться чуть позже. — Сейчас же… сейчас же перестань, — намеренно пытаясь сохранить свой голос ровным, попросила Люмин. Странник словно специально закинул локоть на стол, подпирая щеку ладонью с выражением беззаботным и хитроватым: — Ветер такой, что поделаешь? Вместе с его словами, легкий теплый ветерок, гонимый прямиком с горячих печей, коснулся шеи, ласково проезжаясь по коже и поднимаясь к щеке, что вмиг покраснели. Глаза Странника — потемневшие, но не утратившие странного блеска — неотрывно вглядывались в лицо напротив до тех пор, пока ласковый ветер не мазнул по губам, оставляя после себя привкус снега и прохлады. И он вдруг поднялся, забирая с собой и приятное присутствие холодного тела от которого становилось тепло. — Возвращайся в Сумеру, — сказал Куникудзуши. — На фестиваль, праздник или просто так — неважно. Возвращайся скорее. Люмин хотелось что-то сказать, но он не стал дожидаться ответа. Не прощаясь пошел прочь и вскоре исчез. Вместе с ним пропало и все настроение — последовало по пятам за имеющим много имен, но остающимся безымянным. Было ли это злой шуткой или же она вновь, в очередной раз, так и не смогла понять его правильно? А на кончик носа опустилась прохладная снежинка.