***
Антонин всегда чувствовал себя рядом с Абраксасом каким-то необычайно глупым, словно они не учились на одном курсе и в одной школе (по крайней мере, последние два года). Как и все представители рода Малфоев, тот отличался своей сдержанностью, высокопарными речами и холодом. Х о л о д — то, что окружает русского последние несколько лет. Абраксас всегда выделялся, он выделялся из толпы темноволосых слизеринцев, серых пейзажей Хогвартса, становясь в самый жаркий день тенью или холодной стороной подушки ночью. Абраксас всегда стоял по правую руку от Тома Марволо Реддла, как-то ехидно поглядывая на остальных, будто бы свысока. И его, Тони, изначально не воспринимали как кого-то серьезного, кого-то, кто может показать хороший потенциал – учитывая какие слухи ходили о русских магах. Однако, первая искра заинтересованности мелькнула после эпичной драки Долохова и какого-то старшекурсника, который решил в насмешливой формулировке упомянуть акцент новенького. Антонин отличался особой преданностью к своим идеалам, любовью к родине и своему происхождению — быть может это заставило когда-то будущего Лорда, Малфоя, Лестрейнджа и прочих посмотреть на него по-другому.***
«Что за бурду ты пьёшь?» — изящные губы кривятся, когда Малфой берёт в руку старенькую потрёпанную фляжку Тони. Абраксас всегда утверждал, что он выше того, чтобы начать пить что-то крепче дорогущего вина хрен-знает-какого года. Но, возможно, только Долохов подозревал того в тайном употреблении коньяка в особенно сложные для старосты дни. Хорошими соседями они стали не сразу. Никто так и не понял почему Малфой остался в общей комнате, которую делил с Томом и, непосредственно, Долоховым. Но уживаться им было поначалу непросто: Антонин привычный вставать рано – выдержки старой школы, делать зарядку, устраивать пробежку – собирался и одевался шумно, зачастую начиная напевать какую-то незамысловатую песню на русском языке – забывал, что стены тонкие. Н е н а в и с т ь — второе, что они испытали друг к другу. Никто и никогда не смел поднимать руку на Антонина Долохова, даже родители не били его. Но сейчас он стоит напротив злющего, как чёрт, Малфоя, который шумно дышит и то сжимает руки в кулаки, то разжимает. Челюсть неприятно ноет – рука у блондина оказалась тяжелой, перед глазами красная пелена злости и раздражения, но он не двигается, лишь сверлит потемневшими от гнева глазами сокурсника.***
*** Вспоминать сейчас это невозможно, понимая насколько они были глупы, что не держались друг за друга сразу. В горле появляется ком, хочется закричать громко и бить по стене кулаками, пока не станет всё равно, или пока он не забудется беспокойным сном. Снова холодно, где-то шелестят полы мантий дементоров, кто-то закричал… Значит, они приближаются. Говорят, безумцы не боятся ничего, только вот Долохов боялся – потерять те крупицы счастливых воспоминаний, потерять то, что делает его хоть немного человеком. Каждый раз, волшебник представляет бескрайние леса Сибири, вспоминал запах озона после грозы, это помогает на какое-то мгновение вернуться обратно на родину…***
«Мы серьёзно приехали в Сибирь? Долохов… Почему нельзя нормально организовать хотя бы один день рождения?»
***
И г н о р — третья ступень на пути. Если Реддл приветственно кивал при их встрече, то Малфой вовсе предпочитал делать вид, что такого студента не существует. Это было похоже на детскую обиду, «я с тобой играть больше не буду, уходи из моей песочницы», а ещё продолжалось недолго, видимо, блондина злило, что Тони никак не реагирует и снова была драка. За неё они сначала получили у всепрощающего директора, а затем в комнате от Тома. Тот не терпел, когда с факультета выносили какие-то недомолвки или скандалы. «Ещё раз такое будет и простыми словами не отделаетесь», — угрожающе проговорил Реддл, сверкнув глазами (или это отблеск от свеч?). Мальчик был младше Долохова на год, однако, выглядел взрослым, был требовательным, а ещё читал – очень много читал, периодически интересовался тем, что проходил Тони в старой школе, выписывая себе литературу. А Долохов, что? Ему не трудно поделиться даже своими старыми конспектами, которые на территории Англии считаются вовсе запрещёнными, судя по информации в них.***
Время идёт безумно медленно, где-то мерно капает вода с потолка, заставляя впадать в дремоту. Тони устал. За все годы заточения он насчитал пятьдесят способов самоубийства, но не применил ни одно, потому что он вернется. Он обещал. Долохов в восемнадцать потерял всю семью, едва-едва справляясь со всей ответственностью, которая на него упала. Родная сестра сбежала с полукровкой, отрекаясь от «тёмного» рода – с этого момента она стала для него мертва, он даже поставил ещё одну могильную плиту на кладбище. Кажется, это был конец седьмого курса, тогда все упорно готовились к экзаменам, понимая, что от них зависит их жизнь. А Долохову было все равно: он потерял всё, что у него было; просыпаться по утрам, вставать на зарядку, завтракать в большом зале – все это превратилось в однообразные, скучные, лишенные привычной жизнерадостности действия. С о ч у в с т в и е — признаться честно, Тони не был уверен до этого момента, что Малфой на такое способен. Но тот делал это ненавязчиво, иногда Тони ловил долгие задумчивые взгляды блондина, но всё прекращалось сразу же, стоило им встретиться глазами. Долохов всегда был «простым» человеком, не обремененным стереотипами о чистоте крови, дипломатическими выездами. Только после становления главой рода пришлось вливаться: Абраксас и Том стали ему неожиданной поддержкой, ценными советчиками, теми, кто дали смысл жизни.***
И с к р е н н о с т ь. «Сколько ты будешь ещё топить себя в водке и жалости к себе, Долохов?» — недопитая бутылка летит в стену, а Тони вздрагивает, поднимая удивлённый взгляд. Он не заметил, как в комнату пришёл ещё кто-то – сейчас зимний бал и все должны веселиться, да танцевать вальс. Малфою идёт серебряно-зеленый, даже в приступах гнева, он выглядит также высокомерно и снисходительно. В тот вечер Тони больше не пьёт, он отправляется в большой зал, чтобы наконец позволить себе расслабиться – действовать на нервы окружающим. Но, кажется, к концу вечера он заметил одобрительную полуулыбку от Реддла. Или ему показалось…?***
Даже спустя столько лет Долохов не скажет, когда наступил тот момент – он начал ходить рядом с Томом, подобно Малфою, отжал себе место слева, чтобы было удобнее рассказывать шутки и его было слышно. Происходило это настолько правильно, что никто не возмущался – Том умел заставлять себя слушать, когда говорил, Долохов же привлекал к себе внимание – яркая личность. «Мы изучаем заклинания… Выходящие за пределы школьной программы» Д о в е р и е — одна из самых главных ступеней в их совместной дружбе с Абраксасом. Холодный и спокойный юноша в дуэлях превращался в какой-то вихрь, за которым уследить было непросто, и только многолетние тренировки в старой школе не дали ему сдаться после первых пяти минут. «У Тома много идей. Не все они продуманы, но, я считаю, что правильные…» Малфой поднимает взгляд к небу, неприятно поморщившись, когда Тони в очередной раз закурил сигарету и резкий запах табака разлетелся по сторонам. Тогда ему предложили вступить в их кружок по интересам — Вальпургиевы рыцари, не только как одному из тех, кого допустили до священного, но и одного из знающих людей – знания, умения, желание, - всё это ценил Реддл больше денег.***
Д р у ж б а. «Долохов, что ты делаешь?» — устало интересуется Марволо, глядя на русского, который ходит вокруг него с церковной свечкой. Иногда Тому казалось, что где-то закрыли психушку и Тони сбежал именно оттуда. «Я проверяю, что ты – всё ещё ты!» «Если я когда-нибудь сойду с ума, то только из-за тебя,» — звучит насмешливо и самоуверенно, затем Реддл машет на друга книгой, предлагая закончить этот странный ритуал, а совсем рядом раздается тихий смех Абраксаса – свидетеля этой картины.***
Долохов не заметил, как в одночасье потерял всё, что у него было снова. От него постепенно оставалась лишь пустая оболочка, заполняемая холодом, злостью, вечным раздражением и бесконечной усталостью: стены Азкабана давили, даже песни на родном языке и воспоминания о Сибири не спасали от дементоров – те постепенно проникали в разум, пытаясь заставить сдаться; показать, что игра не стоит свеч. Но он не мог. Он обещал. Его же ещё ждут, правда? Где он пропустил момент, когда их лучший друг – Том, превратился в Лорда Волан-де-морта. Когда совместные тренировки превратились в попытки убежать от круциатуса? Тогда уходил от четы Малфоев Тони с тяжелым сердцем, будто бы знал, что идёт на своё последнее задание. Как сейчас помнит, самый конец осени, в пору праздновать Хэллоуин, последнее собрание. Все вокруг знали, что рейд обречён на провал, но никто не мог сказать и слова поперёк, лишь напряжённо наблюдая за тем, как Долохов самовольно обрекает себя на смерть или, если повезёт, пожизненное заключение. Абраксас прекрасно знал особую любовь русского к саморазрушению: чего стоят сигареты, запои и самоубийственные миссии, которые тот никогда не воспринимал всерьёз. Но сейчас всё было по-другому. «Ты мог отказаться,» — звучит, как ещё одна пощёчина. Третья. Но Малфою можно, кажется, это стало слишком привычным. «Не мог.» Долохов рассматривая ажурные блядские шторы, которые наверняка выбрала Леди Малфой – он даже имя её не помнил, на свадьбе, кажется не присутствовал, хотя клятвенно обещал. Пожалуй, можно было уже тогда задуматься… Абраксас злился, даже разбил дорогущий хрустальный сервиз, словно в попытке кинуть им в русского: они прошли столь долгий путь от ненависти до крепкой дружбы; в их жизни много моментов – как хороших, так и плохих; и сейчас было невыносимо от того, что скорей всего это их последняя встреча. «Том бы понял…» — звучит упрямо, сквозь сцепленные зубы, а Малфой подходит ближе. Впору ожидать ещё одну пощечину, но ничего не происходит, тот просто стоит и смотрит. В глазах застывает невысказанная боль и непролитые слезы - кажется, что блондин бы зарыдал прямо сейчас, но только по статусу не положено, — «Всегда должен быть выбор!» «Прекрати называть его Томом, это уже давно не он, и ты это понимаешь. Хватит врать самому себе,» — губы кривятся в горькой усмешке, а пальцы начинают усиленно тереть глаза, — «Этот выбор мы сделали, когда пошли за ним.»***
«Что ты предлагаешь мне делать, Долохов?!» «Просто верь в меня, потому что я, блять, уже ни во что не верю. Я вернусь.» Не вернулся.
В тот день, когда Лорд скрылся в доме Джеймса и Лили Поттеров, появились отряды мракоборцев – сработала сигналка; как и было велено, ценой собственной жизни, они до последнего не пропускали их в дом, – проиграли. Антонин искренне надеялся, что Лорд успел выполнить задуманное, и они не подставились зря. Уже в Азкабане ему издевательски бросили, что погиб их дорогой Лорд и даже тела после себя не оставил. Почувствовал ли что-то Долохов в тот момент? Нет. А годы заточения превратились в одну вереницу, которая, словно день сурка, повторялся из раза в раз. Кажется, в нём давно не осталось ни одного положительного чувства – всё это выжгло самокопание, бессильная ярость на самого себя и бесконечное множество сеансов с дементорами.***
«Абраксас?» — щурится, стараясь разглядеть светловолосый силуэт, подходящий к нему. Вокруг пыль, грохот, чьи-то крики и вспышки разноцветных заклинаний. Нет, не он. Рывок портала перенёс их к поместью Малфоев, а Тони немного оправившись, попробовал снова: «Люциус?» Любимый и единственный сын лучшего друга выглядел бледнее, чем обычно, старательно избегал зрительного контакта и старался держаться на расстоянии - так было, когда к нему приходили люди из министерства, чтобы сообщить о смерти деда. Однако, Долохов не стал цепляться за эту мысль, будучи окрылённым тем, что он наконец вернулся – сдержал обещание. «Надеюсь, Абраксас не натворил ничего без меня! Иначе я ему, у-у-ух!», — шутливо возмущается, безуспешно давя радостную, пропитанную волнением и нервами, улыбку. Но Люциус молчит, быть может не хочет сдавать отца? Тогда он об этом не думал: «Отметим все дни рождения за последние шестнадцать лет. Хотя он опять будет ворчать, что у меня уже алкоголизм», — срывается на хриплый смех, проходя в огромное, до боли знакомое, поместье и осматриваясь. Тишина – не такая, как в Азкабане, но это всё равно заставляет вздрогнуть. Почему лучший друг не встречает его? Занят? Обиделся? Может это сюрприз? Менор почти не изменился, разве что появилось больше предметов интерьера, ваз, а ещё картины, к которым Малфой-старший питал особую любовь. Антонин был уверен, что Абраксас устроит ему многочасовую экскурсию, где объяснит глубинный смысл каждого пейзажа, а ещё время и место, где его купил – феноменальная память. «Нет, я ему не сказал», — шёпот раздается слишком громко, посреди воцарившейся тишины, стоило Долохову зайти в парадный зал. Там собрались практически все, однако, не хватало непосредственно самого хозяина дома. И снова в груди появилось разочарование. Неужели всё ещё дуется и даже не пришел встретить? Пронзительный взгляд чёрных глаз – Снейп, - сквозит пониманием, от которого становится тошно. Как будто он попал в какой-то спектакль и единственный не знает слов. «Он мёртв, Антонин.» Огромный портрет в холле, тишина, взгляд Люциуса – он должен был понять всё с самого начала. Отступив назад, не позволяя прикоснуться к себе, Долохов выходит, направляясь обратно, пока не оказывается перед занавешенной картиной в самом конце коридора. На полотне был изображен Абраксас – его лучший друг, он что-то беззаботно обсуждал с одной из своих дальних родственниц, но стоило полотну пропасть – обратил взгляд на Тони. Мягкая, почти ласковая улыбка тронула губы бывшего Лорда Малфоя. «Ты вернулся». Опоздал. Взявшись руками за рамку картины, сильно-сильно зажмурился, впервые в жизни желая проснуться в грязной камере Азкабана, чтобы всё это оказалось кошмаром. Долохов не помнит, что он говорил, кажется, молил о прощении, просил не оставлять, плюнув на последние остатки гордости, но стоило ему податься назад, как картина снова стала картиной – Абраксас безмятежно улыбался, смотря прямо на него, Антонина. Прощая. С силой потерев лицо ладонями, с разворота ударяет рукой по поверхности небольшого столика, ломая его к чертям – да и плевать.***
Спустя столько лет перед очередным рейдом – напасть на Хогвартс, надо же… Он сидит рядом с молчаливым портретом лучшего друга и бездумно смотрит в пустоту. «Я до сих пор, вспоминая, не могу назвать тебя по имени. Словно случится что-то плохое», — говорит тихо, будто бы общаясь с самим собой, портрет ни разу не заговорил после того раза: «Ты мёртв, а я всё ещё не могу в это поверить», — где-то у входа в менор раздался грохот – надо бы проверить что там происходит, поэтому Долохов поднимается, опираясь на стенку. Ощущения такие же, как в тот осенний вечер в канун Хэллоуина – миссия, обречённая на провал. Только теперь ему нечего терять.