Пролог
Большинство детей и даже взрослых боятся монстров. А именно то, чего так и не было доказано: в основном это мистические существа, либо чудовища, прячущиеся под нашими кроватями или даже границами собственного подсознания, возможно, именно тех, кто знает все нашим страхи и чувства. Но на самом то деле в этом мире стоит лучше боятся людей. Тех, кто может убить кого угодно и в любой момент. Без лишней жалости и понимания. В наше время люди стали намного страшнее всех этих выдуманных из сказок и мультфильмов монстров, которых не стоит боятся и вовсе. Ведь настоящий страх вызывают люди, которые нас окружают каждый божий день. Воздух в пространстве ощущался тяжёлым, дым дорогих сигарет и тяжёлый аромат достойного парфюма мог свести любого с ума. В особенности тех, кто был либо на грани своих желаний, либо от безысходности выгорания, среди тех, кто не мог себе этого позволить. И именно так происходит в нашем мире. Таковыми являются её тенденции. А так же границы, которые люди могут пересекать, а если нельзя, то переступают так, чтобы остаться незамеченным, и, возможно, с этого момента начинается самое интересное. Что называется преступностью? Это действия человека, противоречивые законодательству своей страны, и в каждой стране свои правила, так и у людей. Каждый человек сам выбирает: придерживаться ли ему правил, установленных государством, либо создать собственные, которых будут поддерживаться те, кому это выгодно? Естественно люди будут. Как и сейчас, даже пересекая границы своей страны, парень пролистывал ленту своего инстаграма. С великим интересом проходясь по каждой паршивой букве, читал о том, что происходит в их сфере деятельности, и что же помогает ему не останавливаться. На телефоне высвечивается очередное сообщение, только вот номер скрыт, но иностранец выучил его уже наизусть, и из всех предложенных ему цифр он обязательно сложит именно эту комбинацию.+ 82 2 318-21-16:
— Since you are on board the plane. Surely you know me? (Поскольку ты находишься на борту самолета. То, значит, ты меня знаешь?)
Сколько бы времени ни проходило, но, делая очередную тягу злоядной сигареты, парень понимал, насколько этот чёрт хорош делать из себя идиота. Australian sun: — Unlike you, I understand my actions and I am completely confident in them. (В отличии от тебя я понимаю свои действия и полностью осознаю их.) Закрывая очередной чат с человеком, которого не терпит весь мир, чужие мысли прикрывает чужой голос мужчины, а после и возмущение других, твердящих, что сигареты и курение – это зло. Но вот только иностранцу было абсолютно поебать на чужие принципы и слова. Ему не нужно было это лишнее мнение или жалость со стороны этих ебаных омег и взволнованных альф. — Сейчас такое тяжелое время, не так ли? — чуть ли проговаривая эти слова, полуулыбка украсила лицо мужчина лет шестидесяти, и, посмотрев на него, думаешь, вот как тебе ещё жить или куда ты направляешься? Этот вопрос часто застревал в чужих мыслях. И своё внимание этот мужчина сумел привлечь. Наверное, именно тем, что он ничего не сумел сказать в сторону молодого парня, курящего уже пятую сигарету за весь их мучительный полет. — И что же... доставляет вам такую тяжесть? — наполняя свои лёгкие тяжёлым дымом, юноша слега скривил лицо от нового пришедшего сообщения на его телефон. — Как что? Вон сколько существует пропаганд и новых преступностей в наше время... — на свой первый взгляд, австралиец назвал бы этого мужчину дедом, который будто с последних сил поговаривал осевшие слова на его душе, на последние минуты данной ему жизни. — Поэтому ты должен быть аккуратен, столько... — в перерывах недоговоренных фраз взрослый альфа подавился густым дымом, исходящим от тлевшей сигареты, находящейся в чужой руке. Джейк только мельком улыбнулся. Он не смог бы ничего сказать, так как знает, в каком он положении, знает, в какую криминальную страну тот держит путь, и знает всё о том, что его подстерегает. — Вам стоит лучше заботится о себе, а именно о людях, которые нас окружают каждый день, — парень похлопал старика по плечу. Ведь знал, что этот мужчина может распрощаться со своей жизни в любой момент. Тем более убить его для Джейка — это легкость. Но как говорится, смерть — это дар, и получить её может не каждый, как и заслужить. Сколько людей умерло в молодых руках Шима, можно даже сбиться со счета. Ведь сколько шлюх он мог расстрелять или перебить в борделях других банд. Сколько было наивных людей, сующих носы не в свои дела. Все они мертвы. Все до единого кроются под тяжёлой землёй или же покоятся на самом дне реки, уносящей их души вдаль. За пределы своих рамок и других миров. Причина прилёта этого молодого и статного альфы заключалась лишь в одном человеке, в одной семье, которая привлекала к себе всё больше внимания других людей, которые для него были чем-то большим, а может даже и дороже. Пост с ванильной надписью «наконец-то это день настал» злил больше всего. В своей огромной комнате, наполненной различным алкоголем и яркими ароматами грязных шлюх, которых Джейк по всей части любил больше всего. Ведь именно они являлись строгим доказательством того, что он никогда не будет таким, каким бы его хотели знать. Продолжить свой род от грязной омеги точно не хотелось, но то самое семейное проклятие, которое нависло над ними, никогда не давало покоя. Сейчас же он и правда направляется в Южную Корею, так как его недодруг с другой банды женится. И этого ему хватает для того, чтобы стать тем, кто заберёт его жизнь, и тем, кто сможет открыться перед другой семьёй.始める (Начало)
Сырые стены и запах тлеющей резины выводили на самые отвратительные ощущения. Всё казалось таким мрачным и тусклым. Запах свежей крови и аромат эвкалиптового дерева с нотками переспевших плодов шиповника. Возможно, это именно то описание, что заставляло блевать от самого написания. Находясь где-то за пределами своего разума, мальчишке удавалось лишь через раз дышать. Жадно глотать ртом воздух, в котором витал дым от выстрела пистолета. С коридора слышался детский плач, а так же крики и глухие всхлипы того, кто так сильно хотел остаться в живых. В коридоре чужого дома была кромешная тьма. Идти вперёд было не только невыносимо больно, но и невозможно. На ощупь парень касался древесного пола. По рукам проходился холод, поступающий в этот дом, который был давно пропитан криками, звуком режущего ремня о воздух и громким хлопком о косяк дверного проёма. От каждого удара сердце замирало на миг. По спине пробегала неприятная дрожь и боль от ударяющего предмета. В чужих глазах парень был уже мёртв, его тело безжалостно пинали, вытирая свои ноги о человека, у которого тоже была семья и те, кто его так сильно ждали в тот день. И вновь этот выстрел и детский плачь, который до сих пор преследует парня во снах, остаётся загадкой, которую он никому не расскажет и даже тому, кого так сильно любит. Проснувшись раньше, чем обычно, брюнет чувствовал, как сильно ломит всё тело, и тошнота подходит к его горлу. Такое случалось довольно часто, где-то на протяжении пяти лет юноша блуждал по окраинам своих мыслей, часто натыкался на осколки тёплых воспоминаний, а после на обломки прошлого, которые уже никогда не соберёшь обратно. Где-то в глубине его сердца до сих пор горел маленький огонёк, который постепенно со временем угасал. Так угасал и сам Ким. Постепенно подходя ближе к берегу пылающих чувств и воспоминаний, холодная вода обжигала его ступни, а пальцы плавно перебегали мелкие частички песка и расколотых ракушек. Влажный воздух наполнял лёгкие холодом, а непрерывный ветер трепал чужие волосы, будто боясь, что они смогут упасть тому на глаза. Позволить не видеть тот не мог. Он всегда старался прикрыть глаза, либо заткнуть уши. Но каждая из этих попыток была сплошным провалом. В то время перед веками никогда не присутствовала темнота. Даже на последний год до своего совершеннолетия брюнет не мог ничего забыть. Тот самый душераздирающий крик среди новогодней ночи и те самые кадры, которые до сих пор хранятся в его голове и в детском подсознании. Синие руки и побелевшие, как морская пена, глаза пугали его. Израненная грудь отца, которую пробили насквозь пули, парень помнит отчётливо. Даже касаясь этих мест на своём теле, он начинал чувствовать эту пробирающую боль. Те самые мелкие порезы и характерные морщинки на родном лице выглядели так, словно неровно нарисованные линии. Его бледные губы напоминали цвет спелой голубики и те самые фотографии. Фотографии своих собственных детей, которые отец хранил под защитной плёнкой своего кожаного бумажника – разбивали чужую душу, и осколок, что находился в глубине сердца, двигался, прорезая кривые полосы, которые болели по сей день. И даже после каждого подобного сна раз в год боль ощущалась иначе, она усиливалась с пройденным временем, и с возрастом раны на теле заживали медленнее. — Ты проснулся? — спросил старший, он уже не был удивлен, что Сону встаёт намного раньше, но всё-таки его это беспокоило. Ведь сколько времени прошло, а он всё так же просыпается раньше всех и сидит по два часа, всматриваясь в темноту, полную безразличия и ужаса. Раньше стены не были такими. Они были пропитаны теплом и уютом собственных слов и фраз. Теперь это как подвал, больше нет того места, куда бы он хотел возвращаться. Всё так сломалось и уничтожилось, что собрать осколки падающих звёзд было уже невозможно. — Да... я встал, — чуть ли в полголоса сказал он. Наклонившись назад, Ким прилёг обратно на постель, поджал под себя коленки и, уткнувшись носом в подушку, тихо всхлипнул. — Сону, милый, давай сходим к врачу? Ты очень неважно выглядишь, — сводить парня к врачу Паку удавалось лишь раз, когда тот без раздумий чуть жизни не лишился, но сейчас он даже не то, что действует, просто молчит. Такой же, как и их отец, Ким так же молчит. Бывает берёт несколько предметов в руку и сжимает со всей силы, проверяя что больше боли принесёт, но тут юноша просто молчит. Ничего не отвечает и даже в сторону его не смотрит. — Сону, в этом году тебе нужно сходить в школу и сдать экзамен. — Нет, — быстро ответив, младший от испуга чужих слов прижался спиной к стене, ведь Ким не хотел выходить в свет. — Сону, пойми, тебе нужно хотя бы какое-то образование, я не требую от тебя заоблачных успехов. Просто хочу, чтобы ты был хоть с этим документом на руках. Пойми, я тоже не смогу так всегда вас обеспечивать с отцом, — слушая чужую речь, Ким заплакал, он просто чувствовал себя плохо. Он ненавидел себя не только из-за собственной слабости, но и из-за его отношения к старшему брату: Ким знал, что тому тоже нелегко. Наверняка, в тот ужасный день хён так же был напуган. Но только на тот момент он этого не показал, из-за чего и создал образ великой невозмутимости. Тогда старший просто прижал к себе пятилетнего Сону в знак спокойствия и сделал всё сам. — Сонхун, — сквозь густой туман тишины Ким старался найти в темноте руку парня, он хотел нащупать её, проходясь вдоль белоснежного одеяла. — Я тебя слушаю, — нежно коснувшись мягкой кожи, младший вздрогнул, он почувствовал, как его руку окутывает тепло, и как становится легче дышать. — Прости... но я не знаю, что дальше делать, — плачь и рыдания были обоснованы, Сону не понимал, кем он будет, он не видел ни себя, ни будущего, и его это тревожило, как и Сонхуна, который каждый день учился. — Я не знаю, кем мне быть дальше... отца больше нет, а я всё так же задыхаюсь от мысли, что я никто, — сжимая белые простыни и тихо всхлипывая, Сону оказался в объятиях старшего, он явно не хотел, чтобы тот плакал. Жизнь этих парней и так была не простой, она сложилась тяжёлой и была таковой не из-за отца, который сгорает в собственном отчаянии, и не из-за Сону, который так себя ведёт. Хун никогда не считал его избалованным, он не был плохим, младший просто очень травмирован. Всё-таки он несовершеннолетний, а значит всё держится на плечах старшего. — Сону, всё хорошо, я буду рядом, но, может, стоит попробовать? — в ответ была тишина и бесконечное мотание головой в знак отрицания — всё-таки это была плохая затея. На улице ещё было достаточно темно. Свет уличных фонарей слабо освещал дворы и улицы, по которым иногда раз в пять минут проходили люди. В некоторых домах горел свет. Всё-таки выглядело это как некая мозаика. Ведь в каждом доме своя теплота и свой определенный свет. По крайней мере в этом доме он погас. Сначала жилище было наполнено уютом, радостным визгом Сону, когда отец щекотал младшего, падая вместе с ним на пушистый ковёр в гостиной, который расстилался по всему ламинату, словно пролитое парное молоко. Он был белоснежным и таким мягким, что валяться на нём было сплошным удовольствием. Слушать, как трещат в камине старые ветки яблони. И как вкусно пахнут груши, которые отцы часто сушили на зиму. В руках всегда был тёплый напиток. Грушевый компот, либо чай с сушёными ветками малины и черники. Всё это было так вкусно, так уютно и тепло, что и подумать было сложно о плохом, о том, что сейчас ты потеряешь смысл во всех вещах. В тех, чьи грел свои ладони и ноги от первого мороза. Плечо, в чье плакал от первого расставания с мальчиком в садике. В тех самых сорванных цветах около дома соседа. А сейчас что? Больше нет тепла, и руки греть негде, теперь всё будто замерло, что двигаться было даже больно. Всё самое странное осталось в нас самих, ведь в наших руках оставалось наше будущее. — Осторожно, кипяток, — сказал брюнет, аккуратно придерживая раскалённый чайник. На что Сону смотрел крайне странно, обычно его брат не был таким, хотя теперь ему начинает казаться, что он просто много чего стал забывать из-за себя и своих зловещих мыслей. — Не надо до конца, — приостанавливая поток чужих мыслей, Ким подставил руку, из-за чего кипяток перестал литься, а в сторону посыпалось столько осуждения. — Сумасшедший?! А если бы кипяток на руку попал? Это ведь не шутки, Сону! — Сонхун никогда не поднимал голос на младшего, однако эта ситуация вывела его, поэтому от его грозного голоса Ким слегка сжимается. Вечно спокойный и невозмутимый парень становился обеспокоенным и напряжённым, если это касалось его семьи. Особенно, если это касалось Сону. — Это не так больно, по сравнению с тем, что нам сказали с тобой в тот вечер... Тот самый день Сону помнит, как каждый свой день рождения. Помнит всё до мельчайших деталей и подробностей, он помнит каждый вдох и всхлип. Помнит всё так, что, даже сейчас пересказав, окажешься там. В комнате полно поломанных лезвий, а ванна наполнена кровью. Сону не знал, что с ним происходит, он просто чувствовал неуправляемую боль, которая поглощала его тело. Слова о том, что его отца убили, ранили не то что сильно – они его уничтожили. Они уничтожили веру в то счастье, что существует без человека, который так хотел жить и растить своих деток. Но что сейчас? Сейчас этот человек покоится в могиле, а те, кто его убил, всё так же спокойно живут и наслаждаются свободой прекрасной жизни? — Сону, посмотри на меня, — Ким не мог смотреть на старшего, он не знал, какими дарами его наградили, но он определенно был копией отца. Его голос и внешние черты лица были так схожи: он так же морщил нос и оголял свои клыки при смехе. Он был копией того, кого в живых не осталось. И даже его профессия — это то, что младший ненавидит, он боится остаться один, Сону боится погаснуть здесь навсегда. — Ты можешь всё бросить? — вымолвил младший, замечая, как сильно взволнован его брат, Хун сильно переживает, и это расстраивает. — П-пожалуйста, можешь бросить эту учёбу... — зарываясь израненными пальцами в темные локоны своих волос, вопил Сону, ощущая, что его однозначно не слышат, — пожалуйста... уходи оттуда. Придерживая чужую голову своей ладонью, парень разрешил себя обнять и разблокировал все возможные барьеры, которые раньше были под замком. Просто это они делали настолько мало. Объятия с дорогим тебе человеком решают все проблемы, но только не проблему их семьи. Обычное прикосновения означало — я рядом, я буду здесь, и ты меня чувствуешь — и именно так это себе представлял младший. Обнимая хрупкие плечи омеги, он утыкался носом в чужую шею и тихо всхлипывал, ощущая, как по его спине проводят рукой. Так он чувствовал, что находится не один, но, когда рядом нет никого, его спины без каких-либо разрешений касается холод, из-за чего больше не хочется ничего. Примером служит именно этот образ. Образ парня, который потерял смысл в жизни, и больше он не намерен жить так. Особенно без старшего брата.***
На улице становилось достаточно холодно. Мороз больно щипал каждого за лицо– нежных щёк и кончика носа. Он казался таким сильным, как никогда. По крайней мере парень давненько так не ощущал холод, хоть и каждый день посещает улицу, но сегодня температура была ещё ниже. Все куда-то спешили, и улицы были наполнены людьми. Всё это выглядело так странно, будто приближается движение какой-то сильнейшей бури. Успевая только оглядываться по сторонам, парень успевает перебежать дорогу и сразу заскочить в тёплое кафе, лишь бы не оказаться затоптанным среди толпы незнакомцев. — О-о, ты здесь! — вскрикнул блондин около барной стойки, заметив знакомый силуэт через зеркала. — Что происходит на улице? Людей как-то больше, чем обычно, — снимая с себя черный пуховик, сказал парень, вешая верхнюю одежду на крючок. — Чересчур много, я думал, я не выберусь. — Да брось, вроде как обычно. Это ведь Сеул, такие движения здесь каждый день. — Да, ты прав, я, наверное, просто не привык. Я ведь не каждый день работаю, — с сарказмом выдал шатен. — Эй, хватит, это всё учеба. Но я безумно рад, что скоро диплом. Думаю, если его сдадим, то в скором времени с лёгкостью можем уйти с правоведения и вернуться в наше кафе, — пробуя сбитый крем, проговаривает японец, отчего его друг нелепо улыбается, рассматривая новое меню, составленное его отцом. — Я разве не прав? Думаю, ты и сам бы хотел уйти, работа такая... — скривив лицо от воспоминаний, как он мучался над первым своим экзаменом — это надо было видеть, результат на лицо. — Я хочу продолжить это... мне нужно кое-что что узнать, — листая страницы крафтовой бумаги, которые были пропитаны запахом кофе, парень был удивлён, почему этот запах так усиливается. — Сонхун, это дело уже давно закрыли. Ты думаешь, его вновь откроют? Сейчас преступность на каждом шагу. Все эти пропаганды только и делают, что развиваются с каждым днём — Что ты имеешь ввиду? — по всей видимости омега и правда погряз настолько в этом деле, что малейшее слово может задеть его. — Хочешь сказать, что смерть моего отца не важна? — Ты меня неправильно понял, я имею ввиду, что сейчас с таким оборотом преступности в нашей стране ты не найдешь ничего про отца. — Доделав напиток, он подвинул его чуть ближе к собеседнику, который всё так же рассматривал меню. Но на самом деле оно ему уже было давно не интересно из-за новой темы разговора. — Что же ты предлагаешь? Сону с каждым днём становится всё хуже, он сегодня чуть руку под струю горячей воды не подставил, когда я хотел налить ему чай, — ситуация и правда была тяжелой, — и это я ещё не говорю про отца, который тоже сходит с ума. Блондин всегда был и останется на стороне друга. За всё время, как они познакомились с Паком на первом курсе юридического дела, он ещё ни разу с ним не ругался и не был против его и его сумасшедших идей, пришедших в чужую голову. Скорее всего, Нишимура был «за», чем «против». Ведь сам обожал адреналин и расследования, что на самом деле и способствовало выбору стать юристом, но работать по этому направлению японец не хотел. Хотелось просто свободы и больше выбора. Своему другу он никогда зла не желал. Этот милый, на первый взгляд, японец очень сблизился с семьёй своего друга, как и сам Пак. Он часто приходил подменять его на ночные смены для закрытия, либо приходил с самого раннего утра, когда даже уличные фонари не всегда освещали ночные дороги и дворы, чтобы Ники побыл рядом с Сону. Ему правда не хватало этого тепла, а в семье Пака не хватало и денежных средств, которые старший старался заработать, заменяя в кафе своего приятеля и лучшего друга. — Думаю... — начиная разговор, альфа продолжил натирать бокал в вафельном полотенце, — помнишь, как Ли предлагал тебе практику заграницей. — Ты про... — Ли Хисын, думаю, он видит в тебе потенциал. — Уж точно нет, — закрыв меню, выдал Пак, чуть отодвинувшись вбок, ведь аромат кофе слишком ярко раздражал слизистую. — Да, возможно, он странный, но, может, если вы поменяете место жительства, то вам станет чуть легче? Точнее, станет легче Сону? — ему не становилось лучше, и всё, чего боялся старший, так это то, что с таким темпом младший ляжет в больницу рядом с отцом. — Нет, точно нет, я очень хочу разобраться в этом деле. — А если правда окажется более болезненной для Сону, и станет всё ещё хуже? Сонхун задумывался об этом, он задавался этим вопрос уже долгое время, но сейчас он понимает, что он хочет знать стеклянную истину, чем то, что писали во всех теленовостях, каналах в те дни. — Хуже уже и быть не может... всё самое страшное мы пережили в то время... а с истиной и правдой можно хотя бы жить дальше, чем бродить по улицам с повязкой на глазах и спотыкаться о каждый камень, — эта та ещё ложь, но в лучшем случае нам стоит знать правду, даже ту, которая и сломит, возможно, разобьёт, но стоит знать. — Тогда это значит, что... — Я разберусь в этом деле. Обязательно разберусь и узнаю, как на самом деле он погиб. — Если бы Сону сейчас услышал бы тебя... — Как раз, — перебивая парня, продолжил говорить Пак, — о нашем с тобой разговоре знаем только мы, и Сону о нём знать не обязан, понятно? — только сейчас чуть повысив тон, Сонхун заметил, что в кафе они находятся одни, а на улице всё так же в спешке мелькает народ. — Ники... а кафе точно открыто? Почему тут никого нет? — в сомнении задался вопросом друг, отчего альфа сразу стал серьёзным. Только вот Сонхун не обратил внимание на резкую смену настроения Нишимуры, его карие глазки скользят по привычному интерьеру, который, казалось, должен был уже приесться, однако каждый раз Пак находил в этом уютном заведении что-то, цепляющее его душу. Горьковатый аромат кофе, въевшийся в кремовые, словно воздушные пирожные, стены, мягко обвивает лишь пару посетителей, что расположились за самым дальним столиком, который скрывает парочку от ярких дневных лучиков света, проникающих через тонкий слой панорамных окон. «Обычно тут свободных мест не найдёшь, — думает омега, нахмурив брови. — Что-то тут не так…» И Сонхун не успевает даже предположить, что бы могло отпугнуть в этот день посетителей, как вместе со звонкой трелью колокольчиков, раздавшейся над деревянной узорчатой дверью, украшенной искусственными лепестками нежной сакуры, в кафе заходит молодой человек. Угольные волосы аккуратно убраны наверх, открывая вид на широкий лоб, янтарные глаза скучающе рассматривают незанятые столики, а пухлые губы приподнимаются в лёгкой усмешке, когда незнакомец находит того, с кем, видимо, у него назначена встреча. Показался ли Сонхуну этот тип подозрительным? Может быть. И дело вовсе не в дорогом тёмном костюме, что точно был сшит для статного альфы, и украшенных серебряными браслетами запястьях. А именно в ауре, исходящей от незнакомца. И пока Сонхун пристально следил за вошедшим, после чего получая по голове от Ники, что, чуть ли не рыкнув, заставил своего друга наконец прийти в себя, занимая его очередным разговором. — Long time no see, — слишком расслабленно произносит альфа, сделав очередной глоток ароматного кофе. — Лучше бы мы никогда не виделись, — Джейк одаривает своего собеседника притворной улыбкой, усаживаясь за столик, находящийся в самом центре заведения. Солнечные лучики сразу же нападают на Шима, который, словно привыкший к такому вниманию, на мгновение прикрывает глаза. Ему необходимо унять лёгкую дрожь, что царит внутри него, ведь разговор с Джеем, что с ядовитой улыбкой на лице не отводит от него свой внимательный взгляд, предстоит серьёзным. На кону жизнь собственного клана.