Перемены

Май как и всегда наступил неожиданно и город окутал запах сирени. Всеми силами стараясь избежать этого аромата, командор Сэмюэль Ваймс из городской стражи Анк-Морпорка как можно чаще ходил по берегам Анка. Однако даже вонь реки не могла полностью перебить запаха. Прошло тридцать пять лет со Славной Революции — славной, как же! — однако для Ваймса это снова повторилось всего пять лет назад. Случившееся все еще порой являлось ему во снах. Едва расцветала сирень — он почти прекращал спать. Молодой Сэм, Цепная улица, Загорло, Нед Тренч… все они безостановочно крутились в голове. А под всем этим завалом мелькала мысль, которую он не смел обдумывать, но которая скрывалась в безднах сознания: Ветинари носил веточку сирени. Ветинари спас его от выстрела. Ветинари единственный на Диске знает о Джоне Киле. Ветинари — единственный, кто понимает. После беседы на кладбище Малых Богов их отношения стали куда более доверительными, они точно лучше узнали друг друга. Как будто знали друг друга всю жизнь, хотя Ваймс, будучи Джоном Килем, так ни разу и не встретил Ветинари. Но Ветинари был там, наблюдал из теней. Как бы Ваймс ни отказывался признавать сей факт, ему нравился этот новый оттенок их взаимоотношений. Ему нравилось, что теперь Ветинари при нем вел себя несколько более расслаблено, позволял Ваймсу заглянуть за маску. Сейчас они посредством взглядов могли обмениваться целыми предложениями. Теперь они беседовали в людных комнатах так, что никто и не мог их услышать. Преимущественно разговоры вертелись вокруг того, что Ваймс хочет уйти уже домой. Боги, возле Дворца смердело сиренью. Сад буквально зарос ею. Ваймс поспешил зайти внутрь, там запах еще можно было терпеть, затем поднялся по лестнице в Продолговатый Кабинет. И хотя ему было назначено, Стукпостук попросил его подождать. — У Его Светлости неожиданный посетитель, — объяснил секретарь, — но вскоре он… Именно в этот момент двери в Продолговатый Кабинет широко распахнулись, и показался Ветинари. Его сопровождала пожилая женщина, которую Ваймс встречал прежде. Точнее, с ней встречался Джон Киль. Ваймс быстро поднялся, не зная, как следует себя повести. — Ах, Ваймс. Как вы неожиданно пунктуальны, — Ветинари слегка приподнял бровь, на долю секунды показывая недовольство, а затем без труда вернулся в рамки социального протокола. — Позвольте вас представить Роберте Мезероль, моей тетушке. Мадам, это Его Светлость, Его Сиятельство герцог Анкский, командор сэр Сэмюэль Ваймс из Городской стражи Анк-Морпорка. Ваймс терпеть не мог, когда Ветинари полностью произносил его титул, но во рту у него слишком пересохло, чтобы ответить колкостью. Помедлив, он пожал протянутую леди Мезероль руку. — А, известный командор Ваймс, — проворковала Мезероль. — Как приятно с вами познакомиться. Она не выпустила его руку, даже после того как истекло положенное для рукопожатия время, и пристально смотрела на Ваймса. В точности как ее племянник она умудрялась заставить Ваймса чувствовать себя совершенно прозрачным. — Не могли ли мы, командор, встречаться раньше? Ваше лицо выглядит знакомым. Ваймс сглотнул. — Не думаю, мэм. Вы, должно быть, меня с кем-то спутали. — Неужели? Что ж, — она выпустила его руку. — Память у меня не так, что прежде. Никто не молодеет. — Она сжала руку Ветинари и удостоила Ваймса той самой улыбкой, которая невзирая на возраст женщины, всё еще могла заставить мужчин падать перед ней на колени. — Не буду мешать вашей несомненно важной деловой встрече, господа. Хэвлок, я буду невероятно разочарована, если в этом году ты откажешься явиться. Изогнутая бровь Ветинари ясно показала, насколько это предупреждение его не впечатлило. — Вы каждый раз это говорите, Мадам. Ваша угроза теряет действенность. Смех Мезероль прозвучал колокольчиками. — О, однажды я тебя достану, — она бросила на Ваймса озорной взгляд. — Я найду способ. И она просто исчезла. Ваймс выдохнул. Он и не думал, что вообще задерживал дыхание. Вся история Джона Киля осталась в прошлом и, пожалуй, там ей самое место. Когда леди Мезероль, спускаясь по ступеням, скрылась из виду Ветинари закрыл за ними двери и вернулся к своему столу. — Прошу, командор, присаживайтесь. Ваймс помедлил, затем оглянулся. — Думаете, она меня узнала? — Вы, возможно, удивитесь, командор, но я не из тех, кто умеет читать мысли. — Она не узнала, правда? — Ваймс… — Я не хочу, чтобы вся эта история с Джоном Килем… — Ваймс, успокойтесь. Голос Ветинари был весьма суров, однако как ни странно он действительно успокоил Ваймса. Патриций Анк-Морпорка обычно не числился среди тех, кто может умиротворять, но Ваймс за минувшие годы уже стал чувствовать себя иначе в его обществе, да и ему теперь изредка позволялось заглянуть за маску стоицизма. Сохраняя свою фирменную ауру невозмутимости, Ветинари осмотрел свой стол и выпрямил стопки бумаг. — Джон Киль погиб и был похоронен, командор, всем об этом известно. И всё так и останется. Что же касается вашего последнего сообщения… *** После беседы с Ветинари Ваймс шел по двору замка, погруженный в глубокую задумчивость. Много о чем предстояло поразмыслить — как обычно, выполнить правильные приказы и хитростью обойти глупые… он слишком поздно заметил, что кто-то идет ему навстречу, и едва успел избежать столкновения с леди Мезероль. — Командор Ваймс! — воскликнула она, как будто сама его не заметила. — Какой сюрприз. Вы, кажется, торопитесь. — Потому что я действительно тороплюсь, мэм. Мезероль неодобрительно зацокала языком. — Пробегаете мимо всей этой красоты? — она показала на заросли сирени вокруг. — Вам следует больше ценить прекрасное в этой жизни, командор. — Будет сделано, мэм. А теперь прошу меня извинить… — Задержитесь всего лишь на минутку, сэр Сэмюэль. Будьте так любезны. Ваймс замешкался. Говорить с Мезероль — дело рискованное. Однако излишнее упрямство может навести её на подозрения. Он неохотно подчинился. — Чем могу служить, мэм? — О, прошу, называйте меня Мадам. Все мои друзья меня так зовут. Она подошла до неприятного близко, её лицо оказалось на уровне лица Ваймса. Для женщины она была высокого роста. Вблизи Ваймс видел, что у Ветинари точь-в-точь её глаза. — А мы друзья? — Знаете, я уже не так сообразительна нынче, но разум еще работает, особенно если дать ему время подумать… мы действительно встречались, командор, не так ли? — Не помню о подобном. — Хм, — Мезероль грациозно подняла руку и прикрыла ладонью его глаз, скрывая шрам. — А я уверена, что встречались… сержант-при-оружии Киль. Ваймс убрал её руку. — Не понимаю, о чем вы. — Ох, не оскорбляйте меня, изображая из себя идиота, — Мезероль осмотрела его с головы до ног. — Вы едва ли стали старше с того момента, как стояли передо мной в моем кабинете более тридцати лет назад. Как это могло получиться? Вы не вампир, в этом сомнений нет. — Время — штука тонкая, — только это и смог выговорить Ваймс. — А, понимаю, — Мезероль отступила на шаг. — Скажите мне, командор Ваймс, знает ли Хэвлок? — Да. И только он. Я бы предпочел, чтобы так и осталось. — Ну разумеется. Меня вам бояться не надо, — леди Мезероль сунула руку за отворот плаща и извлекла на свет конверт. — Наоборот: у меня для вас приглашение, командор. — Оставьте его себе. — Вы даже не знаете, куда. — Мне не интересны светские рауты. — Прочитайте приглашение. Затем решайте. Она продолжала протягивать конверт и, поразмыслив недолго, Ваймс всё-таки его взял. Мезероль действительно восхищала его, хотя и выводила из себя — почти в точности как и её племянник. Мезероль одарила его милой, чарующей улыбкой, затем похлопала по руке и направилась по своим делам. — Я не приду! — крикнул Ваймс вслед, но её уже и след простыл. Ваймс осмотрел конверт, затем открыл. Оттуда вывалилась простая открытка с датой и временем — через пару дней — а также адрес и… и сирень. Чертова сирень. Ваймс вздохнул и смиренно провел ладонью по лицу. Чертова сирень. — Я же пойду, так ведь? — пробормотал Ваймс. Он засунул и сирень, и конверт во внутренний карман, где они бы остались в целости и сохранности, а затем направился в город. *** Ваймс думал о сирени куда больше, чем следовало бы. Следующие несколько дней он то и дело понимал, что сидит на отчетами, которые надо бы написать, но вместо работы вертит в пальцах чертовы цветы. Он делал всё, что было в его в силах, чтобы не вспоминать Джона Киля. Разумеется, он чтил память тех, кто сражался за него, каждый год приходил на кладбище Малых Богов, но при этом старался забыть большую часть всего, что тогда случилось. Однако как забыть Мадам? Она умела очаровывать, и Ваймс всё думал, а какова же была её роль во всем произошедшем. Может быть, ему предоставился шанс всё разузнать? Но победит ли любопытство, заставив его снова нырнуть в бездну? Воспользуется ли она тем, что знает правду о Джоне Киле? Что во имя всех богов она затеяла? Ваймс бросил сирень на стол и откинулся на спинку стула. И что ему вообще надеть? В кои-то веки униформа, кажется, не подходила к случаю. Это уже не касалось дел Стражи. Мадам наверняка будет ожидать приличного, нарядного облачения, а из нарядного у Ваймса был только парадный костюм, — и он к нему и десятифутовой палкой бы не притронулся; лишь один-единственный человек на Диске может приказать ему это надеть. Что ж, значит дело ясное. Другой подходящей одежды к вечеру он уже не найдет. Это всё и решило: он не пойдет. И когда Ваймс уже принял окончательное решение, в дверь постучали и вошла Шелли Задранец с коробкой в руках. — Передали для вас, сэр, — она положила коробку на стол. Габаритами та была два на один фут, и не особенно тяжелая. На коробке изысканным почерком от руки было выведено имя Ваймса. На восковой печати значилась литера «М», указывая на отправителя. — Спасибо, сержант. Шелли помедлила, стоя возле стола. — Мне передать её в отдел судмедов, сэр? — Нет необходимости, сержант, я знаю, от кого это. Свободны. Открывал посылку Ваймс всё равно не без определённой настороженности — в конце-то концов, её прислала леди Мезероль. Однако внутри оказался просто сверток ткани. Может, бархата? Ваймс в этих делах особо не разбирался. Как бы то ни было, это был костюм, а к нему прилагались нормальные брюки — не лосины и никаких перьев. Костюм был винно-красного цвета, темный, почти до черноты, — самое то для нарядной вечеринки, — и в то же время с минимумом кружавчиков. Она очень хотела, чтобы Ваймс пришел. Что, разумеется, лишь укрепило стремление Ваймса никуда не ходить. И конечно же, он уступил. Чертова сирень. Он в и самом деле привел себя в порядок и надел проклятый костюм, который на его несчастье оказался весьма приятным на ощупь. Идя по городу, Ваймс держался теней. Упаси боги, кто-нибудь увидит, как он тут вырядился. Ему никогда уже потом не отмыться от позора. Дом, адрес которого был указан на приглашении, располагался в одном из богатых районов, куда Ваймс едва ли заглядывал. Оказалось, что это — выстроенная с тонким вкусом усадьба, которая стоила больше, чем Ваймс сможет за всю жизнь заработать. Поднимаясь по лестнице, Ваймс в душе надеялся, что никто ему не откроет, но стоило ему взяться за молоток, как дворецкий распахнул перед ним дверь. — Будьте так любезны, Ваше приглашение… — дворецкий на мгновение замялся, прежде чем с неохотой добавил. — Сэр. Ваймс передал приглашение. Сирень вывалилась, Ваймс быстро её поднял. Наверное, он слишком уж грубо сжал в руке цветы, переступая порог и осматриваясь в великолепной двухэтажной прихожей, залитой светом бесчисленных свечей. Здесь уже собралось дюжины две человек, и он никого из них не узнавал. А он-то считал, что более-менее запомнил всех по-настоящему значимых лиц среди благородных господ Анк-Морпорка, но тут были сплошь незнакомцы. Хозяйку вечера нигде не было видно, и Ваймс уже чувствовал себя не в своей тарелке. Не следовало ему приходить. Ваймс шагнул назад, готовый отступать, и столкнулся с высоким человеком, одетым в черное, — приятное отсутствие ярких цветов посреди всей этой пышной обстановки. — Добрый вечер, ваша светлость. Мадам сказала, что вы придете, но, признаюсь, я этому не в полной мере поверил, — Ветинари осмотрел его с чем-то сродни удивлению во взгляде. — Вы сегодня выглядите потрясающе. Ваймсу показалось, что его щеки вспыхнули от стыда, он немедленно пожалел, что надел этот костюм. Когда же Ветинари, выгнув бровь, шагнул к нему, румянец на лице Ваймса стал лишь ярче. Прежде чем Ваймс успел осмыслить, что вообще происходит, Ветинари уже подошел настолько близко, что Ваймс ощутил запах его одеколона, похожий на аромат земли после дождя. — Позвольте вам помочь, командор, — Ветинари чуть наклонился, взял из его ладони почти раздавленную сирень, и прикрепил её к петлице бархатного костюма. — Вот так. Теперь вы отлично впишетесь в общество. Сердце Ваймса отчего-то забилось чаще. Он быстро шагнул назад и отвел взгляд, притворяясь, будто интересуется собравшимися. — Кто все они? Ветинари посмотрел в ту же сторону. — А. Мужчины и женщины, которых вам следовало бы знать, хотя, очевидно, вы не знакомы. Люди, которые, скажем так, дергают за ниточки. Мало известные, но очень влиятельные. — И все — друзья вашей тетки? — Я бы не использовал слово «друзья»… скорее, единомышленники. Связанные общими целями. — Какими еще целями? — Это же не расследование, командор, это вечеринка. Не могли бы вы дать отдых вашему пытливому уму хотя бы на вечер? Еще чего. Иногда Ваймс мечтал о том, чтобы ему было такое под силу. — Почему я здесь? — Потому что, очевидно, моя тетушка достаточно убедительна и смогла заманить вас на светский раут. Для меня остаётся загадкой, как же ей это удалось. Ваймс бы поклялся, что уловил в тоне Ветинари нотку зависти, если бы это не было совершенно невозможным. Однако прежде чем он успел ответить, их разговор прервал звон серебра по хрусталю, и все беседы в комнате тотчас стихли. На верхней площадке лестницы появилась леди Мезероль, в своем сиреневом одеянии она выглядела просто восхитительно. Все головы в комнате обернулись к ней. — Коварством, — пробормотал Ваймс, и отметил, что Ветинари пришлось скрыть улыбку ладонью. — Добрый вечер, дамы и господа, и добро пожаловать на наш седьмой памятный вечер, — леди Мезероль подняла свой бокал. — Прошло тридцать-пять лет с тех пор как мы сделали первый, нерешительный шаг к тому, чтобы изменить этот город в лучшую сторону. Увы, с каждым разом нас всё меньше. Но мы никогда не забудем тех, кто вместе с нами участвовал в нашей тихой революции. Памяти павших товарищей! — Памяти павших товарищей! — эхом повторили гости. Голос Ветинари же был едва слышным шепотом. — Революция не бывает славной, — продолжила леди Мезероль. — Это дело грязное. Кровавое. Ваймс нахмурился. Она — и говорит о революции? Всем этим аристократам в их изящных бархатных костюмах и шелковых платьях? Их не было на улицах тогда — никого из них там не было. — Тем не менее я горжусь каждым из нас, горжусь тем, что мы могли достичь. И особенно я горжусь — мне и положено, как его ближайшему родственнику — своим племянником, который стал краеугольным камнем в нашем плане, и чья беззаветная преданность делу помогла нам избавиться от человека, который медленно душил наш город. Я очень рада сообщить, что в этом году он впервые присоединился к нашему небольшому торжеству. Головы обернулись, шепоток стал громче, и даже Ваймс не смог не уставиться на Ветинари, который, казалось, совершенно не заметил внезапного внимания. — Также я очень рада приветствовать в наших рядах командора Ваймса из Городской стражи. Молодым человеком он пережил жестокую сторону революции, ту, которая творится в темных подвалах и на городских улицах. Я полагаю, пришло время признать, что мы не в одиночку изменили город. Каждые пять лет мы поздравляем друг друга, но никогда не оглядываемся на тех мужчин и женщин, которые сражались на баррикадах. Они были не менее важны для нашей тихой революции, что совершилась за стенами дворца. Я полагаю, что нам пора признать заслуги друг друга. Командор Ваймс, надеюсь, сегодня вы узнаете что-то новое, что прежде было тайной для вас. И, пожалуй, вы сможете раскрыть нам тайны, которые прежде были для нас загадкой. Давайте же лучше узнаем нашу историю, послушав друг друга, — она сделала паузу, затем озарила комнату великолепной улыбкой. — А что же лучше поможет в этом деле, как не разделить трапезу и выпивку? Пожалуйста, дамы и господа, пройдите к столу. Она склонила голову, показывая, что речь окончена. Слуги поторопились поднять салфетки, накрывавшие стол. Люди зааплодировали. Сознание Ваймса торопливо собирало куски головоломки. Революция на улицах. Революция во дворце. Краеугольный камень — молодой, амбициозный наемный убийца. Таинственная смерть лорда Ветруна той ночью. Он обернулся к Ветинари. — Вы прикончили старого Ветруна? — В самом деле, Ваймс? До ужина? Однако у Ваймса на игры терпения уже не хватало. — Да или нет? — Не совсем. Я просто… оказался неподалеку в момент его кончины. — Я такое часто слышу. Обычно от людей, которых задерживаю по обвинению в убийстве. Ветинари усмехнулся и кокетливо взмахнул ресницами. — Однажды я расскажу вам эту историю, командор. Если вы расскажете мне историю Джона Киля. Ваймс поднял на него взгляд и, кажется, целую вечность не отводил глаз, пока чужие голоса не прервали этот момент молчания. — Как чудесно видеть вас здесь, милорд, — воскликнул один из гостей Мадам. — Столько времени прошло! Ветинари мгновенно куда-то испарился, и в тот же момент Ваймса осадили гости, которые также жаждали подробностей о сражениях давно минувших дней. Ваймсу потребовалось немало времени на то, чтобы от них избавиться, и когда ему это наконец удалось, он быстро самоустранился на обочину веселья, надеясь, что о нем забудут. Однако удача была не на его стороне. — А, командор Ваймс. Хорошо проводите время? Когда Мадам появилась прямо рядом с ним, Ваймс чуть не опрокинул на себя свой напиток. Он не привык к тому, чтобы к нему подкрадывались — по крайней мере не привык, чтобы подкрадывающиеся и в самом деле оставались незамеченными. — Я бы использовал другие формулировки, — проворчал он. — Зачем вы заставили меня прийти? — Ох, прошу, сэр Сэмюэль. Я не заставляла вас. Ваймс с подозрением покосился на нее, не зная, чего ожидать. — Вы не упомянули Джона Киля в вашей речи. — А следовало? — Что вы затеяли? — Ох командор, — она издала серебристый легкий смех. — Мои планы — мое дело. Если вас это успокоит, у меня нет намерения раскрывать ваш секрет или устраивать драматичную сцену. Мое любопытство проистекает из совсем иных причин. Её улыбка всё еще была прекрасна. Ваймса неожиданно озарила мысль, что Ветинари был бы очень похож на нее, если бы когда-либо позволил уговорить себя так улыбнуться. — Знаете, командор, с тех самых лет, как у него появилось собственное мнение, я пыталась и не преуспела в том, чтобы убедить моего племянника появиться на моих вечеринках. Но одно упоминание вас — и вот он. Вы выиграли мне пари. Ваймс растерянно моргнул. — О чем вы? Мезероль смерила его взглядом, как будто пытаясь понять, не прикидывается ли он дураком. — Сэр Сэмюэль, вы хотя бы представляете, какое впечатление произвел сержант-при-оружии Киль на юного Хэвлока? Что? — Киль с ним даже не виделся. Лично. — Но Хэвлок видел его, командор. И практически сразу потерял от него голову. Ваймсу потребовалось время на то, чтобы осмыслить эти слова. Он наверняка что-то не так понял. — Прошу прощения? Мадам вздохнула как учитель, которому необходимо объяснять что-то, что по его мнению является очевидной истиной. — Я рассказываю вам это, командор, потому что Хэвлок такой же непонятливый и глупо упёртый как и вы. Два сапога пара, вот вы кто. Джон Киль был первой любовью Хэвлока. Его смерть разбила юное и ранимое сердце. Нечасто простые слова вышибали из легких Ваймса весь воздух. Однако этим словам удалось. Но это было бессмысленно. Невозможно. Бред. — Мы говорим об одном и том же человеке, да? Лорд Ветинари, патриций этого жалкого города? Мадам мягко улыбнулась. — Я бы солгала, если сказала, что я не несу частичной вины за то, кем он стал. Но времена были суровыми, а я очень быстро поняла, что Хэвлоку предназначено стать лидером, что он может достичь того, что никому не удавалось за века: поднять Анк-Морпорк из трясины. Романтика — не более, чем отвлекающий фактор. — Он бы с вами согласился. — Согласился, не так ли? Мне следовало быть с ним помягче. Но мудрость приходит с возрастом, командор, поторопить её нельзя. — Почему вы мне всё это рассказываете? — Потому что любовь никуда не ушла. Если бы вы только видели, как он смотрит на вас, когда вы не видите. Ваймс невольно обернулся, безуспешно ища Ветинари взглядом. — А он знает, что вы вот так выдаете сего секреты? — Разумеется нет, — и она как будто сменила маску. Лицо Мадам в мгновение ока стало серьезным. — Послушайте, командор, я знала Джона Киля, пусть и совсем немного, а за последние дни собрала немало сведений о вас. То, что я узнала, привело меня к выводу, что вы не будете использовать это против него. На самом деле, вы, возможно, используете то, что узнали, для благой цели. Я — и не относитесь к этому несерьезно — доверяю его вам, командор. Он не думал относиться к подобному несерьезно. Он уже хорошо знал леди Мезероль. Она мягко подтолкнула Ваймса. — Найдите его. *** Ваймс попытался, хотя понятия не имел, что ему делать дальше. Не то, чтобы ему вообще удалось бы разыскать Ветинари. Поиски быстро превратились в игру увернись-от-аристократа и не привели к желаемым результатам. В конце концов, он просто удалился на балкон второго этажа. Снаружи уже царила холодная, темная ночь. Ваймс с удовольствием вдохнул свежий воздух. После ослепительного сияния свечей внутри, глаза дольше обычно привыкали к темноте. А когда наконец привыкли, Ваймс разглядел темный, едва заметный силуэт в углу. Нужно было присмотреться, чтобы увидеть, что это человек, который просто стоит и смотрит на город. Он даже не шевельнулся, хотя наверняка заметил Ваймса, стоило тому ступить на балкон. Ваймс подошел ближе. Улицы были залиты светом, люди ходили туда-сюда, поодиночке, парами, компаниями, болтали, смеялись, кричали. Им не было нужды беспокоиться о комендантском часе или карете патруля неназываемых. — Ах, Ваймс. Только посмотрите. Не находите ли вы порой чудесным то, как город изменился за последние тридцать-пять лет? — Чудесным? — Ваймс облокотился о перила, — не знаю, правильное ли это слово, сэр. Тут нет никаких чудес, если уж на то пошло. Потребовалась уйма усилий, чтобы этого достичь. Как и всегда Ветинари был высоким и отстраненным, и это заставило Ваймса засомневаться в словах Мадам. Этому человеку никогда не разбивали сердца. У него попросту не имелось сердца как такового. Однако когда Ветинари обернулся к Ваймсу — в его глазах блестели нотки меланхолии, они же чувствовались в изгибе губ. — Мы дорого заплатили, чтобы оказаться здесь, Ваймс. Пожалуй, вы правы. Пожалуй, не стоит называть чудесным то, для достижения чего потребовалось положить на алтарь нашу чистоту. И всё же я предпочел говорить, что это чудесное преображение. Ваймс был готов списать это на то, что на Ветинари нашло настроение слегка драматизировать — он любил эти свои короткие драматичные речи — но тут скрывалось нечто большее. Печаль — и в то же время надежда. Это было совсем не к лицу привычно сдержанному Ветинари. Возможно, Мадам всё-таки была права. Возможно, где-то под всеми этими слоями пепла и обломков и был похоронен романтик. — Ветрун не мог быть вашей первой жертвой, — сказал Ваймс, вспоминая стрелу, которую выпустили с крыши Ярда. Которая спасла его жизнь. — Он определённо не был вашей первой жертвой. Так что не он лишил вас чистоты. Ветинари мягко улыбнулся. — Нет. А убил я его или нет… пожалуй, это лучше решать философам. Нет, командор, что бы ни оставалось у меня от чистоты и невинности — оно умерло вместе с Джоном Килем на улицах Анк-Морпорка. Ваймс попытался представить молодого Ветинари, не такого еще ожесточившегося, как нынешний. В его груди было сердце, которое могло истекать кровью… — Мне жаль, — пробормотал Ваймс. — Тут не о чем жалеть, Ваймс. Я сам виноват, что привязался. Боги, Ваймс готов был удушить Мадам за то, каким она сделала Ветинари. Изможденным, циничным. Он же не мог всегда быть таким, правда? Теперь, когда Ваймс знал, что это не так — для него всё изменилось. Вообще всё стало иным. — Нет ничего дурного в том, чтобы привязаться, сэр. В конце концов, к этому всё и сводится, разве нет? Поэтому у нас и бывают революции. Потому что мы привязываемся — к людям, к местам, и мы хотим, чтобы эти люди, эти места процветали. Привязанности — это хорошее дело. — Они причиняют боль. — Пусть даже так. Какое-то время они в молчании смотрели на улицы, наблюдали за жителями Анк-Морпорка во всем их жизнелюбии. В голове Ваймса медленно возникал вопрос. Ваймс из раза в раз заталкивал его назад, пока наконец не набрался смелости озвучить. — Почему вы вообще привязались к Джону Килю, сэр? Вы его едва знали. Ветинари долгое время не шевелился, как будто не услышал вопроса. Он по-прежнему смотрел на улицы. — У меня было предчувствие, — наконец произнес он. — Предчувствие, что он — один из немногих, кто может видеть людей и вещи такими, какие они есть. Что он сможет увидеть, каков я на самом деле, как бы я ни притворялся. У Ваймса в горле встал ком. Он медленно сглотнул. — И тем не менее вы с ним не заговорили. — Нет, — Ветинари обернулся и встретился взглядом с Ваймсом. В его темных глазах горел огонь. Ваймс всегда считал, что у Ветинари глаза черные, как и всё, вокруг него, но теперь они светились мягким, карим светом. — Я боялся, что он увидит мою истинную натуру. И тогда Ваймс попросту забросил все разумные мысли куда подальше. Он преодолел разделявшее их расстояние и, когда Ветинари не попятился, Ваймс мягко положил ладонь ему на бедро, чтобы притянуть его ближе… и поцеловал. И Ветинари ответил. По крайней мере в первые мгновения. Затем он отпрянул и отвел взгляд. — Мне не нужна ваша жалость, Ваймс. — Это не жалость. Ваймс снова потянул его бедро на себя, как бы предлагая приблизиться, но не заставляя. На лице Ветинари застыла нерешительность — подобного Ваймс никогда прежде не видел. — Я — ваше начальство, — произнес Ветинари. — Я вас всё равно никогда не слушаю. — Вы — не Джон Киль. — Нет. Но я всегда был собой, даже тогда. Он снова надавил, самую малость, и на этот раз Ветинари поддался, позволил Ваймсу снова его поцеловать. Ветинари подался навстречу его объятиям, как будто ждал, что Ваймс обнимет его, мягко положил руки на его плечи, пылко отвечая на поцелуй. У Ваймса сердце готово было выпрыгнуть из груди от восторга и паники. Какого черта он делает? О чем он думает? Но губы Ветинари были теплыми и мягкими, а обнимать его было так правильно, поэтому Ваймс целовал и целовал его, обхватывая за изящную талию, чтобы прижать еще ближе к себе. То, как Ветинари вздохнул и растаял в его объятиях, вызвало у Ваймса гнев — ярость из-за того, что Ветинари всю жизнь был лишен подобной близости, ярость из-за того, что Ветинари по-прежнему, кажется, считал, что ему такое и не нужно вовсе. Ваймс мягко скользнул ладонью по его спине, положив руку на затылок, бережно поддерживая его голову и продолжая целовать. Когда на этот раз Ветинари отстранился, он не стал выскальзывать из объятий Ваймса. — Я пришел к выводу, что вы, Ваймс, намеренно действуете мне наперекор, — прошептал он. — Понятия не имею, о чем вы, сэр. — Мне не следует потворствовать подобному. — Сэр? Ветинари нежно провел пальцами по груди Ваймса и взялся за его отвороты, задумчиво поглаживая бархат. — Вы наглы и упрямы. — Делаю свою работ… Ваймс не закончил фразу, когда Ветинари сгреб отвороты в кулаках и снова прильнул к его губам, на этот раз куда менее нежно. Он обнял Ваймса и попятился, пока не ударился спиной о стену, позволяя Ваймсу прижать себя к стене. От этого легкого удара оба застонали, дыхание из приоткрытых ртов смешивалось. Поцелуй стал более жарким, лихорадочным — точно пробка выскочила из бутылки и обратно её было уже не вернуть. Самая мысль о том, что стоит лишь кому-то ступить на балкон, и их увидят в объятиях друг друга, вызывала у Ваймса зуд в затылке, но ему было плевать. Похоже, Ветинари тоже, потому что он начал тереться о Ваймса, как будто желал прильнуть к нему еще ближе, хотя это и было уже невозможно. Сквозь окутавшую сознание дымку, Ваймс почувствовал, что Ветинари возбуждается, прижимаясь к его ноге, а его дыхание начинает дрожать. Ваймс отстранился, чтобы посмотреть на него, и увидел затуманенный взгляд, румянец, заливший бледные скулы, и раскрасневшиеся, искусанные губы. От этого зрелища у Ваймса пересохло во рту. Ветинари выпустил из рук контроль, все его движения были беспомощными попытками дать его телу то, чего оно желает, в то время как он всю жизнь подчинялся лишь разуму. Поэтому Ваймс обхватил бедра Ветинари двумя руками, как следует прижал к своей ноге и помог войти в размеренный ритм. — Полегче, — пробормотал Ваймс ему на ухо. — Ты получишь то, чего хочешь, обещаю. Ветинари в ответ лишь заскулил, пытаясь вырваться из хватки Ваймса и задать более быстрый темп, однако Ваймс ему не позволил. Он в свою очередь прижался к члену Ветинари ногой, одновременно чуть опуская бедра — и в награду получил полузадушенный стон. Обхватив щеку Ветинари ладонью, он вложил большой палец в его рот, чтобы проверить, сможет ли это его успокоить. Смогло, а также заставило Ветинари издать еще один восхитительный всхлип. Как только Ветинари привык к новому ритму, обнимая двумя руками Ваймса за шею, лишь бы устоять на ногах, Ваймс расстегнул пуговицы на его ширинке и запустил руку под ткань. Пальцы Ветинари впились ногтями в шею Ваймса, а звук, который издал Ветинари, воплощал собой отчаянное желание. Ветинари заглушил его, пряча лицо в сгибе шеи Ваймса, цепляясь за того как утопающий за соломинку. Когда Ваймс нежно провел пальцами по его возбужденному члену, дыхание Ветинари стало частым и поверхностным, он снова и снова лихорадочно подавался бедрами вперед, нетерпеливо желая, чтобы ладонь Ваймса обхватила его член. И на этот раз Ваймс позволил ему, позволил толкаться в ладонь, пока всё тело Ветинари не задрожало, напрягаясь, и он не излился в руку Ваймса. Ветинари, наверное, так бы и повалился ничком на пол, если бы Ваймс его не удержал на ногах. Из конечностей Ветинари точно мгновенно исчезло все напряжение. Он оперся о Ваймса всем весом, а тот лишь придерживал его одной ладонью за бедро, второй — за шею, и мягко целовал в висок. — Вы в порядке, сэр? — М-м… Это уклончивое «м-м» отозвалось в Ваймсе приятной дрожью. Он мягко погладил шею Ветинари и поцеловал его в лоб. — Позвольте проводить вас до дома, сэр? Ветинари медленно поднял голову и посмотрел на Ваймса. На мгновение ситуация зависла в хрупком равновесии. — Вы смелый человек, командор. Никто еще не смел сделать мне подобного предложения. — Полагаю, много чего еще никто раньше не смел, и это случилось только что. Ветинари покраснел и слабо улыбнулся. — Вы можете проводить меня до дома, ваша светлость. День был долгий. Ваймс не без труда выпустил Ветинари из объятий, когда Ветинари подался назад, чтобы привести в порядок одежду и волосы. И почти вздохнул с облегчением, когда Ветинари взял его за руку. Ваймс последовал за ним в дом, где они держались в тени, избегая любопытных взглядов гостей Мадам. Единственный, кто увидел их — сама леди Мезероль. Она улыбнулась и кивнула, поздравляя саму себя с успехом. Иногда перемены — это масштабные кровавые революции, которые мало что могут изменить. А иногда — это едва заметные перемены, которые тем не менее изменяют многое.