Почему ты такой придурок?

      Хоцума недовольно подпирал дверной косяк. Поза почти расслабленная: руки на груди скрещены, а между бровей залегла маленькая морщинка. Кровать скрипнула, когда Токо склонилась над Шусеем. На вид мягкие волосы водопадом легли на бледное плечо, заструились ниже, прямо на обмотанную бинтами грудь. Токо виновато склонила голову, извиняясь, и собрала волосы: скрутила и убрала под футболку. Тонкие пальцы аккуратно развязали узелок бинтов и нежно заскользили по телу, распутывая. Хоцума напрягся, закусив губу. Всё выглядело как-то неправильно и вызывало мерзкое, вязкое чувство раздражения, прилипшее, как репей. Хоцума отчётливо понимал, что это просто перевязка. Но ему категорически не нравилось то, что он видел: бронзовые волосы щекотливо ложились на бледную кожу; напарник вздрагивал от неожиданности и отворачивался, когда дыхание девушки опаляло шею. Шусей забегал глазами, когда Токо перехватывала бинты за спиной и нависала над ним. Хоцума подумал, что в такой близости можно услышать биение сердца, и на душе сталось совсем паршиво.       Хоцума размял шею и устремил взгляд в потолок, тяжело выдыхая. Веря, будто дыхательные упражнения и правда помогали успокоить воспалённое сознание перед чем-то мнимым.       Раздражает.       Хоцума понимал. Хорошо понимал, что происходит. Что между Токо и Шусеем ничего нет и быть не может. Но, чёрт возьми, как же яростно извивалась в нём поганая ревность! Как хитрая крыса, пригнездившаяся в мыслях, что не выкуришь. И ведь двусмысленность и излишнюю нервозность Шусея видел только Хоцума! А Шусей наверняка ёрзал только из-за болевых ощущений, а не потому, что стеснялся или Токо сильно импонировала до такой степени, что ему всё на месте не сиделось. Понимал ведь!       Шусей обхватывает Токо за талию, когда нога девушки соскальзывает и у Хоцумы, как мыльный пузырь, лопается последняя капля терпения. Пока Шусей придерживает её за талию, Хоцума аккуратно подхватывает Токо под локти и легонько тянет на себя, призывая встать. Он почти горд за себя: пытается сохранить трезвость ума. Токо удивлённо разворачивается, слегка упирается ладошкой в плечо Шусея, но повинуется ведению Хоцумы. А Хоцума, как сторожевая собака, не спускает взгляд с руки.       Близко! Близко! Близко! Они слишком, чёрт возьми, близко!       Токо следует за пламенным взглядом и улыбается, проглатывая смешинку. Девушка быстро отходит к двери и бросает напоследок понимающий взгляд, окликая:       — Эй, Хоцу! Ну не так явно же!       Хоцума побагровел. Коктейль злости смешался со смущением, а неловко вброшенное слово взболтало всё в одну дикую смесь: я хочу провалиться под чёртову землю! Шусей обводит Хоцуму непонимающим взглядом, и Рэндзё мысленно отмечает, что искренне понимает немой вопрос: он тоже себя сейчас совершенно точно не понимал. Будь неладна эта чёртова ревность!       — Почему ты сегодня такой придурок? — беззлобно вбрасывает Шусей, прикрывая ожоги, надевая рубашку. Хоцума перехватывает за воротник и аккуратно спускает с плеч. Медленно с рук и быстро скидывает с постели.       — Я ведь говорил, что всё в порядке. Не нужно от меня их прятать, — Хоцума смотрит бесстрастно; обводит взглядом тёмные участки и легонько касается ожоговых рубцов. — Не больно? И что значит придурок? Это ты сегодня придурок! Почему ты просто не согласился с Юки? Он быстро бы подлатал тебя!       Шусей тяжело вздыхает. Началось. Разговор будет долгим. Когда пламя злости и негодования внутри Хоцумы разгоралось до масштабов лесного пожара, тушить его удавалось только Шусею. Хотя и с попеременными успехами.       — Больно. Но болят не ожоги. Это было слишком давно, чтобы они болели сейчас. И хватит спрашивать это каждый раз, — парирует Шусей, поднимая руку вверх жестом: подожди, дай я скажу. — Ты и сам знаешь, почему я не согласился с Юки. Это будет тяжело для него. И раны не смертельны. Острой необходимости в этом нет.       — Но тебе же больно! — взвыл Хоцума, как ребёнок у прилавка с конфетами.       — Если это все твои аргументы, то выйди. Мне нужно закончить с перевязкой, — Шусей отвернулся в поисках аптечки и рубашки.       — Я попросил Токо выйти. Я и закончу, — обратил на себя внимание Хоцума, быстро перехватив аптечку и уложив коробочку рядом с собой.       — Хоцума… — устало выдавил Шусей.       — Сам ты не справишься, дай… хотя бы в чём-то тебе помочь.       — Я ведь говорил, что это не твоя вина, верно? — Шусей мягко улыбнулся, голос звучал ласково.       Хоцума бегло осмотрел раны и недовольно цыкнул.       — Да неважно, чья это вина! Я должен был сразу это почувствовать и найти тебя! Тогда бы…       — У тебя нет силы, чтобы чувствовать малейшую опасность, Хоцума, — беззлобно констатирует Шусей. — Хоцума, правда, всё в порядке. А это… — он указывает на раскрытую грудь и живот, — почти зажило и почти не болит. Немного кровит, конечно. Но это издержки телодвижения.       «Телодвижение», — мысленно повторяет Хоцума и мотает головой, выбрасывая что-то пошлое и сильно ненужное сейчас.       Хоцума замер. Впился взглядом, как вампир зубами, исследуя шрамы: что-то успело зажить, кровь запеклась и наслоилась корочкой; местами влажные ранки блестели то ли капельками крови, то ли сукровицей. Хоцума вытянул руку и, не касаясь кожи, провёл указательным пальцем от груди к животу. Грудь Шусея вздрогнула, живот напрягся. Хоцума слышал, как на мгновение замерло дыхание. Его или Шусея, или в унисон. Непонятно.       — Я коснусь? — Хоцума покраснел, прикрывая полупрозрачной вуалью солнечной чёлки смущение.       Шусей дёрнулся или просто отвёл взгляд, но Хоцума принял это за короткий неуверенный кивок. Хоцума едва коснулся горячими мозолистыми подушечками пальцев нежной кожи, и Шусей ещё больше напрягся. Замер под трепетным прикосновением, точно кролик вблизи охотника.       Рука Хоцумы следует за дыханием, затем спускается ниже по одному из заживших шрамов, едва-едва касаясь. И ниже – к животу. Хоцума поднял взгляд, замечая, как порозовели бледные щёки, а чуть розовые кончики ушей покраснели. Засматривается: пытается пробиться взглядом сквозь плотную вуаль чёлки, точно через тропические джунгли – всё же ловит мерное подрагивание пушистых ресниц. Рука Хоцумы непроизвольно поднимается вверх, задевая сосок и Шусей приглушённо охает.       Хоцума наклонился к Шусею. Дыхание Хоцумы совсем другое. Токо напоминала лёгкий летний ветерок, а Хоцума пылал жаром, как конфорка под чайником. А Шусей, казалось, готов стать чайником, что засвистит от перегрева. Но плотно прибитый разум не давал взять чувствам ведущую роль.       Шусей бросил короткий взгляд в сторону двери, отмечая любезность Токо: аве, дверь закрыта! Хоцума цокнул языком, мягко хватая Шусея за подбородок.       — Ты хоть понимаешь, как я за тебя переживал? — ровный голос Хоцумы проваливается в нервный хрип. — Ты – мой воздух в этой треклятой жизни, что не даёт задохнуться в огне.       Шусей расслабился. Напряжение последних недель растаяло, точно снежинка в ладошке.       — Извини… Хоцума.       Хоцума от удивления вытянулся. Пылающая злость мигом рассыпалась холодной золой. «Хоцума», – мысленно обсмаковал на языке Рэндзё, отмечая, как звучит его имя. Мёд, ну мёд! Сладкий и тягучий.       Хоцума уткнулся макушкой в плечо Шусея: слышит, как барабанами неугомонно бьётся сердце. Шусей неуверенно поднял руку, но замер, задумавшись: может ли он вот так сейчас его коснуться? Рэндзё почувствовал движение и подставил голову под ладонь. Он внимательно посмотрел глаза в глаза, затем обвёл кончиком носа выпирающую мышцу на шее, вдыхая запах.       — Щекотно, Хоцума. — Шусей нежно улыбнулся, причёсывая мягкие поцелованные солнцем волосы длинными пальцами.       Хоцума со странной для него нежностью сменил повязки. Затем отставил аптечку и со всей серьёзностью требовательно посмотрел на Шусея:       — Шусей, не смей больше прятаться там, где я могу тебя не найти.