***
Хосок заходит в ванную, по привычке запираясь на несколько оборотов ключа. Подходя к зеркалу, достаёт из шкафчика почти пустой тюбик с тональным кремом. Рукавом свитшота стирает со щеки слёзы. Выдавливая средство на тыльную сторону ладони, пальцами слегла прихлопывает синяки на лице. От невыносимой боли, слёзы катятся ещё сильнее — такие обжигающие и разъедающие кожу от солёности. Больно... Адски... Он до сих пор не может понять, чем так провинился перед своим любимым человеком. Гнев Юнги постоянно направлен на него. Трясёт головой, смотря на себя в зеркало, чтобы прогнать плохие воспоминания, но ему не удаётся, поэтому, отпуская край туалетного столика, Хосок валится на пол и, обнимая себя обеими руками, кричит сквозь рыдания: — Нееет! Я не хочу вспоминать, как Юнги... Как этот поганый тиран сделал мне предложение. Я не хочу вспоминать вкус сахарной ваты, в которую он засунул коробку с кольцом, пожалуйста! Я не хочу вспоминать, как был счастлив! Умоляю! Его сердце сейчас болит сильнее, чем синяки на теле, поэтому он хватает ртом воздух, но силы покидают его тело, и Хосок просто лежит на полу, содрогаясь в тихих рыданиях. Больно. Плохо. Страшно. Юнги в последнюю неделю избивает его всё чаще, Хосок ползает на коленях, умоляя остановиться, но тот лишь причиняет ещё больше боли. Когда Юнги устроился в прокуратуру, всё пошло наперекосяк, поэтому Хосок так искренне ненавидит день, когда тот успешно сдал экзамен. Хосок поднимается с пола, вновь берёт тюбик и продолжает замазывать синяки на лице. Шипит, касаясь разбитой брови. Душа болит. Внутри всё сжимается от досады и страха, от чего становится сложно дышать, поэтому, хватая ртом воздух, опускает голову, наблюдая, как слёзы капают на туалетный столик. Пять лет прекрасных отношений, которые были наполнены любовью и заботой друг о друге, а сейчас он стоит и ощущает босыми ногами холодный кафель. Хосок терпит и ищет оправдание его поступкам: устал на работе, провалил дело, плохое настроение, но Юнги же любит его, да? Любит? Хосок, любит. Трель дверного звонка разносится по квартире, и он испуганно подскакивает на месте так, что сердце падает в пятки. Быстрыми похлопывающими движениями замазывает оставшиеся фиолетовые пятна и спешит к двери. Стоя у двери, переступает с ноги на ногу. Он знает, кто там, но ему так не хочется сейчас его видеть. Но тот не отступится, поэтому дрожащими руками он открывает дверь. — Привет, — Чимин радостно кричит, кидаясь на шею, чтобы обнять покрепче. Он всегда так делает, чтобы проверить степень нанесённого ущерба, поэтому Хосок поджимает губы, не издавая ни звука. — Ты чего на мои сообщения не отвечаешь? — Я-я не видел, прости, — он отталкивает Чимина и прикладывает ладонь к плечу. Потому что невозможно болит. — Твоего нет? — тихо уточняет, затем заглядывает за его спину. — Не-ет, — Хосок отходит в сторону, пропуская того. — Проходи, но не надолго. — Как ненадолго? — Чимин улыбается и вытягивает впереди себя пакет. — Я вообще-то по делу. Покрась меня, а? — Что сделать? — Хосок, не расслышав слова, переспрашивает вновь, а перед глазами пелена, будто он вот-вот упадёт в обморок. — Хочу покрасить волосы в розовый цвет. Ты мне поможешь? — Чимин, ударяя друга ладошкой в плечо, улыбается. — Хочешь, и тебя покрасим? — Юнги не одобряет, ему нравится мой натуральный цвет волос, — тихо проговаривает, натягивая рукава свитшота пониже, боясь, что Чимин заметит синяки . — Та, ладно, чего ты? — со смехом в голосе произносит он. — А вдруг понравится? — Нет! Чимин, я не буду, — выкрикивает Хосок и указывает на дверь. — Уходи. — Ладно, — тот нагло проходит внутрь квартиры. — Давай только меня. Чимин уже скрывается на кухне, шурша чем-то, поэтому Хосок идёт за ним на звук. Ему не хочется вообще ничего, он думал отдохнуть немного до прихода Юнги, но друг рушит все его планы. Как Чимин не может понять, что он хочет закрыться в себе. Закрыться в квартире и просто тихо рыдать от безысходности? — Я принёс всё, — указывая на стол, произносит. — Кисть, чашу, краску. Давай. — Ты хочешь испортить свой идеальный блонд розовым цветом? — Скучно всё время быть одним и тем же, — хлопая в ладоши, радостно произносит Чимин. Хосок цокает, подходит к столу и одевает перчатки. Чем быстрее начнёт, тем быстрее тот уйдёт. Выливает содержимое всех тюбиков в чашу и тщательно перемешивает. — Садись, — указывая на стул, кивает Хосок. — Есть босс, — Чимин с грохотом приземляется на стул, чуть не падая, и смеётся, а Хосок завидует его жизнерадостности. Он как побитая собака, загнанная в угол. Юнги каждый день внушает ему, что он никчёмный, беспомощный и вообще никому ненужный, а Хосок слушает. Слушает и верит в это. Ведь кто он без него? Правильно. Никто. Вырос в детском доме и никогда не видел своих родителей. Профессии не имеет, а на работу Юнги не пускает. У него просто ничего нет, поэтому так крепко и держится. Не хватает мужества, чтобы всё закончить. И чувства, они же есть. От них не просто избавиться, потому что сердце сильнее его здравого смысла. Хосок покрывает волосы краской, осторожно, чтобы не испачкать кожу, прокрашивает, разделяя каждый пробор, и ему это нравится. Сейчас он готов рассыпаться в благодарностях, что Чимин отвлёк его. — Он тебя опять сильно избил? — Чимин произносит тихо, даже немного осторожно, но на Хосока это обрушивается мощной волной. Руки моментально начинают дрожать, а зрачки бегать, пытаясь отыскать укрытие. Укрытия нет, ему некуда бежать, поэтому набравшись смелости, произносит: — Нет, точнее, да, но я сам виноват, — снимая перчатки и откидывая их на стол, обхватывает себя обеими руками. — Всё, мы закончили, сиди тридцать минут. — Ты не уходи от темы, — Чимин поворачивается и смотрит пристально. — Я испортил его завтрак, поэтому тут только моя вина, — поглаживает себя по плечам, успокаивая. — Разве за это избивают? И вот только не надо тут говорить, что бьёт, значит любит, — Чимин хлопает по столу. — Я столько раз говорил тебе, что ты можешь жить у меня. Да вы по настоящему-то и не женаты, в нашей стране не женятся мужчины, а кольцо это хуйня. Тупая железяка, за которую ты так держишься. — Я люблю его, — всхлипывает Хосок, запрокидывая голову, чтобы остановить поток слёз. — А он тебя? Слова друга, как удар под дых. Хосок будто тонет, пытается вырваться на поверхность, но холодная вода удерживает и что-то тянет на дно. Дышать тяжело, легкие сводит и сжимаются от недостатка кислорода. Чимин хватает его за плечи и трясёт. — А он тебя? — кричит на Хосока. — Да ебись ты со своим Юнги, я больше к тебе не приду. Оставайся один. Не звони мне, даже когда будешь умирать, потому что я устал с тобой бороться. Чимин отпускает его плечи, выхватывает полотенце и уходит в ванную, а Хосок делает пару шагов и скатывается спиной по стене. Слёзы, они снова скатываются по щекам, а внутри всё горит от предательства. Друг, самый лучший и единственный, сейчас поступает хуже, чем Юнги. Дверь захлопывается, поэтому он не сдерживается и обрушивается на пол в душераздирающих рыданиях, царапая ногтями кожу на горле, пытаясь добраться до души, чтобы унять ту боль, не дающую ему нормально жить.***
Пролежав на полу до самого вечера, Хосок совсем забывает, что Юнги будет с минуты на минуту, поэтому вскакивает и быстро бежит в ванную. Тому не нравится смотреть на оставленные им же синяки. Он торопится, замазывает их снова, а после выкидывает использованный тюбик в мусорное ведро, а ведь он купил его всего неделю назад… Когда он добегает до двери, та со скрипом открывается, и Юнги входит в квартиру, а у Хосока мурашки от страха по всему телу. — Привет, любимый, — тянет руки в надежде, что его обнимут. — Уйди с дороги, — Юнги отталкивает его и шипит. — Что тебе нужно от меня? — Я хотел обнять своего любимого, — шепчет тихо. — Обнять? — тот кидается на него, хватает за горло и прижимает спиной к стене. — Что ты всё лезешь ко мне, тварь неблагодарная. Ты же видишь, что я устал. Пальцы сжимают его горло сильнее, в лёгких выжигающая боль, а из глаз предательские слёзы. Юнги смотрит в глаза, а Хосок на губы, ведь они так давно его не целовали. — За что ты так со мной? — хрипит он и пытается сглотнуть. — За что? — отпуская горло, Юнги перехватывает его щёки и сдавливает пальцами. — Да потому ты уже в печёнках у меня сидишь. Ты просто заебал меня своим присутствием. Раньше был такой весёлый и красивый, а сейчас? Скелет ходячий и я не вижу больше в твоих глазах жизнерадостности. Да ты ноешь постоянно, о чём мне с тобой говорить? Сидишь на моей шее, потому что не способен на что-то вообще в этой жизни. Безотцовщина. Зачем я вообще с тобой связался? Да с тебя даже брать нечего. Юнги делает резкое движение и Хосок ударяется затылком о стену, стонет от боли и смотрит на того взглядом, полным слёз. Они текут по щекам, щипля старые раны, и падают с подбородка крупными каплями. — Сегодня ко мне придёт мужчина, а ты чтобы не высовывался из ванной, понял? — шипит, а после даёт хлёсткую пощёчину. — Настоящий мужчина, с которым я буду трахаться в спальне, а не ты, привидение. — Что-о? — прозвучавшие слова делают больнее, чем пощёчина. — Муж-жчина? — Да, блядь, я непонятно говорю? — Юнги стягивает с себя галстук и смотрит на него раъярённым взглядом. — Запрись там и делай что хочешь. Да хоть сдохни там, мне поебать. — Хорошо, любимый, — поджимает губы от агонии, разъедающую его изнутри. Сердце бьётся и боль… Боль лаская, убивает и растворяет последний смысл и надежду в его жизни. Может и правда ему уже не стоит цепляться за свою жизнь? Без Юнги — он никто, а с ним? У него нет ответов на эти вопросы. Мучительно осознавать, что тот, кого ты любил больше жизни, просит с ней же расстаться… Хосок прикрывает глаза и падает на колени, упираясь руками в пол. Снова слёзы, снова боль. В подсознании всплывают обрывки только что сказанных слов, а болезненное жжение разъедает последние хорошие воспоминания в его жизни. Прикладывая усилия, он встаёт с пола и выбегает из квартиры, хлопая дверью. Хосок разбит окончательно, цепляясь за перила, спускается с лестницы. Пелена из слёз стоит перед глазами, поэтому он оступается и летит кубарем со ступенек. Миллионы игл пронзают каждую мышцу в теле, отчего отчаянный крик вырывается из горла, глаза горят от стольких слёз, и ему кажется, что он плачет кровавыми слезами. Потому что человек не может выдержать столько боли, а он терпел. До последнего. Чимин был прав, а он глуп и слеп. Поднимаясь с пола, Хосок двигается дальше и наконец-то выбирается из душного здания. Бежит вперёд, не смотря на проливной дождь и то, что он босиком, ведь это ерунда по сравнению с его внутренним состоянием. — Извините, — обращаясь к женщине, Хосок протягивает руки. — Можно от вас позвонить? Я телефон забыл… Женщина смотрит недоверчиво, ну оно и понятно, ведь выглядит он совсем плохо, но через секунду смягчается и протягивает свой мобильный. Дрожащими руками набирает знакомый номер, но в ответ длинные гудки. «Не звони мне, даже когда будешь умирать, потому что я устал с тобой бороться», — всплывает в его подсознании и он протягивает телефон обратно. — Спасибо, госпожа, — кланяется несколько раз в знак благодарности. Когда он вновь срывается на бег, мокрые джинсы сковывают его движения, но Хосок не останавливается, пока не достигает высокого заброшенного здания. Ступая по стёклам, он достигает самого края и, подняв ногу, оказывается лицом к лицу со всем, что так мучает его. Это конец? Хосок прикрывает глаза и прокручивает всё хорошее, а потом вспоминает всю ту боль, что переживал последнее время. Сердце бьётся и боль… Боль, лаская, убивает, растворяя смысл жизни.. Навсегда… Он делает последний шаг. Шаг к решению всех проблем, как кажется ему. Шаг к спасению. Но это был шаг в пустоту. I`m fine. Save me…***
Звонок в дверь разносится по всей квартире, отчего Юнги ругается под нос и поднимается с кровати, чтобы не разбудить Сон Гёля. — Господин Мин Юнги? — полицейский в форме смотрит мрачно. — Что вам, блядь, нужно? — срывается на крик, но двое других скручивают его. — Вы подозреваетесь в доведении до самоубийства Чон Хосока, у нас есть записка, написанная его рукой, переданная господину Пак Чимину, а так же прощальная запись, оставленная на автоответчике… Юнги в мгновение осознаёт все свои ошибки, но уже слишком поздно… Nothing can save him now…