'cause I hide so much for so long…
Жизнь у Рикса стабильная. Наверное, то, что он здесь подразумевает под стабильностью вызовет у среднестатистического человека как минимум удивление, но он давно привык. Утром каждого дня Рикс тренируется, по расписанию учится контролировать скариум вместе с Марк, выполняет задания советников и иногда с ними беседует насчёт дальнейших планов и заданий. Иногда в этот список добавляется полёт на другие планеты по поручению всё тех же советников, которым фрументарии уже давно хотят плюнуть в лицо. Для обычного человека это звучит сложно, но Рикс уже пять лет живёт по такому распорядку. Беззаботная жизнь на Паитруме до его порабощения, когда он жил с ещё живыми родителями и сестрой, которой клирики ещё не промыли мозги, спал до обеда, ходил на свидания с Тори и от скуки гулял вместе с Орвоном по всему Кардому, кажется какой-то выдумкой, сном. Хотя, конечно, бывает и такое, что отрывки этой «прошлой жизни», полной счастья и юношеской веры в будущее, снятся ему по ночам. Только Рикс научился не плакать. Мама говорила ему, что мужчины не плачут. Плачут, конечно, только у Рикса нет на это времени и сил. Он вместе с остальными фрументариями должен работать, чтобы у него была возможность жить дальше, чувствовать себя в безопасности и просыпаться без страха за свою жизнь, как было первое время после нападения клириков на Паитрум; дышать полной грудью, путешествовать и наконец оставить мечи со скариумом. Фрументарии должны приложить все силы, чтобы жители Населенного Космоса могли спать спокойно. Но как они смогут это сделать, если Рикс даже за собой забывает следить? Он, как и остальные фрументарии, так нагрузил себя работой, что однажды, после очередных тренировок со скариумом в саду, упал и проснулся уже на больничной койке. Хотя после тех испытаний в виртуальной реальности, которые закончились неприятной встречей с Дареей и разбитым стеклом резервуара, пару раз поднимался вопрос стоит ли им продолжать занятия в ближайшее время. Ответ был утвердительным: Марк сказала ему, что состояние их дел не допускает какого-либо промедления. Что в итоге? Бесконечные задания, изнуряющие тренировки, стресс и сильные переживания. Поэтому однажды Рикс просто встаёт... и падает обратно на землю. Бывает.***
Первое, что Рикс видит после пробуждения – белый потолок больницы Сионума. Он слабо соображает что происходит, однако быстро понимает, что ему нужен тот, кто все ему объяснит. И очень кстати ему во внимание бросается копна знакомых до боли роскошных чёрных волос. Сторция, ну конечно. Кому, как не ей могут доверить уход за пациентами? – О, – заинтересованно тянет она, хитро ухмыляясь и по-лисьи щуря глаза, как делает это всегда. – наш герой проснулся. Как самочувствие? – Я... – Рикс удивляется тому, насколько отвратительно звучит его сиплый голос. Сразу после этого его горло сковывает острая боль вкупе с неприятной сухостью, Рикс заходится кашлем и тянется к стакану воды на тумбочке и большими глотками выпивает его. Становится лучше. Сторция стоически ждёт. – Нормально. – Врёт. Сухость во рту – меньшая из его проблем, ведь голова гладиатора раскалывается так, что ему кажется, словно во время его отключки по ней били молотком. – Что со мной произошло? Как долго я спал? – Пару часов. Ничего серьёзного, у тебя нервное истощение. Тебя быстро привели в порядок, а потом ты просто уснул. – Сторция пожимает плечами, параллельно наблюдая за показателями гладиатора. – Наш герой перетрудился, вот и всё. Через пару дней будешь здоров. – Почему меня не выпустят сейчас? – Риксу не очень хотелось быть выдернутым из собственного ритма жизни. Может, он и не против внепланового отдыха, но точно не в компании белых стен больницы, назойливого шума ламп и медицинской техники и безвкусного бульона в качестве еды для больных. Однако Сторция в ответ на его вопрос раздражённо приподнимает уголок губ. – Чтобы ты ещё раз свалился, только уже где-нибудь на задании, идиот? Прости, но Марк и советникам, – гладиатрикс тихо ругается сквозь зубы, – ты нужен живым и здоровым. Через пару дней тебя выпустят. Показатели ещё не всё в норме. Рикс тяжело вздыхает. Спорить со Сторцией бесполезно, да и не очень хочется злить её. Поэтому гладиатору приходится просто смириться с нынешним положением дел. – Думаю, ни мамка, ни нянька тебе не нужна, – вновь подаёт голос Сторция, – с ложечки кормить тебя тоже не нужно, поэтому я пойду. Если понадобишься, тебе скажут. – Понял. Спасибо, Сторция. После этого гладиатрикс уходит и Рикс решает выйти на улицу, потому что он чувствует себя всё ещё паршиво, а шум больничной техники никак не способствует улучшению его самочувствия. На самом деле, синтетические сады Сионума справляются с этим едва ли лучше: яркие цвета ненастоящего неба, напоминающие ему о том, что он всё ещё находится в одном городе с Марк и советниками, которые нагло манипулируют фрументариями и используют их так, как им вздумается, давно приелись ему, однако другого выбора ему не предоставили. Он садится на скамейку и тяжело вздыхает, отгоняя неприятные мысли о их положении, которые так и лезут в голову. Сейчас он должен подумать о другом. Как так вышло, что он свалился от нервного истощения? Неужели он настолько перестарался? Так оно и есть, наверное. За последнее время произошло слишком многое, и гладиатор просто не выдержал. Когда живёшь одними лишь делами, переживаниями и риском, перестаёшь замечать сигналы, которые тебе подаёт твой собственный организм. Наверное, Рикс действительно устал от постоянного стресса и эта неприятная ситуация послужит ему уроком на будущее. За то время, что он сидит, предаваясь своим размышлениям, ему встречаются Орвон и Паулина. Те выглядят обеспокоенными состоянием гладиатора, однако Рикс заверяет их, что скоро будет совсем здоров. После этого у них завязываются обычный разговор о погоде и природе, они перекидываются парой слов относительно нынешнего положения дел и настроения в отряде фрументариев и оставляют Рикса в одиночестве. Мда. Риксу слишком непривычно сидеть без дела. Причем он даже не отдыхает и не спит после привычных занятий, а просто... сидит, наблюдая за изредка дрожащим небом Сионума, чья синтетическая голубизна неприятно давит на уставшие глаза. Последний раз в больнице он лежал пять лет назад, ещё на Блоре, после той злополучной встречи с клириком Публием. Однако в тот раз ему хотя бы составлял компанию вышедший из строя Хотч, с которым гладиатор иногда выходил подышать свежим воздухом Блора и поговорить по душам. Сейчас нет даже его. «Скука смертная» – под конец мысленно заключает Остер и решает, что из всех предоставленных вариантов времяпрепровождения сейчас самым лучшим вариантом для него является сон. Более того, он всё ещё чувствует себя паршиво, а в таких ситуациях крепкий сон – самая полезная вещь.***
Просыпается Рикс ближе к вечеру, когда за окном уже начало темнеть. Он все ещё чувствует себя разбитым, но ему явно не так плохо, как пару часов назад. Наверное, всё-таки стоит иногда баловать себя здоровым сном без кошмаров и прочих видений. Какое-то время он просто лежит, уставившись невидящим взглядом в тошнотворно белый потолок, потому что в такое время ему на улице делать нечего. Правда, тот факт, что он почти ничего не ел целый день, даёт о себе знать. Но в этот раз его покою суждено прерваться. Из-за того, что Рикс находится в импровизированной палате, стенами которой являются плотные белые шторки, он не видит, кто именно к нему пожаловал. И тем не менее он слышит громкий хлопок двери. Раздраженный хлопок?.. Этот звук мгновенно возвращает Рикса с небес на землю, он мысленно напрягается и устремляет все своё внимание на пришедшего человека. Через пару мгновений гладиатор видит скривленные в раздражении губы и разноцветные глаза, смотрящие на него с неприкрытым осуждением, но вопреки этому его губы растягиваются в широкой улыбке: он рад его видеть. Правда, мысль о том, что сейчас ему придется несладко, всё ещё не отпускает его. – А теперь объясни мне, почему я узнаю обо всем самым последним. – Привет, дружище, – Рикс лучезарно улыбается и не испытывает ни малейшего угрызения совести за то, что переводит тему разговора и уходит от вопроса, – я тоже очень рад тебя видеть. – Ага, – Хотч притягивает к кушетке стоявшую неподалеку табуретку, усаживается на неё, опираясь локтями на колени и окидывает Рикса изучающим взглядом. – Сторция мне всё рассказала, но... ты как? – Порядок. – Не врёт. С приходом Хотча ему как минимум перестало быть скучно. – Для полного счастья не хватает только моего бывшего соседа по палате. После этих слов от строгости на лице Хотча будто не остаётся и следа. Он расплывается в широкой улыбке, а взгляд снова приобретает неизменную, привычную для него хитрецу. – Прости, но я пока ещё не планировал ложиться в больницу. Марк с меня три шкуры спустит. А что, уже соскучился по своему соседу? – Хитро щурит глаза, словно у него получилось узнать какой-то постыдный секрет своего друга. – Не-а, – бессовестно врёт. Чисто из врождённой вредности не признается, что Хотча, с которым они уже как пять лет живут в одной комнате, ему действительно не хватает. – Как у тебя дела? – Пока всё по-старому. Работы, правда, многовато, – Хотч вздыхает и отводит взгляд, – я поэтому и не пришел сразу. Я был в архиве с самого утра, а Сторцию встретил только когда вышел оттуда. Так бы я сразу пришёл... – Перестань, – Рикс сочувственно хмурится: он не хочет, чтобы его друг нагружал себя дополнительными заботами и переживаниями, в которых нет надобности, поэтому осторожно берёт его за руку в попытке успокоить. Правда, он не сразу отдаёт себе в этом отчёт. – сейчас время такое, все загружены работой, я понимаю. Хотч не обращает внимания на то, что Рикс держит его за руку, словно все так и должно быть. На самом деле, для них подобного рода тактильный контакт давно стал нормой – нет ничего плохого и предосудительного в том, чтобы поддержать близкого человека крепкими объятьями или взять за руку. Не всё время же им отшучиваться, обсуждать насущные дела и пить алкоголь Сионума по вечерам пятницы.