Князь Никита

В этом году Никите Оленеву исполнилось девятнадцать. Горячая голова с кипучей кровью дворянина не были серьёзной помехой для образования. Юному князю нравилось учиться, он мог подолгу сидеть в библиотеке над античной литературой или занимаясь латынью. Иногда бывало, что он совсем терял счёт времени, и писарь, отвечающий и за библиотеку, приходил, удивлённо смотрел на паренька за учебниками и говорил, что пора бы уже и заканчивать. Несмотря на то, что Никита был байстрюком, в нём отчётливо виделась дворянская жилка. Он всегда был опрятно одет (хотя об этом зачастую заботился Гаврила), отлично знал Кодекс Чести и многие законы, правила этикета и правила дуэли, потому что ценил свою честь и знал, что имеет право защищать её. И инцидент с Алёшкой и Котовым глубоко задел Никиту, и раз друг его не был в состоянии постоять за себя, юноша решил взять всё в свои руки и сам вызвать Котова на дуэль. Конечно, стоило об этом узнать Алёше, тот возмутился: — Знаешь что, я не красная дивица, чтобы за меня заступались на дуэли! — Корсак дело говорит, Оленев, — соглашался Саша, — это его дело. Да и опасно это! Тем более сейчас. Затаиться надо. Но Никита упрямо стоял на своём. У него появился план. Он с Гаврилой снимали небольшой домик у леса, и там на время скрывались его друзья. Как всегда утром в субботу после завтрака князь собрал свои рукописи, сел на коня и сказал, что направляется в библиотеку. Он действительно зашёл в школу, чтобы в тренировочном зале взять шпагу. На заднем дворе князь увидел Котова, который запихивал в экипаж большой чемодан. — Повернитесь ко мне лицом, чтобы не пришлось бить вас сзади! — воскликнул юноша и выставил шпагу вперёд. Учитель вздрогнул всем телом и медленно повернулся. Перед ним стоял один из его учеников. Дружок того остропонятливого. Просто мальчик со шпагой. — Ах это вы? Дерзкий мальчишка! — учитель стал весь красным от возмущения. — Я вам не мальчишка, я — князь! И тут подлец Котов, наплевав на кодекс, в одно мгновение выхватил из-за пояса кремневый пистолет, взвёл курок и… Выстрелил. К счастью стрелок из берейтора был никудышным. На плече осталась глубокая царапина от пули. Никита хотел снова подступить к Котову… Но дуэль сорвалась. Как ниоткуда появились гвардейцы и схватили Котова, Никита же успел отскочить в сторону, и спрятался за углом здания, зажав кровоточащую рану рукой и досадливо и со злостью бросив шпагу на брусчатку. Теперь надо было возвращаться назад, и как можно быстрее обработать рану. *** — Князь! — воскликнул Гаврила, стоило коню с Никитой показаться у двора, — я уже все глаза проглядел! Ой, ты ж Боже мой… — Юноша зажимал рукой правое предплечье, где на белой рубашке было видно кровяное пятно. — Это ты где так? — воскликнул Гаврила, помогая Никите спуститься с коня. — Упал. На сук напоролся… в лесу, — тихо проговорил Никита, глянув на встревоженных друзей. Гаврила почувствовал, что в этой истории что-то не чисто. Но сейчас надо было заняться раной, и он, аккуратно поддерживая своего юного хозяина, повел его в дом. Гардемарины переглянулись. В верховой езде Никита был лучшим среди них. *** Рана оказалась надрывной, но не опасной. Промывая её, Гаврила не переставал причитать. — Как же это вас так угораздило, Никита Григорьевич. Как же можно… Сейчас, потерпите, — Гаврила приложил смоченную в какой микстуре ватку, и Никита втянул воздух через сжатые зубы. — Вот и молодец. Когда кровь перестала идти, Гаврила смог осмотреть рану внимательней и порванную на рукаве рубашку. — А какой, говоришь, сук был, Никита? — спросил Гаврила, внимательно посмотрев на юношу. — Да обычный, — к этому вопросу Оленев был явно не готов и сейчас старался не выдать свою ложь. «Ох, что-то не нравится мне это…» — думал про себя слуга. — Мне бы взглянуть на него, что за дерево, может, ядовитое? Или сук гнилой был, тогда надо будет рану обработать дополнительно, — серьёзно сказал Гаврила. — Ладно, давай помажу и перебинтую. После переоденешься в чистое и ляжешь. Отдохнуть надо. Никита кивнул, обрадованный тем, что допрос закончился. Он действительно устал за сегодня, хотя часы показывали только полпервого. Гаврила захватил с собой порванную рубашку, чтобы постирать и починить её. Ещё раз осмотрел дырку на рубахе. И сейчас, успокоившись немного, уловил странный горелый запах. Принюхался. Порох? У мужчины закололо сердце. Через несколько часов Гаврила вернулся в комнату с миской куриного бульона. — Как себя чувствуешь? — спросил камердинер, когда Никита поел. — Отлично! Рука не болит, ты просто волшебник, Гаврила, — начал было юноша. — Тогда давай поговорим, Никита Григорьевич, — строже сказал мужчина. Почувствовав что-то неладное, юноша с опаской взглянул на камердинера и натянул белоснежное одеяло повыше. — Что-то я себя всё-таки не очень хорошо чувствую… — Вот пропишу микстуру… — пригрозил Гаврила. — Ой. — Я всё знаю, Никита Григорьевич. А теперь говори ты. Я хочу узнать от тебя всю правду, у тебя есть шанс всё рассказать. — Я же сказал уже, что в лесу… Упал, — смято сказал Никита, не поднимая глаз. — Упал, значица… Понятно. Только это же не правда, князь, — с напором сказал Гаврила. «Неужели Алёшка с Сашкой проболтались?» — мелькнула мысль. Никита встревоженно осмотрел Гаврилу и понял, что тот вряд ли блефует. Значит, всё действительно знает. Значит, лучше сказать правду сразу. Гаврила не знал ничего, но он хорошо знал своего ребёнка, отлично понимал, когда тот врал, и поэтому сейчас ему было важно узнать правду. — Только я мог его вызвать… На дуэль, — сказал Никита бросив взгляд на Гаврилу, но тот только молча сделал жест, чтобы тот продолжал, хотя и сжал кулаки. — Котов… Он подлец, он вместо честного боя, пальнул в меня… — совсем тихо закончил юноша и силой воли заставил себя поднять взгляд на Гаврилу и тут же пожалел об этом. — Прости! — вскрикнул он, прикрываясь подушкой от подзатыльника, — ой! — А ну вылазь! Ты чем вообще думал, чугунная твоя голова! — зло прошептал Гаврила, чтобы не сорваться в крик. — Котов этот душегубец, тебе очень повезло, что ты отделался такой ранкой! Никита обиженно потёр затылок. — Вы меня простите, Никита Григорьевич, но это я с рук вам спустить не могу. Никита внимательно посмотрел в лицо слуге… Выдохнул, набрался сил. И, повернув голову в сторону окна, тихо спросил: — Сечь будешь? — Буду, — решительно сказал Гаврила, хотя был бы рад бросить эту затею. — Когда? — спросил юный князь и прикусил губу. — Вечером. Розги надо заготовить. А ты откладывай своё творчество и отдохни. Никита послушно отложил бумагу и чернила и отвернулся к окну. Наверное, стоило попытаться заснуть, но он не мог. Никита уже по опыту знал, что ожидание наказания бывает даже хуже, чем само наказание. Внутренности его связались морским узлом, который не позволял спокойно дышать. И юный князь скрутился на кровати, обняв колени. Принялся разглядывать стену. *** — Гаврила вон за розгами ходил, ой и достанется Никитушке! — обеспокоенно прошептал Алёша, глядя как слуга их друга стиснул в кулаке прутьев пять-семь. — Да что достанется. Не стал бы он его пороть. Гаврила же в нём души не чает. Он же лекарь, может побеги измельчать будет для снадобья, или вон, я слышал, что так лечить могут, — сделал неопределённый жест рукой Белов, пытаясь оправдать увиденную картину. — Ага. Знаю я какую болезнь так лечат, дурь выколачивают, по себе знаю, — сказал, щёлкнув языком, Алёша. — Вот потому, что души не чает, и будет пороть. *** Гаврила, как и говорил, вечером зашёл к Никите, потрогал лоб, посмотрел рану и сменил повязку. — Больно? — Нет… Гаврила, а кто тебе про Котова рассказал-то? — решился спросить князь. Но мужчина только неопределённо пожал плечами и вышел на задний двор. Никита выглянул в окно, коротко свистнул. Не прошло и полминуты как две растрепанные головы оказались под окном. — Кто из вас сказал Гавриле про дуэль, а? — строго спросил Никита, сложив руки на груди. — Так ты у Котова был?! — возмущённо прошептал Лёша. — Князь. Ты с дуба рухнул?! Никита опешил. — Вот тебе крест, мы были немы, как могила! — взял слово Саша и добавил, — хотя, знал бы я наверняка, что ты такой упрямый осёл, князь, честное слово… Так друзья его ничего не выдавали, а он сам себя сдал, получается? От осознания этого стало ещё горше. С одной стороны, он был рад, что может положиться на друзей, и они не выдадут его, даже если не будут согласны, а с другой… Вот так глупо попасться на уловку Гаврилы было донельзя обидно. — Только мне теперь расплачиваться за это… В школе-то мне не часто по мягким местам попадалось… Раза два, наверное… Это тебе, Алёшка, в «кьюрт-камере» скоро обелиск поставят, — Сашка хохотнул. — А вот мне совершенно не смешно, Александр. Эх… Чему быть того не миновать. — Держись, — сказал Алёша и похлопал друга по плечу. Никита кивнул и отстранился от окна. Его друзья ещё постояли немного и ушли. Через минут пять вернулся камердинер. — Князь, — позвал Гаврила. — Не называй меня так, — буркнул Никита, — тоже мне князь, со спущенными штанами… Гаврила пропустил это мимо ушей, аккуратно отложил несколько розог в сторону. — Готовьтесь. Никита засопел, поднялся с кровати, повернулся к Гавриле спиной и развязал тесемки на штанах. Глаза были влажными, и он часто моргал. — Ты… Больно будешь? — Как заслужили, Никита Григорьевич. Гаврила за его спиной раза два стегнул розгой воздух, проверяя прутья на гибкость. И у юноши свело живот от этого леденящего звука. Затолкав страх подальше, Никита решительно лёг. — Вас беспокоит рана? — спросил Гаврила, услышав всхлип. — Мне стыдно, — сказал Никита в локоть. — Не стыдно получить заслуженное наказание, Никита, — вздохнул Гаврила, — а вот по глупости рисковать своей шеей должно быть стыдно, в таком-то возрасте, вы должны что-то уже понимать! — Раздался свист розги, и Никита дернулся, но только сжал кулаки покрепче и замер, дав себе слово, что не станет кричать. — Вот за глупость! — Розга снова врезалась в тело юноши, оставляя новую красную полоску. — За дуэль! Вы же знаете, что это незаконно? Что, если бы вас схватили? — Я не подумал… — Вот! За то, что не подумал! А следовало бы! — Гаврила ударил ещё раз и сменил розгу. Гаврила не жалел силы, потому что перед ним был уже далеко не ребенок, а молодой человек, который вот-вот вступит во взрослую самостоятельную жизнь. — Вот вам за ложь! За горячую голову! — Никита вскрикивал после каждого удара сквозь плотно сжатые зубы. — Вот! Ещё! Придумал! С Котовым драться! Мне потом как жить, как! — Слова старого слуги били сильнее, чем розги, и юный князь почувствовал вину. Гаврила несколько раз молча отходил к столу, чтобы сменить розгу, давая Никите немного времени передохнуть. — Больно, Гаври-ила, — прошипел Никита, и камердинер в этот раз специально стеганул посильнее, — ой! Аайс… ой! — А знаешь, князь, пулю в лоб получить тоже очень больно! Гаврила выдал молча около десятка последних хлёстких ударов, и тишину в комнате нарушал только свист розги и редкие вскрики юного князя. В какой-то момент Никите стало казаться, что наказанию никогда не будет конца, но порка закончилась так же внезапно, как и началась, и камердинер потрепал его за плечо. — Вставайте, Никита Григорьевич. Никита неверяще взглянул на Гаврилу и приподнялся. — И чтоб никаких дуэлей! Ишь, нашлись тоже мне, рыцари! Если хоть ещё раз, — Гаврила потряс в розгой в воздухе, — ты прости меня, батенька, не обессудь, высеку прямо во дворе, солёными высеку, и микстуру самую горькую пропишу, чтоб неповадно было! Глаза Никиты наполнились ужасом от этой угрозы, и он вытер слёзы рукавом и кивнул. Сердце старого слуги смягчилось. — Вы меня простите, Никита Григорич, я так испугался, когда про дуэль услышал. Пожалейте меня, я уже человек старый, а вы — это всё, что у меня есть. Я не переживу, если с вами что-то случится. Никита посмотрел на него и ему стало ещё горше. Слёзы с новой силой подступили к горлу. — Прости меня, Гаврила, — искренне извинился он. — Я действительно был не прав. Я очень виноват перед тобой! Прости меня. Прости. Камердинер притянул любимого воспитанника в объятие и потрепал его отросшую шевелюру. — Уже простил.