O Tannenbaum, o Tannenbaum,
Dein Kleid will mich was lehren:
Die Hoffnung und Beständigkeit
Gibt Mut und Kraft zu jeder Zeit!
Распевая рождественскую хвалу елочке в ритме метал, Иван Ракитич пританцовывал по кухне в клетчатом фартуке, разогревая заказанный сливовый пирог и небольшого — хватит ли на прожорливую компанию гостей? — рождественского гусенка. На плите кипел пунш. За заиндевевшим окном съемной квартиры шумел праздничный вечерний Гельзенкирхен. Его последнее Рождество в этом городе, в этом клубе, в этой стране, а дальше… трансферное окно и солнечная Испания! По меньшей мере, переговоры Деяна со скаутами «Севильи» выглядят очень многообещающе. Старший брат, с его несостоявшейся карьерой футболиста, полон решимости устроить Ивана потеплее — во всех смыслах... — Тебя там заколдовало проклятьем гуся? Я скоро наряжу твою елку в одиночку! Выключив духовку, Иван прошел в гостиную. Его соотечественник и лучший друг с прошлого клуба, «Базеля», Младен Петрич стоял на коленях, прилаживая на верхушку елки маленького белого зайца (или кролика) с металлическим отливом. — Без понятия, зачем он тебе спонадобился вместо звезды, но смотрится оригинально, — смеющийся Младен постучал ногтем по заячьим ушам и те отозвались звоном. — 2011 будет годом металлического белого кролика по китайскому календарю. — А деревянного оранжевого лося в крапинку у них нет? — Не знаю… я просто обожаю все экзотическое, — Иван кивнул на африканскую маску, летом привезенную с чемпионата мира в ЮАР. Его первый мундиаль, заставивший выложиться за их маленькую гордую сборную на всю катушку. Бог даст, не последний. Он сел на пол, скрестив ноги, рядом с Младеном и повел пальцами по игрушкам, здороваясь со старыми знакомцами. Полчаса назад друг, заснеженный как Вайнахтсман, ввалился в квартиру с огромной коробкой подарков от родителей Ивана. Те жили в Швейцарии, недалеко от Петричей, и своих предков Младен успел навестить, а Иван в это Рождество так зарапортовался подготовкой к переходу из «Шальке 04», что пришлось ограничиться воздушными поцелуями по скайпу. Открывая коробку, Иван ахнул. Аккуратно завернутые в пупырчатую пленку, там лежали елочные игрушки детства, из небогатого, но счастливого домика в Мелине. Вот мистер Розовая Пантера занимает место на ветке. А вот белый орел распростер над ним крылья. Ангелок в рясе министранта и со свечой в руках. Черный волк с отбитым кончиком хвоста. Пестрый петух. Блестящий жук с полосатым панцирем. Облупленный крокодильчик. Черные пес и кот — Иван повесил их рядом, чтобы смотрели друг на друга. Еще котенок — лимонного цвета и с умильной мордочкой. Волшебник в длинной мантии (семилетний Иван раскрасил его глаза зеленым маркером, так и осталось). Собака в шапочке для ватерполо, похожая на сиба-ину. Вешая на пушистую и душистую ветку последнюю игрушку — залихватского гитариста-рокера, Иван пошарил по опустевшему дну коробки и удивился: — А принца с принцессой нет? — Вроде больше ничего, — пожал плечами Младен. Иван хорошо помнил ту парочку игрушек: принца в белом мундире и принцессу в сине-гранатовом платье. Ростом и шириной плеч та превосходила партнера и напоминала, по правде сказать, трансвестита. Если не разбились, вероятно, Николь не захотела с ними расставаться. Сестрица любит придумывать им приключения, как куклам. Он уже почти поставил коробку на дальний шкаф, чтобы не мешалась до разбирания елки, как вдруг внутри что-то глухо стукнуло. Иван разогнул край коробочной стенки и увидел, что между слоями картона застряла еще одна вещица. Это был деревянный солдатик в ярко лакированном красно-белом гусарском мундире. Добрую половину игрушки составляла голова с огромным приоткрытым зубастым ртом. Голову украшала старинная треуголка, но вместо аутентичного белого кудрявого парика были вырезаны русые волны волос. — Да это же Щелкунчик! — Иван вспомнил сказочный образ, но не саму эту игрушку в родительском доме. Такого у них никогда не было. Новенькое приобретение, вон как лак блестит. — Эта штука рабочая, может щелкать орехи? — оживился Младен. — Вовремя ты купил фундук в скорлупе, Иване. Его хорватское обращение в звательном падеже заставило Ивана мысленно усмехнуться. Они говорили на более привычном для обоих с эмигрантского детства немецком, этом властном и красивом языке. Однако Младен по зову сердца и праву происхождения выбрал игру за сборную Хорватии, и его попытки несколько лет назад переманить Ивана туда же, к «Огненным», из швейцарских «Красных крестоносцев», не увенчались успехом. «Хорошие парни, но меня никто не зацепил по-настоящему, — извиняющимся тоном сказал Иван после матча Аргентина-Хорватия, прошедшего у него на глазах в Базеле весной 2006. — Ты ведь знаешь, брат, мне необходим эмоциональный крючок, чтобы гореть…» Первый отборочный матч за взрослую Швейцарию был сыгран им осенью 2007, мосты сожжены, менять сборную после этого не дозволяют правила… Вынырнув из мыслей, Иван устроил Щелкунчика под елкой (петельки для подвешивания у того не имелось). В дверь настойчиво зазвонили, втопив кнопку. Мануэль Нойер и Бенедикт Хеведес потеряли Кристофа Морица на рождественском рынке где-то между тиром и прилавком с дегустационными ветчинами, но «Нам же больше ужина достанется», как громогласно объявил Ману. Иван познакомил одноклубников с Младеном и весело завалился с ними за стол. Старшие семейные коллеги отмечали Рождество дома, так что он решил, прощаясь с Германией, попраздновать с молодыми приятелями, которые пока не окольцованы. — А что твоя Искра? Такое необычное славянское имя… — Мы еще в ноябре расстались друзьями, — безмятежно отмахнулся Иван, перекрикивая грохот юбилейного концерта Рамштайн по ТВ. — Потому что наш Ракета… играет за другую команду! — Я за обе играю, умники, слышали что-нибудь про шкалу Кинси? — Найди себе испанскую цыпочку погорячее! — посоветовал Ману с бывалым видом. — Ты ведь в «Севилью» собрался в январе? Иван весело угукнул, набив рот сочным кусочком гусятины и поставил себе, что надо преодолеть лень и учить в праздники новый язык… «Крак!» Он вздрогнул от болезненного деревянного треска, который прорвался сквозь музыку. Кажется, в зубах Щелкунчика застрял неподдающийся орех, а Бенедикт упорно давил на рычажок в спине. — Не сломай его, — мягко предупредил Младен. — Ну, давай же мой фундук!.. — румяный от пунша Бенедикт заколотил Щелкунчиком по дивану, продолжая давить сверхпрочный орех так, что трещали деревянные зубы. Перед его носом мелькнула рука Ивана и выхватила многострадальную игрушку. Круглые светло-карие глаза Щелкунчика смотрели почти обиженно. — Эй, не трогай его больше, — не желая ссориться в праздник, но со сталью в голосе (от которой и сам удивился) сказал Иван. — Младен ведь нащелкал полную вазочку. — Окей, давай, я поцелую эту куклу и избавлю от проклятия, — примирительно буркнул приятель. Осторожно вытащив застрявший орех, Иван вернул Щелкунчика на мягкие ватные сугробы под мигающей елкой. Младен произнес тост за успехи хозяина дома, Бенедикт — за победу «Шальке» в этом сезоне (это сопровождалось ухмылкой Младена как представителя «гамбургеров» и бывшего игрока «Боруссии»), Ману — «За здоровье наших родных». Иван призадумался, что лучшие варианты уже разобрали, но нашелся: — Чтобы мы смогли разгрызть каждый крепкий орешек в жизни! Старые часы в гостиной тикали далеко за полночь. Местный уроженец Ману после танцев вокруг елки отправился к родне и отбуксировал хмельного Бенедикта домой. Младен планировал заночевать у Ивана, но почему-то сказал, что в рождественскую ночь хочется погулять одному, стучась в небеса и слушая отзвуки, однако завтра еще он вернется вытащить друга на ярмарку. Комната освещалась лишь радужной гирляндой на елке, игрушечное население отражало пестрые блики. Иван стоял у окна, мечтательно рисуя ногтем по морозным узорам, а в другой руке как-то естественным образом оказался Щелкунчик. Лакированное дерево было теплым на ощупь. Убрав со стола, Иван почистил нового приятеля от крошек ореховой скорлупы и, присмотревшись, подклеил капелькой суперклея один треснувший зуб. Получилось совсем незаметно. — Больше тебя не сделают орехоколом, — пообещал он. — Свинство издеваться над такой красивой игрушкой. Гости на прощание зацеловали Ивана так, что щеки были в следах пунша, праздник удался, но сердцу было неспокойно. В затуманенной голове переливалась неуловимо знакомая музыка скрипок, труб и виолончелей, звала куда-то. Шорох. Еще один. Скрип… Клацанье... Иван нажал на выключатель, но свет не загорелся ни в гостиной, ни в спальне, хотя с электрогирляндой все было в порядке. Всматриваясь в пустой угол — источник звука — он заметил алые искорки, которые кучковались рядом, чуть выше пола. Парами. Пять… шесть… семь пар. Неподвижные точки, полные ненависти, были нацелены на него. Волоски на руках встали дыбом. Тяжело дыша, он не замечал, как отчаянно сжимает Щелкунчика. Несуществующие струнные взлетали тревожным пением в голове. Шорох в другом углу. Иван крутанулся туда — и искры исчезли. Теперь послышались обычные шуршание и писк, напоминающие мышь или крысу. — Господи, ну и напился же я, выдумал каких-то тварей из обычных грызунов! — вытерев испарину со лба, Иван взял швабру с антресолей, включил фонарик и приступил к охоте. Мышей в этом по-немецки аккуратном доме не водилось за три года, что он снимал квартиру, но всякое бывает. Он промазал палкой по мелькнувшей тени раз, другой. Вдруг левая нога поскользнулась на обрывке банановой кожуры, и Иван, несмотря на футбольную ловкость, рухнул навзничь, зацепив затылком стул… Очнулся он быстро — и сразу же, невзирая на боль, взлетел на кровать, а то мало ли что… Однако темная тишина вновь не нарушалась ничем, кроме часов и далекой сирены. Голова была обмотана чем-то холодным. Пораженный охотник на грызунов нащупал аккуратно закрепленный ледяной компресс, успокаивающий шишку на затылке. — Младен?.. Кто здесь?!.. Свет загорелся без проблем. Забытый Щелкунчик таращился в потолок там, где его оставил Иван. Квартира была пуста. Найдя открытую аптечку и отколотый в морозилке лед, Иван твердо сказал себе, что он горе-кулинар, который перебрал с ромом, приготовляя этот чертов пунш, и сам не помнит, как оказывал себе первую помощь. Он тщетно обыскал все щели и послал квартировладельцу смс с просьбой вызвать дератизационную службу. — Хватит приключений на сегодня. Посмеиваясь над собой, Иван надел пижаму (иногда он «по-мужски» пренебрегал ею, но сегодня был определенно не тот случай) храбро выключил свет и улегся под одеяло. Немного поерзав, он вернулся за Щелкунчиком и пристроил его в свой теплый кокон под подушку, как делают дети, чтобы не бояться монстров под кроватью. — Эй... Расскажи мне свою тайну, — пробормотал он, проваливаясь в сон.