Girlfriend To Death: Prey

      Помещение бара освещено достаточно тускло, чтобы витающие под потолком разводы дыма были хорошо различимы. Вроде как и грязновато, и атмосфера тут так себе, но в полумраке глаза отдыхают. Мозг, надо полагать, тоже. Стрейд стряхивает пепел с кончика сигареты и делает пару глотков ледяного светлого пива. Уже почти хорошо. Он делает затяжку, постукивая пальцами по столешнице в такт «Ich tu dir weh», играющей из колонок где-то над барной стойкой, и мечтательно щурится — то ли от сигаретного дыма, то от красивого видения, засевшего у него в голове. Ему сейчас конечно и так жарко, ибо куртку он снять не удосужился, но в дополнение ко всему прочему хочется ещё кое-чего горяченького... Чтобы можно было помять, а затем с хрустом сжать в крепких руках и прочувствовать на ощупь, как ноют эти кости и плоть. Одними губами он беззвучно повторяет припев песни:

Ich tu dir weee-e-eh Tut mir nicht leee-e-eid Das tut dir guuu-u-ut Hoert wie es schreee-e-eit

      Так, мурлыча себе под нос и довольно прикрывая глаза, он допивает уже не первую кружку и делает ещё одну затяжку, как вдруг душный и прокуренный воздух прорезается сквозняком с улицы. Тлеющий оранжевый огонёк вздрагивает, и несколько частиц пепла слетают на стол. Торопливо оглядевшись и выпустив дым сквозь сжатые зубы, Стрейд улавливает периферическим зрением как открылась и закрылась входная дверь. Пожалуй, единственное слепое пятно с его ракурса — он запоздало поворачивается в ту сторону и наклоняется чуть вперёд, чтобы за стоящим там совсем не к месту цветочным горшком разглядеть фигуру вошедшего, но тот уже скрывается среди спин многочисленных посетителей. Подождав ещё немного, он откидывается обратно на спинку стула и тушит окурок о край пепельницы. Немецкий рок сменился проходной попсой, той самой, где слащавый голосок исполнителя скорее режет уши чем ласкает слух.       Он подпирает подбородок рукой и принимается разглядывать народ вокруг. Большинство посетителей довольно пьяные, но для вечера пятницы это свойственно — у кого-то завтра явно выходной. А Стрейд восседает на своём любимом месте в углу зала, таком, откуда ему всех видно, а его — почти никому. Другое дело, что окромя пары коротких юбок смотреть здесь не на что — ничего привлекательного в массе фриков, заполнивших этот зал, нет. Выглядят посредственно, одеты посредственно, воняют посредственным одеколоном и пьют посредственный алкоголь, никакой специфики — все как на подбор по шаблону и все счастливы. Разве что мелькнёт в толпе чей-нибудь яркий шарфик, за который впору ухватиться и натянуть посильнее, вздёргивая обладателя на ближайшей люстре. А что Стрейд? Стрейд чувствует себя хищником в загоне с трогательными глупыми ягнятами. Помимо обычных мирских потребностей есть, спать и ебаться, у него ещё имеется ещё одна — убивать. И особенное удовольствие ему доставляло то, что никто из его персональных "ягнят" об этом не догадывался: они сидели, устало глядя на него с огоньком интереса в мутных глазах, или же просто глупо улыбались, флиртуя в ответ. Это делало дальнейший страх в их глазёнках лишь желаннее. Кто откажется от всепоглощающего чувства превосходства над окружающими? И какая разница, что тех, кого он будет превосходить, мужчина выбирает сам. А что? Жертву заметно издалека, а свою жертву — за тысячу вёрст, по одному только запаху. Такую милую.       Не сдержавшись, он чихает и задевает об угол стола свежей ранкой на тыльной стороне ладони — уронил вчера диск от болгарки себе на руку. Тихо ругаясь, трясёт рукой и вытирает нос рукавом. Не успел персонал снять хеллоуинские украшения, как им сразу приспичило обвешать стены вонючими пыльными рождественскими гирляндами. При том, что до праздника ещё больше месяца. А впрочем, плевать. Развлекаются как могут. Несмотря на эти и прочие странности, для отдыха Стрейд предпочитает именно это заведение. Здесь он мог расслабиться. Сосредоточиться. Когда народу вокруг мало и на тебя никто не смотрит, такое чувство, словно ты снял маскарадный костюм. За острыми ощущениями и невинными жопками он мог зайти в любой бар на центральной улице — туда, где обычно кантуется основная масса горожан, и выбрать ту единственную, которая, так уж вышло, сегодня оказалась в зоне видимости. В толпе орудовать было проще, как ни парадоксально. А здесь — его личное укромное местечко, которое он облюбовал ещё давно и порой заглядывал поздним вечерком в этот тёплый полумрак.       Но всё равно что-то мешает ему плавать в фантазиях, которые он сейчас обдумывал с такими наслаждением, что мысли разбегались в разные стороны. Что-то смущает и царапает нервы. Очень мягко, но навязчиво. В последний раз это отвратительное чувство возникало когда возбуждённый Стрейд в пылу страсти упустил момент и позволил жертве пырнуть его — его! — его же собственным ножом. Слишком глупо. И позорно — небольшой, на первый взгляд, казус, казался космических масштабов трагедией, словно в самый ответственный момент ему по лбу отвесили грубый щелбан. Так что, зашивая вспоротое плечо, он ощутил необходимость провести пару вечеров за кружкой пива полностью в своих мыслях.       Тут он замечает причину своего беспокойства. Столики почти пусты — только по краям зала сидят, не поднимая глаз, случайные посетители. Но он всё же ловит на себе цепкий взгляд светловолосой особы, сидящей за барной стойкой со стаканом в руке. Она откровенно его разглядывает, чуть склонив голову набок, отчего пряди тонких белёсых волос свешиваются ей на лицо и стекают дальше по плечам. Стрейд, многозначительно хмыкнув, поднимает одну бровь. Если девица так хочет поиграть в гляделки, он готов. Расставив ноги пошире и коснувшись пальцами щетинистого подбородка, он бросает ответный взгляд из-под полуопущенных век. Женщина, вроде бы смутившись, уводит глаза в сторону и начинает болтать в стакане прозрачную жидкость. Её лицо кажется смутно знакомым, хотя освещение не позволяет разглядеть детали. Стрейд припоминает, где мог видеть эти голубые глаза раньше. Кажется, сегодня днём, когда он, стоя на светофоре, сквозь поднятое стекло разглядывал полицейский патруль. Она стояла к нему спиной — тёмно-синяя униформа, свободно обнимающая эту фигуру, дежурный пояс, опоясывающий эти бёдра, пистолет в кобуре и округлая попка, которая и привлекла его внимание. Смотришь, а законы хочется только нарушать, право… В тот момент он отвлёкся посмотреть время, а повернувшись обратно к окну, встретился со сверлящими его узкими чёрными зрачками. Офицер по ту сторону стекла склонилась на уровень Стрейда и несколько секунд молча изучала его лицо, словно гипнотизируя. А дальше загорелся зелёный, и он просто уехал.       Что ж, похоже ему выпал шанс увидеть её снова — уже в штатском. С накрашенными ресницами, в узко облегающих бёдра чёрных брюках и кожанке. Сидит, закинув ногу на ногу, и заинтересованно к нему присматривается.       Стрейд смакует впечатления. Чувство уверенности в себе возрастает в два раза. Вот только… В чём дело? Нет, мордашка у неё и правда ничего, даже симпатичная, только слишком уж стервозная. И взгляд… Въедливый, цепко-оценивающий. Совсем не такой, какой ему нравится. Ему нужен трепет и искренний интерес к его персоне, а это — взгляд сучки. С одной стороны, сучки ему не нравились. С другой — возможность заставить кого-то подобного встать прямо перед ширинкой на колени была слишком заманчивой. Стоит попробовать. Взгляд сам собой соскальзывает на расстёгнутую от шеи до груди молнию её кофточки. "Tja... — проносится в голове, пока глаза прикованы к пласту светлой кожи, так любезно приоткрывшемуся взору. — Ну давай посмотрим, правильно ли я тебя понял".       Стрейд резво встаёт со своего места и, поправив на ходу ремень, уверенно направляется к стойке. Глухой стук тяжёлых ботинок о линолеум прерывает тишину зала. Очаровательно улыбаясь, он плюхается барный стул рядом с блондиночкой и облокачивается на столешницу.       — Приветик. Не возражаешь против моей компании? — интересуется он, заглядывая женщине в лицо. Та на секунду прищуривается, но затем все следы напряжения сходят на нет, и она пару раз хлопает ресницами.       — Ну почему возражаю, — она заправляет за ухо упавшую на лоб прядь волос, демонстрируя стройную шею и чуть выпирающие ключицы. — Тем более мы с тобой уже сегодня виделись.       — Надо же, ты меня запомнила. Как мило.       — Тебя сложно было не запомнить. — она лениво облизывает пересохшие губы.       Стрейд внимательно следит за кончиком яркого, почти красного языка, скользнувшего по бескровным губам. Левая половина её лица выходит из тени, и он с интересом отмечает рельефный рубец от шва, тянущийся от уголка рта почти до самого уха. Глубоко в душе просыпается неуёмное любопытство. Он старается не показать своего азарта, чтобы не спугнуть собеседницу, а в голове тем временем плетутся волнующие сценарии — собственными руками разорвать этот розовый шов, оттянуть языком изодранную плоть и глубоко засадить в окровавленный рот. На вкус должно быть так же хорошо, как и на вид.       — Я больше удивлена тем, как меня узнал ты. Я была в маске. Хочешь сказать, по глазам? — внезапно интересуется она. Весьма невинный вопрос.       — А ты думаешь что маски достаточно? Прикроешь пол-лица куском ткани... — Стрейд наклоняется ближе, понижая голос до полушёпота. — ...И я тебя не узнаю? Хе-хе, извини, но это не так работает. Тем более у тебя такие грустные глаза — я не мог не подойти.       Он сглатывает слюну. В плотном воздухе распространяется приятный запах её тела вперемешку со свежестью улицы. На него смотрят с непроницаемым выражением лица, словно провоцируя на большее. Стрейд прочищает горло и возвращается в прежнее положение, скрестив на груди руки. Кажется, её черты начинает расплываться перед глазами. Это плохо — не выходит прочесть и так еле заметные эмоции. На трезвую голову было бы проще, конечно. Однако сейчас, когда в крови играет адреналин, он не собирается лишать себя удовольствия. Главное помнить, что перед ним взрослая женщина, а не молоденькая студентка.       — Что ж, офицер... Как насчёт наконец познакомиться? Так и не узнать твоего имени было бы сущим преступлением. — посмеиваясь над собственным каламбуром, он смахивает пот со лба, а мысленно уже стискивает пальцы на бледном горле. Её кожа кажется такой прозрачной и нежной, особенно на контрасте с его грубыми ладонями, словно она предназначена для укусов и багровых синяков. К чёрту, ещё пока рано. Нужно сосредоточиться на чём-нибудь другом. Например, на подведённых чёрным глазах. Или на её голосе, бархатистом и чуть низком.       — К тому же, у тебя такое милое произношение. Твоя "р" меня просто убивает.       — Это русский акцент. — спокойно замечает беловолосая и тоже меняет позу — скрещенные ноги оказываются чуть расставлены в стороны, плечи отведены назад. Теперь их колени практически соприкасаются. — ...Так уж и быть, постараюсь тебя этим сегодня не прикончить. Не хотелось бы портить такой вечер. Раз так настаиваешь на знакомстве, может, представишься первым, ммм?       — О-хо, Россия, значит. Ну, теперь я понимаю, почему у Fräulein такое серьёзное лицо. Давай, расслабься. Я хочу увидеть эту улыбку~ — он многозначительно поднимает брови. Женщина поджимает губы. — Меня можешь звать Стрейдом.       Стрейд чувствует как бедра касается её колено.       — Хантер. Будем знакомы. — левый уголок её рта приподнимается в асимметричной улыбке. У этих ровных зубов нет ни намёка на остроту. Слишком безобидные, какая жалость. Зато есть есть небольшая щель между двумя передними, навевающая мысль о каком-нибудь травоядном зверьке. Соблазнительном, тёплом и бесконечно мягком.       — М-м-м, Хантер... Тебе не идёт это имя. — Стрейд хохотнул и снова оскалился в улыбке, обнажив похожие на клыки зубы. — Только посмотри на себя — беленькая и пушистая. Совсем как кролик. — он нетерпеливо подался вперёд и нажал пальцем ей на кончик носа, сопровождая это тихим "буп". Хантер брезгливо наморщила нос и перехватила запястье беззастенчиво вытянутой руки. От её неожиданно холодных пальцев по разгорячённой коже пробежали колючие мурашки. Стрейд с непривычки дёрнулся, но руку не убрал.       — Спасибо за комплимент, наверное. — женщина мягким движением отвела в сторону его кисть и чуть сжала, очерчивая заострённым ногтем кровавую корку между его костяшек. — Я бы скорее предпочла быть белым пушистиком, чем зубастой тварью.       — На вкус и цвет... Погоди-ка, это ты обо мне? — он хихикнул. — Надо же, какая встреча: белый пушистик и зубастая тварь в одном месте. А будешь дальше обзываться — возьму и съем тебя. — Стрейд игриво щёлкнул зубами и ещё сильнее развалился на стойке, занимая собой всё больше свободного пространства.       — Ой, мне уже страшно. Что же делать? — спросила она с тенью сарказма, распахнув глаза и бесстыдно похлопав ресницами.       — Не бойся, я пока не голоден. — Стрейд играет бровями и выскальзывает из её захвата, расправляя плечи, стараясь проявить уверенность. — Итак, Хантер, ты ищешь кого-то или просто скучаешь? Просто любопытно, почему ты здесь в такой час и совсем одна. Мне кажется, мы здесь оба с определённой целью, не так ли?       — Всё может быть. Но я бы не сказала, что здесь по делу. Работы мне и днём хватает. Хотя знаешь... Теперь напротив сидишь ты, так что какая разница?       Разговор шёл бодро, как и планировалось. Оставалось только направить его в нужное русло.       — Ох, офицер. Всем время от времени нужно расслабляться. Следить за порядком должно быть так утомительно. — он снова тянется погладить собеседницу, на этот раз по бедру, но но его руку деликатно останавливают и возвращают на стойку. Хмыкнув, Стрейд продолжает. — К слову, ты неплохо смотришься в униформе.       — Да, я заметила как тебе понравилось. Особенно это выражение на твоём лице. — отзывается Хантер ехидно. — Какой же ты всё-таки наглый...       — Я? Наглый? Verzeih mir, ничего не могу с собой поделать. Страж порядка с кобурой на поясе, с комплектом наручников да и ещё и отличными изгибами — есть в этом что-то романтичное, верно? Так и представляю как ты ловишь злостных преступников. Милая, они вообще от тебя убегают?       Брови Хантер приподнимаются вверх, а в глазах мелькает искорка интереса.       — Это не совсем моя специальность — гоняться за ушлёпками по городу. Но в остальном ты прав. Не убегают. Практически. — затем она кивает на Стрейда. — Ты сам-то стал бы?       — Ох, а ты собираешься меня ловить? Какая прелесть. Признаю, офицер, виноват, можете меня арестовать. — он протягивает вперёд запястья, изображая готовность к наручникам и подмигивает ей. — Получился бы из меня страшный маньяк-убийца?       — А может и получился бы, кто знает... В последнее время уровень преступности не падал, скорее даже наоборот. Так себе обстановка по штату. Но отслеживать это безобразие всё равно как-то надо, и пресекать тоже своевременно. Так просто не угадаешь, кто перед тобой сидит. — качает головой Хантер, пускаясь в рассуждения на профессиональную тему. — Любишь тру-крайм?       — Скорее ужасы. С догонялками, кровищей, кишками по стенам и прочими спецэффектами. Вот взять например "Техасскую резню бензопилой" — чистый эталон по всем параметрам.       Из колонок начинает звучать приподнятая джазовая тема. Сразу всплывает ассоциация — красный. Такой же, как и лампы здесь. Как и пелена перед глазами. Он смелеет с каждой секундой.       — Какой твой любимый ужастик? — шепчет он с напором, искренне предвкушая ответ.              — Да я больше по триллерам. — она пожимает плечами. — Из них люблю "Груз 200" отечественный. Самый комфортный для меня, пожалуй, пусть и немножко артхаус. Ты, наверное, не слышал?       Стрейд действительно не слышал. Возникает секунда молчания, и он чувствует неудовлетворённость ответом. Во рту возникает горьковатый привкус.       — Груз двести — это что-то значит?       — Агась. Термин такой. Кодовое слово, если точнее.       Он ждёт, пока Хантер объяснит ему значение термина, но та смолкает и откидывает часть волос за спину. Почему-то в неведении оставаться не хочется. Коротко сдув кудрявую прядь со лба, он лезет в карман за смартфоном, намереваясь загуглить значение слова. Яркая белая страница поисковика сначала бьёт по привыкшим к полумраку глазам, заставляя невольно щуриться. Стрейд понижает яркость экрана и буквы перестают расплываться. Буквально на миг внимание соскальзывает на новостной заголовок из ленты: "Полиция штата в ступоре: Пропавший без вести убийца-автостопщик вызывает панику среди следователей". Формулировка не цепляет, потому, обработав информацию дальней извилиной, он открывает клавиатуру и начинает клацать по ней, не всегда попадая чётко по нужной букве.       — Да ладно тебе, потом посмотришь. — Хантер протягивает вперёд руку и опускает экран от глаз Стрейда. Тот сконфужено поднимает взгляд, после чего пожимает плечами и суёт телефон обратно. Она оказывается достаточно близко, чтобы границы уже никак не ощущались, потому широкая ладонь моментально ложится ей на колено, поглаживая и притягивая к себе. Женщина медлит, на её лице мелькает тень брезгливости, однако попытки отстраниться не последовало.       — Да, не будем отходить от темы. К тебе или ко мне? Хотя начать можно прямо здесь, чего время терять.       Очень уже ему приглянулась динамика "преступник и коп". Она сидит передним вся такая правильная, чистенькая недотрога, и даже не догадывается о том, в какую яму её заводят с каждым словом. Доблестный страж порядка, где же твоё хвалёное профессиональное мастерство? А белый цвет выглядит в обрамлении тёмной одежды как-то совсем нежно и интимно. Так и хочется всё испортить.       — Малышка, не зажимайся. Я не кусаюсь. Или я тебе уже не нравлюсь?       — Нравишься, нравишься... — она кусает нижнюю губу и упрямо отводит взгляд. Рука Стрейда начинает подниматься выше по женской ноге, но тонкий указательный палец касается его предплечья, надавливая на напрягшуюся мышцу, и хватка сама собой разжимается от спазма. Рука сползает обратно на коленку и продолжает осторожно гладить. — Только давай проясним пару моментов. Твои предпочтения выглядят... Нестандартными.       — Я и сам нестандартный. Для кого-то даже талантливый.       Хантер кивает, улыбаясь не без сарказма. Стрейд думает, что этот вечер достаточно хорош для того, чтобы вывалить на свою цель парочку кинков. А потом уже и хозяйство.       — Знаешь, я своего рода садист. Понимаешь, о чём я?       — Хахах... Возможно. Вопрос в том, любитель или профессионал, это существенная разница. — её взгляд опускается на еле заметно натянувшуюся ткань кое-чьих бежевых брюк, но надолго не останавливается. — Есть ещё такое мнение, что человек признаётся в садистских наклонностях только в том случае, если он БДСМщик.       — Ты почти угадала. Но я, конечно, не изверг, так что не надумывай лишнего. Я умею быть нежным, Süße. —Стрейд посмеивается, видя её очаровательное замешательство. Долго оно правда не держится.       — Ну-ну, аккуратнее со словами, господин извращенец. Вдруг я передумаю? — она наигранно грозит ему пальцем. — И с руками тоже. Я с тебя штаны стянуть не пытаюсь.       — А я разве против?       — Я всё же думаю, что ты можешь мне показать куда больше.              — Ах, ещё бы. Как насчёт продолжить у меня? Потому что я определённо могу показать больше. Целых шестнадцать с половиной сантиметров "больше". — Стрейд проводит языком по верхнему ряду зубов и оттягивает пальцем ворот рубашки, выпуская жар тела наружу. — Тебе понравится, обещаю.       — Надеюсь. — Хантер наклоняется к нему, сокращая дистанцию до каких-то двадцати сантиметров.       Несколько секунд она молчит. Стрейд чувствует, как постепенно кровь в его ушах начинает шуметь сильнее — он готов рвать, хватать, бить наотмашь, делать всё, что подходит под определение "распускать руки". Лицо собеседницы даже не тронуто румянцем — только дёрнулся раз розовый кончик носа. Сердце снова гонит кровь к голове и Стрейд, преодолев замешательство, расплывается в ухмылке. Ему нравится этот вызов.       Хантер сильнее надавливает коленом ему на бедро.        — А если всё-таки у меня? — вкрадчиво звучит вопрос. Да. Только этого ещё не хватало. Ещё час и она окажется на полу в слезах и с окровавленным ртом.       "Хочешь поиграть. Я тоже". Уже не скрываясь, он любуется её ртом и шеей, достаточно бархатной на вид, чтобы хотелось укусить.       — Зачем, Liebling? Позволь мне за тобой поухаживать. — выдыхает он хрипло и поднимается с насиженного места, беззастенчиво нависая над женщиной. Хантер остаётся сидеть в прежней позе — следит за ним и не спешит оттолкнуть. Это не удовлетворяет Стрейда и он вжимается в неё сильнее, не позволяя сомкнуть ноги и вынуждая открыться. Тело Хантер послушно вторит его движениям, послушно, но неторопливо, с прохладной расчётливостью. Игра уже начинает надоедать.       "Weich..."       — Мхм, ну перестань. — она поднимает голову, упираясь подбородком ему в грудь. Смотрит на него снизу вверх, чуть щуря подведённые глаза. — Давай обсудим снаружи? Здесь так жарко.       "Ах, тебе жарко? Ты ещё не знаешь, ЧТО такое жарко". Стрейд заводится окончательно. Капля пота сбегает с его виска на шею. Он дышит тяжело, раздувая ноздри, и скалится, чувствуя, насколько нарушил её личное пространство. Приятная тяжесть формируется внизу живота. Её взгляд становится озадаченным, а потом умоляющим.       — Стрейд.       Внизу живота ощутимо покалывает, появляется тяжесть в паху. А ещё острое желание отлить. Вот сука. Поморщившись, он ослабляет натиск. Переступая с ноги на ногу, возвращает себе самодостаточный вид и откашливается. Количество выпитого даёт о себе знать.       — Ну как я могу не пойти тебе навстречу... Я думаю мы прекрасно договоримся. Только отпустишь меня на две минутки? — говорит он с едва уловимой издевкой, будто это Хантер его держит, а не наоборот. Она колеблется, потом кивает и выскальзывает из-под его руки. Стрейд, в свою очередь, запускает руку в светлые волосы и треплет собеседницу по затылку, нарочито небрежно. Улыбается так нахально, словно говорит: "Куда же ты теперь денешься!" — ласково, почти игриво. Она не отшатнулась. Позволила. И это главное. Тактика сработала.       Посматривая мельком на контрастный даже при красном освещении силуэт, Стрейд направился вглубь длинного коридора, пока мерцание неоново-розовых лампочек делало сумрак особым, слегка тревожным. Он приостанавливается и бросает на неё косой взгляд через плечо. Она сидит ровно. Оттряхивает рукава куртки.       Прикрыв за собой дверь, Стрейд пристроился ближе к стене и начал возиться с ширинкой. Вспотевшие ладони проскальзывают, не позволяя ухватить застёжку, так что молния всё не поддаётся. В конце концов он, психанув, расстёгивает ремень и спускает штаны до середины бёдер. Слабая эрекция не особо мешает процессу — чтобы не попасть в писсуар с такого крошечного расстояния, нужно быть либо гением, либо в стельку пьяным. А вот Хантер, скорее всего, придётся проводить до парковки и сразу везти домой. Её не обязательно сходу бить головой о стену, но Стрейд знал, что если выебет её прямо в машине, то потом начнёт засыпать ещё до того, как сядет за руль.       Вообще, стоит заранее позаботиться о дополнительной страховке на случай, если она вздумает упираться — вдруг эта дрянь догадается, к чему всё идёт. К примеру, её волосы выглядят достаточно длинными, чтобы можно было намертво намотать их на кулак, тем самым списав на нет все попытки сопротивления. Главное не перестаться — хорошенькая же, пусть и сучка, досадно будет если всё начнётся с тяжёлых травм. Это не сложно. Час ночи, всем глубоко насрать что происходит в подворотне, а из копов в округе — только сама Хантер. Будет повод придушить её как следует.             Скри-и-ип       Стрейд встрепенулся и торопливо огляделся, хмурясь. За журчанием струи ему послышался некий скрежет, словно пискнули дверные петли. Или не послышался?       Инстинкты молчат, и тревога быстро рассеивается. Стрейду поебать и на это тоже — всё равно в ушах так шумит горячая кровь, что дальше уже некуда. Хантер, что примечательно, подвыпившей совсем не казалась. Наоборот, в её глазах светилось какое-то странное выражение, которое не мог распознать. Вроде бы это была неуверенность, но некоторая надменность в ней всё-таки чувствовалась. Она пила при нём? Нет. Он так и не допёр, куда она дела свой стакан. Посторонних звуков, кстати, больше не слышно.       — Клянусь, сволочь, если это ты сейчас ошивалась под дверью, я дам тебе очень хороший повод испугаться... — зловеще бормочет Стрейд и начинает заправлять член обратно в брюки, чувствуя, тем временем, как волосы на загривке медленно встают дыбом.       В то же самый момент ему точно в копчик прилетает болезненный пинок, пуская вниз по ногам импульс острой боли. Стиснув зубы, Стрейд пытается удержать равновесие, но штаны спадают до колен и он, позорно запутавшись, валится на пол, попутно хватаясь за край писсуара.       — Scheiße! — выругался он хрипло, пытаясь перевернуться на спину, но только ударился головой о кафельный пол — в спину упирается колено, удерживая его в лежачем положении. Рука Стрейда тут же взметнулась в воздух, наугад врезая локтем по женскому бедру. И зря. Над ухом сдавленно шипят и тотчас его голова вздёргивается кверху, а глотку передавливает жёсткий силиконовый шнур. Пространство стремительно искривляется, превращаясь в двоящиеся и троящиеся очертания предметов. Он издаёт низкий стон и изо всех сил цепляется пальцами за шнур, бешено выковыривая его из борозды на шее, но лишь расцарапывая кожу до крови. Боли не было — он готов разодрать удавку в клочья голыми руками, выдрать из горла вместе с мясом, лишь бы высвободиться. Лишь бы глотнуть воздуха и размазать белобрысую змею по стенке. Это она. Она, он знает! Чувствует прохладный запах от маячащих где-то на краю поля зрения волос, слышит шуршание треклятой кожаной куртки и судорожное сопение за плечом. Яростно рыча, брыкаясь и лягаясь, он уже не обращает внимания на то, что руки и ноги едва его слушаются, а глаза планомерно закатываются. Сознание стремительно угасает, и последних его всполохов хватает только на немое сипение сквозь пережатое горло и тёплые спазмы в мышцах.       Между дрожащих лопаток упирается подошва ботинка, а шнур на шее натягивается вдвое сильнее, окончательно пережимая сонную артерию. Стрейд вяло шевелится, всхлипывает напоследок и роняет лицо на пол, еле различая даже глухие ударов собственного пульса где-то в области затылка. Из побледневшего приоткрытого рта устремляется вниз тонкая струйка слюны.       — Две минутки уже прошли.