Сны, которые убивают

саундтрек - Странное Рождество, группа "Агата Кристи" - Смотри, тварь! Внимательно смотри. И запоминай, что с тобой потом будет! Чьи-то руки больно держат за волосы, так сильно, что, кажется, позвонки хрустнут. Вот-вот голова запрокинется назад и повиснет, как у сломанной игрушки. А кому нужна игрушка, которой сломали голову? Но тому, кого бьют впятером, еще хуже. Закрывать глаза не получается, будто веки не могут сомкнуться. И приходится смотреть, как изо рта льется кровь, как непонятный человек в старой куртке хрипит на грязном асфальте. А те, кто его бьют…они и на людей не похожи. Будто какие-то существа из третьесортных ужастиков. Они бьют, а кто-то держит сзади, заставляя смотреть, как будут убивать. За что? Почему? Из горла вырывается жуткий хрип, тело безвольно обмякает в их руках. Минуту назад это был живой человек. Сейчас это – труп. Меня тоже отпускают…. Похоже, я тоже труп.       Первый кошмар приснился Кириллу сразу после возвращения из Италии. Полет был непростым, самолет кружил над аэропортом в Пулково, ожидая посадки. Метель не давала возможности приземлиться, взлетную полосу заметало снегом. Кир измучался сам и измучил Диму. От бесконечных спазмов в глазах темнело, а во рту был горький привкус. Когда же самолет, анконец, приземлился, Кир вышел на ватных ногах и едва не рухнул в снег. И потом долго сидел у выхода, приходя в себя. Так что кошмар в данном случае был не чем-то из ряда вон выходящим – так организм отреагировал на стресс. Дима успокоил, напоил валерьянкой и уложил спать до утра. И ни Кир, ни его любимый не знали, чем обернется этот сон… На меня едет поезд. Я лежу на рельсах, привязанный к ним. Как и кто меня привязал, понятия не имею. Просто руки и ноги связаны проволокой, и примотаны к шпалам. Уйти, уползти нет ни малейшего шанса. Поезд гудит, этот гудок заставляет дернуться. Но проволока впивается еще сильнее в запястья и щиколотки, появляется кровь. Я не вижу ее, только чувствую. Через минуту моя жизнь оборвется на рельсах. И я кричу, срывая голос, мой крик заглушает гудок электровоза… - Кирилл! Кир, проснись. Это был второй кошмар, буквально на вторую ночь. Надо наутро идти на работу – выходные кончились. Увы, все хорошее когда-нибудь кончается. Разобран чемодан, убраны новогодние украшения. Елка теперь сиротливо стоит во дворе у мусорных баков. Кирилл воткнул ее в сугроб – пускай украшает двор. На ветках – остатки дождика и обрывки мишуры. А еще – разбитая елочная игрушка, кажется мышонок. Жаль, он был такой славный. - Кирюша, что же тебе снится-то? – обеспокоенно спросил Дима в ту ночь. - Сам не знаю, - хрипло ответил Кир, - будто память стирают. Во сне все помню и осознаю, а как просыпаюсь – ни фига. Только ужас какой-то…. Он глотнул воды. Поставил чашку на полку у кровати. - Ладно, Дим, фигня все. Давай спать, завтра вставать в такую рань… я уже забыл, как это – ходить на работу. Он нервно хохотнул. Натянутый неестественный смех был похож на всхлип.       Начало рабочей недели, хоть и выпало на вторник, было не меньшим стрессом, чем если б оно пришлось на пресловутый понедельник. И Дима снова списал ночные кошмары на него. Знал бы он… Лес освещен мертвенным голубоватым светом луны. Почему-то тепло. Или зима как-то прошла сама собой? Кусты и деревья покрыты листьями. В темноте они кажутся не зелеными, а черными. Завтра, при свете солнца, мир снова обретет свои краски. Только я этого уже не увижу. Потому, что я рою могилу себе. Держать лопату в разбитых руках очень тяжело. Но это не волнует тех, кто сидит на корточках с сигаретами в пальцах. Их шестеро, а я – один. Даже если попытаюсь убегать, толку не будет. Меня так долго избивали, прежде, чем привезти сюда, в лес, что я еле на ногах стою. - Копай быстрее, - лениво говорит один, - чего возишься? Нам тут всю ночь с тобой сидеть? Меня снова бьют. - Кончай, - говорит другой, обращаясь в своему товарищу, - сдохней сейчас, кто рыть будет? - Да ладно, присыпем землей, ветками забросаем и хватит. Сюда вряд ли тко сунется, - хмыкает третий, взводя курок. Могила неглубокая, но для меня – достаточно. И я останусь в списке тех, кто пропал без вести. Меня поищут, или сделают вид, что ищут. Потому что всем – наплевать. Чувствую затылком холодное железо, и гремит выстрел.       Кирилл стал спать днем. Ночами – не мог. Каждую ночь кошмары не давали сомкнуть глаз. Жуткие, донельзя реалистичные, они забывались в момент пробуждения. Первые несколько дней Кир после обеденного перерыва запирался в своем кабинете, просил не беспокоить и дремал с полчаса. Потом – час, полтора. Но час, полтора сна в сутки – явно недостаточно для организма. А ночами находил себе дела, любые, лишь бы не спать. Кофе и энергетики стали частью рациона. Дима засыпал – очень уставал на работе. И тогда Кирилл, стараясь не шуметь, выбирался из его теплых объятий и спускался вниз. Не хотелось беспокоить любимого – ему днем преступников ловить. И заполнять кучу документов. Еще неизвестно, что хуже. Кирилл понимал, что уже не справляется с проблемой. - Добегался, сучара? Удар, еще удар. Я падаю с табуретки ан пол, меня рывком поднимают, и сажают обратно. Из носа и изо рта течет кровь. - Ничего, - слышу голос откуда-то из-за спины, но оборачиваться нет желания, - теперь никуда не убежит. Мы ему гирьку на ножки повесим. Один из громил, застывших у дверей, выходит и вскоре возвращается…. С тазиком, в котором что-то плюхается. Я замечаю серую субстанцию, и сердце противно падает куда-то вниз. Это цемент. Обыкновенный цемент, используемый в строительстве домов. Я мычу и дергаюсь, за что получаю новую серию ударов. - А вот и гирька, - ржет тот, кто за спиной. Двое держат меня, громила сует мои ноги в носках в цемент. Скоро масса застынет, и тогда меня сунут в машину в увезут на берег реки. Такие трупы нередко находили – с тазиком застывшего цемента на ногах. Они всегда в воде стоят вертикально. А глаза выпучены из-за нехватки воздуха. Теперь я стану одним из таких утопленников…       Один платный врач посоветовал побольше гулять, пить витамины и соблюдать режим дня, а еще не смотреть новостей и фильмов ужасов. Интересно, что страшнее в наши дни – новости ил ужастики? В другой клинике прописали таблетки, расписав схему приема. И выписали рецепт. Оказалось, это транквилизаторы, которые прописывают буйным шизофреникам. Кирилл послушно пил их, и кошмары, вроде бы, прекратились. Но вылезла страшная побочка – сначала Кир ходил сонный днем, потом стал путаться в датах, событиях, и вообще чувствовал себя заторможенным. Пропал аппетит, начали лезть волосы. На расческе и на подушке оставались целые пряди темных чуть вьющихся волос. Таблетки пришлось отменить – и кошмары вернулись снова. - Что, накатался? Или еще хочешь? В багажнике душно и одновременно холодно. Я не чувствую ни рук, ни ног. Голова гудит от сотрясения, после того, как не затылку приложили бейсбольной битой. Дорога, на которой остановилась машина, в багажнике которой меня везли – проселочная. Но ее покрывают новым асфальтом. Посреди неё – глубокая яма. Меня сбрасывают прямо туда, а затем подгоняют экскаватор. Скоро мое тело, пока еще живое и отчаянно сопротивляющееся, будет закопано заживо под слоем земли. Завтра мою «могилу» закатают под асфальт. И никто никогда не узнает о том, куда я исчез. Кирилл позвонил отцу. - Пап, я пока не могу работать. Я в больнице. И отключил телефон. Объяснять не было ни сил, ни желания. И чем может помочь Гречкин-старший? А выслушивать то, какой он, Кирилл, жалкий и ничтожный, совершенно не хотелось. Дима был рядом. Родной, любимый Димка, который тоже похудел и осунулся. В клинику, куда положили Кирилла, он приезжал ежедневно, после работы. Привозил манго и апельсины. И даже пытался развлечь смешными случаями о том, как Маркин искал под столом упавшую с бутерброда колбасу и реально застрял в подстольном пространстве. Кир улыбался, почти искренне. Он все еще был заторможенным под действием препаратов, которые давали в таком количестве, что можно было есть их горстями – как конфеты. Кошмары то отступали, то появлялись снова. Врачи меняли схемы лечения, но это мало помогало. - Дим, или я стану овощем, или выйду в окно, - признался как-то Кирилл. - Они сломали меня, - признался он, - я будто живу в двух мирах, и тот мир утаскивает меня час за часом, день за днем. Врачи не могут помочь…       Помощь пришла неожиданно. Юля Пчелкина, у которой знакомые были везде, от администрации мэра до личностей без определенного места жительства, сказала, что есть на примете человек, который согласится помочь. Если захочет, конечно. - Деньги не проблема, - указал Дима, удивляясь себе, как он перенял мажорские привычки Кирюши. Хотя за помощь он согласился бы отдать все. - Не в деньгах дело. Впрочем, я поговорю с ней. Саша Рио, так представила ее Юля, на вид была обычной девушкой. Разве что с не совсем обычной внешностью – она была альбиноской. Очень светлые волосы, белая кожа, которой, казалось, не касался ни один солнечный луч. Впрочем, какое солнце зимой в Питере? А глаза – почти, как у Кирилла серовато-голубые с зеленым отливом. Кирилла отпустили под расписку из клиники, и вдвоем с Димой они поехали в гости к Юле. Саша решительно выпроводила из квартиры и Диму, и саму хозяйку. - Идите, кофе попейте где-нибудь. Не хватало, чтоб к вам прицепилось. - Что прицепилось? – не понял Дима, но Юля быстро потащила его из квартиры и закрыла двери. На столе лежали свечи необычной формы, странный изогнутый нож, напоминавший турецкий кинжал, и еще какие-то предметы - не то бусы, не то четки. - Да, за тобой их, - девушка шевелила губами, - не шевелись, я считаю. Кир послушно замер. - Двадцать восемь… двадцать девять, - сказала Рио, - трупов. Немало. Где ж ты их нацеплял-то? - Это не я, - испуганно сказал Кирилл. Рио не то пропела, не то продекламировала нараспев: В окна спальни воет ветер, словно стаи мертвецов, Отчего страдают дети за деяния отцов?       Может, в другой раз Кирилл бы рассмеялся, но сейчас ему было не до смеха. От неведомого ужаса волосы шевелились на голове. Казалось, в спину смотрит чей-то недобрый взгляд. Так страшно было только в раннем детстве, когда под кроватью жили все чудовища, какие только существуют на свете. - Ясно, что не ты. Твои предки, до третьего или четвертого колена. Ох, и наворошили дел они. А ты оказался слабым звеном, вот и прицепились к тебе. Ладно, уберу их. - Я заплачу, - побелевшими губами ответил Кирилл. - Не мне, - качнула головой Рио, - потом все скажу. Сиди тихо. Глаза не закрывай, как бы ни хотелось спать. Будешь засыпать, говори мне. Она зажгла свечи и начала петь не то мантру, не то молитву. От монотонного голоса и запаха свечей стало клонить в сон. - Не спать! Кирилл распахнул глаза. Саша кивнула и стала водить вокруг него кинжалом. Это было завораживающе и жутко одновременно. - Вот оно как, - бормотала она себе под нос. Голову резко повело, Кирилл вцепился в край стола, так как ему казалось, что он вот-вот потеряет сознание. Все закончилось, когда девушка устало выдохнула. К тому времени Кириллу казалось,ч то прошла вечность. - Ты свои сны помнишь? Хоть что-то? Кир отрицательно покачал головой. - А то, как пальцы отрубали, тоже не помнишь? Кир вспомнил, что в больнице он проснулся и ошалело глядел на свою руку. Боли не было, но отчего-то он раз за разом пересчитывал пальцы на своих руках. Тогда он не придал этому значения. - Тебя в твоих снах убивали точно так же, как когда-то кто-то из твоих предков убивал тех людей, кто ходит за тобой. Не оглядывайся, - усмехнулась она, видя, с каким ужасом обернулся Кирилл, - ты их не увидишь. - А ты видишь? - Так же, как тебя. У одного пальцев нет, у другого шея набок свернута, третий с дырой в брюхе… Двадцать девять их было. Нелегко было убедить их, но получилось. Кирилл поежился, боясь представить, что было бы с ним, если б у Саши не получилось «договориться» с мертвецами. - Теперь слушай, что тебе надо сделать. Иди в семь храмов, любые, куда душа поведет. Поставь по двадцать девять свечей за упокой, и молись, хотя бы своими словами, мысленно, проси прощения у тех людей. - Не я ж их убивал, - возразил Кирилл. - Проси за тех родственников, которые виноваты. Мы не знаем, кто это мог быть, да и неважно. Главное, чтоб слова шли от сердца, от души. Старайся сделать подряд семь добрых дел… помогать людям. Не обязательно деньгами, лучше делами. Даже малая помощь на потзу пойдет. И вообще… Она покрутила в воздухе рукой: - Старайся быть человечнее. Дима тебе помогает, но он – не ты. А ты сам должен понять, что люди все такое же, как ты, ничуть не хуже. И помни – добром оградишь себя от зла. Это звучало странно, но сама Рио была странной. Видела мертвецов, рассказывала то, о чем не знали ни Кирилл, ни его отец. - Все понял? Кир кивнул. - А теперь можешь спать. Не бойся, - усмехнулась она, - они не тронут. Я посторожу. Кирилл с готовностью улегся на маленький диванчик в кухне, ноги вытянуть некуда было. Но главное – заснуть. Это был подвал – под потолком тускло горела лампочка, стены были закрашены графитти, а стол и стулья были явно доставлены сюда с помойки. Точно так же, как и диванчик, на котором я лежал. Вокруг стола сидели люди в обносках и пели странную песню: За окном зима-зима, На небе сказочном луна. Горит свеча, вокруг темно, А мы встречаем рождество. А за окном снежинки тают, За окном кого-то… Убивают! Убивают! Убивают!* Это «Убивают» отдавалось эхом у голове. Но тут один из них заметил, что я открыл глаза. - Ладно, за тебя залог внесли, - сказал он, - так что отпустим. Но обещай выполнить залог, иначе хуже будет. И не поможет та, что с нами разговаривать может. Я встал с дивана и направился к двери. За столом не обратили на меня внимания, и я смог выйти за двери. И за спиной слышал ту же песню. Иисус Христос, помилуй нас. Иисус Христос — спаситель наш. Помилуй нас, помилуй нас И не оставь нас в этот час. За окном собаки лают, За окном кого-то… - А где Саша? – спросил Кир у Димы и Юли. - Давно уехала, - ответила Юля, - тебя не велела будить, пока сам не проснешься. - Ты почти сутки проспал, - Дима обнял любимого, - поехали домой досыпать. Еще трое суток Кирилл спал все время. Просыпался, ел бульон и снова засыпал. И впервые за долгое время ему не снились кошмары.       А потом надо было «выплачивать долг». Они с Димой посещали храмы, и в каждом ставили по двадцать девять свечей. А на записках о поминовении Кирилл писал « о невинноубиенных». Кампания, которую возглавлял Гречкин-младший, смогла перечислить некоторую сумму в фонд помощи детским больницам. И сам Кир привез игрушки и книги в одну из таких больниц. Кирилл помнил слова «Не только деньгами, но и делами помогай». И расчистил парковочную площадку во дворе. Ему даже понравилось работать на свежем воздухе. Дима с радостью смотрел, как вечером проголодавшийся Кирилл ест ужин и просит добавки.       Семь добрых дел подряд получилось сделать легко, будто невидимые силы помогали Киру. И на душе становилось легко. Подвезти сотрудника, задержавшегося на работе, потому что до метро по снегу добираться нелегко. Вытащить мощным «Крузаком» застрявшую «Мазду», в которой мама с малышом-годовасиком. Съездить в приют для животных и помочь мыть клетки. Перенести санки-коляску через сугроб. Дима старался быть рядом, и замечал, как изменился любимый. Те «мажорские» привычки, которые никак не могли уйти, сейчас растворялись, словно сахар в горячем чае. Весной Кир все время пропадал на работе. Пока он болел, дела фирмы слегка пошатнулись, и надо было срочно восстанавливать всё и сразу. Гречкин-старший провычно поворчал, но даже не орал на этот раз – что тоже было добрым знаком. А в конце мая Кир ошарашил новостью: - Знаешь, надо в жизни что-то менять. Иду в рейс, простым дальнобоем. Папаша, как узнал, челюсть на пол уронил. Но ничего, пустил. Вот, сдаю на категорию «СЕ» и за руль, но не ламбы. Дим, ты только не роняй челюсть, ладно? - Хорошо, не буду. А как же фирма? - Не беда, пока все налажено, неделю без меня справятся. Там Ковалев все обещал взять на себя, я ему премию выписал к рождению ребенка. Уже четвертого родили, как раз в Рождество. Дима обнял Кирилла, прижал к себе: - Я уверен, ты вернешься другим человеком, каждая поездка нас меняет. А к лучшему или нет – зависит от самого тебя.