ГЕРМИОНА ГРЕЙНДЖЕР И ДРАКО МАЛФОЙ СЫГРАЛИ СВАДЬБУ НА ТАЙНОЙ ПРИВАТНОЙ ЦЕРЕМОНИИ
Она задыхается, выхватывая у него газету. Первые несколько строк ссылаются на анонимный источник, но не это привлекает внимание девушки. Дело в фотографии. Они стоят рядом, между их телами — считанные сантиметры. Она смеется, опустив голову, а он так проникновенно смотрит на неё, что по венам пробегает жар. Разгорячившись, она встаёт и впихивает газету в руки Малфоя, после чего прохаживается по комнате. — Почему ты так спокоен? — Это не столько вопрос, сколько требование, в её голосе сквозит напряжение. В шею впиваются когти тревоги. Он лениво пожимает плечами. — Мы были пьяны, Грейнджер, и нас окружало целое Министерство магии. Должен признать, наше вторжение вышло не самым удачным. — Наверняка им никто не поверит, — продолжает она, хватаясь за невидимое, несуществующее решение. — Мы можем объяснить, что это была ошибка. Тридцатидневный срок… — Не притворяйся, — отрезает он. — По крайней мере, не сегодня. С утра я уже проигнорировал одну из маминых сов, и на подходе ещё несколько. Подозреваю, что к тому времени, как я вернусь домой, меня ожидает всесторонний допрос. Но сегодня я должен явиться на приём, и будет выглядеть неприлично, если моя жена не будет меня сопровождать. Она громко и сухо смеётся. — Ты смешон. Закатив глаза, Малфой выхватывает небольшую завёрнутую коробку и подходит к ней. — Несмотря на твои утренние сожаления, мы с тобой всё же заключили сделку. Непреложную. За несколько шагов она упирается спиной в стену, и они оказываются лицом к лицу. Обёрточная бумага сорвана и бесцеремонно отброшена в сторону. Но вместо одной коробки — целых две. Маленькие, квадратные, обитые кожей, и нет никаких сомнений в том, что лежит внутри. — Нет, — возражает она, отказываясь прикасаться к ним. Если они из его хранилища… — Да. Если учесть, сколько золота ушло на то, чтобы их изготовили до восхода солнца, ты его наденешь. Не дожидаясь ответа, Малфой приподнимает её руку и без труда развязывает узел серебряной ленты на пальце. Та с шуршанием опускается на пол между их ногами, и тут она замечает похожую ленту на его левой руке. Золотая. Его и её. Новое кольцо упирается ей в костяшки пальцев, но при взгляде на него она отшатывается. — Ты, наверное, шутишь, Малфой. Я не могу его носить. Если рассматривать кольцо с другой стороны улицы, слегка прищурившись, то оно может показаться простоватым. Но вблизи украшение поражает размерами: на тонком платиновом кольце сверкает массивный бриллиант изумрудной огранки. Стоит ей пошевелить пальцем, как на гранях камушка вспыхивают отблески света и краски, рассыпаясь по груди мужчины. Бегло посмотрев на его лицо, она видит тот же голодный взгляд с обложки «Ежедневного пророка». Только, в отличие от прошлой ночи, ей приходится столкнуться с ним лицом к лицу. Это ошеломляет. Паника в груди немного утихает, но на её место быстро приходит нечто гораздо худшее. Желание. — Моя очередь. — Малфой даже не предлагает ей взять вторую коробку, а заставляет принять её, а затем протягивает левую руку. — Давай. Дрожащими пальцами она распутывает золотой узел. Тот с лёгкостью развязывается, в отличие от её попыток снять с себя чары. — Какую магию ты использовал? — спрашивает она, отчаянно пытаясь думать о других вещах, а не о его пристальном взгляде. Вместо этого Гермиона демонстративно достаёт кольцо и внимательно изучает дизайн. Оно из платины, как и её, с гравировкой в виде лозы изящного английского плюща. Он дожидается, пока кольцо коснётся костяшки пальца, и только после этого грубоватым голосом отвечает. — То, что, как я знал, приживётся. Вот почему сегодня не удастся выкрутиться. Гермиона не в силах заставить себя посмотреть на него, поэтому он переплетает свои пальцы с её и поднимает ей подбородок, пока их глаза не встречаются. В её груди вспыхивает надежда. — Сегодня моя мать устраивает праздник солнцестояния. Я предупредил «Твилфитт и Таттинг», что ты заглянешь, чтобы они подобрали для тебя что-нибудь. И постарайся, чтобы платье произвело впечатление. Не сомневаюсь, что газеты сочтут наш первый выход в свет в качестве мужа и жены заслуживающим внимания. Настроение девушки, как и трепетная надежда, рушится. Она пробует отдернуть руку, но он не отпускает её, а с ухмылкой тянет её за костяшки пальцев к себе. — Не сердись, Грейнджер. — Он слегка целует её кольцо, после чего отходит к двери. — Не стоит гневаться в начале брака — дурная примета. Она совершенно точно уверена, что это не считается. Ничего из этого не считается, и тем хуже. Через месяц всё будет кончено, если они не исполнят условие брачного союза о консумации. Брак развалится, даже если ему захочется разыграть спектакль. Поэтому Гермиона спокойно смотрит, как он направляется к двери. Сделав всего один шаг, Малфой приостанавливается и с ухмылкой бросает на неё взгляд. — Увидимся в семь.***
К моменту их появления торжественное мероприятие в полном разгаре, и они идут рука об руку. Бальный зал украшен с размахом: стены и столы задрапированы бархатом и шёлком. С потолка свисают витиеватые золотые светильники, а по залу раскиданы ветви и гроздья остролиста. Падает мелкий снег, но рассеивается прямо над их головами. — Ты выглядишь потрясающе. Он снова одаривает её испытующим взглядом, и она с трудом выдерживает его, тихонько прочищая горло. — Как и ты. К сожалению, сказанное — преуменьшение. Его вечерний костюм того же оттенка, что и её платье, и он снял все свои привычные кольца, оставив только обручальное. Оно переливается на свету, когда он берёт её за руку и ведёт на танцпол, а Гермиона окидывает взглядом вечеринку, пока в животе начинает бурлить страх. После того как Люциус получил пожизненное заключение в Азкабане, Нарцисса прибегла к благотворительности, дабы реабилитировать фамилию Малфой. Поэтому для Гермионы не стало сюрпризом, что в зале собрались деятели из всех уголков волшебного Лондона. — Сколько людей, — замечает она. — Хотя я и ожидала, что твоя мать набросится на нас с порога. Он негромко хмыкает, явно веселясь. — Она бы не стала набрасываться. Не на публике, и уж точно не тогда, когда я с тобой. Сбитая с толку, она позволяет ему увлечь себя в танец. Он сжимает её руку в своей, а другую опускает на поясницу. — И почему же? — Гермиона поднимает взгляд, не обращая внимания на его близость. Прижавшись к нему грудью, она дышит с ним в унисон. Выражение его лица нежное. Даже восхищённое. — Потому что она боится тебя, Грейнджер. Не успев совладать с собой, она разражается громким и неожиданным смехом. — Глупости. — Уверяю тебя, это не так. — Он ухмыляется и кружит её, а потом притягивает к себе. — Твоя репутация — удел не для слабонервных. Крепко стиснув его руку, она сильнее льнёт к нему. Так близко они никогда прежде не были, но этого все равно недостаточно. — И тем не менее ты прекрасно справляешься. — Я мастерски блефую, дорогая жена, — произносит он, наклоняя голову к её уху и понижая голос до такой степени, что по коже пробегают мурашки. Лишившись дара речи, она приникает щекой к его плечу. Они флиртовали в течение многих лет, но это нечто совершенно иное. Они слишком хорошо подходят друг другу, покачиваясь вместе, пока Малфой подводит их к следующей песне. Между ними воцаряется тишина, но в ней нарастает напряжение. Оно сковывает суставы и давит на мышцы. Грузно оседает прямо в лёгких, и каждый вдох — как напоминание. Ей не верится, что она хочет этого. Его. Это просто абсурд. Весь день она терзалась сомнениями, понравится ли ему платье, или причёска, или макияж. Всё то, что не беспокоило её раньше, когда она могла прикрываться надёжной дистанцией между ними. Музыка набирает обороты. Одна песня сменяется двумя, тремя, четырьмя, пока Гермиона не сбивается со счёта. Единственное, за чем ей удается уследить, — участившееся сердцебиение о его грудь и постоянные прикосновения к телу. Поначалу учтивые поглаживание поясницы превратились в сомнительные телодвижения. Ещё чуть-чуть, и он начнёт ласкать её задницу. Её захлестывает жар. Но стоит попытаться отстраниться, отвоевать хоть немного личного пространства, как его хватка усиливается, а пальцы с силой впиваются в заднюю поверхность её бедра. Это ничуть не облегчает охватившее Гермиону вожделение. — Не надо, — умоляет он. — Ещё несколько песен, молю тебя. — Малфой… — Она пытается сопротивляться. — Разве мы не должны пройтись по залу? Чтобы нас заметили? Пусть он устроит ей экскурсию по всему залу, а потом они разойдутся по своим делам. А может, выйдя на улицу, на морозный зимний воздух, она образумится. — Нас и так заметили. Кроме нескольких любопытных взглядов, никто, похоже, не обращает на них внимания. — Ты сам хотел, чтобы это попало в новостные ленты. Она предполагала, что они попозируют для нескольких фотографий, выступят с заявлениями. А медленные танцы не приводят ни к чему. — Мне хотелось провести с тобой вечер, — поправляет он. — И я сказал только то, что должен был, чтобы доставить тебя сюда. Как глупо. — Ты мог бы просто спросить. Малфой замедляет их шаги, смерив её укоризненным взглядом. Гермиона замирает в океане колышущихся, кружащихся тел, но ей кажется, что она вот-вот упадёт под его взором. — Неужели? Ты бы не посмеялась надо мной за одно только предложение? — Я… — Возражение растворяется у неё на языке, поэтому она меняет тактику. — Ну и что? Ты женился на мне только для того, чтобы у тебя был повод пригласить меня на свидание? Малфой пожимает плечами, словно это не самое абсурдное предположение. Обручальное кольцо сверкает в свете прожекторов, привлекая её внимание. Внутри бриллианта она находит понимание. Утром у него не было похмелья. Аккуратный, отутюженный костюм и кольца на заказ. Назначенная встреча с портным в праздничный день, да ещё и без предварительного уведомления. Анонимный источник. — Ты всё это организовал, — судорожно вздыхает она, отталкивая его от себя, но ей не удается оттеснить его ни на шаг. — Ты… — Прошу тебя, не драматизируй. — Он закатывает глаза, обнимая её за талию. — Ты сделала мне предложение. Верно, так и было. Она пошутила по пьяни, но ведь это несерьёзно, правда? Он тоже хотел обладать ею, и только тогда ей пришло в голову, насколько сильно. Но она и понятия не имела. — Ты стал инициатором, верно? Прошлой ночью ты перестал пить после… — Вполне вероятно, как раз в то время, когда была сделана та фотография для «Пророка». Он и фотографа предупредил? Был ли он трезв, когда наколдовал ту ленту и связал их руки вместе? На его лице проступает удовлетворение, когда она приходит к пониманию. Он слишком хорошо выглядит, и к возбуждению примешивается гнев. Мощная комбинация. Даже убийственная. — Ты сделал это. — Мы сделали, — уточняет он, проводя большим пальцем по её нижней губе, его взгляд тяжёл и жгуч. — Я просто сначала принял твоё предложение, а потом использовал все средства, чтобы убедить тебя дать мне шанс. Мы же оба знаем, что я могу пойти и на худшее, чтобы получить желаемое. — Не могу поверить. — Да, Гермиона верит. Это вопиющая ложь, и они оба это понимают. Судя по тому, как она раскраснелась, её тело тоже об этом знает. — Ты же знаешь, что я могу сделать тебя счастливой. У меня достаточно средств и желания, чтобы посвятить свои дни именно этому, я тебя уверяю. Но теперь, когда ты всё поняла, выбор за тобой. Мы можем подать заявление о расторжении брака утром и больше никогда не вспоминать об этом, если ты так хочешь. Выбор за тобой. Она медленно дышит, а его слова словно забиваются в уши. Что это за выбор, когда они так близки? Когда она молчит, в его глазах что-то вспыхивает. — Или… — он склоняется к ней вплотную, касаясь губами её губ, и каждый следующий слог — почти поцелуй. — Я могу забрать тебя домой и сделать своей женой. Но как только это случится, пути назад уже не будет. Сердце громко стучит в ушах и гулко отдаётся в венах. Пункт о консумации. Вот чего он ждал. Малфой утыкается носом в её нос. — Ты бы стала моей навсегда. А я — твоим. Никакая бумажная волокита не повлияла бы на это. Душевные узы. Так и должно быть. Но вместо ожидаемого и привычного сомнения она испытывает странное… воодушевление. Словно забралась на высокий карниз и позволила пальцам ног повиснуть над пропастью. Это хитро, да. Но хуже всего то, что это эффективно. А она так ценит эффективность. На её безымянном пальце — его уверенность и преданность, с готовностью и добровольно предложенные при первом же удобном случае. Это в равной степени романтично и смешно. На долю секунды Малфой выпрямляется. Расслабив черты лица, он отходит в сторону, предоставляя ей свободу, но Гермиона следует за ним. Вцепившись пальцами в его воротник, она тянет мужчину к себе, приподнимаясь на носочки, чтобы впиться в его губы. Драко мгновенно откликается, мышцы его тела напряжены, когда он снова заключает её в свои объятия, чтобы углубить поцелуй. Его руки скользят вдоль её талии к шее и запутываются в волосах, откидывая голову назад. Неважно, что рядом есть гости или что толпа притихла. Единственное, что Гермиона остро ощущает, — твёрдость его тела и медленное, чувственное скольжение его языка в её рот. Он не целует её словно изголодавшись. Совсем наоборот — он наслаждается ею, смакует и запоминает каждую частичку. Придерживая её, не торопясь. Поглощая с каждым выдохом из своих легких в её. В конце концов, когда ей кажется, что она вот-вот потеряет сознание или воспламенится, а может, и то, и другое, Гермиона отстраняется. Прижав ладонь к его грудной клетке, она чувствует неровный ритм его сердца под толщей ткани, кожи и костей. Уткнувшись лбом в ладонь, она пытается перевести дыхание. Если они не остановятся прямо сейчас, утром в газетах появится другой, куда более ужасный заголовок. — Отведи меня домой. Ей не нужно просить дважды, и он не оставляет ей времени на раздумья, прежде чем отправиться в путь. Рука об руку они пробираются сквозь людскую толпу, и с каждым шагом, приближающим их ко входу в камин, у неё по жилам разливается головокружительная радость. Зачерпнув в кулак летучего пороха, они ещё раз целуются, и огонь выплевывает их в гостиную. Спотыкаясь, они пробираются сквозь темноту квартиры к спальне. Здравый смысл — лишь слабый шёпоток на задворках её сознания. Ей необходимо хотя бы сохранить лицо, пускай это и невозможно, пока Малфой целует и посасывает её шею. — Нам, наверное, стоит притормозить, — произносит она, стягивая с него пиджак и отбрасывая в сторону. — Обсудить, что это может означать для нашего будущего. Он посмеивается, и его смех разливается по обнажённой коже её ключиц. Она едва не падает на колени прямо посреди коридора. — Сегодня самая длинная ночь в году. — Он поднимает Гермиону на руки, обхватывая руками бёдра, а её ноги располагает на своей талии. — Мы можем обсудить преимущества твоей квартиры по сравнению с моей во время второго раунда. В ней разгорается нетерпение и жажда, отдающиеся в животе, пока Малфой увлекает их в спальню. Он прижимается к ней, и ей трудно удержаться от желания потереться о выпуклость его члена. Его шаги замедляются, из горла вырывается стон, который она следует губами по его шее. Как только они добираются до кровати, он ловко расстёгивает молнию на её платье, и оно спускается на плечи, обнажая грудь. Отбрасывая все сомнения, он припадает к ней, впиваясь ртом в оголённую кожу. Он целует, сосёт и покусывает, пробираясь к груди, надавливая и дёргая за ткань платья, пока оно не падает на пол. У него горячие губы и язык, он выводит узоры на её сосках, снова и снова, пока девушка не начинает извиваться под ним. Она невыносимо влажная, между бёдер скользко, а надетые на ней трусики не помогают облегчить боль. — Малфой, — скулит Гермиона, проводя пальцами по его коже. — Твоя одежда. В лёгких полыхает отчаяние, подобного которому она никогда не испытывала. Она жаждет ощутить его кожу на своей, скользящую и гладкую. Это уже не просто желание, а потребность. Она поглощает её с каждым неглубоким вдохом. Малфой, должно быть, тоже чувствует это, судя по тому, как дрожат и становятся резкими его движения. Его рот находит её, когда он расстёгивает пуговицы на рубашке, а её руки помогают стянуть одежду с рук, чтобы он смог снять брюки. От нетерпения Гермиона стискивает зубы. Им следовало с самого начала просто избавиться от одежды. Когда он срывает с неё трусики, последнюю преграду между ними, ей не становится легче. Наоборот, она чувствует себя ещё более дикой и неуправляемой. — В чём дело? — вопрошает она, покусывая его ключицу, чтобы оставить следы на светлой коже. — Почему я так себя чувствую? Когда он оказывается между её бёдер, они оба сладостно стонут. Искорка удовольствия пронзает нервные окончания. — Это… — Он замирает, когда она приподнимает бёдра и трётся своей скользкой промежностью о его член. — Это магия уз. Ей отчаянно хочется почувствовать трение между ног. С каждым движением бёдер головка члена скользит по клитору, и каждый толчок приближает её к краю. — Ты знал, что так будет? — Её слова сменяются стоном. Опустив голову ей на плечо, Малфой начинает двигать тазом вслед за ней. Достаточно одного сильного толчка, чтобы оказаться внутри, но того удовольствия, зародившегося между ними, хватает, чтобы насытить их потребность ещё на несколько секунд. Звуки, доносящиеся из глубины его груди, не дают ей покоя. — Я только слышал… Ходили истории… — Ему трудно говорить, он содрогается, когда она выгибается навстречу ему. — И именно поэтому я спал в другом месте прошлой ночью. Она вскрикивает, когда его рука накрывает её бедро, сильнее вдавливая в матрас, чтобы пресечь её движения. Он берёт член в руки и скользит по длине, а она раздвигает ноги, желая большего. — Я никогда не считала тебя рыцарем, — поддразнивает Гермиона, собирая все силы, чтобы притянуть его лицо к своему. Прижавшись лбами друг к другу, она дарит ему долгий, неспешный поцелуй. У неё начинают дрожать бёдра, а мышцы на них подрагивают от усилий, затрачиваемых на то, чтобы сдерживаться. Всем телом она жаждет его, и если он вскоре не сдастся, она потеряет контроль над собой. Малфой наваливается на неё. Он одаривает её страдальческим, немного безумным взглядом. — Я слишком сильно хочу тебя, поэтому это не продлится долго, — предупреждает он. Головка его члена упирается в её вход, слегка надавливая и создавая столь нужное давление. Она пытается вздохнуть, когда он медленно входит в неё, с каждым толчком всё глубже. Но не наслаждение, распирающее живот, застилает ей глаза, или затрудняет доступ воздуха в лёгкие. А то, что вокруг безымянного пальца левой руки начинает обвиваться плотное кольцо. Оно тянется выше по руке, проникает в тело, стягивая всё вокруг. Готовое вот-вот разорваться. Как только он овладевает ею, Гермиона впивается ногтями в его плечи, упираясь пятками в задницу. Невидимое прикосновение в груди невозможно игнорировать, и ей так хочется, чтобы он оказался ещё ближе. Ей необходимо настолько увязнуть в нём, чтобы их невозможно было разлучить. — Малфой… — Его имя застывает у неё в горле. — Знаю, — хрипит он, неуверенно отстраняясь, прежде чем снова войти в неё. На лице застыл шок. — Я тоже это чувствую. Будь Гермиона в здравом уме, её впечатлило бы его самообладание. А так он просто сводит её с ума. — Пожалуйста, — умоляет она. — Ещё. Ей неважно, быстро, грубо или неосторожно. Гермионе это необходимо — связывающие чары струятся между ними, её магия тянется к его, и так до тех пор, пока они не станут одним целым. — Твою мать, Грейнджер… — матерится он, задавая устойчивый ритм. С каждым толчком нарастает наслаждение, а вместе с ним и сила магического соединения. Они смотрят друг на друга, и когда его пальцы находят её клитор, она выгибает спину. — Ты нужна мне, — молит Малфой. — Кончай со мной. Она не отстаёт. То ли от предвкушения, то ли от связывающей магии, то ли от сочетания того и другого, но на задворках нервной системы начинает зарождаться оргазм. С каждым разом она взлетает ввысь, и чувствует, как его контроль начинает ослабевать. Его толчки сокращаются, он вжимается в неё всем телом, а пальцы приближают её к завершению. Его прикосновения не ослабевают даже тогда, когда остальные части его тела пытаются удержать её. Хватит лишь нескольких лёгких круговых движений, и она получит желаемое. Он совершает последний толчок, глубоко проникая в неё, и плотно прижимается тазом к её бедрам. Проходит несколько секунд, и всё вокруг затихает. В лёгких клокочет воздух, кожа такая горячая, что впору потерять сознание. Уткнувшись в его грудную клетку, она с замиранием сердца следит за тем, как по лицу Драко расплывается удовольствие. Внезапно, благословенно, напряжение рассеивается, и Гермиона распадается. Возникает ощущение свободного падения. Невесомое и совершенное, и она по-прежнему чувствует связывающую магию, но вместо того, чтобы быть пойманной в плен, остается лишь её след: едва заметный отпечаток, теплящийся на коже, ведущий от основания безымянного пальца и огибающий руку до самого сердца. Она никогда не испытывала ничего подобного. Возвратившись в реальность, Гермиона помнит только о Малфое. О своём муже. Она подносит левую руку к его груди, прямо над сердцем, и он накрывает её своей. Под обручальным кольцом не видно доказательств связывающей магии, но она всё равно чувствует её. Драко не сводит с неё глаз, на его лице — облегчение и благоговение, и когда он кивает, её сердце сжимается. Малфой находит её губы и с улыбкой впивается в них ещё одним поцелуем. — Счастливого солнцестояния, жена. — Счастливого солнцестояния, муж.