***
Бог пустынь, Алый властитель западных земель, принц неба, ставший вмиг королем, правил не один человеческий век. Сотни лет возвышался его прекрасный лик на вылитом из золота троне. Он был избран высшими богами нести мудрость и порядок в месте, окутанном вечными вихрями. Истинный правитель земли, укрытой песчаными барханами. Безутешное горе затмило его разум, медленно отравляя душу аль-Ахмара. Яд смуты проник в плодородную реку, ветрами распространился, оскверняя все на своем пути. Запечатано на века древнее государство песков. Погребен благородный царь в своем царстве и навсегда запечатан в гробнице. — Но история моя не о нем, — улыбается девушка, глядя на купца. Стройные руки перебирают хрупкие струны заморского инструмента. Он привезен из места, где нежным поцелуем ветра срывают листья с зеленых деревьев, где разливают воздушные вина и мастера слова поют сладкие песни. Лира — любимый инструмент для услаждения скучных вечеров далеких северо-восточных жителей. Творец трогательных звуков, так похожих на дуновения ветра, благодаря щедрости купца принадлежал ей. Легкая ткань сползла с плеча, обнажая белую кожу рук и ключиц. Алые волосы огненным водопадом рассыпались по плечам. Выпитое вино этим вечером помутило разум юной красавице, и в её голосе то и дело проскальзывала игривость. — Об Алом короле разве что лишенный голоса и слуха не рассказывал. Не интересно и скучно. — Ты обещала мне за эту вещицу тысячу историй, — купец кивает на инструмент в её руках. — Я помню наш уговор, — поджала губы она, задумавшись. Девушка улыбнулась и быстро вскочила с софы, держа в руках щедро подаренную лиру. — Точно. Не зря меня прозвали сказительницей, я расскажу тебе о кое-ком другом. — А о ком же, прелестная красавица? Кто станет героем твоих сладких речей? — широко улыбается в ответ купец. — Мне рассказывали, мой господин, что до бедствия был у царя песков верный генерал, — мягко растягивая слова начала она. — Его армия из диких степных волков, не щадящих никого. Говорили, что перед ликом генерала расступались сами песчаные горы. Его имя с теплотой произносили обычные люди, а враги содрогались от страха. Тот, с чьих губ прозвучит имя генерала без должного почтения, умрет ужасной смертью от его рук…***
Маленький скарабей, перебирая крошечными лапками и шурша панцирем, украшенным рисунком древних рун, катался в песке. Хранитель покоя в море песчинок, житель заброшенных каменных руин. Говорят, что давно жрецы запечатали души самых свирепых врагов в этих жучках. Восточные земли, окропленные кровью южных захватчиков с далеких земель, где по сказаниям живут создания, извергающие из себя пламя, стали новым приютом для заключенных душ побежденных. Битва надолго останется в памяти людей, что стали невольными ее свидетелями. Писцы сохранят память в свитках и приукрасят заслуги воинов аль-Ахмара, и в глазах потомков они станут богами. Сайно не считал себя богом, хотя тысячи глаз, что с почтением устремились на генерала, думали иначе. Ни он, ни один из его воинов не имели права величать себя божествами. Народ востока был захвачен и покорен людьми с дальних земель. Песчаные дома не один солнечный путь украшали их кровавые знамена. Они верили и молились другим божествам, вели иной быт и проводили ритуалы, поклоняясь другим богам. Генерал Сайно и правда был для этих изнуренных страхом и болью людей — богом. Он позволил жить так, как жили их отцы, матери и далекие предки. Прислужники царя Дешрета, его непобедимая армия из пустынных псов истерзала врагов, вдоволь насытившись горячей кровью южного народа. Осада длилась не долго. Армии под руководством «Бога смерти», воплощения вершителя судеб, не потребовалось много времени. Стратегия Сайно была проста — перекрыть отступление и осадить город. Расположение города сыграло им на руку. Укрытый горой и рекой с другой стороны город сдался быстро. Захватчики пытались отстоять пленные земли, но, смотря на численное превосходство врага, бросились в бегство. Другие же трусливо спряталась в домах, пережидая бурю. Их прилюдно казнили. Пощады захватчикам не стоило ждать. Жизни многих были унесены битвой в ту багровую ночь. Даже сами высшие боги, бдящие за своими глупыми созданиями, окропили небо алым светом. — Генерал, какие будут ваши следующие указания? — к нему подошел один из его верных подчиненных. Погрузившись в свои думы, Сайно не сразу заметил, как к нему приблизился один из воинов. Скарабей, услышав громкий голос, поспешно спрятался под камень. Потеря бдительности — признак усталости. Пора возвращаться домой. Генерал заставил себя пообещать, что, как только закончит с делами, вернется на несколько дней в резиденцию. Сайно вздохнул на мгновение, прикрыв глаза. Пусть души бравых воинов проживут долгую жизнь в образе безобидных скарабеев. Души тех, кто никогда не держал оружия, пусть этой ночью воссоединятся в загробном мире со своими предками. — С восходом солнца мы возвращаемся домой. Не все. Часть из нас останется. Нам удалось вернуть эти земли под власть царя Дешрета, но это не значит, что мы сможем их удержать, — Сайно встал с песка, обхватив древко копья покрепче. — Те, кто пожелает остаться, будут получать тройное жалование. Нужно как можно скорее построить здесь крепость. Город не окружен оборонительной стеной, что и предрекло его падение. Падение и захват на пару десятков лет. Некоторые дети и не видели другой жизни, живя под гнетом захватчиков. Сайно, держа посох, направлялся в лагерь, не заостряя внимания на любопытные взгляды, наполненные благоговением. Скоро песчаные стены маленького храма, разрушенного битвами, украсят рисунками, памятными росписями его деяния. Генерал аккуратно поднял полог. Внутри шатер обставлен скромно: ковер, пара подушек, сундук, деревянные столики и несколько стульев. Он не захватчик. Сайно освободитель и выгонять из домов измученных людей он не собирался. Они расположились в временном лагере у города. Скромно, но это лучше, чем ничего. Сайно бережно положил копье на невысокий столик. Руки, украшенные шрамами, ласково обводят сначала древко, а затем наконечник. Одна из легенд гласит, что тот, кто завладеет обсидиановым скипетром, в праве вести за собой народ. Сайно не достоин подобной регалии. Но Дешрет настоял, гордо передавая ему почетное оружие. Генерал оставил в покое копье и взялся за написание царю послания. Земли востока отвоеваны, часть войск возвращается домой, а другая остается охранять и помогать людям заново отстроить дома. Подсушив чернила на папирусе, генерал свернул послание и позвал одного из солдат. С восходом солнца, когда солнечная лодка пройдет свой путь, они отправятся домой. Спустя три дня и три ночи они вернулись в место, которое справедливо в народе называлось бьющимся сердцем пустыни. Шакалы — те, кого так долго обучал Сайно, не изнывали от усталости или изнуряющей жары, как обычные путники, забредшие в беспощадную пустыню. Влажный ветер донесся до лица Сайно. Плодородная река приветливо журчала, несся свои воды лениво и полусонно. Рукой Сайно чуть прикрыл глаза от слепящего солнца и посмотрел наверх. Сокол пролетел над их головой. Знак того, что их путь был пройден не зря. Перед ними среди барханов лежал самый большой уголок жизни в безжизненной пустоши. Генералу, вернувшему покой жителям пустыни, по приказу царя приготовлен самый торжественный прием. С оживленного рынка доносились радостные голоса. Торговцы выставили свой товар, громко споря о цене расписных кувшинов, ковров или заморских диковин. Завидев преданных шакалов царя, даже скупые торговцы отвлеклись от своих дел. Обычные горожане с детьми с оживленными криками встречали их. Перед армией с масками шакалов расступались, с почтением пропуская вперед. Повсюду разносились запахи яств и специй, привезенных с цветущих земель богини мудрости. Лошади от обилия запахов громко фырчали, но опытные воины сдерживали тех от вольного поведения. Каменная дорожка до главного дворцового комплекса царя украшена высаженными плодовыми деревьями. Подарок от милостивой хранительницы лесов. Массивные колонны, украшенные росписью, обелиски с письменами, запечатлевшие прошлое в символах. Множество высоких статуй, сохранивших в себе частичку прошлого. Отдав приказ вернуться воинам в положенную им обитель, сам генерал отправился прямиком на поклон великому царю. Храм шакалов находился западнее главной пирамиды. Верные псы — хранители покоя на землях мертвых. Дворец Дешрета — отдельный город в городе, скрытый от любопытных глаз. Четыре царских резиденции, маленький, совсем не похожий на величественный храм Хелену. Вход вел в главный зал, стены и потолки полностью расписаны лучшими мастерами. На возвышении находился трон, где вальяжно восседал царь песков — Дешрет. В окружение молчаливых статуй сидел тот, кому Сайно обязан всем. Позолоченные одежды короля отражают падающий свет. Генерал опускается на колени. — Я рад, что ты вернулся с победой. Очередная победа. Скоро они начнут возводить тебе храмы, — беззлобно произнес царь, встав со своего трона. Сайно закрыл глаза, пребывая во внутреннем ожидании. Еще одна победа. Генерал, не проигравший ни одну войну. Непобедимый. Так они называют его. Более едко и мерзко звучат завистливые голоса, говоря, что он чудовище, выбравшиеся из тех расщелин на севере. Может, они действительно правы. Он проклят носить ношу вершителя судеб. Проклят до самой смерти. — Встань уже. Если ли толк от правил приличий наедине?! — Так положено, — Сайно открыл глаза, поднялся. Его алые глаза встретились с недовольными глазами царя. — Не напоминай мне об обязанностях. Вельможи вполне с этим справляются, — выдохнул Дешрет. — Сайно, ты доказал свою преданность и проявил благородную смелость. Что желаешь получить? Роскошный дворец? Самую красивую женщину? Богатства? Или всё сразу? Соглашайся. Сайно не желал дворца, достойного его звания. Ни почетных титулов, да богатства его не интересовали, что уж говорить о женщинах. Даже редкие красавицы с белоснежной кожей, мягкой грудью, обтянутой корсажем, волосами цвета золота не могли пробудить желание. Познания плотских удовольствий он не желал. Воистину, благородный и … несчастный генерал. Он одинок. Ужасно одинок. Но таков его путь. Сайно сам выбрал его много лет назад. — Благодарю вас за оказанную щедрость, но мне ничего не нужно, только отдых. — Хорошо, можешь отдохнуть, — соглашается царь, на его лице появилась странная улыбка, не предвещающая ничего хорошего. — Сайно, я желаю видеть тебя сегодня на богослужении. Не хочу, чтобы ты погряз в делах настолько, чтобы забыть про это важное событие. Из года в год Сайно находил как избегать подобных собраний. Защита земель Нижнего и Верхнего Сетеха стояли у генерала в высшем приоритете, чем торжества в честь богов. Тех богов, из-за которых ему приходиться вершить правосудие, пока те наслаждаются вечностью на недосягаемой вершине. — Слушаюсь и повинуюсь, — поклонился Сайно с должным уважением. Покинув главный зал, генерал отправился в свои покои, там уже по его приказу должны приготовить все для омовения. Смыть с загорелой кожи усталость хотелось неимоверно. Служанки с интересом поглядывали на уставшего генерала, пока тот избавлялся от лишних одежд. Сайно касается раны на плече. В бою один из захватчиков смог достать его. Рана не глубокая, на его теле были куда более страшные ранения. Мышцы ныли от изможденности, только погрузившись в теплую воду с ароматными маслами, генерал почувствовал желанное облегчение. Короткий миг наслаждения, от которого он полностью забылся, откинув голову и закрыв глаза. Ласковые руки коснулись плеч, огладив сильные мышцы. Сайно отстраняет от себя проворные руки. — Уходи, — жестко бросает он. — Но, генерал, я помогу вам расслабиться… — Покинь мои покои немедленно. Не первая попытка слуг или аристократов привлечь его на свою сторону. Он не был зол. Раздражен. Миг блаженства был прерван. Такое навязчивое внимание вызывало только глухое раздражение от неудачных попыток. Эти служанки искали лучшей жизни, где можно было бы купаться во внимании и одеваться в шелка. Ванна не смогла унять глухую боль. Одевшись в простые одежды и приведя белоснежные волосы в порядок, генерал покинул покои. Ритуал скоро начнётся. В просторных проходах повеяло холодом. Сайно вздрогнул. Кожа ещё хранила влагу. В главном зале собрались все знатные вельможи в заморских одеждах, верные подданные, аристократы с древним именем, да и сам Дешрет возвышался над всеми, восседая на троне. Место же Сайно подле царя. Он занял софу с подушками, служанка принесла ему кубок с вином. Генерал хотел было отказаться, но спиной почувствовал прожигающий взгляд царя. Не стоило его злить. Сайно делает большой глоток, как острый клинок, пронзивший горло. Началась песня о луне и солнце, первыми появившимися в этом мире. Так появились день и ночь. Их рождение ознаменовало начало жизни. Три луны в те времена освещали небо. Затем был создан вес. Песок оседал, образуя землю. И то, что было невесомым, стало небом. Жемчужный лунный свет, янтарный закат, волны травы и корни лазурных вод постепенно перестали быть безмолвными, и все поют песни, которые сочинили они. Эта песнь породила их. Создала из крови и плоти мертвых божеств. У всего есть свое время, смерть и жизнь переплетаются в яростном танце. Вспыхнул ритуальный огонь. Все души восстали, как только солнечный диск скрылся за песчаными барханами. Люди замерли в нетерпении. Сайно лениво взирал на происходящее, вплоть до того момента, когда не появились жрецы. Свет жизни спрятался в цепких объятиях смерти, провожая путников последним теплым озарением. Вокруг царила такая тишина, что казалось все вокруг нереальным. В полумраке зала для церемоний явились посланники богов. Огонь вспыхнул ярче. Сайно поднял голову, удивленно взирая на жрецов, исполняющих ритуальный танец. Один из них закончил оборот, мягко взмахнув руками, украшенными золотыми браслетами, так изящно, словно журавль крыльями. Темно-синие свободные полупрозрачные шаровары, золотой пояс с синим камнем. Коротка накидка, переходящая в лиф, скрыла от невольных зрителей грудь. Встретившись с ним взглядом, Сайно перестал дышать. Тело стало пустыней, и теперь песок изнутри не позволял сделать страстно желаемый вдох. Зелень этих глаз завораживала. Маленький уголок жизни, оазис среди барханов. Словно генерал снова очутился в райских садах повелительницы мудрости, где птицы пели свои песни, свет пробивался сквозь кроны из множества листьев. Присмотревшись, Сайно понял, насколько его сравнение с птицей оскорбительно. Это песчаный лис, грациозный и гибкий по своей природе. Полупрозрачные одеяния, вышитые золотом, не сковывали, а раскрывали движения рук, ног и бедер. Свет огня отражался на темных коротких волосах, в шерстке лисьих ушей и пушистом хвосте. Ни палящее солнце, ни раскаленный песок не обжигали так сильно, как один взор этого прекрасного жреца. Он не видел его лица, оно скрыто под завесой вуали. Один взгляд лисьих глаз растопил внутренний лед, наконец-то давший голодной иссушенной земле сделать глоток воды. В его недрах зажегся огонь желания. Ни одно существо, ни мужчина, ни женщина, даже сами высшие боги не могли возжелать своих главных служителей. Чаша весов наклонилась под весом его провинности. Даже два пера, положенных на одну чашу весов, не смогли бы перевесить другую. Перед ним само совершенство. Первородный грех затмил разум. Он сидел почти на коленях, умирая от обожания, не отрывая глаз от главного жреца. Сердце пропускает удар, стоит танцу закончиться. Песня для божеств прекратилась. Жрецы мягко удалялись. Сайно вглядывался в одну фигуру, не подозревая, что его страстные взоры отнюдь не остались скрыты. — Не можешь оторвать глаз от этого жреца? Главный жрец храма Хелен приковывает к себе взор. Неужели он смог покорить моего генерала? Сайно поворачивает голову и замечает ухмыляющегося Дешрета, спустившегося со своего трона, держа кубок с вином. Жрецы исчезают словно их не было. Словно вся красота была прекрасным и скоротечным сном. — Я не посмею. Он не достоин быть оскверненным, — отрезает Сайно, делая ещё один глоток из кубка. — Сайно. Ты обычный человек, как и многие. Не стоит себя ограничивать, уподобившись мне. Тебе свойственно чего-то желать. Только человек может повести людей за собой. Я хочу, чтобы они видели в тебя такого же как они — смертного без божественных сил, — поучительно разъясняет царь. Сайно лишь покорно кивает. Кто он такой, чтобы спорить с царем? Служба закончилась, и боги, удовлетворенные ритуалом, уснули. Сайно отправился в покои, ему следовало написать пару указаний, прежде чем забыться сном. Начать следовало с указа об увеличение жалованья солдатам на восточной границе. — Генерал. Царь Дешрет желает видеть вас, — произносит повстречавшийся ему на пути стражник. Сайно нахмурился, согласно кивнув. Что могло понадобиться владыке песков поздно ночью? Генерал развернулся, но был остановлен стражником. — Я сопровожу вас. Сайно не настолько лишился разума, чтобы забыть, где находятся покои господина. Согласно кивнув, генерал последовал за стражником. Тусклый свет факелов не мог скрыть того, что стражник вел его определенно не в покои царя Дешрета. Сайно сжал спрятанный кинжал на поясе, если это попытка убийства, то этого недостаточно. Слишком самонадеянно пытаться убить его в обители царя. Они доходят до аркообразной двери. — Господин ждет вас. Сделав глубокий вдох, Сайно толкнул дверь и зашел в покои. Огни зажигаются, освещая комнату. Тяжелая дверь закрылась за ним. Сайно замер, увидев хрупкую фигуру у балкона. Белая с золотыми узорами длинная накидка развевалась от легкого ночного ветра. Сайно потерянно озирается, не веря, что перед ним не сон. Он явно не спал, а в покоях находился тот самый жрец. — Высшие боги приняли наши дары. Эта ночь будет спокойной, — нежный голос добирается до глубины души генерала. — Главный жрец Тигнари… — генерал совершил поклон. — Можете звать меня просто Тигнари или Нари, как вам угодно, — Тигнари оборачивается в пол-оборота, его уши прижаты к голове, а сам он выглядел так, словно это не случайная встреча. — Тигнари, вы хотели что-то обсудить? — Сайно старается придать голосу твердости, хотя внутри все в смятении. Тело сразило какой-то неведомой болью, губы пересохли, захотелось сделать глоток прохладной воды. Тигнари мягкой походкой приближается к нему и нежно касается его руки, утягивая на широкий балкон. От прикосновения песчаного лиса Сайно откровенно поплохело. Генерал мельком смотрит на тысячи звезд, что зажглись на небе, но его взор прикован больше к жрецу, чем к происходящему за пределами обители Дешрета. — Посмотрите вокруг, — просит Тигнари, а Сайно покорно подчиняется. Балкон роскошных покоев открывал вид на уснувшую пустыню, на далекий запад, куда по легендам с рассветом прячутся все мертвые. Ласковые барханы возвышаются над человеческими постройками, что, насмехаясь, смотрят на ничтожных людей. Рано или поздно они окажутся во власти песчаной стихии. Но прежде, чем стать частью пустыни, Сайно суждено побывать во власти совершенно неизведанного чувства. — Благодаря вам, генерал, эти земли могут спать спокойно. Их сон даже тьма не сможет потревожить. Я как главный жрец должен отблагодарить по всем обычаям хранителя мира и порядка, — проговорил жрец, продолжая касаться своими пальцами руки генерала. — Этой ночью я помогу вам. Избавлю от боли. Сердце в груди отчаянно колотится. Сайно боролся с желанием остаться или уйти, так и не попробовав первородный грех, яд, отравляющий тело, на своих устах. Он ослаб от переполняющего через край чувства. Тигнари не ждет ответа, видит смятение, пожирающее благородного генерала изнутри. Переплетя пальцы генерала со своими, жрец ведет за его за собой во внутрь комнат. — Вам не мешало бы остудить кожу, — Тигнари с легкостью толкает Сайно на кушетку, тот пораженно подчиняется, не зная, чего ожидать от главного жреца. В покои заходит девушка с яркими как огонь волосами. Сайно узнает в ней одну из жриц, что исполнила ритуальный танец вместе с жрецом. Она что-то ставит на столик и бесшумно удаляется. — Это масло сделано из растения прохладного горячего песка. Листья насыщены влагой и ими можно остудить кожу. Только пить сок этого растения не стоит, — тихо приговаривал жрец. — Увлекаетесь изучением растений? — с интересом спрашивает Сайно. Многие жрецы занимались изучением разных наук. Кто-то изучал письмена, кто-то же мог изрекать предсказаниям по звездам. Но растения… необычно. — Изучение это громко сказано. Я всего лишь потомственный жрец. Изучение незнакомой нам, жителям пустынь, природы мне запрещено, — грустно выдохнул Тигнари, нанеся масло себе на руки. Тигнари по лисьи изящно скользнул ему на колени. Генерал шумно выдохнул. Нежные руки растирают масло по загрубевшей от оружия коже рук. — Закройте глаза, — выдыхает ему в ухо Тигнари. Сайно подчиняется, закрывает глаза и ощущает, как тело расслабляется под лаской прохладных рук. — Слушайте мой голос. Представьте, что ваше тело растворяется. Вы частичка безграничного мира. Жрец подносит к его пересохшим губам приятно пахнущий настой. Генерал послушно выпивает горький медовый отвар. Пусть это окажется самый сильнейший яд, и генерал покинет этот мир, представ перед посмертным судом, — ничего не имеет значение. — Представьте, что вы в пустыне. Вокруг только обжигающий песок, чистое лазурное небо. Полная тишина и бесконечность. Вдохните этот воздух, ощутите то единство со стихией, дающей нам жизнь. Дышите вместе со мной. — Тигнари кладет руку генерала себе на грудь. Он глубоко дышит, а Сайно покорно повторяет за ним. — Представьте место, где вы были счастливы. То место, в которым только вы. Пусть это будет ваш самый приятный и сладкий сон… Веки дрожат, алые глаза пытливо смотрят в зеленые. Зелень в чужих очах потемнела, словно бескрайние растущие леса, возвышающиеся над всем, заволокло темными тучами. — Нари, в своем сне я вижу только тебя, — жарко выдыхает ему в губы Сайно. — Только ты в моем желанном оазисе. — Тогда представь, чем мы там занимаемся, — Тигнари обнимает двумя руками его за шею. — Я не могу об этом даже думать. Это наваждение… Нари, — бархатно, почти хрипло шепчет он. — Отдайся ему. Я помогу тебе. Эта ночь для тебя, мой непобедимый генерал, — Тигнари подается вперед, с невероятной прытью касаясь губ Сайно. Генерал замер от неожиданности, первые мгновения сомнения не покидали его, но затем Сайно перехватывает инициативу, окончательно погружаясь в мир сладострастия. Он уже не смог удержаться от того, чтобы не положить руки на тонкую талию, провести ладонями по обнаженной полоске живота. Все мысли, мучившие его, исчезли, остались только страстные губы, потемневшие от желания глаза и ёрзающее на нем тело. Рука генерала скользнула ниже, коснувшись основания хвоста. Тигнари мурлыкнул ему в губы от переполнявшего удовольствия. — Ты уверен? — прошептал Сайно, отстраняясь и касаясь мягкой щеки жреца. Тигнари удивленно раскрыл глаза, прильнув к горячей ладони. Коротко улыбнувшись, жрец снова касается губ генерала, прижимаясь так близко насколько это возможно. Жрец, отвлекая его поцелуем, срывает с себя накидку. Хвост лиса зажил своей жизнью и мягко бился об ногу генерал, вплоть до того, как проворные пальцы не хватают за кончик. Тигнари стонет в чужие губы. Сайно разрывает поцелуй, отрываясь от желанных губ. — Неужели ты все это предвидел? — Я видел ваш взгляд, — скромно улыбается песчаный лис, а его ловкая рука проводит по сильному животу генерала. — Столько страсти и желания. Совесть не позволила навестить вас без благодарности. — Нари, ты лучшая благодарность… Сайно не мог описать словами, как же желанно выглядел главный жрец. — Прими её… Мгновение, и Тигнари очутился на ложе. Неподвижный полог скрывал их встречное желание от посторонних глаз. Грех, который этой ночью совершат жрец и генерал, останется в памяти расписанных стен, и лишь одна безмолвная пустошь станет свидетелем свершенного порока. Наклонившись, Сайно носом проводит от шеи до ключиц, с наслаждением вдыхая аромат кожи. Рука пробралась под полупрозрачные шаровары. Ткань покидает тело, обнажая светлую гладкую кожу. По телу жреца прошлись чувственные поцелуи. Сайно поклонялся прекрасному телу жреца, выражая свое благоговение через нежные касания губ и рук. Лис погряз в возбуждении, уже отбросив лишние мысли, полностью отдаваясь этому сладострастному чувству. Сайно аккуратно разводит ему ноги. Первозданный грех — похоть, за нее он погрузится в бурлящий котел, видя, как шакалы подземелья выносят ему приговор. Похоть обжигала. Генерал нежно погладил бедра и скользнул в расщелину ягодиц. Тигнари поддается властному напору. Мир померк перед ним. Он удовлетворенно выгибается, когда раскаленный язык касается чувствительной плоти. Лис вскидывает бедра, в нетерпении сжимая ткань простыней. Сайно наслаждался тем, как жрец выгибался в его руках, скулил и стонал, как возбужденно размахивал хвостом и прижимал ушки к голове. Генерал благодарно оставляет поцелуй на внутренней стороне бедра. Сайно хотел почтить тело, оставить множество следов, чтобы успокоить бушующее внутри пламя, толкающее его на ужасные поступки. Масло, что расслабляло кожу, помогло избавиться от ненужной боли. Любое промедление казалось генералу кощунством, словно если сейчас он не сделает это, то волшебная ночь закончится. Миг ускользнет, как песчинки песка сквозь пальцы. Тигнари тихо скулил от причинённой боли, но жаркие и извиняющиеся за причиненную боль поцелуи отвлекали. Он целовал все тело, мягко касаясь губами крошечных сосков, торчащих из-под тонкой ткани лифа. Сайно входил в него мягко и осторожно, но жрецу было этого мало, он двинулся вперед, полностью насаживаясь. Когда боль отступила, пришло наслаждение, сладкое и неумолимое, распространяющееся жаркой волной по телу. Эта долгая ночь не могла длиться вечно. Утопая в страсти, никто из них не заметил, как солнечная лодка завершила свой круг, вернувшись на небосвод. Впервые Сайно за столько лет просыпался с улыбкой на лице. Поистине прекрасный золотой сон пустыни, подумал он, прижимая к себе самое любимое существо на свете.***
— А что случилось с тем генералом и жрецом? — спрашивает купец, задумчиво хмуря брови. Он делает глоток вина. Вино дурманило голову, но дурман никак не мешал наслаждаться обществом восточной красавицы. — Доподлинно неизвестно, — она грациозно опустилась на софу. — Кто-то говорит, что после той ночи они сбежали, а кто-то же утверждает, что их обоих убили за этот грех. Правду не узнает никто. Она знала правду. Её прапрабабушка была младшей ученицей того самого Тигнари, и всем им известно, что песчаный лис и генерал под покровом ночи сбежали из места грез. Прожили долгую и яркую жизнь, укрывшись в лесной долине Рукхедаваты. Даже если прошедшая ночь утрачена, сердце спрячет память о ней в своих глубинах. Скроет под завесой песчаного платка, чтобы однажды грядущей холодной ночью воспеть прекрасный золотой сон…