Поломанные люди

Наше прошлое — суть неизбежности, Совокупность родительской памяти, Воплощенье конца человечности Под давлением нищего знания. Нас тянули дорогой безмолвия По ухабам унылой нормальности, Сквозь эпоху уродливой юности В полусумрак бесцветной реальности. Потерявшие право на слабости, Под отцовским ремнём бывавшие, Оглушённые и виноватые, Мы заходим сюда, в настоящее. То убогое знанье вобравшие, Отрицая миры разноцветные, Мы шагаем по жизни в молчании. Мы — поломанные. Сорокалетние. Дувер. Март 202…г. Душка Дэн. Позвонить? Том смотрел на экран мобильного телефона с выведенным на него контактом и пытался отыскать в себе крупицу храбрости, чтобы нажать на кнопку вызова. Сколько он просидел на диване вот так, поджав под себя ноги, Том не задумывался, ибо отсчёт времени потерял значение ещё несколько часов назад — когда Бенни забрали в реанимацию. Звонить следовало именно тогда, но ошеломлённый событиями Том сумел вспомнить о Дэне, лишь вернувшись домой. Позвонить? Необходимость сообщать Дэну о госпитализации Бенни пугала до усрачки, но замалчивание — и Том это знал — обернётся последствиями более тяжкими. Так что Тому оставалось одно: набрать номер и надеяться, что во время их разговора Дэн будет находиться дома. Возможно, в своём любимом «Пантеоне». На худой конец в офисе, хоть и время было уже позднее. Всё вышеперечисленное располагалось в центре Дувера, а потому вряд ли Дэн сорвётся почти на его окраину, чтобы оторвать Тому голову. Оторвать — в переносном смысле, разумеется, но всё же. Жарко, душно и невыносимо страшно. Том стиснул пальцы и на мгновение прикрыл глаза. Он нашёл Бенни в его квартире сегодня около восьми вечера, плавающим без сознания в ванне, наполненной остывшей водой вперемешку с рвотой. В самой комнате стоял душный и кислый запах перегара, будто намекающий, что Бенни лежит в таком состоянии как минимум пару часов. На бортике красовалось блюдце с нарезанным лаймом и почти пустая бутылка водки. Литровая, мать её, «Добби». В прошлом — любимые марка и размер Весельчака Бенни. — Господи, Бенни, как же тебя угораздило, — растерянно бормотал Том, вытаскивая его из ванной. Эта мысль гулко билась в голове, пока он вызывал «скорую» и одновременно оказывал первую помощь. Когда врачи ловко ставили капельницу и грузили по-прежнему пребывающего в отключке Весельчака в карету. Том поехал следом на своей машине, а затем провёл показавшиеся вечностью полтора часа перед дверью палаты реанимации, слушая грохот собственного, колотящегося сердца. Крутившийся перед глазами образ почти синюшного Бенни поднимал в груди волну страха, а всегда богатое воображение разошлось не на шутку, рисуя перспективы одна хуже другой. Вдогонку ко всему накатило чувство вины, что не смог, не уберёг своего подопечного. Какие тут, к чертям собачьим, мысли о Дэне. Наконец вышедший из реанимации врач сообщил, что Бенни выжил. К счастью, перед тем как отрубиться, он проблевался, а затем умудрился не утонуть в собственной рвоте и воде. Если кто-то и обитал на небесах, то вне сомнений он любил Весельчака, не в первый раз спасая от смерти за двадцать семь лет его жизни. Затем доктор спросил, мог ли Бенни принять что-то помимо алкоголя. Медики «скорой» тоже интересовались этим, но Том заверил, что Бенни ни за что и никогда не стал бы употреблять запрещённые вещества. — Мы взяли у него кровь на анализ, чтобы полностью исключить эту возможность. Вы же понимаете, если что-то обнаружится, наша клиника обязана сообщить об этом в соответствующее ведомство? Тому оставалось лишь кивнуть, не показывая всколыхнувшую словами врача новую бурю эмоций. Возможно ли, что он прозевал не срыв, но нечто большее? Он вернулся в квартиру подопечного и для начала тщательно осмотрел ванную. Никаких стёкол, белого порошка или таблеток. Сполоснув ванну от ошмётков рвоты, вылил остатки содержимого бутылки в унитаз и сунул её в мешок для мусора. Туда же отправился успевший подсохнуть лайм. После заглянул в шкафчик для туалетных принадлежностей, обследовал гостиную, обе спальни и кухню. В холодильнике, помимо скудного запаса еды, тоже говорившего мало хорошего о состоянии Бенни на момент срыва, нашлась непочатая бутылка водки, с которой Том поступил так же, как с её предшественницей. Нечто, косвенно указывающее на употребление Бенни не только алкоголя, нашлось в шкафчике под мойкой. В пакете с мусором. Том не знал, зачем принялся ковыряться в нём. Изначально он хотел лишь вынести его вместе с бутылками, лаймом и извлечёнными из холодильника подпортившимися продуктами. И сам не знал, что ищет, пока не увидел этот пузырёк. Он был пуст, какие-либо надписи и наклейки, указывающие на назначение его содержимого, отсутствовали, но тошнотворный привкус страха снова свёл скулы. В голове чётко нарисовалась картинка: Бенни высыпает содержимое склянки на блюдце к лайму, открывает бутылку и идёт в ванную. Разом проглатывает ампулы — или таблетки — и запивает огромным количеством «Добби». Закусывает лаймом. А потом… Перед глазами вновь возник образ бессознательного Бенни. Мысль, безумная, невероятная и жуткая, промелькнула в мозгу, и Том зажмурился, помотал головой, отмахиваясь от неё. Машинально сунул пузырёк в карман шортов. Это просто срыв, пытался убедить себя Том, пока ехал домой. Просто срыв. Желание выпить сопровождает алкоголика на протяжении всего пути трезвости, именно потому делая его трудным. Я не пил вчера, не пил сегодня и не буду пить завтра. Трезвость — это унылая рутина, где ты каждый день ищешь повод не покупать алкоголь. Годы же завязки — не стопроцентная страховка от провалов. Сама по себе мотивация со временем исчезает, уступая место малодушным мыслям о запретном, но таком сладком плоде. И, к сожалению, всегда есть те, кто поддаётся соблазну. Том испытал подобное на собственной шкуре, срываясь несколько раз за десять лет борьбы с собственной болезнью. Но Бенни с самого начала был другим. Чем-то близким к исключению из правил. И не просто тянул лямку серой повседневности. Огонь его решимости гордо и ярко горел все три года завязки. Бывали и трудные дни, как правило, связанные с особенностями его ментального здоровья, но способность не оставаться наедине с проблемой отличала Весельчака от многих, пытавшихся справиться с зависимостью. Если назревал кризис, он звонил Тому. Они могли говорить несколько часов кряду, а затем пойти на собрание, где Бенни снова болтал, заставляя себя слушать. Вдохновляя тех, кто по-прежнему сомневался в себе. Полученными за годы трезвости значками Бенни гордился искренне. Для Весельчака эти маленькие пластиковые кругляшки являлись не просто ознаменованием очередной даты, но бесценными сокровищами, воплощением успеха на сложном пути ежедневного противостояния с болезнью. И вот теперь… Литровая «Добби» и нарезанный дольками лайм. Малопонятный пузырёк. Подозрения врачей. И собственные, безумные и страшные, мысли о том, что на самом деле могло произойти. Догадка, напугавшая больше, чем предстоящий звонок Дэну. Что случилось, Бенни? Как тебя угораздило? Позвонить или нет, мать твою?! Том сделал глубокий вдох и занёс палец над экраном. В то же мгновение тишину квартиры взорвал громкий звонок. Сердце бомбануло о рёбра. Душка Дэн звонил ему сам. Он знает? Откуда? Неужели кто-то позвонил ему, нарушив условия анонимности? И если так, порка грозилась перерасти в нанесение тяжких телесных. Вернее, тяжких душевных. Дэниэл Бауман держал в узде свои кулаки, но не гнушался давить врагов морально. Если Бенни звали Весельчаком в силу его жизнелюбия, то Дэн получил своё прозвище отнюдь не за доброжелательность характера. Наоборот, во всём их округе мало нашлось бы людей со столь же дурным и сложным нравом, как у него. Консерватизм, упёртость, умение шагать по головам ради своей цели. Это всё, что было нужно знать о Душке Дэне. Порой Том ловил себя на мысли, что с такими качествами Дэн мог бы запросто стать одним из тех политиков, что заседают в государственных кабинетах и продвигают актуальные во все времена некие традиционные ценности в виде крепкой семьи, любви к родине и прочее, прочее. Но их округу — а может, и всей стране — повезло. Душка Дэн решил не тратить время и силы на решение судеб мира и подался в бизнес. Сейчас, в свои сорок три года, он владел маленькой империей по производству спиртных напитков, сколотив её практически с нуля. За пятнадцать лет своего существования «Добби Лэнд» сумела раскинуть заводы по всему округу, и самой яркой её звездой стала любимая Бенни «Добби». С лаймом. Злая ирония судьбы. Саму политику Дэн ненавидел, но вместе с тем не гнушался пользоваться ею, чтобы нажимать на нужные для ведения бизнеса кнопки. Званые ужины в городской ратуше, где заседал мэр, и гольф по воскресеньям с видными чиновниками из госаппарата. Он не славился гибкостью и умением идти на компромиссы, зато владел навыками различных манипуляций, позволявших ему с удивительной лёгкостью вливаться в общество матёрых бюрократов. Выстроенная цепочка связей помогала лоббировать собственные интересы — от воздействия на антимонопольные службы до выбивания гигантских скидок на аренду помещений под магазины. Последние росли, будто грибы после дождя. Сознательные граждане справедливо бунтовали, но Дэну было срать на них с высоты своего офиса, располагавшегося в одном из фешенебельных небоскрёбов Дувера. Он срал на всех и вся, кроме одного человека — Весельчака Бенни. Он же Беннет Бауман — младший, единственный и до одури любимый брат Дэна. Телефон продолжал звонить. Настойчиво. Требовательно. Ответить? Отклонить? Глубоко вздохнув, Том нажал на «ответить». — Да. — Ты там полз до телефона, что ли? Язвительно и раздражённо. В принципе, последние полтора месяца Том и сам не разводил с Дэном любезностей, предпочитая отстранённый тон общения. Но сейчас, когда в груди засело чувство вины и страх за Бенни, хладнокровие Тома покинуло. — Я не могу дозвониться до Бенни, — продолжил Дэн, не дожидаясь ответа. — Он не с тобой? Значит не в курсе. Пока что. Сердце по-прежнему бухало, отдаваясь в затылке и висках гулким стуком. Том приказал себе успокоиться. Хотя бы на время этого разговора. Ты обязан сказать, Том. Он должен знать. Он имеет право знать. — Бенни в больнице. Повисшая тишина не предвещала ничего хорошего. Впрочем, как и ожидалось. Том будто наяву увидел, как лицо Дэна застывает от изумления, а тёмные глаза становятся почти чёрными от закипающей в них ярости. Боли. Возмущения. Стиснув в пальцах телефон, Том рассказал, что произошло. Как тоже звонил Бенни (они всегда созванивались по средам, что-то вроде проверки связи) и не смог дозвониться. Как, почуяв неладное, поехал к нему, и благо дверь в квартиру оказалась не заперта. Он рассказал почти всё. Умолчал лишь о своей находке и своей теории. В конце концов, это просто склянка без каких-либо опознавательных знаков. Ведь в ней могло быть что угодно, да? Даже витамины. Господи, Том, ты хоть понимаешь, как тупо это звучит? — Когда это случилось? — спросил Дэн со знакомыми вкрадчивыми интонациями. Такие появлялись в его голосе, когда он начинал злиться. А злость превращала просто Дэна-консерватора во всё крушащего на своём пути токсичного паскуду по прозвищу Душка Дэн. — Его забрали несколько часов назад. Я недавно вернулся домой. — А ты мне собирался вообще сообщать об этом? — Ты меня просто опередил… — Давай проясним, — перебил Дэн. –Твой подопечный сорвался и чуть не умер, а ты не только проебал этот момент, но и не удосужился сразу же поставить в известность его единственного родственника? — Дэн… — По итогу я звоню тебе сам. Какой-то дерьмовый из тебя получился куратор, Томми. Том закрыл глаза. В груди появилось знакомое дрожание, рот наполнился слюной, и Том сглотнул, крепко сжал челюсти. Это была та самая тяжёлая минута, когда в голову закрадывается предательская мысль, что вот он — достойный повод бахнуть. Снять стресс, расслабиться, прогнать мучительно сосущее ощущение в груди. Ты же заслужил, ты не пил несколько недель, месяцев, лет, поэтому можно. Ну, же, Том, всего пара банок, тебе это сейчас так нужно… И приходилось напоминать самому себе, что нет, не нужно и нельзя. Что, начав, он не сумеет остановиться, и пара банок выльется в дюжину, а то и больше. Потом, если не сдохнет, он полночи проведёт в обнимку с унитазом, утром будет мучиться похмельем и самоуничижением, но днём снова пойдёт в магазин, чтобы купить «всего пару баночек». И так по бесконечному кругу. Депрессия. Пиво. Маринование себя в четырёх стенах. Снова пиво. И ни единой написанной строчки. А из тебя, Дэн, вышел дерьмовый супруг, ответил Том, но мысленно. Он открыл глаза и, поднявшись с дивана, зашагал в сторону кухни. Том достал из холодильника бутылку с водой. Он с детства был заядлым водохлёбом, но в те, далёкие времена, в список любимых напитков входили лишь чай и газировка. Даже два года обучения в колледже Левона прошли для Тома под флагом кристальной трезвости. А студенчество — это не только получение новых знаний, но и определённые ритуалы, в которых ты обязан участвовать, чтобы влиться в сообщество. Среди учащихся одним из подобных значились вечеринки и алкоголь. Пили почти все. Не пьёшь, значит, с тобой что-то не так. Значит, ты не наш. Но в родном городе Том был изгоем ещё со школы. Все знали, кто его отец, а потому принимать не стремились. Хоть на голове стой да бочку пива выпей — расположения не добьёшься. Всё изменилось, когда Том приехал в Дувер. Очутившись за тысячу миль от дома, он перестал быть сыном Томаса-старшего и превратился в обычного парня из захолустного городка, сумевшего получить стипендию и поступить в университет одного из крупнейших городов страны. Том до последнего не верил, что у него получилось. Самолёт тогда был не по карману, а потому пришлось ехать на автобусах, делая между ними бесконечные пересадки, ночуя в самых дешёвых хостелах и кормясь фастфудом. И трясся от страха, что всё неправда. Что письмо о зачислении ему отправили по ошибке и, едва он переступит порог администрации, его развернут на сто восемьдесят градусов. Конечно, в Левон он не вернулся бы ни при каких обстоятельствах, но неопределённость дальнейшего существования пугала до усрачки. Однако в администрации подтвердили своё решение. Дуверский университет, второй курс, факультет литературы. Приветливый сосед по комнате в общежитии, весёлые и остроумные сокурсники. Новые знания и безграничные перспективы. И конечно же те самые ритуалы, в которые Том, освободившись от гнёта прежней жизни, ринулся очертя голову. Водка ему не понравилась, а вот горьковатый хмельной вкус пива привёл в восторг. Вкус, в который Том влюбился с первой банки и с которым уже не мог сравниться ни один другой. И он, и зависимость от него, прочно вошли в жизнь, став неотъемлемой её частью. Без пива Том не мог учиться и работать. Чтобы машина поехала, необходимо залить в неё топливо и завести движок. Блаженный глоточек ледяного лагера и ты несёшься по гладкому шоссе вдохновения, полному мыслей и идей. В голове лёгкая эйфория, под пальцами — уверенный стук клавиатуры. Буквы превращаются в слова, выливаются в строчки и абзацы. Твоя история обретает смысл, выдуманный мир наполняется красочными деталями и образами, герои становятся живее, нежели в реальной, порой такой скучной, жизни. Абсолютное погружение в водоворот созданных эмоций, где ты ощущаешь себя равным великим творцам прошлого и настоящего. И кайфовее этого только вкус божественного топлива, разгоняющего твою верную боевую машину. К окончанию магистратуры норма выпитого составляла пять пол-литровых банок за вечер, через год — семь и дальше по нарастающей, почти в геометрической прогрессии. Друзья тревожно намекали о проблеме, но Том привычно отшучивался и махал рукой. И нет, добавлял он мысленно, я совсем не похож на свою маму, ведь она глушила водку, причём бутылками. А это всего лишь пиво. Маленький градус и газики, ничего плохого они не делают, наоборот, помогают идти вперёд. В свой тридцатый день рождения он проснулся с раскалывающейся на части головой и насчитал шестнадцать банок. Пустые, сдавленные посередине, они аккуратной горкой высились у его письменного стола, а в вордовском документе «красовался» скудный абзац невразумительного текста. Оказывается, в какой-то момент мотор сдох, а шоссе опустело, ощерившись рытвинами. Именно тогда впервые у Тома что-то звякнуло в голове. — Не тебе решать, какой я куратор. На другом конце «провода» недобро хмыкнули. — А, ну да, ты же справился с поставленной задачей на все сто процентов, Томми. Тебе, кстати, премию выдать деньгами или будет достаточно памятника на площади Свободы? Жестокого ехидства Дэниэл Бауман тоже не гнушался. К сожалению, Том это понял слишком поздно, когда уже увяз в их отношениях по самые гланды. Как с пивом. Шестнадцать банок. Вечером, собравшись с друзьями в баре, он повторил этот «подвиг», а после «догнался» несколькими стаканами Кровавой Мэри. Аспирин утром не помог, и Тому пришлось срочно бежать в винную лавку, чтобы «поправить здоровье». И ещё. Почти два года, пока однажды днём не очнулся на полу своей квартиры в луже собственной мочи и рвоты. В окружении бутылок и банок. Ни черта не помня, как это произошло. И в голове уже не просто звякало. Там гремели колокола, сообщающие о большой беде. Сидя в душе под струями горячей воды, Том, жалкий и раздавленный, ревел в голос. А потом, собрав в кучу последние остатки здравомыслия, подавил непереносимое желание пойти в магазин и позвонил другу. Благо у него ещё оставались друзья. — Дэн, я не нянька. Да и Бенни уже староват для слюнявчиков и подгузников. — Будто ты не знаешь, что именно нянька ему порой и необходима. Как Тому ни хотелось, а пришлось признать, что замечание Дэна имело некоторую долю справедливости. Бенни, с особенностями своего здоровья, требовал и особенного подхода. Соглашаясь на кураторство, Том знал об этом. И принял. Потому его сейчас и ело чувство вины. — Может, вместо препирательств, подумаем, как ему помочь? — Думаю, мы с Бенни сами это обсудим. Так сказать, в семейном кругу, без посторонних. Том болезненно поморщился. Спасибо, Дэн. Спасибо, что не разочаровал и добавил плюсик к миллиону предыдущих в списке «Почему я должен развестись с Дэниэлом Бауманом». — Решать ему, — повторил Том. — Я расслышал и в первый раз. Но позволь напомнить. Именно ты сказал оставить его в покое, заверив, что так будет для него лучше. По итогу он всё-таки сорвался. Получается, ты был не прав. И что ты реально херовый куратор. Я ничего не упустил? В голосе слышалась злость. Обида. Тревога за брата. Взрывоопасный коктейль. В таком состоянии разговаривать с Дэном было бесполезно — он никого, кроме себя, не слышал. — Завтра утром я поеду в больницу… — Даже не смей туда соваться… — Я поеду, — повторил Том, чуть ли не чеканя слова. — И останусь я куратором или нет, решать будет Бенни, а не его токсичный и невыносимый брат, которому насрать на всех, кроме себя. — Не смей бросать трубку… — Доброй ночи. И пока Дэн не разразился новой тирадой, отключил связь. Обнаружил, что всё это время простоял у холодильника, сжимая в одной руке телефон, а в другой по-прежнему закрытую бутылку с водой. Мобильник снова зазвонил. Том выключил звук и трясущимися руками отложил телефон в сторону. Всё важное — ну, почти всё — он Дэну сообщил, а выслушивать оскорбления в свой адрес не собирался. В конце концов, наслушался предостаточно за последний год их совместной жизни. Они познакомились благодаря Бенни. Так получилось, что за все годы участия в программе АА он стал первым подопечным Тома. Не то чтобы он избегал кураторства, нет, скорее страшился его на фоне неуверенности в себе из-за систематических срывов. Остальные это чувствовали, а потому обходили стороной — никто не возьмёт в кураторы человека, сомневающегося в своих силах. Да и говорил Том на собраниях редко и недолго, больше предпочитая слушать и перенимать опыт других. Поэтому, когда Бенни, их словоохотливый Весельчак, подошёл к нему с просьбой взять над ним шефство, он на несколько мгновений замешкался, не зная, что и ответить. Отказывать не запрещалось, но считалось дурным тоном. Тем более новичкам, только вставшим на путь трезвости. — Ты уверен, что тебе нужен именно я? У меня было несколько срывов за эти годы. — Ничего. Мне нравится, что и как ты говоришь. Пусть и не часто. Так что если ты не против… И немного заискивающе улыбнулся, проведя пальцами по волосам. Жест, выдающий присущую ему лёгкую нервозность, но в глазах полыхал тот самый огонь решимости. — Что ж… пойдём, выпьем кофе, — предложил Том. Они просидели в кофейне почти два часа. И как всегда в основном говорил Бенни. На собраниях он порой упоминал о своём брате. Том знал, что их родители умерли, едва Бенни исполнилось четыре, и Дэн взвалил на себя заботу о них обоих. И заботился до сих пор. То, что Дэн, оказывается, тот самый владелец «Добби Лэнд», стало настоящим сюрпризом. — Да, тот самый Душка Дэн. Но… анонимность же, да? Ошарашенный Том ответил, что да, разумеется. Оттого никак не ожидал получить от Бенни приглашение на ужин к ним с Дэном домой. Совместное проживание Весельчака с братом вызывало у Томе двойственные чувства ещё в самом начале их знакомства. С одной стороны, у Бенни были все возможности съехать в свою собственную квартиру: он тестировал программы в IT-сфере и имел приличный заработок. С другой же, если обоих всё устраивает, то кому какое дело? Может, они оба решили экономить на аренде. Или сам Бенни не желал тратиться. Уже позже Том поймёт истинную причину. И она обескуражит ещё больше. Идти в гости не хотелось. Особенно вспоминая найденную в интернете информацию о Дэниэле Баумане. Для фигуры подобного масштаба её было крайне мало, но кое-что новое узнать удалось. Например, что Дэн, оказывается, какое-то время учился в Дуверском университете на юридическом, и его отчислили в конце второго курса, аккурат в год, когда Том, получив стипендию, приехал в Дувер. О Бенни упоминалось лишь фактом его существования на этой планете, а о карьере — в виде последовательной цепочки событий, приведшей к воцарению «Добби Лэнд» на олимпе алкогольного рынка. Никаких расследований, уличающих Дэна в противозаконной деятельности, Том не нашёл. Если скандалы и случались, то исключительно из-за его сучьего характера. — Мистер Бауман, как вы прокомментируете законопроект о запрете продажи спиртной продукции после десяти часов вечера? — Это бред. Кто хочет выпить, тому законы не помеха. — То есть, вы не верите, что данная мера позволит снизить уровень алкоголизма в нашей стране? — Спасти алкоголика может только его желание завязать, а не пара новых абзацев в административном или уголовном кодексе. У вас вообще есть вопросы по существу или мы продолжим обсуждать глупости? — Глупости? Речь идёт о будущем нашей страны и здоровье её граждан! Вы осознаёте, что подливаете масла в огонь, продавая свою продукцию на каждом углу? — Вот именно, что продаю, а не заливаю насильно в рот. Пить или нет — сознательный выбор каждого. В конце концов, мы живём в свободной стране. И такие, как вы, дорогуша, должны понимать, что ограничениями и запретами сделаете ей только хуже. Вы точно журналист? Может, вам стоит сменить профессию? Уверен, в каком-нибудь из моих магазинов найдётся свободная вакансия на должность продавца. Хлёсткий, наполненный сарказмом тон пугал так же, как и смысл самих слов, а потому перспектива знакомиться с Бауманом-старшим казалось столь же радужной, как прогулка с Данте по кругам ада. В чём Том и убедился, всё-таки сдавшись уговорам Бенни. Тот ужин, больше напоминающий допрос, Том запомнил на всю жизнь. Ощущение дискомфорта и ужаса, будто тебя разглядывают под микроскопом. Внезапно вынырнувшее и напугавшее желание выпить. На короткое мгновение даже показалось, что Том вновь очутился в Левоне пред свирепыми очами Томаса-старшего, распекающего его за «неправильный» образ жизни. — Как давно вы не пьёте, Том? Так у вас бывали срывы? — вежливо-холодно. — Так вы писатель? Всё понятно. — снисходительно. — Вы уверены, что сумеете помочь Бенни? — скептично. Это действительно был ёбаный кромешный ад. Будто Том побывал сначала на дыбе, после у позорного столба, а под конец увеселительной программы с него содрали кожу и швырнули в канаву подыхать. Замученного и униженного. И рулил кровавым парадом Дэниэл Бауман. Понимая, что он ведёт себя столь бесцеремонно исключительно из-за своей опеки над Бенни, Тому не оставалось ничего другого, как принять правила игры и постараться не сболтнуть лишнего. Бенни периодически шутил, пробуя разрядить создавшуюся за столом напряжённую атмосферу, но его остроумие моментально таяло в воздухе, не выдерживая токсичности брата. — А ещё Том любит котиков, — чуть ли не с отчаянием в голосе выдал Весельчак. — Неужели? — иронично. Том кивнул и понял, что пора сматываться, иначе он точно испустит дух в этом кювете, наполненном безжалостным ядом Душки Дэна. Позже они виделись ещё несколько раз, когда Дэн подвозил Бенни на собрания. Жали друг другу руки, перекидывались незначительными фразами. Том изо всех сил старался не выдавать охватывающего его во время этих встреч волнения. Под тяжёлым, почти оценивающим взглядом было не просто неуютно — от него делалось страшно, вызывая болезненные воспоминания, уходящие корнями в прошлое гораздо глубже, нежели тот злополучный ужин. Думал ли тогда Том, что через несколько месяцев втрескается в Дэниэла Баумана по уши? Разумеется, нет, ему бы такое и в самом жутком сне не приснилось… Телефон вновь завибрировал, на это раз оповещая о пришедшем сообщении. «Немедленно возьми трубку или позвони мне сам». Иди в задницу, Дэн. Том резко открутил крышку и припал к горлышку. Ледяная жидкость промочила пересохшее горло. Он залпом опустошил бутылку почти на половину и, прижав к губам ладонь, обвёл взглядом свою небольшую квартирку, куда съехал полтора месяца назад и почти сразу же подал на развод. Тогда же в название контакта добавилось прозвище Дэна. Том поставил его нарочно, как напоминание, почему решился на разрыв. Три года отношений, почти год из них в браке. Теперь Том понимал, что не стоило ввязываться во всё это дерьмо, но тогда глаза были зассаны любовью, а эмоции дали пинка под зад здравому смыслу, с самого начала советующему хорошенько взвесить все «за» и «против» прежде, чем связывать свою жизнь с таким человеком, как Душка Дэн. Всё будет хорошо, думал Том, да, характер у Дэна сложный, но они влюблены, им хорошо вдвоём, а потому обязательно справятся. И Том сумеет помочь Дэну измениться в лучшую сторону. Надо просто найти правильный подход, установить доверительные отношения, иногда идти на компромиссы и бла-бла-бла, прочая херня, которая, как выяснилось позже, не работала с Бауманом-страшим. Не могла работать, потому что сам Дэн не хотел меняться, искренне веря, что с ним всё в порядке. А если и происходит что-то не то, то виноваты те, другие. Все вокруг, но не Дэн. Дурман развеялся спустя полгода супружеской жизни, напоследок оставив жестокое похмелье. А о похмелье Том узнал многое за годы своего пьянства. Тошнота, тремор, раскалывающаяся на части голова. Осознание собственной ничтожности и беспомощности. Разумным шагом стало бы признание поражения и немедленный разрыв, но чувства вновь оказались сильнее доводов разума. Слишком, мать его, сильные чувства. И они мучились ещё несколько месяцев прежде, чем Том осознал новую опасность — их отношения угрожают его трезвости. А конец трезвости — конец любимому делу, вообще всей жизни. И никакая любовь, даже самая сильная, не вытащит его задницу из зловонного болота алкоголизма, куда он попадёт, если останется с Дэном. Да и ему не будет нужен постепенно теряющий человеческий образ супруг, единственной радостью которого останется почти двадцать банок пива в день. Если, конечно, к тому времени он не перейдёт на водку. На новость о разводе Дэн отреагировал в лучших традициях токсичного индивидуума, повернув все мыслимые и немыслимые стрелочки. И поставил жирную точку, прямо указав на дверь. Это ты, Том, во всё виноват, так что да, катись отсюда на все четыре стороны. Том не стал задумываться виноват он или нет. Молча слушая гневный монолог Дэна, он в очередной раз убедился, что поступает правильно, и ни разу не усомнился в своём решении за прошедшие полтора месяца. Он всё ещё любил Дэниэла Баумана, мать его, он, похоже, всегда будет его любить, но трезвость важнее. Сохранив её, он сохранит себя и свою жизнь. Том снова глотнул воды. Медленно закрутил крышку. Раздавшийся в дверь громкий стук заставил поморщиться и обессиленно закрыть глаза. Шагая к входной двери, Том не сомневался, кто за ней стоит. Неважно, чем ты занят — ешь, спишь, работаешь или трахаешься. Если Дэниэлу Бауману что-то от тебя понадобилось, ты должен немедленно ему это дать. Потому что его дело — важное, а твоя жизнь — вторична. Сейчас ему приспичило заявиться к Тому. Для чего? Зачем? Известно только Вселенной. Но одно Том знал наверняка — Дэн не уйдёт, пока не получит желаемое. Несколько секунд они друг друга молча разглядывали. Выразительный взгляд Дэна говорил громче любых слов, и Том, сдаваясь, отошёл в сторону, пропуская супруга в квартиру. — Ты в курсе, что уже половина первого ночи? Дэн неопределённо повёл плечами, не ответив. Остановившись посреди гостиной, медленно обвёл её взглядом, потом двинулся к кухне и так же тщательно её оглядел. — В туалет заглянешь? Том не понимал, что ищет Дэн, как и причины его приезда. Недавно улёгшееся волнение вновь поднялось в душе, и он сцепил пальцы, чтобы хоть как-то его унять. — Дэн, какого чёрта ты творишь? Он наконец удосужился повернуться к нему. В последний раз они виделись две недели назад, на встрече с их адвокатами, где должны были подписать бумаги о разводе. Дэн несколько секунд смотрел в бумажки, зажав в пальцах ручку. А потом вдруг встал из-за стола и… ушёл, повергнув в изумление обоих юристов. И перед этим бросил на Тома такой же взгляд, как и сейчас — полный недовольства и обвинений. — Ты не брал трубку и не ответил на моё сообщение. — А должен был? — Ты знаешь, о чём я говорю. Том мотнул головой, пытаясь справиться со смятением. — Нет, Дэн, не знаю. Я устал и хочу спать. И если ты действительно приехал из-за того, что я не отправил тебе отдающий честь смайлик… сказать по правде, даже для тебя это перебор. А может, ты решил подписать документы? Дэн предсказуемо махнул рукой. — Я ничего не подписываю без своего адвоката. — И с адвокатом тоже. Ты хоть понимаешь, как это выглядело? Насмешливо изогнутые брови давали понять, что Бауман-старший думает о словах супруга. И тут же подтвердил вербально: — Мне насрать, как это выглядело. — Ну, разумеется, — отозвался Том, ничуть не удивлённый. Он прошёл мимо него и включил чайник. И сигарета. Ему срочно нужна сигарета. Если уж выпить нельзя, то хотя бы покурит. Это поможет немного успокоиться. — У меня нет ни малейшего желания обсуждать ту хрень, что была тогда, — сказал Дэн, усаживаясь на высокий стул за стойкой. — Единственное, что меня сейчас заботит — это Бенни. Том просто кивнул. Хоть в чём-то они солидарны. Достав из навесного шкафчика две кружки, он вытащил из лежащей на столе пачки сигарету. Прикурив, поймал недовольный взгляд Дэна, но и бровью не повёл. Просто включил вытяжку над плитой, чтобы дым не расползался по квартире. — Тебе чёрный, как обычно? — Ты точно ничего не замечал? Том внимательно посмотрел на супруга. У того был уставший вид. Сильные тени под глазами. И лицо как-то… осунулось, что ли. Да и в весе похоже немного потерял с момента их последней встречи. В принципе, Дэн всегда следил за собой по соображениям здоровья, два раза в неделю посещал спортзал и старался не протирать задницу в офисном кресле. Но сейчас его худоба казалось… болезненной? Так и подмывало спросить, всё ли у него в порядке (потому что, мать твою, по-прежнему любил его и беспокоился о нём), но Том не отважился, понимая, что вместо нормального объяснения получит лишь очередную колкость, наполненную желчью. Сделав затяжку, Том раздавил окурок в пепельнице. Негромко щёлкнул язычок чайника, возвещая, что вода согрелась. Том выключил вытяжку и неторопливо достал коробку с чаем. Всё это время Дэн смотрел на него, не скрывая раздражения. Иди в задницу, Дэн, подбодрил себя мысленно Том. — Когда ты с ним разговаривал в последний раз? Дэн задумался лишь на мгновение. — Два дня назад. Он торчал в приюте для бездомных… Сент-Бьёнс или как там его. — Сент-Бейнс, — поправил Том. — И что говорил? — Просил денег. Том замер с пакетиками чая в руке и уставился на Дэна. — Он просил денег? Много? Дэн мотнул головой и поморщился. — Он всегда просит примерно одинаковые суммы на эти свои приюты. В этот раз понадобилось больше обычного. Я в тот момент был занят, а потому сказал, что обсудим позже. Том разложил пакетики по кружкам и неторопливо залил кипятком. Немного подумав, извлек из холодильника пирожные с заварным кремом и подвинул к Дэну. — И что в итоге? Дэн пожал плечами. — Я перезвонил через пару часов, но Бенни сказал, что вопрос решился сам собой. — А голос? Настроение? — Да вроде нормальное. Обычные для него штуки-прибаутки. Том уставился в свою кружку. Опять подумал, что стоило проявить к подопечному больше внимания, а не зацикливаться лишь на своих проблемах. Пусть одной из них и являлся, будто заноза в заднице, Дэниэл Бауман. Но Бенни… почему он не пришёл сам? Он же всегда приходил. Звонил. Писал. А ещё эта непонятная склянка, что по-прежнему лежала у Тома в шортах. Витамины? Ага, конечно. Ты должен сказать Дэну, Том. Конечно должен. Но тогда придётся поделиться и собственными умозаключениями, а Том не мог. Не сейчас. У него элементарно не осталось сил на очередные обвинения и ругань, что обязательно последуют за подобного рода откровениями. — Томми, я по твоему лицу вижу, что тебе что-то известно. Том сделал большой глоток чая. Снова отметил осунувшееся лицо супруга. Может, у него проблемы на работе и потому недосып? Видно же, что это не сегодня с ним случилось, а потому не могло быть только из-за Бенни. — Я лишь предполагаю. Уверенности у меня нет. — И что же ты предполагаешь? — Ты видел заводные игрушки? Ну, в виде зайцев или… рождественских эльфов. Их заводишь ключом, и они скачут по полу и бьют в барабан. Или в тарелки. И делают это, пока пружина не раскрутится обратно. Дэн снисходительно улыбнулся, как бы говоря, что да, я знаю, как работает заводная игрушка. — Ну и причём тут Бенни? — Все три года он был похож на одного из этих зайцев. Дэн помолчал, осмысливая услышанное. — Ты хочешь сказать, что у него закончился завод? — Если грубо, то да, — кивнул Том и мысленно взмолился Вселенной, чтобы сама пружина не оказалась сломанной. На лице Дэна читался откровенный скептицизм. Том вздохнул. — Дэн, это называется выгорание. И оно не только с алкоголиками случается, кстати. — Хорошо, допустим. Ну а деньги ему зачем понадобились? — Этого я не знаю. В конце концов, Том не врал. Почти. Ведь денег Бенни так и не взял, а наркоман никогда не откажется от лишней заначки, тем более от легкодоступной. — Дэн, а виделись вы в последний раз давно? Я имею в виду, может, он за тебя волновался? Дэн замер, не донеся до рта кружку. — Ты о чём? — Ты… выглядишь уставшим. Сильно уставшим. Будто не спишь почти. И если уж я заметил, то Бенни и подавно. У тебя всё в порядке вообще? Поворот разговора Дэну не понравился. Это читалось на его лице. А в голосе, когда заговорил, зазвучала закипающая злость: — Это что, попытка переложить ответственность? От неожиданности Том моргнул. — Что? Мать моя, нет, конечно, — запротестовал он и поднял руки в примиряющем жесте. — Это всего лишь предположение. Ты спросил — я ответил. Забей. «Я снова оправдываюсь», — невесело подумал Том. Как в старые «добрые» времена. Дэн злится, а Том его умасливает, чтобы не разозлить сильнее. Ты просто тряпка, Том. Был, есть и останешься. Если и дальше будешь общаться с Душкой Дэном. Настроение вконец испортилось. — Слушай, тебе, наверное, лучше поехать домой, чтобы успеть поспать. Дэн вскинул взгляд. Сердитый и уставший. — Посплю на диване, — сказал он, махнув рукой в сторону гостиной. Том опешил. Поспит на диване? На том самом, что ли? Ни за что! — Это не самая удачная идея, — многозначительно проговорил Том. Дэн пожал плечами, всем видом демонстрируя, что ему плевать на мысли и желания Тома. — Для тебя — возможно, — отозвался Бауман-старший. — А меня всё устраивает. — Это моя квартира, — напомнил Том. — И устраивать должно меня в первую очередь. А я не хочу, чтобы ты спал на моём диване. К тому же мистер Крокус дома один. Мистером Крокусом звали их кота. Годовалого сфинкса с гнусным, почти как у Дэна, характером. Том хотел забрать его себе, когда съезжал, но Дэн не позволил, а судиться из-за кота, пусть и любимого, не хватало моральных сил. Том и без того измотался за последние полгода. Да и в конце концов, Дэн любит мистера Крокуса не меньше, а потому сумеет о нём позаботиться. Дэн откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. Выглядело вызывающе, почти нахально. Говорили, что так — сверху вниз — он смотрит на деловых встречах. И в около политических кулуарах. — У него две миски с едой и ещё одна здоровенная с водой, до завтра хватит. А я боюсь, что усну за рулём. К тому же отсюда удобнее добираться до больницы. Зубодробительные аргументы, являющиеся откровенной манипуляцией и доказывающие, что Дэн с самого начала ехал с намерением остаться на ночь. Какое-то время они молча буравили друг друга взглядами. В свой Том старался вложить максимум недовольства. В ответном читал насмешку. — Так как, найдётся лишнее одеяло? Тома так и подмывало ответить, что нет, ничего не найдётся. Что он тоже устал, а Дэну здесь совсем не рады. Особенно после недавнего ужасного телефонного разговора, в котором он снова хамил и сыпал оскорблениями. Он хотел сказать всё, что в принципе думает о Дэниэле Баумане, но тут его осенило. — Тогда мы поедем вместе, — произнёс Том. — Завтра в больницу. Дэн нахмурился и чуть выше вздёрнул подбородок. — Зачем? — Затем, что Бенни будет полезна наша общая поддержка. Да и в любом случае он захочет меня увидеть, ты же знаешь. Он ожидал очередных препирательств, возмущений и колкостей, но Дэн вдруг кивнул. — Ладно. Том подозрительно прищурился, не ожидая столь быстрого согласия. Обычно требовались более продолжительные уговоры, а тут… — Точно? — Да. — Обещаешь? Дэн резко выдохнул и на секунду прикрыл глаза. Он и правда выглядел очень уставшим. Том бы даже сказал — измочаленным. Что ж такое с ним происходит? — Да, Томми, мы завтра поедем вместе. Обещаю. Всё? Есть ещё вопросы и предложения? — Нет. Договорились. Слегка приободрённый результатом разговора, Том отправился в спальню за постельными принадлежностями. Если всё сложится удачно, он расскажет Дэну о своих догадках по пути в больницу. Дэн, конечно, разорётся, но будет за рулём, так что не позволит себе буянить слишком сильно. Поступить так лучше, нежели снова злить его, уставшего, сейчас. А выспаться и набраться сил надо им обоим. Он не смогут помочь Бенни, если сами будут на грани морального и физического истощения. Том достал из шкафа запасное одеяло и, подумав, прихватил и подушку — спать на диванных было жутко неудобно, проверено на собственном опыте. Вернувшись на кухню, отдал всё Дэну. Тот как раз допивал чай. Странно, к пирожным он так и не притронулся, а ведь любил сладкое и не имел привычки с ними капризничать. Придирчив был лишь к рыбе. Том аккуратно закрыл коробку и убрал в холодильник. Сгружая в раковину грязные кружки, слышал, как возится с одеялом Дэн, устраиваясь на диване. И настойчиво давил желание посмотреть в ту сторону. — У меня всё в порядке, — неожиданно долетело до Тома. — Так что не из-за чего переживать. Он врёт. Безбожно. Но вслух Том ничего не сказал. Спорить с Дэниэлом Бауманом — это как пытаться с батута допрыгнуть до Луны. Глупо, утомительно и безуспешно. Уж Том знает. — Как скажешь, — ответил он, по-прежнему не глядя на него. — Спокойной ночи. В спальню он шёл с ощущением, будто сбегает.