Подарок под ёлкой

***

      Новогодний шум шел на спад. Отзвучали новогодние песни, засверкали тысячи огней в небе, а громкие голоса прекратились. Дело шло к утру, многие устали от переизбытка событий и эмоций.       Несмотря на нежелание прибывать на новогоднем застолье в окружении коллег, Панталоне был доволен вечером. Он смог испортить настроение и безумно дорогое платье Синьоры. Под звон курантов мужчина элегантно вылил пузырящееся содержимое своего бокала в глубокое декольте Восьмой предвестницы, которым так откровенно светила та на манер женщин легкого поведения. Крики злости и громкие проклятья ласкали его слух оставшийся вечер под горькие вздохи и недовольные взгляды других предвестников.       Ненавидели они друг друга взаимно, что поделать. Только Панталоне из-за воспитания запрещено ненавидеть открыто. Он мог заявиться к «дорогой супруге» домой прямо во время её потех с очередным молодым любовником обязательно не старше двадцати пяти. Так, на чашечку кофе, ловля на себе убийственные взгляды супруги и смущенные молодого парнишки. Будь он моложе сам, не постеснялся бы переманить к себе такого красавца. Всё-таки вкус у его женушки есть, но староват он уже для заигрываний с молодежью. Пускай ему тридцать пять, но, как положено, в своем возрасте он не кидался на молодых, да и поступил куда более прагматично, написал завещание и место на элитном кладбище купил. Являясь частью преступного синдиката, лучше позаботиться обо всем заранее. Тем более, что своей женушке, с которой их связывал только контракт, он ничего не оставил.       Воспитание — все оно. Чопорное воспитание не позволяет ненавидеть открыто, но совершать подлянки никто не запрещал.       Одна из подлянок — прийти на праздничный вечер в честь наступающего нового года.       Ярко. Шумно. Помпезно. Безвкусно. Бессмысленно. А ещё жутко скучно. Так мог описать то событие, на котором Панталоне просидел не один час. Скука лучше, чем раздражение. Главная головная боль Девятого предвестник не изъявила желание появиться на оплаченном им банкете. Панталоне очень рад такому исходу.       Панталоне одет в шикарный костюм с пурпурным отливом. В огромном банкетном зале он отдался легкому праздничному настроению и с бокалом шампанского обменивался любезностями. Запоминать имена — вынужденная мера. Никто в этом зале не интересовал его. Но поддерживать маску вежливости, помня трех любовниц какого-то важного чиновника, — его обязанность. Часть рутинны.       Он испытывает толику радости, когда мероприятие подходит к своему окончанию.       Дорогие автомобили один за другим покидали резиденцию Царицы. Обслуживающий персонал наводил порядки. Панталоне покидает вечер, отправляясь на рабочее место.       Сам он планировал провести оставшуюся ночь за работой. Быстро распрощался со всеми, покинул пределы дворца. Водителя он отпустил, и пришлось сесть за руль самому. Добрался до Банка Северного Королевства он быстро. Привычное роскошное здание с высоким и массивным строением приветливо встретило его. Девятый предвестник, как гордый родитель, осматривает свое любимое детище. Вдоволь насмотревшись, он заходит вовнутрь. Оставив верхнюю одежду, он быстро умыкнул в обставленную кухоньку.       Нестерпимо хотелось кофе, курить и спать.       Горечь кофейных зерен приятно обжигает горло. Кофе, сваренное в турке, лучшее, что случалось в его жизни. Панталоне устало прислоняется копчиком к столешнице и бросает быстрый взгляд на наручные часы.       Его путь лежал в кабинет.       Кабинет ожидаемо был обставлен так, чтобы каждый заходящий понимал весомость статуса его владельца. Стены покрыты дорогой отделкой, а полы из лакированных досок. Два больших стеллажа с книгами, пушистый ковер и, конечно, массивный рабочий стол, с кожаным удобным стулом. Каждый угол кабинета тщательно вымыт.       Панталоне погрузился в работу, начав что-то увлеченно печатать, быстро пробегаясь пальцами по клавиатуре, кнопки которой почти не издавали звуков. Мужчина ценил тишину, и резкий клацающий звук никак не вписывался в атмосферу кабинета, даже часы на стене не издавали ни звука. Кофе медленно остывает на столе. Он делает глоток, морщась. Низкая температура придала ему терпкость.       Он стал главой банка не просто так. Приходилось чем-то жертвовать. Будь он обычным офисным жителем муравейника, то никогда бы не смог носить любые украшенные камнями и вышивкой пиджаки. А сколько колец на его пальцах? Любой работодатель давно выгнал бы его взашей. Не можешь победить систему — возглавь её и измени.        Панталоне нахмурился. Уже минут пятнадцать он едва мог цифры различать. Это и поставило точку на его ночной продуктивности. Фыркнув от отчаяния, мужчина захлопнул ноутбук и принялся оглядывать кабинет. Привычная обстановка вызывала толику раздражения. Мужчина массирует переносицу, понимая, что придется закончить работу и поехать домой.       Он как зажиточный человек имел огромный загородный дом посреди хвойного леса. Ещё как богатому человеку ему положено иметь свои слабости. Странно услышать, что слабостью чересчур педантичного человека как он станут северные собаки, созданные для езды в упряжке? Он в узком кругу заводчиков собак считался известным владельцем чистокровных аляскинских маламутов. Его небольшая стая не раз побеждала и приносила приятные выигрыши. Золотые медали Панталоне заботливо хранил на полке своего кабинета. К нему очередями выстраивались, чтобы заполучить щенка. Из-за своей работы он не мог полностью посвятить себя заботе о домашних любимцах. Для этого он нанял специальных людей. Выделил стае отдельную постройку и старался навещать их почаще.       Иногда обязанности по уходу переходили брошенному от отчаяния ему на шею Тарталье. Тот брался с энтузиазмом за любую задачу, правда юношеский максимализм, свойственный его нежному возрасту, портил любое начинание. Но справиться со стаей дружелюбных собак — не сложная задача. Залижут до смерти и отпустят — так думал Панталоне. Кто знал, что Тарталья приведет в его дом, помимо своей ищущей приключений задницы, ещё и маленькую сестру. Страшного ничего не случилось. Однако Чайльд стал ныть о том, где взять такого щенка для сестры.       Бытует мнение, что под новый год сбываются мечты. В середине осени одна из старых, но ещё молодящихся сук разродилась здоровой и крупной малышкой. Он наверно впервые за свою жизнь решил сделать что-то хорошее.       — Просыпаемся, — он вытаскивает ключи и оборачивается на заднее сиденье, где в переноске спал пушистый щенок. Во дворе, к чьему дому подъехал мужчина, поднялся шум.       Панталоне выходит из машины, чуть морщится от холода, он открывает дверцу машины, аккуратно достает из переноски щенка, вес которого перевалил за десяток килограмм. Юная красавица повела пушистыми ушами и недовольно тявкнула.       — Я не ожидал тебя увидеть здесь. Когда мне сказали, что кто-то приехал. Последнее что я мог предположить что это ты… — к нему в накинутой куртке на домашнюю одежду выбежал Тарталья, увидев из окна коттеджа его фигуру.       — А я здесь не ради тебя. Привёз девчонку в новый дом, — пушистая малышка громко тявкнула, привлекая внимание.       Дверь коттеджа приоткрылась и из просвета выглянула маленькая рыжая макушка. Миг позорного подглядывания закончился, девочка выбежала во двор в накинутом пуховике с разлетающимися огненными длинными кудрями, не собранными ни в какую прическу.       — Держи, она твоя. Принцессе под стать.       Щенок недовольно тявкает, с любопытством глядя на людей.       — Спасибо, спасибо! — громко тараторила она, резко обняв мужчину. Он опешил от такого детского напора, замерев наподобие статуй в величественных музеях.       Сестра Тартальи отпустила его и принялась знакомиться с новой шерстяной подругой.       — Ох, нам наверно надо в магазин…       — Думаешь, я тебе её просто так отдал бы? Конечно, я все купил. Ты о себе позаботиться не можешь, не то что о щенке. Разгружай быстрее, у меня дел полно.       Тарталья на радостях быстро обнял его, покивал головой и принялся разгружать багажник.       Такой пустяк принес толику живых и не поддельных чувств. Панталоне даже не жалел об утраченном денежном вложении, отданном за красивые счастливые лазурные глаза.       Он поворачивает руль вправо, заезжая в поворот. Через пару метров показался знакомый забор.       Загородный дом окружал невыразимо прекрасный в своем сияющем убранстве лес. Хвойные деревья укутаны в снежные одеяния. Панталоне не жалел, что когда-то давно повелся на рекламный баннер, обещающий уютное жилище в зимней сказке. Там ещё что-то было про прекрасную обстановку для многодетной семьи. Даже этот великолепнейший участок с домом не сможет заставить его официально распрощаться с холостяцкой жизнью.       Панталоне покинул теплый салон автомобиля. Каменную дорожку до загородного дома засыпало тонким слоем снега. Снежинки под его ногами издавали приятный скрипящий звук.       В пристройке тревожно завыла стая. Тогда ещё стоило задуматься, но банкир слишком устал, чтобы анализировать.       Дверь поддалась легко. Панталоне быстро снимает обувь и вешает пальто на вешалку, вслед за ним отправляется теплый шарф. Окинув помещение, мужчина приподнял бровь в недоумении.        Что-то не так.       Тот же просторный коридор, минимум мебели, интерьер в стиле минимализма, все в выдержанных тонах. Панталоне поворачивает голову в сторону гостиной. В конце коридора виднелся приглушенный свет. Рука рефлекторно тянется к ремню на бедре, но кончики пальцев так и не коснулись кожи. Панталоне глубоко выдохнул, сжав руки в кулаки, а затем и вовсе расслабил пальцы.       Кто бы не пробрался ночью к нему в дом, прежде чем пытаться атаковать, стоило оценить ситуацию. Этот кто-то явно заметил подъезжающий внедорожник, значит уже что-то предпринял.       Он дотягивается до телефона, делает одно контрольное нажатие. У него есть десять минут, если банкир не подаст знак, то через час-два сюда нагрянут Фатуи. Легкой походкой он направляется в гостиную. Рука тянется к выключателю…       — Ты серьезно? — обреченно вздыхает Панталоне, убрав руку с выключателя. Свет полностью осветил комнату и объяснил происходящее. Он устало трет переносицу. Усталость от бессонной ночи не дала в полной мере правильно отреагировать на положение дел. Девятый предвестник явно не должен обреченно вздыхать, наблюдая за своим коллегой, лежащим, романтично обмотавшимся яркой мишурой. Для ясности картины не хватало праздничных фанфар. Панталоне переводит взгляд на столик. Его привычно пустой кофейный столик, используемый только для пульта от телевизора, парочки пыльных туристических буклетов и чтобы ночью, проходя мимо, спотыкаться об острый край, заставлен фуршетом на две персоны.       — Доброе утро… — Дотторе широко улыбается. Как всегда, в своем стиле и начал издалека. — Я свидание тебе устроил.       Панталоне раздраженно закатывает глаза.       Удивляться, казалось, уже нечему. Но Дотторе умел удивлять. Ученому, потратившему столько на изучение все, что можно, даже к сорока годам не утратил свою подростковую глупость.       Еще в Академии он понял, что этот мужчина с безумной улыбкой к нему неравнодушен. Порой казалось, что чересчур. Подкарауливать его у Академии и собственного дома — это не нормально. А самое ужасное — это «комплименты». Сколько дифирамб было пропето им про его: длинные волосы — идеальные словно из учебника; фиалковые глаза — цвета трупных пятен; бледная и гладкая кожа — у тебя точно не анемия?       Ходил и смотрел, да ехидные комментарии не забывал вставлять. Как любопытный пес, увидевший что-то непонятное и необъяснимое.       Спустя время ничего не поменялось. За исключением того, что их место работы находилось в разных концах столицы. Их встречи редки, но не забываемы. Хотя об некотором Панталоне мечтал бы забыть. Деловые отношения — говорил Панталоне. Удовлетворение потребности — так это называл Дотторе, ласково целуя в шею напоследок.       Девятому предвестнику следовало радоваться, что свидание происходит у него дома, а не в морге. Вот только он на это свидание не подписывался.       — Убирайся прочь из моего дома, — процедил сквозь зубы Панталоне, мгновением позже натянув улыбку. — Или тебе помочь? Пинок под зад вас устроит?       — Не красиво как-то, — он встал с пола, бросив мишуру в сторону дивана. — Я, значит, приехал, накрыл стол, подготовил фуршет на нас двоих. А меня так выгоняют!       — Дотторе, это мой дом. Ключей от которого я, к слову, тебе не давал. А если бы я не приехал или был занят чем-то личным? — Панталоне, подперев стену, прожигал взглядом Дотторе, который даже ни на секунду не задумался над тем, чтобы собрать свои вещи и покинуть его обитель. Напротив, по-хозяйски уселся на диван, выхватив со стола бутылку шампанского.        — Мы же друзья. Твои планы узнал от милой секретарши. Правда не знал, что ты так задержишься. Сюрприз хотел сделать. Кто вообще работает ночью в праздник? — в голосе слышна насмешка. — Помнишь тот случай, когда ты оказался один дома, истекая кровью?       — Я порезался о газетную бумагу, мы тогда по телефону разговаривали…       — Ну я и приехал. Я же врач. Я не мог не поехать. Долг как никак, — Дотторе избавляется от фольги, скрывающей основание горлышка бутылки.       — Местоположение ты запомнил отлично. Дальше, дай угадаю, взломал замок? — Панталоне сложил руки на груди.       — Нет. Все проще, украл запасные ключи. Ну а что, мало ли ты одним зимним вечером подавишься коллекционным вином, а рядом меня не будет? Кто твою бесстыдно красивую тушку то спасет?       — Возвращай ключи и уходи.       — Ты ужасный хозяин, — безразлично бросает ученый, увлекшись мюзле на бутылке.       — Да, я ужасный хозяин, — резче чем хотелось ответил он, кивком указав на дверь. — Пошёл вон отсюда.       — Ну куда же ты меня посреди ночи?       — Почти утро на дворе. Я тебе такси вызову.       — А кто тебе елку вынесет, а?       — Дотторе, — теряет терпение мужчина, но голос остается размеренным. — Она пластиковая. С инструкцией как-нибудь разберусь.       — Нет, не разберешься. У меня опыта побольше. Людей разбирать умею и ёлку смогу, — бутылка шампанского открылась со смачным хлопком. Панталоне устало закатил глаза, осознав, что бутылка эта вытащена из его подвальных запасов. Тот самый случай, когда ему вовсе не жалко утраченную из коллекцию бутылку. Он ценитель терпких выдержанных красных вин старого света, никак не игристого.       — Выметайся отсюда, — окончательно потерял какое-либо выдержку Девятый предвестник. Быстрая вспышка гнева утихла. Мужчина подавил в себе возмущение. Он знал, что наглому ученому его излишнее возбуждение придется по вкусу.       — Тебе же нравится. Перестань ломать комедию. Мы не на первом свидание, можешь не строит саму невинность. Мне, как никому другому, известно, какая ты злобная стерва в обличье интеллигентного банкира.       — Вылечи свой маниакальный психоз, — невозмутимо говорит Панталоне, лениво разглядывая серебряный ободок с блестящим сапфиром на пальце. А затем тяжело вздохнул, оторвался от стены и сел на диван. Почувствовав мягкую поверхность, он чуть расслабился, оперевшись об подлокотник.       — Не вылечу, ты же знаешь. Фу, какая гадость, — Дотторе принюхался к горлышку бутылки и брезгливо поморщился. — Сгнивший труп пахнет аппетитнее, чем эта гадость. Как это люди пьют?       — За что мне это всё…       — Что?       — Ничего… кхм… странно это слышать от тебя. Напомни, из чего у вас там на родине вино и бренди делают? — Панталоне вопросительно изгибает бровь, глядя на мужчину.       — Странно? Благодаря моей родине, ты пьешь кофе и чай по утрам.       — Я арабику люблю.       — Её тоже там выращивают, — Дотторе с ноткой отвращения возвращает бутылку на стол, а после нагло тянет к себе язвительную колючку, и тот отказывается его объятиях. — Не тебе мою родину осуждать. Интересно, как твои родители избежали больших штрафов? Ты второй в семье, да?       — И как тебя в отходной реке не утопили? По сей день говядину не ешь? — парирует Панталоне, расслабляясь в чужих объятиях. Дружественное подкалывание вызвало у Дотторе только щемящие чувство нежности. От поцелуя в висок банкир вздрогнул.       На миг воцарилось молчание. Панталоне увлеченно следил глазами за мерцающей гирляндой, искусственный камин приятно освещал комнату, успокаивая своими язычками пламени. Спокойствие и умиротворение витало в комнате.       — Ты же не планируешь тут остаться до утра? — с нескрываемой надеждой спросил Панталоне. — Выбора у меня нет, да?       Их отношения длились долгие годы. А все вокруг искренне удивлялись, как они не успели убить друг друга. Многие искренне думают, что они в запретных отношениях ради выгод. Сам Панталоне любит подшучивать, что это произошло, потому что он единственный, кто смог подсчитать количество психологических расстройств у Дотторе. Не зря курс высшей математики прошел. Пригодилось. А пройдя краткий курс психологии, смог даже диагностировать их.       — Ты прекрасно знаешь ответ на этот вопрос, — Дотторе отпустил его и бодро встал с дивана. — Раз с шампанским не вышло, в ход пустим вино. Выпьем, да спать ляжем?       — Когда мы с тобой стали парочкой стариков? Кстати, давно ты здесь?       — Со вчерашнего дня, — мужчина достает из-под стола бутылку вина. Панталоне молчит. Возмущаться сил не осталось.       — Мне стоит переживать о том, что я случайно найду твои врачебные ошибки на заднем дворе?       — Тебе стоит волноваться только о том, что ты напьешься в компании горячего и похотливо мужчины. Так опрометчиво!       — Дурак ты старый, а не похотливый мужчина. Нет, извини доисторический.       — Принесешь мне штопор?       «Романтику придумал, а штопор не принес, идиот» — думает Панталоне.       — Может мне ещё сразу штаны снять? Так, чтобы без долгих прелюдий? — устало огрызается он. Просьба убила атмосферу спокойствия и умиротворения.       — А мог бы. Я уже человек в возрасте, старшим надо помогать…       — Так и вижу твою немощность. Ладно, так уж и быть, не буду добавлять в твой огромный список психологических заболеваний еще и ПТСР.       — Что это? Пробужденное терзание сексуального раздражения?       Панталоне закатил глаза и направился на кухню, думая о том, насколько можно быть таким раздражающим? Может подать в суд и отобрать у него все ученые степени? Как он может называть себя умнейшим, если таких простых вещей не знает и ведет себя как кретин конченный. Штопор он нашел быстро, вернулся в гостиную и передал его Дотторе, что явно заждался его.       — Выпьем? — Дотторе, пока он отходил за штопором, нашел в гостиной два пузатых бокала. Этим вечером ещё никто так не осквернял вино. Какой грех — распивать его в бокалах, в которых элегантно распивают коньяк?       Дотторе расправился мастерски с бутылкой. Честно, Панталоне даже немного завидовал. Впрочем, ученый по долгу профессии держал столько стекла в руках, что банкиру остается только удивляться зачем тому понадобился штопор. От одного злого взгляда бутылка должна рассыпаться на мелкие стеклянные осколки. Два пузатых бокала встретились, и раздался слабый звон.       — Давно у тебя появилась тяга к искусству? — едко начинает Панталоне, чувствуя вяжущий язык привкус. Ему откровенно не верилось, что Дотторе сам смог украсить гостиную. — Не замечал прежде за тобой таких порывов.       Банкир волей усталости вернулся на диван, а вот Дотторе прислонился к стене возле камина, задумчиво болтая из стороны в сторону содержимое бокала.       — Я вообще-то в детстве в художественную школу ходил. Три года.       «Дай угадаю, оттуда тебя тоже выгнали», — подумал Панталоне, вовремя прикусив свой язык.       — По глазам вижу, что гадость хотел сказать. Ядом не подавись, гадюка, — ухмыляется Второй предвестник. — Кстати, у меня есть одна важная новость для тебя…       — Какая? — Панталоне пристально наблюдает за тем, как мужчина ставит свой бокал на тот самый столик и приближается к нему. Внутри все напрягается, предчувствуя беду. Он быстро встает с дивана, поставив бокал на деревянный подлокотник.       — Ну и зачем ты их отрезал? — Дотторе покачал головой, ловко схватил его за бедро и потянул на себя, утаскивая обратно на диван. Панталоне не удержался на ногах и оказался пойманным чужими руками. В постыдной для него позе. Быть на чьих-то коленях весьма унизительно.       — Ты что творишь?       — А мне даже нравится, — Дотторе заулыбался, играя с темными кудрявыми прядями любовника. Улыбка от такого человека как Дотторе ничего хорошего не могла предвещать, — Теперь они ещё сильнее пушатся.       Девятый предвестник терпеливо молчит.       — Опять линзы? — Дотторе хватает его за подбородок и несколько секунд всматривается в попытке определить цвет. Карие. Обманка. Он вглядывается в спокойные черты, линию носа и мягкий изгиб губ.       — О чем ты так хотел сказать? — сквозь зубы шипит мужчина, а внутри все воспламеняется от непривычного жара.       — Я обязательно расскажу тебе, о чем я смог договориться, после того как ты будешь лежать обнаженным на мокрых простынях и изможденный от жаркого секса.       — Только попробуй, — приблизился к губам ученого мужчина и жарко прошептал. — Силенок не хватит.       Усталость и вино сделали свое. Пару глотков, а Панталоне уже не против. Его окончательно развезло. Он осторожно облизывает губы, смотря на Дотторе с хитринкой в глазах.       — Не доводи до греха.       — Я? — невинно удивился Панталоне, похлопав глазами для пущей убедительности. — Никогда.       Панталоне чувствует горячее дыхание у своих губ, но не поддается соблазну перешагнуть черту. Это в его дом бестактно ворвались. Дотторе же не любит медлить. Он грубо сминает рот своего коллеги, проведя языком по ровному ряду зубов с небывалой страстью. Сказалась долгая разлука. Они не видели друг друга месяц, утонув в предновогодних делах. В комнате явно стало жарче, и дело не в камине. Панталоне вторит ему, выгибается и ластиться, как долго не получавшая любви кошка. Холодные руки проникают под водолазку, другой же Дотторе грубо стягивает пиджак. Не успел банкир опомниться, как дорогая ткань покинула тело, но его это мало волновало. Ученый быстро снял с него водолазку, добравшись до желанной кожи, проходясь нежными поцелуями по плечам. Панталоне довольно прижимается теснее, чувствуя ягодицами чужое возбуждение.       Дотторе пересчитывает пальцами позвонки и резко отрывается. Не успел опомниться, как Панталоне оказался в коленно-локтевой. Такая смена обстановки максимально ошеломила его. Считанные секунды, ремень перемещается с его брюк на руки. Умелыми движениями ученый, пока он приходил в себя, ему крепко связал руки.       — Совсем охренел?! — воскликнул банкир, пытаясь освободить руки.       Вместо слов Панталоне получил короткий поцелуй в ямочку на копчике. Это одно прикосновение к голой коже вызвало уйму мурашек. Затем освобожденную от брюк задницу обжег хлесткий удар, он резко выдохнул, вздрогнув, сдерживаясь от позорного крика.       — Это тебе, любимый, за то, что так долго откладывал нашу встречу.       — Развяжи мне руки, это не смешно…       — Ты должен мне, — ледяной шепот обжигает ухо. — Я закрываю глаза на все твои денежные махинации. Прикрываю твою задницу, а ты эту шикарную задницу от меня прячешь и ёрничаешь. Молчи. Разрешаю только стонать. Я не тиран же, так что не волнуйся, подготовлю тебя.       — Да пошел ты. Не смей трогать меня!       — Я же врач. Ты не доверяешь человеку с медицинским образованием? — в голосе появилась насмешка. — Проведем подробный анализ всего канала, а затем чуть помассируем.       — Да я лучше в бесплатной поликлиники очередь отстою, чем буду терпеть твои руки в моем заду.       Дотторе растягивал его медленно. Настойчиво касался сжатого колечка мышц. Чересчур неспешно растягивал проход холодной смазкой. От прикосновения к горячим внутренностям все дрожало.       — Но-но, назови мое имя и даже очередь стоять не придется.       Панталоне ухмыляется, пока внутри все дрожит. Про штопор забыл, а про смазку нет.       — Ты хочешь, чтобы меня все пенсионеры возненавидели? Впрочем, ладно, потренируюсь на тебе. Иди на хрен.       — Хорошо сказано. Раз так, значит ты готов уже, — Дотторе быстро вытащил пальцы, на которые уже так откровенно насаживался самый богатый и влиятельный человек в стране. Быстро расправившись с одеждой, Дотторе не дал возможности привыкнуть к пустоте внутри и, положив ладони на талию, грубо вошел. Панталоне закричал вперемешку с жалобным стоном, его грубо вжимали в диван, воздуха не хватало, а руки ныли от перекрытого притока крови.       — Дрянь ты мерзкая, но я тебя обожаю, — хрипло рычал мужчина при каждом толчке. Внутри все сгорало от переизбытка чувств и ощущений. Стоило боли от вхождения сойти на нет, как близилась разрядка. Необыкновенная легкость наполнила тело, когда все закончилось. Мир на мгновение перестал существовать, только ощущения. Он словно окончательно лишился рассудка, потерял ощущение реальности. Панталоне забыл все обиды просто отдавшись ощущениям, той нежной неге в которой очень давно нуждался.       — Вот и отметили Новый год.       — Дотторе, заткнись уже, — бессильно пробурчал Панталоне, зарываясь в плед, что так удобно валялся без надобности на диване. Укутанный в плед он засыпал в руках ученого, абсолютно не задумываясь не о чем.       А стоило.       Их изможденных в объятиях друг друга застали потревоженные сигналом об опасности Фатуи. А во главе их был не на шутку взъерошенный Тарталья, ринувшийся второпях спасать Панталоне.       Одно точно можно сказать — Новый год удался.