Snowfall

      За окном крупными хлопьями падает снег, подсвечиваемый одним единственным фонарём в кромешной ночной тьме. Ветер просачивается через не до конца закрытое окно пронзительным злобным воем, будто стараясь навести ужас и страх как старая Банши.       Илью столь мрачная картина ни капельки не пугала. Он спокойно и умиротворённо сидел на подоконнике, держа в руке наполовину пустую бутылку до тошноты приторного коктейля.       Его образ явно не веял уютом и романтикой, как это обычно изображают на фотографиях, где люди с задумчивым видом читают книжки, прислонившись к оконному стеклу.       Он скорее олицетворял удушающую безысходность наперевес с горькой смиренностью.       Не то, чтобы в его жизни происходило что-то из ряда вон выходящее. Что-то травмирующее, въевшееся в память гадким паразитом.       Наоборот, жизнь начала налаживаться.       Закончились съемки первого сезона сериала "Дух моей общаги". Полным ходом идет подготовка ко второму.       Илья начал встречаться с человеком, которого любит. И это взаимно.       Просто... Такое времяпровождение вошло в привычку.        В четырех стенах собственной квартиры Илья чувствует себя как никогда потерянно и беспомощно. Мысли медленно затягивают своего хозяина в пучину самокопания, не давая тому даже шанса позвать на помощь.       Он не знает, в какой момент потерял настоящего себя. Существовал ли вообще "настоящий" он?       Когда перестал различать реальность собственных эмоций и их имитацию?       Всегда ли он язвил и задирал нос перед окружающими, словно гордый, распушившийся павлин?        Была ли его улыбка когда-либо искренняя?       Илья прислоняется к горлышку бутылки губами, делая большой глоток и продолжая гипнотизировать вид из окна, слушая пронзительные визги ветра.       Закрывать форточку почему-то не хочется, как и покидать насиженное место.       Такая странная получается эстетика.       Трель домофона заставляет вздрогнуть всем телом, от чего напиток частично проливается на футболку. — Да твою ж! Кого принесло посреди ночи?! — недовольно рычит Илья, вскакивая с подоконника и оставляя бутылку на кухонном столе.       Даже сейчас он понятия не имеет, действительно ли злится или просто маскирует агрессией трепет сердца, которое прекрасно знает, кто мог прийти в столь позднее время.       Ноги на автомате несут его в коридор. Он быстро снимает трубку домофона, нажатием кнопки открывая дверь подъезда и не спрашивая, кто пришёл.       Минута. Две. Три. Четыре. Пять.       Аккуратный стук в дверь. Петровский смело распахивает ее настежь. — Привет.       Толя выглядит немного запыхавшимся. Будто бежал со всех ног, проигнорировав лифт, так как посчитал путь по лестнице короче и уместнее.       Куртка нараспашку, в правой руке какой-то пакет, растрепанные, припорошённые снегом, волосы и абсолютно счастливые глаза. — Привет, — слово срывается с губ Ильи каким-то истеричным смешком, — что привело тебя ко мне, о доблестный рыцарь с пакетом наперевес?       И снова в его голосе звучат нотки ядовитого шипения змеи.       Всего лишь выработанный годами защитный рефлекс, который помогает ему выживать среди людей, их предательства, лжи и лицемерия. Но этот удобный механизм, придуманный мозгом, способен разрушить то, что в глубине души Илья бы разрушать не хотел.       Актёр смотрит в карие глаза напротив, ожидая ответа. Он ждёт, когда у Толи закончится терпение. Ждёт гримасу раздражения и злости на красивом лице. Ждёт, когда Белоручко молча уйдёт. — Ты сухо ответил на мое сообщение. Я волновался. И я знал, что ты будешь бурчать, поэтому купил нам пиццу. И роллы твои любимые.       Механизм скрипит, пытается работать в штатном режиме. Затертая до дыр мысль "Увидит, какой я - отвернется. Непременно отвернется. Так будет проще. Это не будет неожиданностью" пытается сжать душу в своих расчетливых лапах.       Но Толя делает все наоборот. Он не уходит. Не бросает его. Не ищет замену давно сломанной игрушке.       Лишь смотрит своими яркими, словно две звезды, глазами, улыбается мягко и неловко чешет затылок.       Ждёт. Пустят ли его домой?       Вместо этого, Илья поддаётся вперёд, босыми ногами ступая на подъездную плитку, крепко обнимая Толю и утыкаясь тому лицом в изгиб шеи, глубоко вдыхая.       Конечно, Илья его пустит.       Как он может не пустить?       Петровский был уверен, что у него душа — бесплодное, выжженное поле в котором никогда не прорастут настоящие эмоции.       Он думал, что давно сгорел как человек и вместо него ходит пустая оболочка.       Но сердце начинает стучать сильнее и голова, обремененная тысячью мыслей, становится в мгновение пустой, рядом с Толей.       Становится спокойнее и легче. — Ты с ума сошёл?! Замерзнешь ведь! Илья, пол же холодный! Пошли в квартиру!       С этими словами, его перехватывают поперёк талии, приподнимая и перетаскивая в дом.       Илья сначала теряется, а затем начинает совершенно глупо смеяться. — Рядом с тобой, я не чувствую холода.