Sincere apologies, Captain Bei Dou.

      Он был просто невыносим.       Мальчишка. Юнец. Дерзкий, даже нахальный. А с виду так не подумаешь никогда.       Поначалу беглый преступник из Инадзумы действительно соответствовал своему нежному облику. Кадзуха большую часть плавания был тихим, спокойным, задумчивым. Много размышлял, прислушиваясь к ветрам на корме Алькора. Неслышными шагами измерял палубу. Так, словно сам был бризом, скользящим по кораблю.       В принципе, оно было и неудивительно. Кадзуха сам рассказывал, как печалился по смерти друга, как Охота на Глаз Бога разбивала его сердце раз за разом, как сильно он привязан к любимой Родине, которую вынужден был покинуть.       Однако спустя несколько недель, когда тоска поблекла в его душе, на смену робкому юноше начал медленно подступать игривый сорванец.       Не то чтобы он вёл себя распущенно, или действовал в открытую — нет. Его шалости были куда изящнее и хитрее, чем кто-либо мог представить. Кадзуха проворачивал всё так, что поймать его на горячем было попусту невозможно, безосновательно.       То дверь в её каюту не закрывалась несколько часов к ряду из-за непонятно откуда возникших сквозняков; то старпом, предложивший ей выпить в порту Ли Юэ вдруг лишился всех своих вещей и обнаружил их лишь спустя сутки в море; то смотрел на неё так заинтересованно, пронзительно, что мурашки бежали по коже. Но главное — ничего ты ему не сделаешь. Никаких доказательств, кроме кривой ухмылки и хитрого прищура узких глаз.       Бей Доу знала, что это его проделки. Потому что до его появления никогда не сталкивалась ни с чем подобным. Да, на Алькоре бывали разные инциденты, случались недопонимания… Но ничего связанного с попеременно мельтешащими под ногами порывами ветра, так и норовящими потрепать паруса и накренить борт корабля.       Он издевался. Ему было смешно.       И это можно было легко заметить незамутненным и даже нетрезвым взглядом. Конечно, он был в самом расцвете молодости. Только вырвался на волю, лишенных какого-либо надзора. Полная свобода деятельности, никакого контроля. И ему, как и подобало любому юноше, это безумно нравилось, даже льстило. И как никто другой он желал этим воспользоваться.       Его выходки порой раздражали, а внимательные багровые глаза ставили в тупик. Капитан злилась, выходила из себя, но… Ничего не предпринимала. Порой признавалась самой себе, где-то в самых потаенных уголках души, что её тоже это забавило. Поневоле ностальгировала по собственным годам в деревне, когда она, всего-то несколько лет назад, тоже пакостничала. Жители не любили её, считали дурным предзнаменованием. И ей доставляло крайнее удовольствие повеселить себя за счёт лёгкого воровства или мелких шуток, вроде оставленных от монстров оружий, что глупые местные принимали за нашествие призраков.       Но они это заслужили. А вот Алькор — нет. И она тоже.       Возиться с ним, как с ребёнком, воспитывать — увольте. Он достаточно взрослый, чтобы понять, что очередная шутка или глупый просчёт окончатся выгоном с корабля. Но самурая это не пугало, напротив, новый повод для странствий. Так что ультиматумы ставить ему бесполезно. А его чутье погоды и заливистые стихи, разбавляющие обстановку, так и вовсе оказались незаменимыми для команды.       А ещё было крайне трудно признать, что она не хотела, чтобы мальчишка покинул корабль. Потому что иной раз, когда он оставался в городе, Бей Доу чувствовала непонятную грусть.       Поначалу принимала за собственную заботу, даже материнскую в каком-то смысле. Но… Это оказалось ошибочным предположением. Её тоска по его уходу отличалась апатией и нервозностью. Страхом, что вот сейчас, именно в этот день, Кадзуха покинет Алькор навсегда. И она готова была принять его на борт бесплатно. Пусть сидит в каюте, ничего не делая, но только бы остался.       И в один из вечеров, прямо перед отбытием в Сумеру, его наглость и фривольность достигла пика. Такого нахальства Бей Доу выдержать уже не могла.       Вернулся на корабль, пьяный в слюни. Румянец безумно элегантно контрастировал с красной прядью волос, а дрожащие ресницы умиляли лицо. Но. Было одно большое «но».       Кадзуха явился на Алькор с какой-то девицей. Она не была дурной на вид, отнюдь. Но легкомысленной идиоткой точно являлась. Потому что её глупый прихрюкивающий смех невпопад чуть ли не на любое слово матросов раздражал даже их.       Бей Доу взбесили следы от помады на бледных юношеских щеках. Взбесила упавшая лямка ханьфу. Взбесило то, как испытывающе он смотрел на капитана, когда иной раз прижимал девицу ближе.       Но пустить её в каюту?! — Ты совсем пропил мозги?! — чуть ли не взревела Бей Доу, с силой сжав тонкое запястье самурая, что успел проследовать в один из коридоров Алькора, — Тут тебе не бордель. Хочешь погулять — снимай гостиницу в столице, а лучше — в Ван Шу. У меня нет никакого желания слушать твой жалкий скулёж. — То есть это прихоть капитана, а не команды? — усмехнулся Кадзуха, прожигая её в ответ какой-то развязной ухмылкой. Вроде попробовал выдернуть руку, но получилось лишь притянуть капитана ближе.       Бей Доу вспыхнула изнутри, и снаружи тоже. Какая немыслимая дерзость. — Забирай эту дуру и вали к чертям отсюда. Чтоб завтра вернулся трезвый. Иначе Алькор отбудет без тебя, — прошипела Бей Доу прямо в ухмыляющуюся физиономию, а ему — хоть бы хны.       Стоит, улыбается, не сдвинет лицо с места. — А что если скулить будете вы, капитан?..       Он совсем из ума выжил?..       Жесткое предплечье одним махом прижало шею Кадзухи к деревянным доскам. Он хрипнул от недостатка воздуха, но улыбки не сменил. Только наглее посмотрел своими красными глазами в ответ. — Это было последнее предупреждение. Мне достаточно твоих выходок. Но принижать мою честь и власть я не позволю, — выдохнула сквозь зубы, практически втискивая ронина в стену корабля. — А что позволите, капитан?.. — пронырливые руки незаметно обвили её талию, притягивая ещё ближе к себе. Издевка. Но какая сладкая… — Позволите принести вам мои глубочайшие извинения?.. — Только если они покажутся мне действительно искренними.       Бей Доу так и не поняла, кто притянулся ближе первым. Она ли впилась в тонкие губы, или Кадзуха неизвестно каким образом извернулся в её хватке, впившись в губы ласковым поцелуем.       Голова пошла кругом без единого глотка рома.       Вместо удушения обвила тонкую шею пальцами, притягивая ближе. Кусала сладкие от выпивки губы, зарывалась в светлые волосы пальцами. А он будто подыгрывал, дразня языком, блуждая ладонями вдоль её широкой спины.       Почему это произошло, как она это допустила — даже не смела думать. Кадзуха добился своего, а она поддалась на глупые мальчишеские заигрывания. Потому что прелесть его робких, но таких вожделеющих взглядов не сможет заменить никакой опытный мужчина.       Было что-то такое в том, чтобы упиваться совсем ещё неопытным, неиспорченным юношей. Для которого она является чем-то невероятным, сродни Архонту. Потому что такую неискусную нежность вряд ли можно выразить женщине, понравившейся во второй раз. Сложно повторно удовлетворить молодое любопытство.       Кадзуха не был хлипким сопляком, и это было понятно не только по уверенным, но не совсем умелым поцелуям и изучающим движениям пальцев. Он всё же был самураем, что сбежал из лап сёгуната. Был опытным воином, способным сражаться без колебаний в сердце и дрожи в запястьях. Широкие плечи и исцарапанные руки были тому доказательством, как и повидавший многое довольно взрослый взгляд.       Но сердце всё ещё юное, любопытное, страстное. Как и его стихи. — В мою каюту, живо, — прохрипела Бей Доу, оторвавшись от распаляющих поцелуев, — послушаю твои извинения наедине. — Слушаюсь, капитан.       Дошли относительно спокойно, только дышали слишком часто и громко. Эхо их вздохов отбивалось от стен, пока они резвыми шагами приближались к дубовой двери.       На замок закрыл сам, без толики сомнений, тут же вернувшись к всё ещё распухшим губам. Прильнул нетерпеливо, но ласково, сминая губы своими, сжимая оголенную линию бёдер.       В каюте никогда не было так жарко, как сейчас.       Бей Доу сама толком не поняла, как он подтолкнул её к столу, и как она уселась сверху, стискивая мужскую талию ногами. Только бы был ближе. Ощутил, как сильно разгорячил её своей дерзостью. — Капитан, позволите извиниться? — хмыкнул Кадзуха, оттянув нижнюю губу. — Лучше оставь свой богатый словарный запас на утреннюю порцию стихов. Рот используй по другому назначению. — О, поверьте, такое вдохновение, как сегодня, я ещё никогда не ощущал.       Самурай был плавным, но быстрым в движениях. Капитан не заметила, как плавно его губы сместились к подбородку, медленно, но скользко переместившись к шее. Бей Доу шумно выдохнула, ощущая влажные узоры вдоль жилок на шее. Чёртов юнга одним языком вызвал неконтролируемое напряжение в паху. Хотелось сжать его, указать на его место. Но даже в этом он её опередил.       Раскрасневшийся самурай слегка отстранился, переводя её руки выше. Туда, где начинались вырезы платья и заканчивались высокие сапоги. Туда, где горячий комок вибрировал от каждого прикосновения, чуть ли не воспламеняя подобно самому крепкому рому.       В последний раз с развязной усмешкой обвёл взглядом её, должно быть, давно пылающее лицо. Но только чтобы медленно, мучительно медленно, опуститься перед ней и мягко развести ноги в стороны. — Всегда восхищался, как ваши ноги, Капитан, способны выстоять любой шторм, — прошептал Кадзуха, в опасной близости от внутренней стороны бёдер. Даже коснулся кончиком носа, специально дразня обольстительным взглядом багровых глаз.       Бей Доу не пошатнётся, какой бы силы волна не ударила по Алькору. Так почему же сейчас её ноги дрожат от обжигающего кожу дыхания наглого мальчишки.       Губы коснулись почти невесомо, прокладывая узкую дорожку поцелуев выше. Нетерпеливо отодвинул полы платья, поддев тонкие кружева. Стянул трусы вниз почти также неосязаемо, как весенний бриз треплет чёлку.       Мерзавец, невыносимый нахал. Но такой сладкий, как приторное Инадзумское данго. Только в этот раз она готова обменять лучшую бутылку вина на него.       Румяное лицо за какое-то мгновение оказалось между её ног. Большие глаза умоляют о дозволении. И она удовлетворила его просьбу, сжав покрепче пучок белых локонов и притянув ближе.       Архонты…       А он действительно прекрасно владеет своим языком.       Самураю не требовалось двигать головой, чтобы пытать её ласками. Язык так трепетно обводил складки, будто он читает очередной хайку про сакуры и другую Инадзумскую дребедень. Он не настаивал на своей власти, лишь утверждал её беспрекословное верховенство.       Конечно, он вряд ли знал толк в удовлетворении женщин, и наверняка не практиковался. Но разговоры с матросами точно не прошли зря. Он изучающее вылизывал её, отслеживая каждый вздох, каждое вздрагивание её уставшего от моря тела. Наблюдал и запоминал, издевательски редко задевая клитор. Он прекрасно понял, как влияет его язык на возбужденный бугорок. Понял, но продолжал издеваться, как и подобало его дерзкому нраву.       Бей Доу не смогла сдержать всхлипов. Стоило ему иной раз задеть самую чувствительную зону — несдержанно выгибалась на столе, сжимая светлые пряди сильнее.       И она никогда бы не могла подумать, что будет смущаться от любопытных взглядов мужчины снизу. Потому что смотрел он тоже не как остальные. Кадзуха полностью повиновался ей, но как наивно и искренне… Такое удовольствие могли доставить только его глаза, прикрытые светлыми ресницами.       Рука, прежде сжимавшая ляжку, осторожно передвинулась ближе. Лёгким движением провел вдоль промежности пальцами, почти что щекоча.       А когда вставил один…       Боги, Кадзуха, откуда ты этого так бесстыдно набрался…       Низкий стон, украсил каюту, и она почти ощутила, как ронин довольно улыбнулся собственной шалости.       Язык перестал смещаться с клитора, вводя капитана в какое-то подобие безумия. Нервы покалывали в конечностях, а ноги так и норовили извиваться. Но она держалась, как могла, потому что наглый самурай отлизывал ей так, как никто и никогда не мог даже трахнуть.       Медленно ввел второй палец, на этот раз заставив вскрикнуть. Должно быть, кто-то из команды это услышал. Плевать. Кроме как удостоить удивленным взглядом, никто не посмеет даже слова вставить поперек.       А вторая рука Кадзухи, как она успела мельком заметить, опустилась в его шорты. Как мило, сам изнывает, но удовольствие дамы превыше собственного.       И было в его хаотичных движениях нечто завораживающе. Как он старался полностью уделить внимание её удовлетворению, при этом не способный удержаться сам. Пальцы сжали волосы сильнее. Она обязательно отблагодарит его за такое щедрое извинение. Но сейчас все мысли сконцентрировались на гибкости влажного языка и поступательных точках тонких пальцев.       Кажется, никто не доводил Бей Доу до исступления так скоро и так ярко. Тело задрожало от вибрации в паху, горячая волна ощущений напрочь выбила кислород из лёгких.       Она шептала какие-то благодарные ругательства, не смея выпустить белокурый хвост и разжать ноги вокруг юношеского лица. А он и не спешил останавливаться. Просто умерил темп, постепенно замедляя движения языка.       Сам же почти что скромно вздрогнул, тихо простонав под конец. А Капитан только поощрительно погладила, нежно царапнув кожу головы. — Извинения приняты? — наконец, отстранился, устроив горячее лицо между бёдер. — Думаю, придётся попросить прощения ещё несколько раз. Для пущего эффекта. — Как скажете, Капитан.