Талисман

Особой любви к лошадям Ривай не испытывал, не ко всем, по крайней мере. Как и к другим животным, к слову. Ни кошки, ни псы, ни птицы не приносили душевного спокойствия капралу. Потому что от животных много грязи, шума и болячек. К лошадям Ривай относился как к напарникам. Чего юлить, если это так и есть. Лошадь для разведчка полноценный член отряда, строя, армии. Иногда лишь она оставалась с наездником в напряжённый час, иногда лишь она была способом спастись из противных лап титанов. Но даже относясь к лошадям как к боевым друзьям, Ривай не мог отделаться от рвотного позыва, когда подходил к конюшне. Конечно, повидал он не мало, что там и про дерьмо говорить, которого в его жизни было чуть больше, чем следовало. Всё равно смрад заставлял натягивать на нос пропитанный эфирными маслами платок, чтобы не задохнуться. Убирать за лошадьми было приятно, не смотря на вонь и гомон животных. Особенно за своей, резвой и высокой кобылой. Как там говорят? Животные частенько похожи на своих владельцев? Про кобылку и капрала можно было смело сказать, что они идеально подходят друг другу. Покладистая, с тёмно-серой шкурой, как говорят, в «гречку». Чрезвычайно спокойная кобыла, которая редко перечила своему всаднику. Ривай исправно мыл её, вычёсывал гриву и подстригал, как и хвост. Во время экспедиции длинная грива лошади могла стать помехой для выпуска тросов УПМ или вовсе заслонять взор разведчику. Как и длинный хвост. Летом, правда, животные жутко мучались от кровососущих насекомых, не имея возможности отмахиваться от них. Для этого на помощь пришла Ханджи и её безвредный для коней крем от насекомых, что отталкивал их своим запахом. Да и от запаха конского пота крем неплохо так спасал. Но проводить уйму времени в конюшне, даже в глубине души любя свою подопечную, не мог. Никто в его рутинной отчасти жизни разведчика не мог отменить бумажную волокиту, приёмы в столице и тренировки. Бесконечные муторные тренировки устоявшихся отрядов и новоприбывших кадетов. Последние были просто непроходимыми тупицами, цыплятами, которые привыкли к восседающей над ними наседками. Ривай наседкой не был, погружая желторотых рекрутов в ужасы службы с головой. Пусть привыкают к ударам жизни здесь, на тренировочном плацу, а не там, за стеной, впервые столкнувшись с лупоглазым титаном. А вот Закариас… Майк лошадей обожал всем сердцем, всей душой. И других животных, всех, без исключения. Нет, у Ривая кошечки-собачки раздражения не вызывали, но и сюсюкаться с каждой дворняжкой на улице он не хотел. А Майк любил, обожал, бежал сломя голову на торговой площади к забитому в уголок овощной лавки котёнку. Или щенку, что жалобно скулил у столичного фонтана. Аккерман всегда смотрел на такие сцены обескураженно, изогнув одну бровь. Как такой громила два метра ростом с изумительно острым обонянием, крошащий титанов не хуже, чем знаменитый сильнейший, мог хранить внутри своего сердца столько трепетной любви к братьям меньшим? Загадка. И как с таким нюхом, который мог учуять приближающегося титана за пару километров, мог вынести два, три, четыре часа безудержной уборки в стойлах, заваленных обоссанным сеном? Тоже загадка. Ривай любил наблюдать за Майком. Как тот стоял подолгу у стойла своей кобылы, тёмно-гнедой, почти чёрной, с песочными подпалинами, наглаживал её длинную морду с горбинкой и растекающимся белым пятном от ушей до правого глаза. Он бесконечно шептал ей что-то, угощая морковкой и яблоками, а кобылка вскидывала морду, направляя уши к нему. Слушала заинтересованно, словно понимала его. И после, когда здоровяк надеялся уйти и заняться другими взваленными на плечи обязанностями, била копытом в дверь стойла, фырчала и будто бы звала обратно к себе. Аккерман лишь продолжал смотреть, щуря глаза под палящим солнцем. Майк точно знал какой-то секрет общения с животными. Три дня увольнительных. Ривай не имел живых родственников где-либо, кроме взбалмошной и ревнивой Микасы здесь, в этом замке разведки. Но даже не имея родичей за пределами легиона, уехать куда-то хотелось жутко. Сырые и плесневые стены давили, несдержанные возгласы новоприбывших вояк раздражали. Если капрал не смоется отсюда куда-то на эти грёбаные три дня, то бровач Смит тут же найдёт дело, это точно. Завалит столичными отчётами и письмами от королевского двора, от Закклая и от хуй знает кого ещё. Только куда свалить? Поток напряжённых мыслей прервал Закариас, по-хозяйски ввалившись в кабинет капрала. В руках усач держал набитую разным седельную сумку и свой походный рюкзак. Бровь Аккермана неумолимо летела вверх. - Три дня увольнительных дали мне, здоровяк. - Подметил Ривай, запечатывая последнее рабочее письмо красным сургучом и печатью с эмблемой легиона. - Я знаю. - Лукаво протянул Майк, подходя ближе к столу. - Я сказал, что мы поедем в лес неподалёку, на разведку. - Нюхач подмигнул, растягивая губы в улыбке. Устало откинувшись на спинку старого стула, Ривай прикрыл глаза и выдохнул. - Чудно, мистер усач. - Приоткрыл один глаз, наблюдая за тем, как так называемый мистер совершенно спокойно открывает чужой шкаф и берёт в руки неразобранный - или всегда собранный - походный рюкзак. Кто знает, какая срань произойдёт: Ривай любил быть готовым ко всему. - Я как раз думал, куда бы съебаться из этого рассадника плесени. Майк вновь широко улыбнулся, почёсывая щетину и усы под носом. В руке его мелькнула пузатая баночка с густой жижей, и Ривай даже издалека узнал в ней лечебное масло. Едва ухмыльнулся, прикусывая щёку изнутри. «Разведка», как же. - А мистер бровач не заподозрил, чего это мы вдвоём поедем? - Ривай чётко выделил слово «мы», поднимаясь. Майк же, отложив пожитки к двери, уселся на жёсткий диван в углу у камина, блаженно нежась в исходящем от тлеющих углей тепле. - Да тут всем всё давно ясно, только никто вслух не говорит. - Закариас пожал плечами, хмыкая. - Кроме Ханджи. Ривай дёрнул щекой. Не любил он, когда в коллективе промывали кости, обсуждали или сплетничали. Ладно, Смит или та же Зоэ, да и такие же проверенные временем люди, как их подопечные отряды. Но новобранцы бывают разные, а в стенах мужеложцов не любят. Хуй знает, что кому-то из этих малолеток в голову, доложат Дариусу, и поминай, как звали. Голова была забита рабочей волокитой, да так плотно, что жутко разболелась. Лелеяла лишь мысль о том, что скоро будет лес, зеркальное озеро и тишина. Лошади весело зафыркали, замотали головами, когда хозяева показались на пороге конюшни. Ривай первым вывел свою кобылу в проход, лениво потягиваясь. Кобылка же весело перебирала ногами, цокала и мотала мордой, предчувствуя скорую прогулку. - Всегда хотел спросить, как ты её зовёшь? - Раздался громкий голос Майка с конца прохода. Там было стойло его лошади, что упрямилась и покидать денник не желала. Ривай замер с седлом в руках, обводя взглядом свою лошадь. Как, ну как он её звал? Иногда зараза, иногда скотина проскакивало, когда она не слушалась. - Гречка. - Кинул Аккерман, впериваясь взглядом в рисунок на шкуре животного. На тёмно-сером крупе россыпью красовалась та самая гречка. - Гречка? - Переспросил Закариас, прыская от смеха в кулак. Его кобылка наконец-то сдалась, лениво следуя за хозяином. Ривай только цокнул языком, наконец укладывая на могучую спину поверх попоны седло. - А твою? - Карамелька! Цвет животного издалека напоминал жжёнку, а не карамель. Как-то однажды Брауз возглавила готовку пряников, аргументировав тем, что сей десерт долго хранится и является неплохим перекусом в поле. Да и что плохого в десертах раз в годик, ну? Так вот, жжёнка из сахара была основным ингредиентом пряничного теста. Сахар должен был прям сгореть, чтобы дать цвет будущим изделиям. И лошадь была точно такого же цвета, как и тот сгоревший сахар, но никак не янтарная карамель. И опять Ривай хмурился, не понимая, откуда в усатом громиле так много нежности, трепета к животине. Имя ещё такое милое, сладкое прямо. Никак не вяжется с деятельностью Закариаса. Территория за пределами замка встретила хлёсткими потоками ветра, свежестью, пряным запахом луговых цветов. Даже Ривай с не столь развитым нюхом мог их почувствовать, вдохнуть полной грудью их сладкий аромат. А потом настал лес. Лошади скакали не быстро, взрывая острыми копытами рыхлую землю, полную прелых листьев, опавших иголок редких ёлочек и крошечных грибков. Майк ехал впереди, подгоняя Карамель и изредка оборачиваясь. Он то и дело вперивался харей в раскидистые ветви, а Ривай злорадно ухмылялся, ведь с его ростом таких казусов не случалось. Вдруг перед ними предстала огромная поляна, большая и широкая, красивая. А в середине, будто являясь главным украшением этого леса, разлилось озеро. Небольшое, Ривай и Майк при своих сноровках проплывут до другого берега минут за двадцать, если не меньше. Но это не делало озеро менее привлекательным: укрытое высокими лиственными деревьями и густым кустарником, оно хранило в себе осколки падающего сквозь кроны солнечного света. Блестело, как лесной самоцвет. Лошади лениво паслись, пощипывая сладкую траву. Намазанные кремом от кровососос бока и шеи их жирно блестели, но насекомые и правда облетали их стороной. Удивительно, но крем сам по себе не пах уж слишком явно, от него слегка веяло травами. Майк ловко управлялся с их спальным местом: спустя тридцать минут кряхтения о больной спине палатка раскинулась посредь поляны, прямо напротив озера. А Ривай, подойдя к берегу, решил, что искупаться нужно прямо сейчас. Смыть усталость, напряжение, вонь затхлых коридоров замка. Не стесняясь ни себя, ни Майка - что он там не видел? - капрал стянул с себя форменную куртку, за ней платок и рубашку. Когда дело дошло до брюк, то обернулся. Майк, управившийся с палаткой, пялился во все глаза. Но подходить не спешил, разводя костёр и подготавливая скромный ужин, забранный из столовой. И не отводил взгляд. Ни на секунду. Любовался. Ривай повёл плечами, размялся, будто ненавязчиво провёл рукой по шее, взъерошил волосы и принялся стягивать брюки. Сзади точно раздался шумный выдох. Майк жадно смотрел на крепкую задницу и массивные бёдра, испещрённые шрамами, с жёсткой блёклой кожей там, где обычно пролегала тугая упряжь. Аккерман не оборачивался больше, аккуратно сложил вещи на плащ у кустарника и медленно зашёл в воду. Прохладная вода приятно омыла затёкшие мышцы, кожа покрылась мурашками, заставив капрала слегка поёжиться. Но он быстро привык к температуре, смело шагая дальше на глубину. И вот уже оттолкнулся босыми ногами от илистого дна. Нырнул разок, различая в кристально чистой воде роившихся у дна рыбок и качающиеся от волн длиннющие водоросли. Майк не мог быть в палатке, пока столь желанное голое тело рассекало резво водную гладь. Давно они не было наедине, только вдвоём. Экспедиция планировалась лишь через два месяца, а пока весь легион старательно занимался подготовкой. У Майка дел тоже было невпроворот: отряд расслабился как-то, а тут сверху повесили ещё и два отряда глупых малолеток, только-только прибывших из кадетского корпуса. Какой там до встреч с Риваем, если иногда сил даже на ужин не оставалось, только бы упасть поскорее на кровать и знатно так похрапеть до утреннего колокола. Но сейчас пренебрегать возможностью было глупо до безумия. И как только Майк краем уха услышал об увольнительных Ривая, умчался к Эрвину. Тот, как ни странно, понял. Только слепой не мог заметить, что между ними происходит, и слава стенам, что никто кроме друзей этих двоих ничего не понимает и не видит. Или не хотят видеть, не важно. Главное, Смит пока не видел письмо о том, что Майка и Ривая хотят видеть на военном суде из-за мужеложства и неуставных отношений. В воду Майк шагнул тихо, плавно. Нос щекотал запах свежей воды и только-только распустившихся кувшинок, лениво бьющихся друг о друга на редких волнах. Ривай вынырнул неожиданно. Совсем рядом, встряхивая влажные волосы. Взгляд его был тёмный, предвкушающий томный вечер. В озере отражался ярко-рыжий закат. В глазах Ривая отражалась темнеющая водная гладь, а в глазах Майка читалось только запретное, горячее, разливающееся свинцом внизу живота. Красноречивее его взгляда был только упруго выглядывающий из-под воды член. Толстый, длинный, налитой ствол, на который очень хотелось натянуться. Ртом, задницей, не важно, можно всем и по очереди. Ривай скучал. По здоровяку в целом и по его крепкому хрену в частности. - Помыться решил? - Ривай подался вперёд, зарылся пальцами ног в мягкое дно и инстиктивно взялся за мужское плечо напротив, стараясь удержать равновесие. - Подумал, что ты не позволишь коснуться себя, если после дороги я не ополоснусь. - Майк ухмыльнулся, резко заводя руки за мужскую спину. Цепко ухватился за капральскую задницу, прижимая к себе. Закариасу в живот уткнулся такой же возбужденный член, как и его сам. - Правильно подумал, усач. - Ривай ухмыльнулся, ткнулся губами в мужскую шею и ускользнул вбок. Майк размялся, ступил дальше. Ему требовалось пройти чуть больше, чтобы вода достала по самую шею, нежели Риваю. А потом волны легко подхватили мужчину, позволяя расслабленно плыть к противоположному берегу. Над костром кипела вода в котелке и рядом в двух жестяных мисках дымилась печёная картошка со шкварками. В небе уже вовсю сияла луна, полная, такая круглая и серебристая, роняющая весь отражённый свет вниз, на зеркальное озеро. Было невообразимо красиво. Лошади лениво топтались рядом, притаптывая высокую траву для ночлега. Вскоре и они увалились спать, изредка всхрапывая и дёргая обрубками хвостов. - Так спокойно. - Выдохнул Ривай, откинувшись на спальный мешок. В душе разливалось почти забытое умиротворение, которое просыпалось в особо тихие дни, в те редкие моменты, когда они и другие ветераны разведки собирались, чтобы выпить вина, когда Майк был рядом и когда они вдвоём были наедине. Вот как сейчас, посреди тихой и ночной поляны. - Не будешь? - Майк кивнул на миску с картошкой, которая предназначена была для капрала. Но Аккерман мотнул головой, решив, что оставит перекус на потом. Сейчас в поле зрения было другое блюдо. Вот этот здоровяк, что не удосужился после озера одеться полностью, лишь прикрылся плащом и пледом из мешка. Такой статный, серьёзный, но при этом полностью расслабленный, медленно ковыряющий блюдо жестяной вилкой. И с так и не опавшим стояком, что упрямо жмётся к животу и дразнит. Ривай облизал сухие губы. Вся влага в теле схлынула вниз, к члену, вновь набирающему силу. Тот дёрнулся, наливаясь кровью, и Аккерман поёжился, желаяя привлечь внимание невозмутимого здоровяка. Не может быть картоха интереснее, чем крепнущий стояк капрала буквально в паре сантиметров от него. Холодный ночной воздух прошёлся по голому торсу, и капрал закрыл полы рубашки, вновь поёжился. Костёр грел голые ступни, но сейчас температура норовила стать ещё выше, ведь Майк наконец-то отложил свою пустую миску. Обернулся к Аккерману, почёсывая усы. Ухмылка так и сияла на его довольной морде. - Что надо, здоровяк? - Тихо спросил Ривай, убирая руки за голову. Закариас медленно навис сверху, и его жар густым облаком обволакивает Ривая. Ему нравится, ему тепло, приятно, когда Майк наваливается всем весом. Тот ведёт носом по аккермановской шее, прихватывает кожу зубами и оттягивает. Зализывает укус, целует и слышит сверху надсадное дыхание. Ривай прикрыл глаза, наслаждаясь. Здесь, в отличие от штаба, можно вдоволь покричать. Но кричать Аккерман будет чуть позже. Майк накрыл его губы своими, целуя мягко, но напористо, углубляя постепенно, лаская языком чужой и царапая ногтями напрягшийся пресс Ривая. Капрал же схватил его за широкие плечи, с силой провёл вниз ровно обрезанными ногтями до локтей и довольно ухмыльнуся сквозь поцелуй. От этих царапок Майк утробно зарычал, и у Аккермана натурально загудело в груди. Широкая ладонь крепко схватилась за дрожащий и истекающий член. Ривай простонал, толкаясь в кулак. Но Майк недолго терзал его хер, отпустил, соскользнув пальцами по яйцам вниз, туда, где Закариас не был уж очень давно. Тугое кольцо мышц не поддалось сразу, и Майк отпрянул на миг. Достал из мешка колбу с маслом. Пробковая крышечка отлетела с характерным «чпок», и от этого звука Аккерман раскрыл глаза, наблюдая: как Майк щедро льёт тягучее масло на прижатый к животу член капрала и вниз, на потяжелевшие яйца и едва заметный шов. А после на свои длинные пальцы. Растирает, наслаждаясь миндальным запахом и румянцем на капральских щеках, которые Аккерман скрывает в изгибе локтя. Закариас целует его подбородок, острую скулу и мочку уха, мокро облизывает и настойчиво толкает в сжавшуюся дырку указательный палец. - Аккерман.. - Хрипло прозвучало у самого уха. Ривай дёрнулся, выдохнул и расслабился. Внутрь проник влажный палец. Аккерман замер, прислушиваясь к себе. Они трахались не так часто, и сейчас узость была болезненная. Но Майк тянет со вкусом, со знанием дела, лениво оглаживая текущий член Ривая и вот уже через несколько минут внутри второй палец. - Здоровяк, я тебе не б-барышня.. - Голос предательски дрогнул, когда Закариас медленно согнул пальцы внутри и огладил мягкий бугорок. Аккерман задышал чаще, шире развёл бёдра и выгнулся. От былого холода в палатке не было и следа. - Не барышня, но я не хочу делать больно. - Майк хмыкнул, продолжая ласкать упругие стенки внутри. Собственное возбуждение билось внутри, заставляя член подрагивать и нос бешено втягивать воздух, пропитанный пряными запахами мужского пота, орехового масла и вожделения. Хотелось натянуть без должной нежности, грубо, быстро, до сорванного голоса и синяков на ногах, но Закариас держал это чувство в узде: вид Ривая внизу, что никак не мог найти себе место, был прекрасен. И вызывал ещё больше желания сделать всё медленно, аккуратно. Когда четыре пальца лихо проскакивали в раздрызганную дырку, а Ривай до крови впивался в мужские плечи, ибо не хотел касаться самого себя, Майк впился в его губы. Вытянул липкие пальцы и облизал, довольствуясь терпкостью смешанных воедино естественных соков и масла. Вкусно. Майк толкнулся сильно, едва сдержавшись, едва рассчитав свою мощь. Аккерман от напора скользнул спиной по спальнику, поморщился, ловко скрестил ноги за могучей поясницей и тяжело задышал. Узость внутри уже не была узостью, но Закариас мог дать даже больше, чем капрал мог бы принять. И он дал, скользнув на половину. Влажные стенки плотно обхватили стол, затягивая глубже, почти безвозвратно, отчаянно. И точно так же отчаянно Ривай схватил его за шею, выгнувшись вновь, в безмолвном крике раскрывая рот. Майк был тем, чего так не доставало. Тем, чего так безумно хотелось. Но Закариас вошёл лишь на половину, толкнулся вновь, дальше. По напряженному лицу градом валил пот, срываясь вниз, на жалобно дрожащий член капрала и грудь, исполосованную шрамами и следами от ремней. И вошёл под хриплое сопение Аккермана до конца. Грузно навис сверху, сжимая в кулаках бедные спальники и капральскую рубашку, упираясь тому лоб в лоб. - Майк… ммм… Ривай редко звал здоровяка по имени. И сейчас было жизненно необходимо. Майк толкнулся на пробу. Дырка пошло хлюпнула, податливо принимая толстый хер полностью, и Ривай прижался теснее, непоседливо повиливая бёдрами. Низ живота тянуло, то и дело стреляя искрами прямо в мозг. Голова была невероятно пустой, в ней не было ничего, кроме эха хриплого голоса Майка и собственных стонов. - Капрал… мгх.. Голос сработал как спусковой крючок на приводе. И шершавая ладонь вокруг готового взорваться члена. И таранящий очко ствол, распирающий и прицельно долбящий прямо по нервам. Майк тяжело дышал, изливаясь вовнутрь. Обычно Аккерман злился и без конца причитал. Но не сейчас. Сейчас он лениво потягивался, оглаживая Закариаса по напряжённым рукам. - Мы испачкали мой спальник. - Глухо отозвался Аккерман, вытирая собственное семя с живота. - Я буду спать в твоём. - Ха, кто бы сомневался, капрал. Сон не шёл. Да только Аккерман уже почти клевал носом, тычась в подложенную под голову руку нюхача. - Аккерман, а ты с кем-нибудь был? - Капрал замычал, разлепляя сонные глаза. - Ну, спал с кем-нибудь? Встречался? Ривай полностью раскрыл глаза, уставившись на Закариаса. Тот полный любопытства ждал ответа. - Чего это тебе так интересно? - Ну, просто.. - Майк почесал свободной рукой затылок. - Я с Набой два года встречался, а потом узнал, что ей нравится парень из гарнизона.. но мы с ней прекрасные друзья, ты знаешь. - Закариас улыбнулся. - О, да, я знаю, какие вы там друзья. - Ривай хмыкнул. - Ваш отряд по бухачке друзья, это да. - Да ладно, ты тоже всегда за попойку в нашей компании! Ривай тяжело вздохнул, изображая вселенскую усталость. - Конечно, вам ведь нужна хоть одна трезвая голова. Закариас рассмеялся, покачивая головой. - Ну, правда, расскажи! Интересно! Аккерман угрюмо нахмурился, отвернувшись. - Я не люблю копаться в подобного рода вещах. Майк мягко поцеловал его голое плечо. - Ривай. - Позвал чуть слышно. - Прости. Не говори, если не хочешь. Но Аккерман, хмурясь ещё пару минут, тихо буркнул. - Очкастая. - Выдохнул. - Тоже почти год. А потом она сказала, что кроме неплохих утех она ничего не хотела. Да и я, собственно. Но мы с ней тоже хорошие друзья, ты знаешь. Закариас засмеялся громче, укладываясь рядом. - О, да, вы-то точно задушевные друзья. Утром Майк, оставив полыхающий костёр под чутким наблюдением Ривая, взял одно-единственное на двоих ружьё и двинулся искать кого-то на обед. Картошки и сала, припасённого ещё с замка, не хватит на те оставшиеся два дня, что они проведут здесь. Правда, Ривай лишь закатил глаза на мысль об охоте, потому что выковыривать дробь из куропатки или тетерева ему вовсе не хотелось. Но Закариас уверял, что не поохотиться на дичь, будучи в лесу, грешно. Святые стены, его что, пастор Ник за это над воротами подвесит? Спорить Аккерман не стал. Это в экспедициях иногда нет возможности изловить зверя, а сейчас возможность была. И пустой желудок, уже переваривший картошку, жалобно урчал, требуя пищи. Неподалеку нервно топтались кобылы, вскидывая головы и желая скинуть с себя упряжь. Аккерман хмуро оглядел их и окрестности. Разве был здесь кто-то ещё? Хищник? Капрал ещё раз огляделся вокруг, прислушался. Неподалёку в густых зарослях кустарника Майк расчищал охотничьим ножом себе путь дальше. С другой стороны, чуть дальше от палатки, раздалось невообразимо громкое рычание. Аккерман обернулся резко, замирая. Из кустов, грозно мотая головой, вышел медведь. Громко крикнуть Ривай не смел. Одно неверное движение, и зверь понёсся бы. Неясно только, почему сейчас он стоял, принюхиваясь и размахивая патлатой мордой. Остается надеяться, что Майк слышал этот рёв и скоро придёт. Ружьё ведь только у него. Лошади забесновались, громко заржали и беспокойно заметались вокруг дерева, взрывая землю и царапая старую кору ствола копытами. Медведь, отвлекаясь на них, ревел сильнее, замахиваясь когтистой лапой. - Эй!!! Косматый!!! Как по команде Аккерман повернулся в сторону звука, как и зверь. Майк решительно вышел из леса, заводя ружьё. Медведь встал на задние лапы, замахнулся, угрожая. Грозно зарычал и ухнул по земле лапами, вдруг набирая скорость. Ривай почувствовал, как сердце замерло, пока Майк готовился выстрелить. Выстрел прогремел на всю поляну, закладывая уши. Медведь, утробно зарычав, замер. Дробь пробила череп и разворотила часть морды. Бордовая кровь с ошмётками шкуры и кости заляпала траву, лапы. Туша ещё минуту стояла, а после свалилась вниз. Закариас только тогда опустил ружьё, выдыхая. Ривай сморгнул наваждение. Медленно подошёл к мёртвой животине, разглядывая. Как только не обосрался от страха? Да, подумать только, для разведчика куда страшнее встретить дикого зверя, повадки которого никогда нельзя предугадать, чем титана, чьи действия бывалые легионеры могли представить за пару минут и придумать план. Медведь, да и любой другой зверь, даже та же лошадь, не безмозглое существо, как гигант. - Ты не ранен? - Спросил Майк, осматривая мёртвого медведя. Кровь продолжала медленно вытекать из раздобленной черепной коробки и глазницы. - Нет. Почти обоссался от страха, но, кажется, теперь ещё долго в кустики не захочу бегать. - Аккерман выдохнул. Оставлять тушу вот так Закариас не смог. Решил, что шкура и медвежатина будут неплохими трофеями за сегодняшний день. Правда, потел он над ней добрые долгие часы, то и дело отвлекаясь, чтобы смыть пот и кровь с тела. Ривай наблюдал, так как свежевать туши мёртвых зверей не умел, сдирать шкуры тоже (шкуры новобранцев не в счёт). Изредка помогал здоровяку с ножами, натачивая, тягал воду или придерживал громадную тушку. Уже под вечер они вновь развели уже потухший костёр, успокоили коней, напоив их свежей водой. Майк всё занимался шкурой, пока Ривай тушил несчастное жёсткое мясо в котелке. А потом из кустов вновь вывалился хищник. Только теперь реально вывалился, перекатываясь. Медвежонок с перемазанной грязью мордочкой жалобно тяфкал и выл, взывая к маме. Аккерман глупо пялился на крохотное существо, а после медленно обернулся и взглянул на остатки его матери. Чёрт. Но тут выбор был невелик и очевиден. Либо медведица растерзала бы к чертям Ривая и лошадей, а после и Майка, либо Майк, что убил её чётким выстрелом прямо в морду. Закариас, заметивший медвежонка, тут же кинулся к нему, пытаясь задобрить детёныша. Тот с готовностью съел остатки ежевики из закрамов рюкзака Майка, облизывая недавно отмытые от медвежьей крови пальцы. И всё непрестанно постанывал, выл и звал, жалобно и грустно звал матерь. Ривай только покачивал головой. Ещё больше Ривай качал головой, когда Майк притащил медвежонка с собой в замок. Вместе со взбалмошной Ханджи сколотили ему на скорую руку будку во дворе, сунули плошки с водой и мясом, всё умилялись природе и тому, каких она чудных зверей создаёт. А потом почти ревели в три ручья, ибо после обеда, когда разведчики разбрелись отдыхать свой законный послеобеденный час, медвежонок ловко выкопал землю под своеобразной клеткой и умчался туда, куда звали инстинкты: в лес. Ривай развёл тогда руками и сухо сказал, что это было ожидаемо. Смерть его матери, той злой медведицы, была вынужденной. Ривай и Майк никогда бы не стали почём зря стрелять животных. И это лишь воля случая, что детёныш остался один. И не суждено ему было стать домашним питомцем, услужливо прыгающем на задних лапках перед ними. Чутьё звало его в лес, и слава стенам, если детёныш вырастет. Здешние леса изобилуют ягодами, грибами и мелкими животными, которых такой маленький хищник в силах поймать. Вопрос только, переживёт ли зиму один, доживёт ли до неё. Но совесть не грызла Ривая. То была лишь неприятная воля случая. А Майк грустил. Закариас был воспитан в деревне за пределами стен, где-то ближе к северу острова, куда титаны никогда не забредали. И он рос в единении с природой и животными: дикими и домашней скотиной. Благодарил лес за дары, что он приносит, даже если за шесть часов ходьбы по лесу набрал не больше лукошка грибов. Разговарил с малых лет со зверьём, потому что был воспитан так. Животное, та же корова, жившая у них с матушкой, была кормилицей. Давала молоко, а из молока матушка делала сливки, из них масло, сыр, творог. Только когда у матушки не было больше денег на покупку мяса с рынка им пришлось убить корову. И маленький Майк тогда плакал. Она была кормилицей и другом, частью семьи. Он часто с ней разговаривал, кормил сеном с рук и доил сам. Заботился, отгоняя на выпасе мух, мыл её и подпиливал рога. В лесу был тих и спокоен, считая, что человек здесь лишь гость. Он часто видел, как вояки из гарнизона голдят, приезжая в их деревню, как уходят на шумные пикники в лес, не заботясь о его жителях. Майку это не нравилось. Человек должен был хранить лес и тогда он будет сполна одаривать человека. Вот и сейчас грустил, потому что не любил убивать животных без надобности. Охота дело другое, но даже когда стрелял из лука или ружья в дичь, после всегда просил прощения. Медвежонок выбил у него из-под ног землю, потому что изнутри загрызло чувство вины. Медведица была вполне адекватная, не бешеная, Майк встречал бешеных существ на своём веку. Просто это была её территория, её лес, она была не одна и совершенно точно вышла, защищая детёныша. А он убил её. Но тогда она разорвала бы Ривая, не услышь он её рёв и не почуяв её резко ударивший в нос запах. Палка о двух концах, получается. Закариас тихонько постучал, хотя обычно беспардонно раскрывал перед собой дверь в кабинет-комнату капрала. Ривай сидел, начищая свои лезвия, выудив их из ножен. Майк прошёл и сел рядом на диван, доставая из кармана куртки нечто бренчащее. - Ты меня с девкой перепутал, что ли? - Спросил Аккерман, не отвлекаясь от чистки лезвий. - Цацки уже приносишь. Но на раскрытую по требованию Майка ладонь опустилась не золотая цепочка или браслет. Медвежьи когти, аккуратно висящие на кожаной нити. Они все длинные, сантиметров восемь, подпиленные аккуратно Закариасом, чтобы не царапали кожу. - Это от той медведицы. - Ответил на немой вопрос в капральских глазах Майк. А после кивнул сам себе и достал из-за пазухи шерстяной свёрток. - А это покрывало шерстяное. Наши кожевники сварганили. - Тоже из той медведицы? Нюхач кивнул. - Знаешь, Ривай.. - Начал Закариас, откинувшись на спинку скрипучего дивана. - Там, где я жил, медведя считали хранителем людей и главным духом леса. Аккерман, аккуратно перебирая в руках медвежьи когти, внимал словам усача. - Почему? - Потому что однажды медведь увидел человека и влюбился. - Ривай отложил лезвия, взглянув на Закариаса. Тот мягко гладил медвежью шкуру, зарываясь в густой выделанный мех. - Он влюбился в человеческую девушку, пообещал защищать её и весь человеческий род. Ривай вообще в легенды и поверья не верил. Но сейчас вовсю осматривал Майка, словно придирчиво. - Чего ты зенки лупишь, капрал? - Майк улыбнулся, почёсывая отросшую щетину. - Ты на медведя больно похож, усач. - Закариас рассмеялся, откинув голову на спинку. - Высокий, пиздец просто. Волосатый до ужаса. Нюх у тебя, как у зверя. И руки громадные. - Получается, я твой хранитель? Майк лукаво ухмыльнулся, приникая ближе к Аккерману. Тот беззлобно толкнул в плечо, сжимая подаренный оберег в ладони. - Только я не девка, усач.