Altogether

      Тяжёлый ветер сечёт своими беспощадными когтями идеальное тело, стоящее в молчаливом ожидании, когда взор твёрдо приоткрытых глаз, сверкающих тусклым аметистом, устремляется в сторону ворот. Наверху, насколько хватит взгляда, можно увидеть маленькие, словно крупные пылинки, белые, мягкие снежинки, сопровождающиеся кристаллами льдинок, что сулят о начале зимы. Её тело способно ощутить жгучее покалывание на холодных впалых щеках, стоит природе её коснуться, но прикрыться капюшоном она не думает, она наблюдает, ждёт. Поздное время повторяющихся суток, тишиной сменяющие друг друга, словно стражники возле её ворот. Тёплый свет за ней, дворец словно просит её зайти и от снега спрятаться. На земле, твёрдой, холодной, теперь тонкой пеленой лежит начало зимы, маленькие следы местных животных не скроются от её глаз. Она внимательна. Сёгун руку тянет вперёд, резко, без сомнений, позволяя телу ощутить и понять — холодно. Ощущает тело. Что чувствует она?       Природа шибче становится, белого цвета больше, ветер колет, едко режется, кусает, а тело её не прокусит. Когда Сёгун вздыхает, ничего не меняется. Сколько времени прошло? Возможно, полчаса, возможно, час.       А может и два.       Три?       Сёгун не поднимает взгляда, когда замечает изменение, снег на её руку больше не приземляется, вместо белого и холодного, там мягкое и тёмное.       Ткань.       Чьё-то присутствие она понимает позднее, чем её тело ощущает тепло, возможно, она выбилась из реальности, поддавшись размышлениям о разном. Пахнет знакомо, это запах тела, к которому она привыкла настолько, что не задаётся вопросами, кто, как и зачем. Настолько она смела?       — Госпожа, — голос её не сбивает с мыслей, напротив, способно звучать с ними, — Замёрзнете.       Поворачивается Сёгун с задержкой, слыша, как дышит нарушительница её умиротворения, которой она может это простить, а добиться её прощения совсем нелегко.       — Это тело не поддаётся природе, офицер, — накидку она не сняла, пальцами легонько сжав, — Когда вы вернулись?       — Только что, моя Сёгун, — она вперёд не идёт, тогда Сёгун делает шаг назад, тэнгу славятся высотой роста, и она поднимает голову, позволяя себе это. Изменения есть, чёрные перья крыльев распущены, снегопад застал её в расплох, она может догадаться.       Молчание длится минутами, видит Сёгун, что самурай утомлена, смертным это присуще, — Вас обыскались.       — Киото?       — Пусто, — в деревне не нашлось тех, у кого был глаз бога, возможно, успели скрыться, а может, попытались пересечь границу при море, исход бывает разный в каждом из случаев.       В голосе тэнгу звучит твёрдость, осязаемая нотка хрипоты, и, самое заметное, мягкость, Сёгун приписывает эту данность на утомление физического тела. Куджо Сара словно намеренно игнорирует факт, что тело, её сосуд, прочное. Этот холод ничто для неё. Отказаться от накидки она не желает.       — Найти меня не трудно, — правда, она стоит на южной части дворца, где лес рядом, где она бывает чаще всего, — Кто ищет моего внимания?       — Кто не ищет, Госпожа Сёгун? — Сара голову наклоняет, янтар в ёё глазах способен разогнать тьму под её шлемом, — Генерал Хитака, с отчётом после поездки.       Сёгун достаточно долго размышляла, что её не устраивает нынешний генерал армии, речи Хитака способны даже её вогнать в тоску, настолько этот человек сух и порой жесток к своим людям.       — Офицер, — Сёгун ломает тишину, осматривая тэнгу с интересом, — Напомните, как давно генерал был в поездке.       — Полгода, госпожа.       — Я правильно понимаю, что вы выполняли его обязанности, когда он посещал Ли Юэ?       В ответ она получает кивок, что было неожиданно. Тихо стало снова, спокойно, когда во дворце кипит работа и шум, все ищут Сёгуна, словно она пропала.       — Известны результаты переговоров?       — Солдаты шептались, что как раньше, провальные.       Сёгун молчит, она словно ищет причины, чтобы поменять что-то. Прохлада воздуха освежает разум.       — Куджо Сара, — после раздумий Сёгун уверенно заявляет. Мысли ведут Сёгуна на это решение, она расставила приоритеты в мыслях, расчёт и выгоду с того, что она сейчас скажет. Тэнгу, что стоит перед ней в вопросительном ожидании, ещё молода, и, вероятнее всего, имеет недостаточно опыта, — Как вы можете оценить свою работу, как заместительница генерала? Испытывали ли вы трудности?       Люди не любят ёкаев, однако, боятся.       — Госпожа, к чему этот вопрос?       — Я желаю повысить вас до звания генерала.       Сара молчит тоже, во взгляде её недоумение и… испуг? Сёгун впервые видит, чтобы кто-то так реагировал на повышение. Видно любому, что у тэнгу полно вопросов.       — У вас возражения? — словно она может сказать «нет» Сёгуну, которая решила, что её решение не имеет шанса поддаваться сомнениям. Какой переполох во дворце начнётся из-за этого, она не будет объяснять, почему она приняла такое спонтанное решение?       — У меня вопросы, моя Сёгун, я…       — Их быть не должно, — она перебивает, в её голосе нет недовольства или неодобрения, это один из тех моментов, когда звучит она как ничего, это просто голос, приятный на слух, привычно твёрдый, — Ступайте и сообщите генералу Хитака, что я жду отчёт в письменном виде, с остальным я разберусь.       Это, наверное, было началом, когда она переступила через невидимую грань, когда поступила, потому что посчитала это нужным, без дополнительных размышлений. Она наблюдала, думала, слушала, что-то внутри настояло, и она сделала это. Люди её боятся.       Сёгун слышала много вещей о себе. Она могла невольно уловить краем уха тихие разговоры стражи ворот, когда прогуливалась по своим владениям. Стража замолкала, как только она появлялась в поле их зрения, выпрямляясь в тот же момент. О неё говорят военные, чиновники, она может в любой момент повторить слова каждого, чьи слова ей удавалось услышать, однако, она не напрягала себя этим. Эти разговоры были пустыми, в них витала глупость, граничащая с желанием смельчака создать из неё объект обсуждения. Бессмысленная трата времени, это не то, что ей нужно. Людей Сёгун находила предсказуемыми, достаточно близкими к тому, чтобы считать их одинаковыми, пусть она прекрасно осознавала грань.       Ей было достаточно услышать несколько слов, задать один-два вопроса, и она всё понимала. Тон, выражение лица, походка, жестикуляция, она учитывала всё. Не самые умные создания, живут они ничтожно мало, а умереть могут по самым нелепым причинам.       Сёгун учла, что человек не способен увернуться от лезвия, что летит в его сторону за секунду, но бывали и везунчики. Они могут быть хитрыми, они могут ничем не уступать жрице с храма Наруками, и Сёгун знает, что умный человек не станет идти против неё. Умных людей мало, их она бережёт для себя. Люди — ресурс, цель и объект для достижения выполнения задачи. И у неё их становится всё меньше и меньше. Ватацуми отнимает у неё ресурсы. Сёгун осматривает их, мужчин и женщин, чьи голоса могут повышаться с каждой секундой, настолько они возмущены поражениями в битвах с маленьким островком. Владения Ватацуми, по сравнению с Иназумой, словно пылинка, которую легко сдуть. Сидят в зале те, кто ни разу за всю жизни на поле битвы не был, и кто катану держал, только чтобы сопроводить молодых солдат на верную смерть. Сёгун наблюдает, как старик предлагает собрать новых солдат, как замену тем, кто был убит, и снова отправиться на остров.       — Они долго не протянут, мой Сёгун! — уверенный, он продолжает что-то говорить остальным, словно Райдэн подробности их планов волновать не должны.       Да, в первое время всё шло отлично, и люди справлялись с её указаниями, но теперь Сёгун присутствует на заседании, потому что она не видит результата, она видит не то, что она считает нужным. Половина людей молчит, кивая в явном непонимании, и глаза Сёгуна мелькают ярким пурпуром в тусклом помещении, когда за стенами доносится глухой раскат грома. Сёгун почитают, она лишь убеждается в этом, стоит присутствующим переключить взгляды на неё.       — Говорить, будучи под контролем эмоций не самое мудрое решение, — Сёгун слушала все обсуждения, поняв, что против нескольких тысяч солдат их армия, по какой-то причине, уступает. Сёгун требует ответа, почему.       Нобору. Она знает крикливого старика по его… волосам, точнее, их отсутствию, что выделяет его среди множества таких же, как он, ростом невысок, а голосом молод, и, Сёгун осмелится предположить, и разумом начал тускнеть. Его предложения становятся всё более… отчаянными, когда в несколько месяцев назад, он активно был за то, чтобы солдатам выдавали униформы лучшего качества, сейчас подчинённый не брезгует предлагать единственных сыновей семейств на бой без подготовки. Сёгун полагает, что он почитаем, и поэтому никто открыто не возражает, ведь по лицам их понятно, что ситуация недопустимая.       — Заседание окончено. Прошу всех покинуть помещение.       Становится тихо, напряжённое умолкание глав семейств, которые в не самом лучшем расположении духа. Сёгун видит их насквозь. Вести дела зимой — опасно и рискованно, а если учесть, что это остров, они будут ходить по тонкому льду.       Первый случай, когда Сёгун решила не слушать совет, ей нужен кто-то поумнее, чем несколько старейшин с тусклым умом. Молчанием можно сказать намного больше, чем словами. Это один из излюбленных способов Сёгуна донесения информации, нет лишних затрат времени, так же немое общение помогает ей определить тех, кто ей полезен. Кто её понимает без указаний, взглядом аметистовых глаз, что мелькают в тусклом помещении, поскольку Сёгун редко утруждает себя тем, чтобы покинуть свою территорию, отмеченное как рабочее место. Она в раздумьях, не нуждается в физическом и моральном, материальные блага для неё бессмысленны, она требует лишь подчинения своей воле во имя достижения цели. Сёгун порой бывает удручающе молчалива, что может пугать, угнетать дух, и вселять в душу смертного угрозу. Она выглядит как угроза, её взгляд всегда ровный, движения точны, безошибочны, её решения всегда опираются на логику и закон, в ней нет ни капли эмоций. Можно предположить, что она знает всё, в её памяти есть информация о каждом жителе Иназумы, она способна перечислить каждого, по любому порядку, и ей достаточно несколько долей секунды на это.

***

      Сара не знает, как так вышло. Она не знает, почему не может вздохнуть полной грудью, не чувствуя резкий поток жгучего электричества по позвоночнику. Она может лишь гадать, почему её крыло выглядит так… страшно, почему её перья тяжело падают на землю слишком быстро.       Но одно Сара знает точно.       Ей больно.       Ужасно больно, будто кто-то медленно ковыряет её изнутри острейшими кинжалами, а затем резко скручивает. Наверно, из-за этого она сплёвывает кровь при попытке встать с подрагивающих колен.       Это не первый случай, когда её тело проходило тест на прочность. Но тело её упрямо не слушается, руки сами по себе упираются в землю, не давая ей упасть лицом вниз, и девушка чувствует жар кончиками пальцев. Чувствительный слух ловит приглушённый грохот, Сара слышит голоса, и они явно становятся всё ближе и ближе. У неё наконец получается сфокусировать зрение, и то, что она видит под собой, заставляет её вздрогнуть, игнорируя поток боли. Под ней лежит девочка, маленькая девочка, наверное, младше десяти лет. Она дрожит как лист под ветром, её лицо сморщено в болезненной гримасе. Сара замечает ожоги на детских руках, и в память её врезается то, как они тут оказались, почему всё кажется таким жутким.       Дышать ровно у неё не получается, потому что Сара резко утыкается ухом в тихо сопящее тело, пытаясь услышать какие-либо признаки жизни.       Биение сердца, дыхание, плач, что угодно.       Генерал не сразу осознаёт, что она держит девочку за плечи слишком крепко, её пальцы опасно впились в нежную кожу, но ребёнок всё равно не реагирует. Смерть ребёнка недопустима!       Она пытается встать, терзаемая чувством долга, она заставит себя жить и, возможно, вытащит и эту негодяйку из мира мёртвых, если понадобится. Часть её маски давно обгорела, поэтому девушка решает отбросить бесполезный элемент одежды. Она упирается пятками в пол, поплотнее завязывая исстрадавшийся ботинок, чтобы не упасть по пути.       Помнит, как ей в кабинет громко и быстро постучались. Сара слышала, как солдат тяжело дышал даже за плотной дверью, и поэтому она тут же разрешила войти. Паренёк, новобранец, спешно поклонился, и… Сара не помнит, что он говорил дословно. Только то, что отряду в южной части нужна её помощь. Она помнит запыхавшееся лицо юнца, тот чуть ли не прыгал на месте, это было явно не простое хулиганство или вандализм.       Генерал шла за ним так быстро, как могла, попутно поправляя форму и броню. Солдат обеспокоенно глядел назад, следил, чтобы генерал не отставала, и Сара заранее взяла в руки свой лук и стрелы. Это всё, что она может вспомнить сейчас, пока морщится от жгучих болей в ногах, спине. Она приподнимает ткань брюк с ног, и видит, что её кожа там темнее, чем обычно, а кровавые пятна делают эту картину хуже. Она рвёт зубами ткань с рукавов, чтобы плотно обвязать им ногу, надеясь, что это притупит боль.       Во рту у неё сухо, отдаётся привкусом металла. Девушка сглатывает ком страха, прежде чем наклониться и взять девочку в руки так осторожно, как она может. Она жива, и Сара вздыхает с облегчением, когда слышит болезненный скулёж девочки. Огня в помещении Сара не видит, поэтому прислушивается. Дом горит сверху, будто кто-то намеренно поджёг его, бросив факел на крышу. Острый, горячий воздух напрягает генерала, и она спешно ищет выход, чувствуя, как маленькие пальцы крепче обнимают её за шею.       Генерал внезапно слышит крик и узнаёт голоса своих солдат, которые наверняка хотят помочь ей сориентироваться в дымном помещении. Воды нет, фляга Сары давно пуста, а голова кружится. Ей это не нравится. Она громко пинает что-то металлическое, что она не может разглядеть, давая подчинённым сигнал продолжать. Кричат на это снова, громче и яростнее, что даёт генералу путь к стене, рукой она проводит по нему, ощупывая возможность выйти.       Девочка хрипло кашляет и плачет, а Саре надоедает безрезультатно искать выход. Есть ли в этом смысл, если она может создать путь наружу сама, верно? Покрепче удерживая ребёнка, свободной рукой она хватает кинжал и ударяет между удивительно плотных досок, слыша треск внушительной громкости. Что-то подсказывает ей, что стоило бы положить ребёнка на пол, но она быстро мотает головой, отгоняя эту мысль. Руки у неё болезненно дрожат, но она ломает доску, а затем вторую, пока не создаёт пространство, достаточное, чтобы смогла пролезть, пригнувшись. На улице темно, но алый отблеск быстро меняет настрой. Прохладный ветер встречает их потоком свежего воздуха и Сара вздыхает, чтобы тут же откашляться. Девочка не хочет её отпускать, вцепившись за ткань формы мёртвой хваткой.       — Мадам Куджо! Она здесь! — солдаты кричат, подбегая к ним.       — Она цела, цела! — Сара дёргается от незнакомого голоса, и смотрит в сторону плачущей женщины, которую удерживают подчинённые, — Отдайте моего ребёнка, вы, монстры! Пустите меня к ней!       Генералу требуется целых тридцать секунд, чтобы понять, что эта женщина плачет из-за неё. То, что солдаты её держат, кажется ей слишком жестоким.       — Отпустить, — голос Сары звучит удивительно хрипло и слабо. Сама она не ожидала, что строгий приказ прозвучит как жалобная просьба, но суровое выражение её лица делает свое дело.       — Как скажете, Генерал. — отвечают они, и расслабляют руки.       — Моя девочка! — бедная мать подбегает к Саре, едва держась на ногах, — Ну, иди ко мне… — она протягивает руки, но не в ожидании, что тэнгу сама отдаст ребёнка.       — Больно… — девочка плачет сильнее, но Сару не отпускает, словно ищет в ней защиту. Девушка нервно сглатывает, пытаясь промочить горло.       Только Сара решает наклониться, чтобы ослабить дрожащие руки, кто-то резко толкает ее на землю, а вес ребёнка тут же спадает с ее рук. Она падает спиной вниз, калеча крылья, и с трудом давит крик от боли. Она слышит звон оружия, и только замечает мешочек, что валяется рядом с ней. Пока солдаты разбираются с кем-то, Сара тянет руку к мешочку, и оттуда выпадает Глаз Бога, с характерным звоном ударяясь о камень.       Это же…       Ох.       Она вспоминает, как оказалась возле деревни. Как жители яростно кричали, размахивая факелами, тыча ими в солдат, которые в ответ не жалели их. Сара вспоминает, как, казалось бы, мирные жители увидели её.       — Это тэнгу! — кричали они, пытаясь бросить огонь в генерала, — Руки прочь от наших детей!       Сара только сейчас понимает, что жители могли искать способ изгнать её, подобно злому духу. Подобно тому, как отгоняют с помощью бобов, заклинаний. Огонь это универсальное средство, а тот факт, что у тэнгу есть крылья, делало огонь безумно эффективным. Что-то твёрдое больно возвращает Сару в реальность, собираясь кровью во рту. Девушка хмурится, когда видит, что её солдаты не знают, что делать, зажатые озлобленными бунтовщиками. Звон в ушах прерывается очередным ударом по лицу и генерал видит перед собой незнакомца, крепко держащего ее за воротник.       Лицо его злое, вены выделяются на запотевшем от переживаний лбу, но Сара не позволяет ему ударить ее снова, резко скрутив его руку за спину. Она встаёт с земли, толкает наглеца плечом, получая от этого больше вреда, чем пользы, и тот падает с криком в кучу почерневшего от пепла снега.       — Генерал Куджо! Генерал! Что прикажете делать? — её зовут солдаты, которые уважительно отнеслись к её просьбе не позволять себе жестокости к жителям.       Сара смотрит, как мужчина на земле плетётся в сторону мешочка с глазами бога, наклоняется, чтобы подобрать его раньше. Она вспоминает, что пришла сюда забрать пять штук.       Остался один глаз бога и он у этой девочки, у которой Сара забыла…конфисковать? Возможно, потому что девчонка решила, что без пакостей не сдастся, поэтому убежала в дом, и генерал раздражённо пошла вслед за ней, чувствуя укол настигающей вины. Сама       Сара была намного младше, когда она получила свой глаз бога, но приказ есть приказ.       Она вспоминает, как девочка отчаянно сжалась в угол дома, видя в тэнгу перед ней лишь чудовище, готовое уничтожить ее одним ленивым махом. Девочка что-то кричала ей, и Сара помнит лишь малую часть их недолгой перепалки, потому что маленькая негодяйка сумела схватить палку и замахнуться на генерала. Тэнгу не составило труда перехватить слабую атаку, но бить в ответ было бы грубо и неразумно. Сара лишь отбросила палку, вытянув руки вперёд, пока медленными шагами подходила к девочке. Она кричала, брыкалась, била слишком уж сильно для маленькой девочки, а Сара и не проявляла попыток её утихомирить, зная, что сделает только хуже.       Дом загорелся сверху, Сара полагает, что один из факелом стал тому причиной. Самое странное в этой ситуации было то, что девочка не только стояла на месте, но и не позволяла Саре уйти самой. Взгляд детских глаз был наполнен гневом и страхом, и генералу, что славилась своим хладнокровием, стало от этого не по себе.       Потом…       А потом крыша сгорела, грузом свалившись на них с громким шумом, и Сара за эти десять секунд не придумала ничего лучше, кроме как раскрыть крылья в очень хрупком щите и прижать ребёнка к себе. Даже когда на неё вывалились обжигающие обломки и пепел, Сара чувствовала на себе маленькие кулаки.       — Мама. — девочка подаёт голос, снова вынуждая Сару вернуться в реальность, — Положи меня, пожалуйста.       — Милая, ты в безопасности, — мать всё же делает как она просит, и девочка улыбается ей, прежде чем одарить солдат Наруками самым гневным взглядом, на который она способна. Как маленький человек способен сказать столько без слов? Брови словно скрещены, это было действительно впечатляюще. Она спешно идёт к ним, прихрамывая и шипя под нос, понимая, что им нужно. Она тянет генерала за пояс, молча прося наклониться, снимает с кожаного ремешка свой Глаз Бога, красный, уже успевший словить несколько царапин, и осторожно кладёт ей в руки.       — Это вам нужно? Берите и уходите! , — её голос усталый, генерал лишь молчит, согласно кивает.       Воля Сёгуна исполнена, несмотря на ужасающее количество жертв и разрушений. И это только в одной деревне. Сара ещё долго вспоминает это лицо, эти грубые руки, которые вполне могли бы её задушить, окажись эта девочка выше. Она даже попыталась узнать её имя, за что получила лишь осуждающие взгляды жителей деревни. Сара идёт с отрядом обратно в здание комиссии, чтобы отдать собранные глаза бога, она ловит на себе взгляды жителей.       Они определённо ей не рады. И это всё было так… жестоко? В какой-то момент она поймала себя на том, что это не стоит людских жизней.       Одно из первых приключений Сары как генерала закончилось не на самой позитивной ноте, это точно. Казалось бы, самый обычный ребёнок, а делов натворила столько, что генерал буквально тонула в бумажной волоките несколько дней, пока дело разбиралось. Предыдущий генерал не допустил бы такого.       — Генерал, — её раздумья были прерваны монотонным, но по-своему приятным голосом, и тэнгу сомневается, что к ней пришли, чтобы провести время за приятным разговором.       Сёгун.       — На вас больше красного, чем хотелось бы, — отмечает она, взглядом метаясь по бинтам и крыльям тэнгу, — Нарушитель понёс наказание?       Она говорит о ребёнке. Она убьёт её? Что-то подсказывает подчинённой, что она вполне способна на это. Наполнив лёгкие прохладой, она врёт, что да. Сёгун молчит, моргает она плавно, однако взгляд резок, словно она знает Сару достаточно хорошо, чтобы определить её неумение скрывать правду.       — Как ваше состояние, физическое, психическое?       Обе затерялись в негласной игре, кто дольше будет молчать.       — На следующие походы это не повлияет, Госпожа, — тэнгу лишилась возможности двигать конечностями на спине на неопределённое время, но она уверена, что она в полном порядке. Сцгун невольно размышляла, какого это — ощущать боль, что испытывает живое существо, когда из него вытекает кровь, или слёзы. Люди считают, что слёзы больнее. Странные создания.       Сёгун знает, что генерал соврала ей два раза подряд.       — Это не ответ на мой вопрос, — она смотрит в глаза пристально, требовательно, она действительно желает узнать, что чувствует это тело, живое тело, душа в которой, либо излишне поддалась системе добра, или захвачена желанием игнорировать важность исполнения своего долга.       — Сломано левое нижнее крыло, Госпожа, но не беспокойтесь, я…       — Генерал, не ваше право указывать мне, стоит мне беспокоиться, или нет, — Сёгун ощущает снег, падающий на её волосы, она ожидает, что её верная помощница мигом потянется снимать свою накидку, с целью прикрыть от незначительной влаги и холода, — Накидка останется на вас.       Неужели Сара настолько предсказуема? Озадаченность, непонимание, но в конце концов, послушание.       Нет?       — Разрешите, мой Сёгун, — тэнгу снова не слушается, настойчиво накидывая на плечи её тела мягкую ткань.       — Это неразумно с вашей стороны, — это не отказ, тем не менее, — Это тело не поддаётся природе, поберегите свое, вы мне нужны живой. Не могу понять мотив вашего поведения.       Это похоже на… возмущение? Разученная команда? Сёгун слишком часто повторяет это, что её тело благородно и безупречно, Сара слышала это достаточно множество раз, что суметь повторить это даже во сне. Улицы Иназумы покрыты снегом, благо, без прикрытия генерал не осталась. Стоило солдатам заметить её без верха, как те в панике всполошились, предлагая свои.       — Моя обязанность обеспечить вашу безопасность и устранять любые угрозы, — Сара голову наклоняет, приняв от одной из самураев накидку, — Даже настолько малозначительные. Могу ли я спросить, почему вы… думаете о таком?       — Это снегопад, — Сёгун вздыхает, сминая частицы природы между пальцами, — Твёрже.       Внимание к деталям.       — Простите?       — Прошлая неделя дала снег намного мягче, — Она осматривает опустевшие улицы, словно от болезни сбежали жители в свои дома, лишь стража, сопровождающая их, преданно стоит, наблюдая.       — Хм… зима обещает быть жестокой, Госпожа, — тэнгу повторяет за ней, находя это успокаивающим, несмотря на обстоятельства, — Природа против нас.       В городе проблемы.       Даже если смертный перед ней дрожит, выдавая свои лучшие слова в её адрес, Сёгун никогда не исключает факт, что в мыслях этот человек желает поскорее избавиться от неё, это очевидно, что народ не доволен ею, её правлением и суровым нравом. Жизни людей скоротечны, у них есть потребности, желания и амбиции, они могут казаться одинаковыми, настолько интересы большинства сходятся, и Сёгун было нужно, чтобы меньшинств не было, интересы у всех должны были быть едины.       Единый разум — вечность, которая вот-вот окажется у неё на ладони.       Размышления о будущем прерываются настоящим, когда ритмичное тихое постукивание достигает слуха Сёгуна, что начинает мысленный отчёт.       Один.       Два.       Три.       Привычная пауза.       Четыре.       Пять.       Это генерал с очередным отчётом. Сёгун выделила в памяти немного места, чтобы запомнить привычки тэнгу, которые она отнесла к категории идеалистических, поскольку никаких указаний стучать в определённое количество раз нет. Возможно, это причуда тэнгу, тем не менее, Сёгун ожидает следующего шага от её подчинённой.       — Разрешите войти, мой Сёгун? — голос за дверью твёрдый, с уловимой ноткой хрипоты, всё как обычно, никаких изменений правительница не слышит. Генерал комиссии Тэнрё отличается от остальных прямотой и впечатляющим бестрашием перед ней, и, Сёгун позволяет себе не скрывать, что больше толку находит общение с ней одной.       Возможно, она нашла себе любимчика среди всех, поскольку её тон словно автоматически меняется, когда она переключает внимание на генерала, что подаёт блестящие надежды на будущее страны.       — Входите, генерал, — Сёгун отвечает спокойно, она следит за тем, как деревянная дверь открывается, и в помещении оказывается юная наследница клана Куджо, чей вид она могла бы обозначить никак иначе, как уставший, — Вы пришли позднее, чем обычно.       Это был не упрёк, больше как обозначение факта, Сёгун ищет ответ, что послужило причиной задержки, опять же, никаких уставов, обозначающих такие детали, нет. Райдэн крутит в голове возможность создания таких, возможно, конкретно для генерала, слишком она важна для обстоятельств и её потеря будет огромной ошибкой. Куджо Сара молчит, она вошла в комнату, достаточно большую, чтобы в ней были все нужные атрибуты для совещаний всех кланов. Сёгун может заметить, что её ждут не те новости, которые она бы предпочла бы услышать. В конце концов, к ней пришла генерал лично, а не один из её солдат. Благородно и умно.       — Мои извинения, — крылья тэнгу еле заметно дёргаются, такое бывает, когда тэнгу она облагает на них больше давления, чем её грубые перья способны удержать, — Сражение на острове закончилось поражением, — Саре нелегко преподносить информацию о поражении, об этом, и Сёгун интересно, преподнесёт ли генерал порцию оправданий, как это было с предыдущими полководцами. Это, возможно, первое поражение, первый её провал в новой позиции, когда на её плечах столько работы и напряжения.       — Принято, — Сёгун чеканит сухо, это определённо не то, на что шёл план. Подавить восстание оказалось провальным, сложнее, чем можно было предположить, народ Ватацуми довольно крепкий, резкий и агрессивный, правительница не обнаруживает каких-либо физических повреждений, пусть она и кажется уставшей. Усталость — признак живого создания, Сёгун не знакомо это чувство, ей вполне хватает наблюдений, вид истощённых битвами солдат дал ей достаточно информации об этом. Она молчит несколько секунд, переваривая положение.       — Изложите всё кратко, — это прозвучало больше как просьба, нежели приказ, Сёгун наклоняет голову, еле заметно щурясь. Момент, когда в комнате стало темно, она упустила.       — Отступление с поля битвы по причине появления непредвиденных союзников-иностранцев.       — Убитые?       — Только раненые, вражеская сторона потерпела большие потери, я не стала рисковать положением, всё шло не в нашу сторону, — преимущество было перехвачено не количеством солдат, а качеством боёвки и экипировки, генерал смогла бы подловить этот момент, окажись всё менее размыто.       — Иностранцев, генерал? — Сёгун задумчиво смотрит на карту, путешественница явно намерена все сбить, словно для неё это горстка песка, — Ей удалось сбежать и от моего меча.       Возможно, это стоит воспринимать как форму выражения соболезнования, но в её голосе нет интонации, чтобы генерал смогла определить, что имеется в виду. Даже для тэнгу, что испытывает некоторые непонимания в области эмоций, это было достаточно сложно. Сёгун непредсказуема. К основным проблемам добавилась ещё и путешественница, явившаяся словно из ниоткуда, что внушает в умы людей сомнения. Столько мешающих факторов, но это ничто по сравнению с решимостью, что растёт в теле Сёгуна с каждой секундой. Её воля будет исполнена.       — Госпожа Сёгун, вы искритесь, — голос тэнгу тихий, ей было известно об особенностях тела правительницы Иназумы, и тёмно-лиловый свет, что характерно посвистывает и поскрёбывает тишину с темнотой, не сбивает её с толку. Сёгун смотрит — глаза тэнгу не обманывают, а движения Её замерли, ловя себя на том, что тело не послушное, контроль утерян. Этого не было раньше. Тем не менее, она не лишена возможности говорить.       — Коснитесь моей руки, генерал, — даёт краткий указ, который тут же подлежит исполнению. Ток для тэнгу не новое — больше родное. Рука её холодная, Сара коснулась без размышлений, осторожно, не желая как-то повредить прочное тело, сосуд, который следует беречь. Становится теплее, когда она возвращает себе данность движения.       — Вы вольны убрать руку, — Сёгун ладонь свою не убирает, она ждёт, пока это сделает генерал, и ожидание длится секундами. Секунды длятся словно минутами, током ещё покалывает, тэнгу это игнорирует, вероятно, как и разрешение расслабиться. Руки генерала покрыты порезами, мелькающие красным, ожогами, мозолями, это проявление живого создания в полном виде. Крепкие руки, пальцы которых выстрелили больше тысячи стрел, и сделали сотни взмахов лезвием меча. Руки, способные на бой, и на защиту. Сёгун не одобряет, что генерал отпускает пленных, подельника глаз Бога особенно, она умалчивает, что знает об этом. Почему? Единственное, что держит армию стабильной, сейчас держит её за руку, словно в непрекращаемых попытках дать им тепло.       — Ваши действия бессмысленны и беспричинны, генерал, однако, если это приносит вам покой — даю вам волю.       Сколько бы Сёгун не пыталась пролезть в голову тэнгу, в которой лес мыслей, ей выражения лица остаётся ей неопределённым. Словно стрела взгляд пронзительный, и она смотрит не на руки, которые она осматривала с особым интересом, возможно, даже любопытством, настолько Сёгун непонимающая. Кожа лица тэнгу была бледной, почему же алый окрас на впалых щеках привлекает внимание Госпожи? Природа забрала своё за бездумное покрытие Сёгуна от снега, полагает она.       — Вам не здоровится? Не молчите, — привычного обращения нет, есть непонимание. У них обеих множество вопросов.       — Моя Сёгун, — вздох вырывается из груди генерала, — Иностранка имеет свои планы, и она намного влиятельнее, чем полагалось изначально. Ловить её нет смысла, сбежит. Она согласна с этим. Использовать силы без глаза бога — достаточно угрожающая способность.       — Займитесь союзниками, генерал, природа не способствует вам на большее, чем это. Мне известно, что у вас есть идеи.       У неё определённо найдётся след на путешественницу, учитывая, что определённую позицию незнакомка не высказывала даже на битве, есть шанс — возможность заработать её доверие. Она примечательна, светлые волосы, белая одежда, и весьма разговорчивая проводница низкого роста, что обладает умением летать и провоцировать солдат на нападения. Это не звучит как кто-то опасный для Иназумы.       — Сделаю. Госпожа, пожалуйста, отдохните, — Сара кланяется и уходит, взглядом не смеркнув.       — Это тело не нуждается в отдыхе.       Сёгун вздыхает.