***
Она чувствует чужое неровное дыхание на собственной макушке, тогда как сильные мужские ладони скользнули по её плечам, обнимая со спины. Она улыбается и невольно щурится от раздражающего глаза заходящего летнего солнца, нежным акварельным переходом размывающего порозовевшее небо желто-золотистым цветом. Легкий игривый ветерок проникает в кабинет через открытое окно и обдает теплом, тогда как она подается назад, буквально прижавшись к чужому телу. — Азриэль… — с придыханием зовет его, там и поднимая голову, тогда как девичьи ладошки касаются огрубевших рук. Василькового цвета очи наполнены безудержным спокойствием, в отличие от серебряных очей мужчины, в которых было даже нечто… нечитаемое. Возможно, кого-то это бы и испугало, но Харука будто знала, что он не причинит ей вреда. А он ведь мог бы просто воспользоваться ею ради собственный выгоды… Но, видимо, не для того не затащил её в постель ещё в самом начале. Его сухие губы накрывают нежные девичьи, и в какой-то момент Харука ощущает этот горький привкус гранатового вина и сигарет, что, кажется, вскруживает ей голову в сочетании с чужой настойчивостью и жадностью. Жадностью до этих нежных губ, раннее никем не тронутых. Она целует робко, неуверенно, тем пуще сводя его с ума и развязывая ему руки. Она буквально тонула с головой в этих ощущениях. До безумия приятных и новых, даже ещё не совсем понятных ей. Ощущениях, заставших её потеряться во времени и пространстве, что сейчас она, кажется, видела лишь его. Но всё в один миг развеял резкий ветер неожиданности, стоило чуткому слуху услышать звук открывающейся двери. Она тут же встрепенулась, там и раскрыв очи и увидев Алекса, на которого после обратил внимание и Азриэль, всё же отстранившись от чужих губ. Повисло неловкое безмолвие. Нужно же было прервать ему такой чудесный момент, зайдя за Харукой. Хоть и говорить об этом никто не желал. У Алекса теперь возникло очень много вопросов. У Харуки желание оправдаться.***
13 января 2024 г. в 00:02
Она не понимала, когда они свернули на эту дорожку, столь чудесную и манящую.
И неизведанную для них обоих.
Не понимала, когда участились простые разговоры наедине и они поняли, что могут найти общий язык. Нет, конечно, они его итак нашли давным давно, ещё когда она без особых колебаний признала его. Но, как ни крути, одно дело отношения двух государств, другое — личностей.
Она была одной из тех, кто уважал его самого и его народ. Уважением неподдельным, кстати, что, наверное, даже удивительно в случае с ним.
Его либо ненавидели, либо уважали. Хотя в основном, правда, преобладало первое. Его знали, как поработителя и угнетателя. Евреи только и могут, что беззаконно занимать чужие земли.
Её любили и уважали. Плевать, что там говорили некоторые индивиды. Её знали, как жертву американских бомбардировок.
Какая ирония.
Никто, кажется, не хотел признавать их истинное положение. Никому не нужна была правда.
Это их и объединяло: они настоящие были никому не нужны.
Она не понимала, когда заинтересовалась им как человеком.
И когда начала идти по этому острому лезвию, зная, каким он может быть…
… но была одной из тех, с кем он был действительно обходителен. Ни одного поступка, идущего вразрез уже давно размывшимся общепринятым нормам ни при каких обстоятельствах. Удивительно.
Хотя… А являются ли вообще их отношения чем-то нормальным?
В конце-то концов, их разница в возрасте у некоторых навевала и не самые пристойные мысли. Но Азриэлю, как видно, было совершенно наплевать на чужое мнение. Кто ему что сделает, пока саму Харуку всё устраивает?
Его харизма всегда притягивала магнитом внимание окружающих, а в сочетании с галантностью и аристократизмом помогала создать хорошее впечатление, желание довериться. Но это же буквально и отравляло, стоило сказать или сделать что-то не то. Маски снимались вместе с интеллигенцией и морализмом, — которого, на самом деле, и отродясь не было, — в результате чего человек буквально укалывался о шипы прекрасной розы. Шипы, отравляющие всё тело и душу, оставлявшие после себя ужасный, болезненный след.
Наверное, парой ему могла бы стать такая же прекрасная роза, что отравляла бы его жизнь.
Но… Харуку такой уж точно не назовешь. Она по сравнению с ним — невинный цветок, даже не пропитанный смертельным ядом предков, что столь яро и беспощадно отравляли чужие жизни, ничего для них не значившие.
Он не понял, когда его поглотил этот нежный цветок, который даже не хотелось срывать силой. Это, наверное, и есть главная причина, почему он до сих пор не отравил её жизнь.
Её скромность и миловидность никогда не были чем-то притворным, ненастоящим. Все её знали именно такой. Кто-то обвинял в лицемерии, но ничем подкрепить эти доказательства не мог.
Хотя, можно ли считать её лицемерной, если она показывает всем лишь одну свою сторону? Она не отравила ничью жизнь, как её предки, и есть ли смысл тогда обвинять её в чем-то?
Каждый из них по-своему безумен, каждый со своими новаторскими идеями, которые другие не всегда понимают и принимают.
Это их и объединяет.
Их далеко не всегда понимают другие, но они смогли понять друг друга, будучи совершенно разными на первый взгляд. Наверное, не зря говорят, что противоположности притягиваются.
Но за что?
Один только Азриэль, кажется, не чувствовал ни неловкости, ни угрызений совести, которой у него уже давным давно и не было.