Relentless Nights, Iron Chains

Это длилось, блять, бесконечно. Если этого делал не сам Повелитель Членов, это делал кто-то другой. Что-то другое. Ещё одна масса кожи и плоти дёргано, беспорядочно приближалась к нему, собираясь вонзить Закку меж рёбер то, что, вероятно, уже даже не было нормальной рукой, и дёрнуть. Сегодня (сложный термин на самом деле, потому что время, казалось, здесь вообще не работало, так что пометки о каждом прошедшем дне делать было невозможно. Небо всегда мерзкого желтовато-серого оттенка, как трупный гной, и,  казалось, ничто никогда не засыпало, даже сам Закк. Он лишь терял сознание от боли) Аэлот собственной персоной польстил ему своим визитом. Он возвышался над Закком, как минимум семь с половиной футов ростом (восемь с рогами, здоровыми штуками, спирально закручивающимися по бокам его головы и вверх, как самые уродливые в мире ветви деревьев), без одежды, оголяя бугристую морщинистую кожу, что делало его похожим на ходячую опухоль, гротескно мускулистый, будто персонаж комиксов, с рельефными мышцами, выпирающими даже в самых неожиданных местах. Закк был всё ещё связан: его руки прикованы к бёдрам толстыми ржавыми цепями, как на моторной лебёдке его отца. Затянуты достаточно плотно, чтобы впиться, когда он пошевелился, стараясь снять напряжение со своих неловко связанных лодыжек, и чтобы заставить кожу побелеть в тех местах, где они давили часами. В таком положении Закк чувствовал себя таким чертовски маленьким перед Слепцом, вынужденный подчиняться, пока этот гандон, ставший причиной его смерти, убивший его грёбаного отца, и испортивший его блядскую футболку Spiritual Healing стоит с важным видом, весь такой высокий и могучий, будто он тут всем заправляет (возможно это было так. У Закка точно не было времени разобраться в иерархии Ада, слишком занят получением ударов по лицу снова и снова, каждый раз исцеляясь с помощью каких-то ебаных таинственных демонических сил). Закк находился на уровне колен Аэлота, вытягивал шею, чтобы смотреть ему в лицо и готовил себя к тому, что сейчас произойдёт. Когда подонок подошёл достаточно близко, Закк зарычал, показывая зубы и плюясь как змея, изо всех сил стараясь припугнуть, дать отпор. Аэлот присел на корточки, всё ещё выше Закка, и, блять, рассмеялся. Его смех звучал как скрежет пластинки, резкий и с помехами, заставляющий звёздочки плясать перед глазами, как после удара по лицу со всей силы. – Так сопротивляешься. Неудивительно, что я выбрал тебя. Закк поражался каждый раз, когда Аэлот говорил, поражался тому, насколько плохо, насколько сильно это звучало. Его голос был... Глубоким. Низким. Слишком низким для человеческого слуха, но всё же Закк слышал. Этот верещащий звук пронзал его череп, будто обратная связь микрофона или бьющееся стекло, его голова взрывалась от боли. Закк подался вперёд, оголил зубы и кинулся на Аэлота, пытаясь укусить его за член, сделать что угодно чтобы дать отпор этой боли, этому унижению. К радости Закка, Аэлот отшатнулся, удивление мелькнуло на его лице, будто вареная плоть, сваливающаяся с костей, но быстро сменилось на что-то среднее между яростью и игривостью. Вот дерьмо. Закк не жалел о содеянном, нет, он вообще ни о чем никогда не жалел (кроме, возможно, секса с Мединой, потому что, боже, это не стоило всех приложенных усилий), но он передумал пытаться ещё раз. По крайней мере пока что. – Плохая собака. Голос Аэлота каким-то образом звучал ещё ниже, отдаваясь эхом в ушах Закка, как плохой рифф, как раскаты грома, как перезвон церковных колоколов. Плохое предчувствие волнами прошлось по его телу. Повелитель Членов встал и отошел, снова скрываясь в тёмных тенях. Оттуда доносилось шипение, будто, как казалось Закку, кипящая вода, смешиваясь с каким-то звоном и дребезжанием. Цепи. "Ну и что, бля?" – подумал Закк. Будто он уже не был скован цепями. Будто он не был скован с того момента, как эти пидорасы нашли его, бродившим по бесплодным солоноватым землям в первый раз. Но когда повернулся, Закк на мгновение пожалел. Пожалел о том, что вообще заговорил с Броуди, что прикоснулся к бас гитаре, что предложил создать группу. Аэлот держал чертову удушающую цепь. Когда-то серебряная, она стала тёмно-красной от ржавчины и крови, направленные внутрь зубцы были острыми. Когда Аэлот подошёл ближе, Закк заметил, что их специально так заточили, в царапинах скопилось много старой запёкшейся крови. Рассадник, мать его, столбняка. Аэлот подходил... не то что бы осторожно, скорее медленно, давая Закку достаточно времени на панику. Он пытался вырваться из своих цепей, игнорируя боль в онемевших мышцах, старые синяки и ссадины, просто пытаясь сбежать отсюда нахуй. Слепец снова присел перед Закком на корточки, его лицо из скорченной плоти, будто тысячи кишащих червей, приближалось. Закк щёлкнул челюстями, как бешеный зверь, слюна разлеталась по сторонам и стекала по подбородку, его разум будто взрывался. Нет. Блять, нет. Схватив Закка за подбородок, Аэлот ослабил удушающую цепь и накинул её через голову. Она повисла на его шее сзади, тяжёлая, как свинец и холодная, как лёд. Ублюдок ещё не затянул её, но взялся за те цепи, которые сковывали запястья Закка с его бёдрами и дёрнул их настолько сильно, что вспышка безумной жгучей боли пронзила его тело, когда цепи лопнули под звериной силой демона. Закк попытался встать, убежать, спастись, но упал – онемевшие ноги сильно болели после долгих часов нахождения в одном положении – упал и ошейник моментально начал душить, пока Закк не выставил руки перед собой и не выпрямился. Он едва ли чувствовал кончики пальцев, руки тряслись, вынужденные держать вес тела после долгого бездействия, но цепь снова резко затянулась на шее, и острые шипы вонзились в кожу. Закк пытался кричать. Правда. Он не против признать это. Кто не издавал бы звуков, не орал, не надрывался, не ревел бы от боли? Закк пытался кричать, но цепь затягивалась сильнее и перекрывала ему кислород, делая ещё более слабым. Снова раздался ослепительный смех Аэлота, на этот раз громче, которому вторил целый хор других смеющихся вокруг, скрытых в тени боли от взора Закка. Если он считал всё происходящее ранее унижением, то сейчас, он понимал, это было намного хуже. За цепь снова потянули, поднимая Закка за горло так, чтобы он больше не мог опираться на руки, с намерением ещё раз выставить на показ его уязвимость. Кровь тонкими ручейками стекала по шее – цепь затянута слишком туго, лишь из-за этого ручейки не могли превратиться в настоящие реки. Аэлот поднимает цепь прямо над головой Закка, заставляя подняться на колени, затем еще выше, вынуждая привстать с колен; жгучая боль простреливала от бедер до стоп. Из-за неудобного положения Закк дрожал и трясся, несколько раз не удерживаясь на ногах, падая и ещё сильнее придушивая себя ошейником. Очередной резкий рывок цепи, и Закк лежит, распластавшись по земле, весь в грязи, крови и прочей мерзости, из которой состоял Ад, делая короткие неглубокие вдохи, пока цепь не так туго затянута. Он сдавленно всхлипывал, откашливаясь от пыли и песка – однозначно жалкие звуки. Закк был разбит. Таскают туда-сюда как сучку. Порезы и царапины по всему телу отдавали жгучей болью; лёгкие работали слишком быстро для цепи вокруг шеи, горло сжималось в болезненных спазмах, пытаясь восполнить недостаток кислорода. Аэлот что-то пробормотал, грохоча цепью и вызывая задушенный всхлип, на что лишь ухмыльнулся. Уродливая ухмылка ртом с чрезмерным количеством зубов и больше похожим на гниющую открытую рану. Это привело Закка в бешенство. Он провёл по цепи всё ещё онемевшими руками и ослабил её, дабы дать себе передохнуть и подышать свободнее. Однако отдых был быстро прерван свирепым ревом и разъярённым рывком цепи, подтянувшей его обратно; Аэлот наклонился ближе, лицом к лицу с Закком, и блять. Он просто закипал от ярости. Закк мог видеть розоватую слюну, летевшую ему в лицо, когда Аэлот снова взревел, зарычал, как бензопила, зашипел, как загнанное в угол, обезумевшее от ярости животное – и, кажется, что-то внутри Закка сломалось. Он прорычал в ответ, плюясь и ругаясь и матерясь, обезумевший в своей огненной силе, неистово боролся, пока... Пока... Аэлот не навалился на цепь так сильно, что Закк не смог ничего, он не мог дышать, он не мог думать, а потом Аэлот сделал так снова, и снова, и снова. Он делал так, пока Закк не сбился со счета, пока не начал чувствовать, будто переборщил с травкой и алкоголем и лежит на полу гаража, пока не начал снова ощущать пальцы своих ног. В какой-то момент, он не уверен в какой именно, его начало тошнить. Горький привкус желчи и жжение желудочного сока во рту; желудок сжимался и скручивался, спазмировался, будто при голоде. Рвота и кровь ощущались горячими на подбородке и шее, но остальному телу было холодно, морозно, как в тот раз, когда он случайно захлопнул дверь в дом и пришлось спать на улице в сломанном фургоне. Проснулся с покалыванием по коже и негнущимися суставами, чувствуя себя чёртовым трупом. Слепец снова взял его за подбородок, наблюдая, как Закк захлёбывается собственной кровью и болезненно горькой слюной; лицо демона выражало что-то между отвращением и удовлетворением. Закка грубо бросили обратно на землю. И пытка началась вновь. Вверх и вниз, не давая времени оклематься или даже вздохнуть. Перед глазами плясали звездочки после неудачных попыток сфокусировать взгляд на ногах Аэлота, покрытых коркой грязи, будто полотном шрамов. Снова и снова. Закк, должно быть, пару раз отрубался, там и тут, раз так удивлялся каждый раз, когда демон вновь дёргал цепь. И вот, Аэлот все-таки отпустил цепь, выбросил, бyдто сломаную игрушку, когда ему наскучило причинять боль таким образом. Закк немедленно притронулся к ошейнику. Может быть, может быть, какая-то часть разума кричала ему не делать этого, что это плохая идея и лучше оставить его там, на шее, но черт возьми. Это было так больно. Беззвучные слёзы катились по щекам, прочищая дорожки сквозь подсохшую рвоту и размазанную кровь на шее и челюсти; Закк всё ещё не мог издавать никаких звуков, и из-за повреждённой трахеи, и из-за паники, боли, сделавшей его бесполезным. Снимая с себя ошейник Закк паниковал ещё сильнее; он понимал, что проебался. Кровь из ран брызгала ему на ладони, на руки, повсюду. Закк не успел даже нормально вздохнуть, как дыхание снова перехватило, на этот раз из-за кровопотери. Кровь, льющаяся из яремной вены быстрее, чем Закк мог это осознать, покрывает торс и стекается в лужи вокруг него. Закк был дизориентирован из-за головокружения, а длительное кислородное голодание и внезапный застой крови лишили дара речи. Колени дрожат, а ноги подгибаются – не то что бы он мог их чувствовать, чтобы жаловаться на это. Все казалось статичным, ощущалось как руки после особенно тяжёлой бас-сессии – наполненным до краев усталостью и ноющей болью. Все, кроме шеи – её ужасно жгло. Будто он полоскал горло раскаленными углями, глотал использованные иглы шприцов и разбитое стекло, а в глотке болтались канцелярские кнопки, прокалывая её и выпуская еще больше горячей крови, когда он резко вдыхал. Закк инстинктивно глотал воздух, но знал, что это ничем не поможет.  Он умирал. Он уже практически мертв. И всё же он боролся, непрактично и неэффективно обхватив руками липкую от горячей крови шею. Когда в глазах уже начало темнеть, он слышал звонкий смех Слепца и почти отшатнулся, вяло дёргаясь в последней тщетной попытке спастись, пока совсем не потерял способность двигаться. В голове вертелась лишь одна ужасающая мысль: что это – не конец. В конце концов, в Аду невозможно умереть.